КРЕСТЬЯНСКАЯ ЖИЗНЬ

и

ДЕРЕВЕНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО.

Под редакцией И. ГОРБУНОВА-ПОСАДОВА.

Книжка шестьдесят четвертая.

М. Сурин.

ВОЙНА и

ДЕРЕВНЯ.

МОСКВА

Типография П. К. Прянишникова. Цветной бульвар, дом № 21.

1907.

Война и деревня.

(СОСТАВЛЕНО ПО ПИСЬМАМ ДЕРЕВЕНСКИХ ЖИТЕЛЕЙ).

В то время, как японские политические деятели возбуждали народ на митингах и в газетах, вселяя в него чувства ненависти и раздражения против русских, несколько раз обещавших вывести свои войска из занятой ими Манджурии, а, между тем, не только не исполняющих этого обещания, но даже вероломно заносящих руку на дорогую для японцев Корею, русский народ не только не питал к японцам враждебных чувств, но даже в большинстве своем не слышал, что это за народ японцы и где находятся земли, называемые Манджурией и Кореей.

В то время, как японские власти, требуя от русских властей окончательного ответа на свои предложения, обдуманно и упорно готовились к серьезной войне, русское военное начальство, будучи уверено, что японцы войны начать не посмеют, затягивало переговоры и, при безумных тратах на военное дело, оставалось к войне совершенно неподготовленным.

Но вот эхом пронеслась по России весть: «японцы напали и несколько лучших наших

— 4 —

кораблей выбыло из строя»!.. По городам и селам полетели миллионы листков, телеграмм и официальных донесений, возбуждающих народ против дерзкого и коварного врага. Народ встретил войну, которую он не ждал, с недоумением, но скоро патриотические чувства стали подогреваться: на улицах больших городов появились какие-то люди, одетые часто в студенческие мундиры, певшие песни, кричавшие ура и срывавшие с прохожих шапки; газеты и листки на все лады уверяли, что война скоро кончится, что дерзкий враг будет жестоко наказан и что победоносная Россия обогатится новыми завоеваниями; с группой интеллигенции, пытавшейся кой-где робко протестовать против войны, расправлялись весьма жестоко; словом, война началась, как и следует быть войне, и многие готовы были поверить, что воинский дух просыпается в нашем народе.

Между тем скоро стало выясняться, что наш флот гарцует только около Порт-Артурской бухты и при приближении неприятеля спешит укрыться за береговыми батареями. Патриотствующие газеты стали понемногу сознаваться, что на море японцы, действительно, сильны, но продолжали уверять доверчивого читателя, что вот, мол, войска встретятся на суше и тогда плохо достанется японцам. Появилась масса картин, изображающих наши победы; военные карикатуры грубо и цинично высмеивали врага, а продавцы военных телеграмм ежедневно выкрикивали все о новых наших победах.

— 5 —

Но вот, действительно, войска противников встретились на суше... и что же? Японцы благополучно прошли реку Ялу, отогнали наши войска и захватили много наших орудий!

Пришлось сознаваться, что к войне мы готовы не были и утешать себя тем, что вот скоро прибудут войска из России и тогда положение быстро изменится.

Затем последовали битвы и наше отступление от Вафангоу, Ляояна, Шахэ. Пред битвой газеты высказывали несомненную уверенность в нашей победе, а после нашего поражения уверяли, что отступление входило в план нашего главнокомандующего. Наконец, последовал Мукден: мы потеряли более 100,000 солдат убитыми и ранеными и до 40,000 взятыми в плен; утешаться было нечем, тем более, что к этому времени уже пал Порт-Артур, про который раньше трубили на всех перекрестках, что он неприступен и японцам никогда его не взять.

Война закончилась, но пред ее окончанием свершилось еще одно ужасное дело: в Цусимском проливе вместе с негодным флотом были потоплены тысячи наших моряков.

Что же это значит? В чем главная причина всех этих неудач?

Военные авторитеты много спорят об этом: Куропаткин ссылается на халатность нашего наместника на дальнем востоке Алексеева и на давление высших Петербургских военных сфер, стеснявших его действия; Гриппенберг, положивши при демонстративном наступления 10,000 своих солдат, спешит в Петербург

— 6 —

жаловаться на неспособность и медлительность Куропаткина. Обвиняют адмирала Небогатова за то, что он сдал японцам свои корабли, а тот в свою очередь сваливает всю ответственность на старшего адмирала Рожественского. Простой народ, свято веривший печатному слову, с изумлением видит, как газетные листки, еще накануне превозносившие до небес храбрость генерала Стесселя, на другой день после падения Порт-Артура обливают его потоками ругательств и намекают даже на измену. С трудом разбирается деревенский читатель в массе противоречивых и заведомо ложных известиях с театра войны и не знает чему же теперь верить. До сих пор он покорно переносил все тяготы войны, наивно веря всем донесениям о наших мнимых победах; но вот оказывается, что все это была ложь, что побед никаких не было, а были и есть одни только поражения. — Что же это значит, думает подавленный обыватель и произносит слово — „измена“!

