В утробе Этны гром таится...
Когда грохочет этот гром,
Искажены от страха лица,
Земля опалена огнем.
Бегите, скорбные дриады,
Прочь от не знающих преграды
Потоков пламени, что вдруг
Из бездны вырвавшись глубокой,
Подобно гидре огнеокой,
Уничтожают все вокруг.
Еще страшней в опустошенье,
Еще неистовей и злей
По, чье бурлящее теченье
Сметает в ярости своей
Селенья и дома равнины,
Неся разруху, смерть, руины,
Потерю крова и тепла;
Живым оставив скорбь и горе,
Оно, бурля, уносит в море
Погибших жителей тела.
Но это буйство наводнений,
И яростных стихий борьба,
И гул подземных сотрясений,
Неотвратимых, как судьба, —
Все, что разгневанные боги,
Круша лачуги и чертоги,
Обрушивают на людей,
Не столь ужасно для живущих,
Как честолюбье власть имущих
И как раздоры королей.
Свой путь от Ганга и до Сены
Свершает солнце, видя вновь
Одну семью, где неизменно
Должна главенствовать любовь.
Поймите, смертные: вы братья!
Зачем же вам войны проклятье?
Зачем оружье, кровь и грязь?
Что вы в сраженьях обретете?
Что, кроме вечной тьмы, найдете,
В пучину смерти погрузясь?
Когда бы жизнь свою отчизне
Вы в жертву принесли! Но нет:
Вы продаете ваши жизни
И кровь свою за горсть монет.
Вы гибнете на поле бранном,
Служа безжалостным тиранам,
И благодарность вас не ждет;
Пусть вам дано отважно биться,
Вы лишь наемные убийцы
На службе у своих господ.
К чему мне короля победы,
Когда погибель ждет меня?
Ему — вся слава, мне — все беды:
Платить по счету должен я.
Среди руин и разрушений,
Среди страданий и лишений
Светлей ли станет мой приют,
Когда услышать мне случится,
Что наши принцы близ границы,
Как воду, кровь соседей льют?
Все в запустении. Пропитан кровью прах.
Погибших воинов могилы.
О, мне куда милей колосья на полях,
Чем славы урожай и этот лавр унылый!
Зачем же лили кровь, сражаясь до конца?
Чтоб только овладеть деревнею несчастной?
Велик их подвиг был. В глазах же мудреца
То было жертвою напрасной.
1 Бельгийская деревня, близ которой французские войска в 1747 году одержали победу над англичанами.
Нет, я был прав, посмев сказать,
Что думают все те, кто честен;
Мудрец бесстрашием известен
И вправе обо всем писать.
Уж сорок лет срывая маски
С поработителей умов,
У вас в стране я вновь готов
Их мерзость предавать огласке.
Дух зла с когтями и хвостом
Знаком и мне, он враг мой старый:
Покрыт он папскою тиарой,
Укутан Кальвина плащом.
И прав я, ненавидя люто
Святош, готовых без конца
Во имя Сына и Отца
И убивать, и сеять смуту.
Пока я жив, душа моя
Открыта для добра и света,
Но прах Дюбура 1 и Сервета
Оплачет, скорби не тая.
Злодейство, пусть не в полной мере,
Утратило свой прежний пыл;
Хоть фанатизм и отступил,
Еще осталось лицемерье.
Шуты, чей так елеен глас,
Доносчиков церковных свора,
Радетели святого вздора,
Я прав, что презираю вас!
1 Сожжен в Париже как кальвинист.
О, день ужасный, роковой,
Мерцающий сквозь два столетья!
Навеки слейся с вечной тьмой,
Исчезни в равнодушной Лете!
В поток забвенья погружен,
Останься там! Иль, словно сон,
Развейся! Если на страданья
Все смертные обречены,
Лишь о счастливых днях должны
Они хранить воспоминанья.
Расцвет искусства и покой
Сменили мрак триумвирата:
Тиран кровавою рукой
Украсил пышно и богато
Им покоренный Рим, и вот
Считает царственный народ
Себя под Августом счастливым;
Готов он чтить его закон
И, цепью рабства оплетен,
Не склонен к дерзостным порывам.
Венки лавровые надев,
Гораций, Поллион, Вергилий
Прекрасных воспевали дев,
О Цицероне слез не лили.
Они слагали песни там,
Где люди, равные богам,
От рук убийц наемных пали;
А семьи жертв, покинув кров,
Среди могил своих отцов
Со смехом празднества справляли.
У нас Беллона все поля
Бичом войны опустошила;
Но снова расцвела земля:
Церера ей дары вручила.
Разверзся ад — и Лиссабон,
Землетрясением сметен,
Беду изведал в полной мере.
Вернутся ль жители опять?
Вернулись. Стали жить, рожать,
И все восполнены потери.
Лить слезы — участь всех живых.
Есть в каждом веке преступленья,
И палачи, и жертвы их,
И ужасов нагроможденья.
Но память о кровавых днях
И перед днем грядущим страх
Сломили б нас и погубили,
Да сжалился господь: он прав,
Нас безрассудными создав,
Чтоб мы не так несчастны были.
Дух дружбы в хижинах еще живет порой...
Под кровлею дворцов, в которых обитают
Прелаты, короли и царедворцев рой,
Живет лишь ненависть, интриги процветают,
Коварны помыслы, обеты стоят грош
И даже в час утех не умолкает ложь.
Властители земли, едва они сойдутся,
Клянутся мир хранить, на Библии клянутся,
Но не проходит дня — враги они опять;
Клялись они затем, чтоб клятвы нарушать;
Их обещанья — вздор, их соглашенья лживы,
Слова возвышенны, дела насквозь фальшивы,
И, сколько бы они ни расточали слов,
Бог выгоды для них превыше всех богов.
О вы, двуногие, с плохой и бледной кожей,
Лишенные клыков, и шерсти, и когтей!
Вы горько плачете, на свет родившись божий,
Как будто знаете об участи своей.
Природа наделить смогла вас даром речи
И руки, ловкие в работе, вам дала;
Но почему ж тогда в натуре человечьей
В отличье от зверей таится столько зла?
Да, вы свирепей нас, и низменней, и злее.
Боитесь смерти вы, но снова и опять,
То яростью дыша, то в страхе цепенея,
Вы продолжаете друг друга истреблять.
В смертельной схватке вепрь не будет с вепрем биться,
И в логове у нас извечный мир царит...
Нет! Человеком стать, среди людей родиться —
От участи такой пусть бог меня хранит.
Коль вы хотите строить храм
Веротерпимости, я тоже
Свой вклад внесу: мне, как и вам,
Терпимость всех святых дороже.
Да! Вашим каменщикам я
Прислал бы матерьял хороший:
Те камни, коими меня
Хотят в церквах побить святоши.
Однако не в пример иным
Я по евангельским заветам,
Как христьянин, прощаю злым,
Прощаю дуракам отпетым.
Изд: Вольтер. «Стихи и проза». М., «Московский рабочий», 1987.
Пер: с французского М.Кудинова
Date: январь 2012
OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)