Люди, не признающее за лицами, хотя бы и высокопоставленными, большого значения в совершающихся исторических событиях, склонны объяснять наши военные неудачи так называемыми общими причинами: указывают на недостатки нашего вооружения, на тяжесть военной амуниции, плохое снаряжение наших солдат, их молодую развитость, на плохую организацию нашей разведочной службы, недостатки интендантской и санитарной части и т. д. и т. д. Но всей вероятности здесь много правды, но мне кажется, что не это главная причина на-

— 7 —

ших неудач на войне. На военные нужды у нас никогда не жалели денег; наши пушки стреляли не хуже японских; не было у нас недостатка и в другом военном материале. Наш солдат всегда был таким же, каким он остался в японскую войну, и, однако, прежде он обнаруживал большую стойкость и твердость. Да подлежит еще большому сомнению и самая мысль о том, что будто бы развитой человек более способен к войне, т. е. к убийству себе подобных, чем неразвитой. Наконец, о санитарной и интендантской части все говорят, что в настоящую войну они были поставлены несравненно лучше, чем в предшествовавшие войны. Остается флот, но хорошие боевые качества первого нашего флота признаются всеми, однако он погиб также, как и второй. Так в чем же дело?

Мне кажется, что за разгадкой наших военных неудач следует обратиться к деревне и в ее положении и настроении искать ключа к этой трудной загадке.

В нашем распоряжении имеются весьма многочисленные сообщения, идущие от разнообразных слоев нашей деревни: от крестьян, духовенства, учителей и т. п., рисующие с разных сторон влияние войны на население и отношение населения к войне.

Вот что пишет один диакон о мобилизации в Московской губернии.

„Тяжелые дни переживал народ во время мобилизации 7 — 12 декабря. Как только объявлено было о призыве запасных, великий плач

— 8 —

пошел по селам и деревням. Начались спешные сборы и прощание с родными и знакомыми. Много было пролито горьких слез при домашнем прощании, но еще более их пролито при проводах на вокзал. Громадное большинство призываемых были женатые и уже отцы семейства. Потрясающую картину плача, скорби и отчаяния представляло провожанье 800—900 человек призывных многочисленной толпой отцов, матерей, жен, детей, братьев и сестер! Плакали все навзрыд: плакало духовенство, плакало черствое начальство, провожатые и провожаемые. Такого плача и такой скорби я на своем веку еще не видал, хотя мне по роду службы (дьякон) очень часто приходится присутствовать при всех печальных и скорбных событиях у своих прихожан. И если принять во внимание, что везде так провожали, то невольно содрогнется сердце от громадности бедствия, обрушившегося на наш многострадальный и бедный народ! А за что?!"

Тягостное настроение, вызванное в населении войной и мобилизацией, другой корреспондент крестьянин Н. Зязин описывает в следующих чертах. „Война вызвала сильное уныние и повергла людей в глубокую печаль. Сколько родителей расстались с своими чадами, отпустив их на поле брани. Расстаются без надежды встретиться вновь с дитем своим, потому что каждый понимает, куда идут и зачем. Сколько осталось жен, тех, которые жили за своими мужьями, как за каменной стеной; сколько осталось детей малюток, которые

— 9 —

вместо гостинцев и родительской ласки видят печальный и угрюмый лик матери. Вот война... сколько печали и уныния принесла она!.."

Третий корреспондент — крестьянин П. А. Тузов пишет: „Замечается сильный упадок духа. Говорят, что дела не веселят; проживаем то, что было, а дальше, вероятно, придется голодать. Да и сама война не вызывает сочувствия населения. Ни один призываемый не шел с охотой. Старожилы говорят, что в Турецкую кампанию шли на войну охотнее…"

То же пишут корреспонденты и Владимирской губернии.

„Тяжело приходится крестьянину... один плачет, что его на войну берут, а другой, что у него ничего нет. Солдаты говорят, что меня, может, убьют, а оставшиеся: — да и мне придется молить для себя смерть".

При таком настроении народа воевать довольно трудно. Какие бы хитроумные планы не придумывал военачальник, но если исполнители его замыслов думают больше о своей покинутой семье, чем о предстоящей встрече с неприятелем, план едва ли удается. Как бы храбро не был настроен полководец, но если в солдате нет убеждения в пользе войны, если он только и думает о том, что вот завезли его за десятки тысяч верст, в чужую и неизвестную сторону и заставляют сражаться со врагом, против которого он не питает никакой злобы, война едва ли может вестись с успехом. Страх наказания и привычка повиноваться усадили запасного в воинский поезд, а излишне выпитое вино на время приту-

— 10 —

пило его сознание, но он еще не воин. И чем развитее солдат, чем лучше он мог разобраться во всем происходящем, тем с большей неохотой ехал он на эту войну; вот почему про офицеров, особенно развитых офицеров, каковыми являлись запасные, сложилась плохая воинская слава.

Чувство подавленности и отчаяния, с каким отправляется солдат на войну, под влиянием выпитого вина переходит в свою противоположность и выражается в разгуле и буйствах. Учитель Ф. И. Игнатович пишет:

„Отправляющиеся на военную службу, как новобранцы, так и запасные, очень вольничают, до безобразия: разоряют лавки торгующих и берут что вздумается, бесплатно".

Теперь несколько слов о производстве самой мобилизации. Корреспонденты различных уездов Московской губернии указывают на ряд крупных правонарушений и взяточничество, которыми сопровождалась мобилизация в их городах. Так, корреспондент из Дмитровского уезда, кр. Р., пишет: „Мобилизации весьма дурно повлияла на общественную совесть. В г. Дмитрове принимались только бедняки, а более или менее состоятельные запасные без стеснения браковались под предлогом болезней, которых вовсе не было".

Почти то же говорит и другой корреспондент Серпуховского у., кр. Ш.: „Могу отметить, что мобилизация у нас велась несправедливо: брали или оставляли тех, кого не следует, на что и указывалось воинскому начальнику более храбрыми крестьянами и тогда он

— 11 —

делал иные распоряжения... но, ведь, не все такие „озорники", стало-быть... смирные несут тяготы за других".

О крупном скандале при мобилизации в Москве достаточно писалось в газетах, чтобы повторять об этом здесь.

Если в центральной губернии, на глазах у всего начальства, совершались такие беззакония, то можно представить, что же делалось в глухих углах! Едва ли это могло подбодрить население и вселить в него желание жертвовать собой на общее дело.

Слухи о злоупотреблениях в Красном Кресте не могли также не отразиться на прекращении притоков денежных пожертвований на войну. Диакон А. Лебедев, по этому поводу пишет: „В первые месяцы войны крестьяне жертвовали на военный нужды, несмотря на свою бедность, но в последние месяцы (пишется чрез 10 месяцев после объявления войны), благодаря злоупотреблениям пожертвованиями (посылка на театр войны недоброкачественных сапог, полушубков, торговля пожертвованными одеялами), о чем крестьяне узнают из газет, а более из частных источников, крестьяне почти вовсе перестали жертвовать. Прежде у нас собиралось рублей по 100 в месяц, теперь же едва рублей 5 — 6 наберется". Как известно, пожертвования на военные нужды за последние месяцы войны и вовсе прекратились".

Холодное отношение крестьян к войне можно видеть и из отношения их к семьям оставшихся после взятия на войну запасных.

Семейства, оставшиеся после призванных на

— 12 —

действительную службу запасных нижних чинов, по закону (прилож. к ст. 38 устава о воинской повин.) пользуются призрением, во-1-х, со стороны земства, во 2-х — со стороны сельского общества.

Закон точно не устанавливает, какие именно семьи имеют право на призрение со стороны земства и общества; там сказано только, что призрение оказывается семьям, „если они не имеют достаточных собственных средств к существованию"... При этом закон обязанности земства и сельских обществ распределяет следующим образом: на земство, в пределах которого проживают жены и дети призываемого, возлагается выдача продовольствия натурой или деньгами нуждающимся, сельские же общества обязаны предоставить бесплатное помещение с отоплением, если семья не имеет собственного приюта. На обязанности же сельских обществ лежит призрение отца, матери, деда, бабки, братьев и сестер (круглых сирот) призываемого, если лица эти содержатся его трудом.

Земства так или иначе исполняли лежащие на них обязанности, выдавая обыкновенно пособие оставшимся сиротам по 2 рубля на человека, сельские же общества упорно в этом отказывали. В Московской губернии отказывали в помощи приблизительно 60% сельских обществ, во Владимирской губернии даже 79%.

Конечно, в значительной степени причиною отказов является бедность населения, но во многих случаях крестьяне выражали принципиальное нежелание помогать войне.

— 13 —

Так, например, корреспондент Волоколамского у., М. Башкиров, пишет: „Обществу предлагалось составить приговор для помощи семьям запасных натурой или чем-либо другим, но оно отказалось, мотивируя это тем, что не мы затеяли эту войну, не нам и платить". „Предлагали было на волостном сходе, пишет корреспондент из Звенигородского у., „о помощи запасным, но крестьяне отказались, возлагая эту обязанность на казну". „Сельские общества никакой помощи не делают и не хотят делать, говорят: это дело не наше, кто взял на войну, тот и заплатит. Мы, говорят, на это согласия не давали“ (кр. Волоколамск. у., Е. Егоров). То же говорит и корресп. Кульпинской волости того же уезда. У них земский начальник предлагал сходу оказать помощь призываемым, но крестьяне наотрез отказались. „Не мы затеяли войну, не нам и расхлебывать"!

Священник с. Марфина Московского у., В. Виноградов, говорит, что он обращался к частной благотворительности, но ему пришлось выслушать такое суждение: „это дело правительства; решая вопрос о войне, оно должно было решить вопрос и о всех последствиях ее“. То же сообщают и из Владимирской губернии; так корреспондент Федор Иванов Карякин пишет: „были собираемы сходы старостами, которым было желательно, чтобы за ушедших односельчан внести казенный в срок повинности, но обществами категорически было отказано”.

Отказываясь подчиниться требованиям на-

— 14 —

чальства, предписывающего оказывать ту иди иную помощь жертвам войны, крестьяне не остаются безучастными к чужому горю, когда оно было у них на глазах. Так, один корреспондент пишет: „односельчане всем миром собирают солдата на войну, в особенности бедным все дают, кто что может: денег, белья, чего из пищи и т. д. Семьям ушедших на войну помогают перед праздниками крестьяне побогаче; бедные также делятся с такой семьей, чем могут: следят хорошо ли с сиротами обращаются свекор, деверь, снохи“.

Теперь обратимся к отзывам населения о самой войне.

Нельзя сказать, чтобы не было совершенно отзывов в военно-патриотическом духе, такие заявления были, но их очень мало, всего 15, что составляет 10% ко всем письмам, полученным из Московской губернии. Приведем некоторые из таких заявлений:

„Настроение у народа патриотическое. Почти каждый готов взять оружие; только бы сказал Государь Батюшка — и сами бы пошли, и отдали бы все, что ему нужно, например, лошадок и проч. (свящ. П. Терновский). Кр. Бронницк. у И. Евсеев рекомендует земству озаботиться, чтобы постройка памятника Царю-Миротворцу была ускорена и чтобы памятник был открыт в день заключения доблестного мира с Японией". Далее тот же корреспондент пишет: „в обычных разговорах люди, кроме разных толков, осуждающих всякие власти во всех действиях, — равно правительственных, военных,

— 15 —

административных, полицию, земство и все прочие учреждения, чего до войны было очень мало. Слушают разных зрячих речей во вред себе и вообще". „Народ относится к войне сочувственно, но сочувствие вследствие узости в развитии выражается в странной форме. Сначала все население было уверено в скорой победе над врагом, но теперь, вследствие успеха противника, народ инстинктивно чувствует какой-то у нас недостаток и часто вслух хвалит врага: „значит у них сила порядочная, коли все наших бьют" (кр. Ф. А. Пащук, Клинского у.). „Падение Порт-Артура повергло народ в уныние, но ненадолго. Разговоры перешли на манчьжурскую славную армию и на ее славных предводителей, на них обращены взоры и на скорую победу над врагом" (кр. А. О. Урвачев, Серпуховского у.). „В нашей местности война большого ущерба еще не принесла, народ охотно все терпит и переносит и всегда готов к помощи своей родине" (кр. Серпух. у., Ив. Васильев). „Здесь я могу высказать об отношении народа к войне. В начале войны народ высказывался отрицательно к ней, говоря: „куда и зачем воевать, ишь куда зашли далеко, у нас своей земли много". Когда же мне приходилось им разъяснять, что раз мы утвердились на Дальнем Востоке, построили железную дорогу и заняли крепость, то не следует отдавать это врагу даром!“ „Так то так", говорили они, „а все-таки"... и не договаривали, не зная чем объяснить свое миролюбие. Теперь же, когда война приняла худшее положение для России и затро-

— 16 —

нула народное самолюбие, то тот же народ стал высказываться за продолжение войны с победоносным окончанием, чтобы другие народы не смеялись над нами“ (уч. Я. М. Сыровский, Бронницк. у.).

Вслед за этими патриотическими заявлениями идут 28 (19%) заявлений, исходящих от людей, равнодушных к войне. По их словами, особого влияния война ни на что не оказала, все идет по-прежнему: „На местной жизни и благосостоянии населения война ни на чем не отразилась. В начале войны все находились в возбужденном состоянии, где ни послушаешь — все про войну говорят, а теперь перестали ею интересоваться, особливо же те, у которых никого нет на войне“ (Ив. А. Вертелин, Подольск. у.).

Затем идет самая многочисленная группа корреспондентов, которая, не высказывая определенно отрицательных суждений о войне, говорит, однако, об унынии и тягости, которые вызывает война в населении; группа эта с радостью, несомненно, приветствовала заключенный теперь мир. Таких корреспондентов 65 (44%) по Московской губернии, но очень много и по Владимирской. „Война во всем вызвала застой, жить трудно и даже невыносимо (кр. Богородск. у., М. А. Морозов) А „Душевное настроение соответствует ходу войны“ (диак. П. К. Березовский). „Война нам принесла много бедствий и много слез“ (кр. Клинск. у., Д. Г. Афанасьев). „Положение очень плачевно: сбыт и заработок плох, а жить нужно. Всюду тихо: ни разгула, ни песен. Движение народа при-

— 17 —

менимо к сонным“ (Верейск. у., уч. С. Федосов). „Народ уныло переживает настоящее время по случаю войны и беспорядков в Петербурге и Москве. Народу хочется знать чего требуют, какого права или безумничают? Хорошо бы обо всем известить в ведомостях, чтобы людям знать в чем дело" (П. С. Вьюгин, Можайск, у.). „Мой взгляд на жизнь нашего населения таков, как будто человек шел, шел по дороге и вдруг остановился в недоумении, куда ему идти, шагать ли вперед или повернуть назад“ (Коломенск. у.).

Из Владимирской губернии корреспонденты пишут:

„Отразилась война на нашем населении унылой жизнью, так что все беспокойно". „...И народ впал в робость, прочитают газеты, в них пишут насчет войны, — все наших бьют. Прочтут газету, сходятся толпами и говорят все о войне; а которые запасные солдаты, — совсем робеют, у некоторых даже и работа на ум не идет".

„Если теперь, благодаря войне, в жизни слышится тревожное чувство, опасение каждого за себя, не исключая и мужика, то у каждого невольно напрашивается вопрос: что же будет дальше? Да, война влияет на всех и на каждого (говорю о здешних обывателях) паралично, она в уме крестьянина вызывает невеселые думы, убивает энергию, предприимчивость, становит его в положение автомата, и дело в руках крестьянина не спорится, и без того его незатейливое хозяйство неминуемо должно прийти в окончательный упадок. Следо-

— 18 —

вательно, в моральном отношении война подействовала на крестьянина удручающим образом; все жизненные его интересы, ради войны, точно замерли, ему как будто не нужны: он живет, дышит, жаждет сведений „крупных" с театра воины. А его убогое хозяйство, как захудалая коровенка, понуря голову, стоит голодная и мычит“.

„Война отразилась глубоким унынием. При проводах (запасных) раздирающие душу сцены“.

„В публичных местах или на базаре много можно видеть плачущих женщин — матерей и жен; при почтовых конторах скопление людей. Все жители уклонились к чтению газет о войне. Свадеб мало". — „Война только тем отразилась, — много горя в народе сделалось". — „Скорбят у нас все селения о войне и говорят — победа будет в руках Японии“. — „Идет в народе большое уныние и плач по поводу взятия запасных". — „Народ приуныл". — „Сократились браки и расходы по местным праздникам". — „Все вообще крестьяне опечалились: одни по ушедшим тужат, другие, что заработки плохи". — „Война вызвала большое смятение и скорбь очень велика на крестьянах". „Война отразилась на всех, особенно с падением Порт-Артура люди сделались унылые, все и во всех местах только и говорят о несчастливой войне. Замечается даже негодование на правительство, почему не предвидели такое дело и не подготовились к войне, как японцы; или же наши не умеют воевать... Из газет (крестьяне) видят, что чего-то не

— 19 —

хватает у наших, и хорошего результата от войны не ожидают. Из иностранной печати видно, что другие державы над нами издеваются и глядят с надмением; досадно и читать такие строки, так как никогда Россия не была в унижении. Неужели и теперь Господь оставит нас или мы раньше Его оставили, не исполняем законы божеские и гражданские... Может быть, мы ошибаемся и судим неправильно, но только мы видим много расстройства в России, и из-за кого эта неблагоприятность, надо следить настойчивее”.

...„Да вообще истинно глубоких патриотических сочувствий войне во всех слоях населения не видится, все радостнее встретили бы мир, чем продолжение войны”.

„Крестьяне, солдаты и ополченцы, проникнуты неудачей в Манжурии и неоднократной мобилизацией войск, неохотно прикладывают руки к делу, окончательно прекращают постройки, покупку инструментов, уменьшают скот".

„Война во весь строй обыкновенной жизни вселила какое-то впечатление и сердца всех жителей наполнила какой-то робостью и испугом“.

„Население крестьянское при виде войны как будто предвидит для себя чего-то тяжелого и затруднительного в своем быте".

„В народе стала тишина и уныние, — везде невеселье, ни на базарах, ни в семьях".

„Можно заметить по деревням страх от разных нелепых слухов, которых бывает много”.

— 20 —

„Войной очень многие тяготятся, особенно из пожилых крестьян, и главным образом потому, что они не находят в ней смысла, — не то, что в 1877-м году, когда цель войны была ясна для всех".

„Война — горе и беда; на заработок идти — горе и забота, что не возьмут. Дома жить — горе и нужда; оброки требуют. Владельцы за аренду пахотной и луговой земли требуют; за пастьбу скота и за прогон — требуют. Заработать негде, тем более что на работу нет цены. Одеться, обуться и на расходы надо, а взять негде. Попы берут дорого: за венчание 10 р., за похороны 3 р., с младенца — говенские и за исповедь, это все беззаконие; праздные поборы и службы — все дорого. Добавляю, я, грешный перед Богом человек, изверг перед вами, что почему правительство не всмотрится в попов. Мыслимо ли с бедняка, еле-еле жив, за венчание требовать 10 р., весь закон 3 р. — полчаса службы, за похороны, с мертвого шкуру сдерут, ведь церемонии нет, только один плач. Равно и за другие требы, — все дорого".

Наконец, 39 корреспондентов (27%) определенно выражают недовольство войной и желают скорейшего мира. „От крестьян только и приходится слышать: хоть бы поскорее кончилась война" (кр. Дмитровского у. П. С. М.) Население желает скорого прекращения войны, которая, по его словам, ведется неизвестно из-за чего и требует от народа огромных жертв". (Подольск. у. Г. С. Ш.). „Народ недоволен войной. Плохая песня, говорят, лучше

— 21 —

хорошей брани" (кр. Е. Е., Волоколамского у.). „Народ возбужден: отовсюду слышатся жалобы на притеснения и несправедливости" (Бронницк. у., И. С. Ц.). „Так как война несомненно влечет за собой расходы, вызывая повышение прямых и косвенных налогов, польза же от войны населению не выяснена, то, естественно, наблюдается общее недовольство войною" (Н. В. Бородин, Дмитровский у.). „Жить стало трудней, вот что слышится ото всех. Действительно, жить трудней, все стало дороже. Сильнее чувствуется гнет и не видно выхода из этого положения. Война вскрыла все наши отечественные неустройства, показала наши язвы. Скорей, как можно скорей надо кончать ненужную, непонятную войну, не только разоряющую теперь, но и закабаляющую, благодаря займам и в будущем. Надо кончать войну и заняться внутренним переустройством. Вот что должно быть на очереди, вот чего должны все требовать, кому только дороги интересы родины" (А. А. М., Дмитровского у.). „В народе слышны жалобы и ропот, в случае затяжки войны на дальний срок ожидаются неизбежно бедствия“ (кр. А. Наумов, Можайск, у.).

Приведенных примеров, кажется, достаточно для того, чтобы видеть, как народ относился к войне и можно ли было рассчитывать вести успешно войну при таком настроении народа!?

Помещенные здесь отзывы гг. корреспондентов о войне относятся к зиме 1905 года, т. е. к тому времени, когда не было еще Мукденского поражения и когда грозный по виду флот адми-

— 22 —

рала Рожественского не потерпел страшного крушения.

После этого отношение народа к войне сделалось еще хуже, и это не потому только, что неудача у нас следовала за неудачей, что народ все более и более понимал всю нелепость затеянной войны, но также и потому, что тягость войны все больше и больше давала себя чувствовать.

Прежде всего война очень печально отразилась на промыслах.

Уже скоро после ее объявления корреспонденты писали:

„Наши крестьяне большею частию проживают в Москве, занимаясь ящичным и коробочным ремеслом; есть и картузники; заработок этих мастеров колебался от 8 до 25 руб. на хозяйском содержании; но это было до объявления войны; спустя месяц плата пала настолько, что уже самый лучший мастер не получал больше 15 рублей, а то и по 5 рублей в месяц.

Столярный промысел шел все время совсем плохо. Крест. Гордеев, корреспондент из Московского у., пишет: „Столярный промысел всю зиму шел очень плохо. Из магазинов заказов очень мало, а продавать на волю — дают только за материал. Весной промысел сошел совсем на нет: многие мастерские совсем прикончили работу и рассчитали мастеров, а которые производят работу, сбавили с жалованья 30%, — вместо 14 — 15 руб. платят 9 — 12 руб. Многие же хозяева совсем прикончили дело и сами пошли на фабрику ра-

— 23 —

ботать за 8 — 10 руб. в месяц. Весь упадок столярного промысла произошел от войны… Все с нетерпением ждут ее окончания. Ответ этот я сообщаю про всю округу, занятую столярным промыслом. Приблизительно тоже пишут из Кубинской вол. Верейского уезда Московской губернии.

Корреспондент из Богородского, самого фабричного уезда Московской губ., так характеризует состояние ткачества в настоящем году. „С наступлением осени фабричное дело находилось в хорошем положении и шло до половины зимы без перемены; с этого же времени дела пошли в упадок. Хозяева начинают понижать расценки на работу и угощать ткачей прогулками. Некоторые фабриканты в средине зимы стали делать убавку станов, так что ткачи остались без работы. Весной дела пошли еще хуже. Означенную характеристику следует отнести к большинству ткацких фабрик Московской губернии.

„Этой зимой, — пишет уч. В. Ф. Тимофеева, — многие, не находя работы в Москве, сидели дома, да и весной многие жили из-за хлеба. Денег домой почти совсем не присылали, а кто присылал, так очень немного. Говорят, что на фабриках убавляют работу, а остающимся работать сбавляют плату". „Бывало, — говорит кр. Егор Егоров, — присылали из Москвы рублей от 20 до 35 за весну, а нынче от 0 до 10 руб. — от ноля, — да еще харчи дома кушает! Заработок наших плотников тоже нолем пахнет. Портные и сапожники чинят

— 24 —

старое на новое, — ну все-таки рублей 10 заработают в весну".

Плохо в данном году шел и медный промысел: корреспонденты Богородского у. сообщают о сокращении медного производства и понижении заработка рабочих-медников: в медно-сбруйном производстве плата сократилась на 40%, на медно-паникадильном на 20%. „Сбруйный товар, — пишет корр. Рудневской вол., Верейского у., — почти совсем не шел с рук, в виду чего некоторые кустари сократили производство чуть ли не на половину. Медно-паникадильное производство тоже постепенно падает; особенно плохо шел товар в прошлую зиму. У нас на заводе вместо 100 человек работало 45".

„Тяжелую годину переживают крестьяне: ушедшие на работу в Москву возвращаются домой, потому что почти во всех мастерских работы сокращаются, или даже прекращаются вовсе“.

Местные фабрики сокращают производство: фабрика Макаровой в Серпухове не работает по понедельникам и предполагает в скором времени не работать и по субботам“ (диакон А. Зверев). „Отхожие промыслы почти что прекратились, так как рабочих нигде не берут; фабричные рабочее живут дома без дела; заработок портных сильно упал: прежде портной зарабатывал 20 р. в месяц, теперь не более 6 — 7 р.“ (кр. Чигирев, Можайск. у.). „Вообще все дела плохи. Семья хоть с голоду умирай, куда ни сунься нигде нет делов” (кр. И. П. Репкин,

— 25 —

Клинск. у.). „Число лиц, уходящих на заработки уменьшилось: нигде не берут, везде уменьшилось производство. Хозяева фабрик, видя большое предложение рабочих рук, строже относятся к фабричным и за всякие пустяки штрафуют и рассчитывают. Число нищих страшно возросло" (уч. А. А. Моховиков, Дмитровск. у.).

Помимо сокращения числа рабочих некоторые фабрики сократили еще и рабочие дни: вместо 6 дней в неделю работают 5-4 и даже 3 дня. „На отхожих промыслах война отразилась очень угнетающе. Заводы и фабрики, если и не остановились, то работают мало, на многих заведениях рабочие делятся на партии, чтобы не остаться совсем без заработка, каждая партия работает 10—12 дней в месяц. На более крупных-фабриках партии рабочих отпускаются домой на 2—3 месяца и так чередуются" (свящ. Г. И. Никольский, Коломенского у.).

То же самое пишут корреспонденты из Владимирской губернии.

„Война отразилась на всех отхожих и фабричных заработках в смысле понижения заработной платы и сокращения числа рабочих дней на фабриках. В общем заработок понизился на 20-30%, а в некоторых случаях на 40%: например, в прежние годы ткачи зарабатывали: мужчины 14—18 руб., женщины 10—14 руб., а теперь; первые — 10—14 руб., а вторые — 7—10 руб."

Из Шуйского уезда пишут:

„Война тяжелым бременем ложится на ра-

— 26 —

бочий класс, занятый на фабриках. 17-го декабря наш фабрикант, первый миллионер, вывесил объявление, что кроме обычных праздников, работы не будут производиться по субботам, оба сочельника, а на Богоявление работа будет прекращена с 4 — 10 января, а потом на масляницу работа прекратится в пятницу до понедельника Великого поста. Ходили просить фабриканта хотя бы масляную неделю дали поработать или до Пасхи по-прежнему, а летом все-таки легче было бы переносить, но фабрикант наотрез отказал уважить просьбу рабочих, даже пристращал убавить еще рабочего времени; а в виду всего этого рабочих теперь много лишних, а потом и еще будет больше, как маленькие фабрики совсем остановят".

Некоторым подспорьем для населения могли бы служить заработки по исполнению различного рода казенных заказов для армии, но это дело было, по словам корреспондентов, организовано так, что главные барыши оставались в руках посредников, при посредстве которых и исполнялись заказы. „Шили в нашей местности полушубки для солдат, но заработали очень немного, так как за шитье полушубка получали по 40 коп.; работу брали из третьих рук. Попытки кустарей работать на поставщиков из своего товара не увенчались успехом, так как товар их без всякой причины браковался, а за принятое рассчитывали по 5 руб., вместо условных 6 р. 25 к." (В. В. Жегулев, Серпуховского у.).

Из Новинской вол., Богородского уезда,

— 27 —

В. А. Т., пишет: „На московские фирмы Тиля и Хренова, имеющие заказы из интендантства, работали наши хозяйчики папахи и картузы; получали за шитье папахи 35 коп., за картуз 20 коп. Эти хозяйчики передавали работу мелким мастерским, платя за папаху уже 25 коп., за картуз — 14 коп. У последних же работали наемные рабочие, получая за папаху 15 коп., за картуз 11 коп. и все-таки рабочие выгоняли в день до 2 руб. 50 коп. Таким образом наши мастера и рабочие сшили около 400000 папах и 25000 картузов. Спрашивается, сколько же нажили всего указанные московские фирмы?“ Отмечая крайне придирчивое отношение к кустарям и мелким промышленникам, если они хотели поставлять товар непосредственно на казну, корреспонденты отмечают иное отношение военного ведомства в тех случаях, когда заказы исполнялись при посредстве известных ему скупщиков и поставщиков: „казенный товар“, пишут корреспонденты, „плох". „Заметить не трудно, — пишет кр. Бронницк. уезда К. И. Голицын, — пословица говорится: где худо, сквозь видно, так и у наших запасных: 2 недели проходили в валеных сапогах и у всех оказались пятки наружи, а проедут солдаты 15.000 верст, останутся все разутыми". „Валеные сапоги обшивали кожей и все сапожники говорили, что сапоги очень плохи, из плохой шерсти и плохой валки" (кр. В. Ф. Голиков, Клинск. у.). „По деревням многие самоучки сапожники занимаются шитьем сапог на действующую армию и, надо правду сказать, работают недобросовестно" (свящ. Афонский).

— 28 —

Не менее печально, чем на промыслах война отразилась и на торговле.

Корреспонденты по этому поводу пишут:

„Война отразилась в нашей местности на торговле весьма заметно, торговля сократилась на треть“ (Коломен. у., Глебовской вол.). „Вообще чувствуется недостаток в деньгах. Народ лишен кредита, так же как и торговцы, торговля идет вяло. Пред Рождественскими праздниками, когда обычно торгуют очень бойко, в нынешнем году и половины не выручили (Рузский у.).

„Вследствие войны, или пользуясь войной, местные кулаки торговцы повысили цены на чай, сахар, мясо, керосин и весь мучной товар“.

„Торговля, вообще, в настоящее время заметно упала, на ярмарках и базарах покупается только крайне необходимое" (Верейск. у). „Местная торговля вследствие войны сократилась, как надо полагать, на две трети" (Глебовск. вол., Коломенск. у.). „Кредит уменьшился, вернее сказать прекратился; даже из фабричной лавки не дают в долг рабочим“ (Морозовск. вол., Дмитровск. у.).

На земледелии влияние войны на первых порах менее заметно, чем на промыслах. Однако результаты войны сказываются и на земледелии и прежде всего на недостатке рабочих рук при обработке земли в семьях призванных на службу запасных, вследствие чего многим приходится отказываться от надела и распродавать свое хозяйство, или, удер-

— 29 —

живая кое-как надел, до крайности запускать землю.

Во всей промышленной полосе России, хозяйство редко может существовать без подсобных заработков. Обыкновенно бывает так, что хозяин живет на стороне и заработками поддерживает свое хозяйство, семья же обрабатывает землю, а следовательно со взятием хозяина в солдаты у семьи был отнят „добычник", подававший деньги со стороны; лишившись такого податчика, хозяйство сразу может и не рухнуть и только постепенно нужда заставит осиротевшую семью свести на рынок последнюю лошадь и корову.

Кроме того, влияние войны, по словам корреспондентов, сказалось на развитии нищенства и воровства.

„Нищих со времени войны у нас так умножилось, что за день в селении перебывает человек 20 — 30, преимущественно молодых, здоровых мужчин, ходят семьями, ходят по-парно — мужик и баба; ходят дети и подростки от 13 — 17 лет. Весь этот люд не здешний, а идущий из Москвы за неимением мест и работы (А. А. Курочкин кр. Бронницкого у.).

Москва и ее губерния является притягательным центром для массы бродячего населения из других губерний. В Москву по всем направлениям из деревень тянется масса рабочего люда в надежде найти здесь какой-либо заработок; не нашедши его, довольно значительная часть этих лиц возвращается домой „по пешему хождению", а иногда и прямо обра-

— 30 —

щается в бродяг и нищих. Особенно значительное количество подобного люда скопляется в торговых и промышленных местечках вблизи монастырей, по большим дорогам и в селениях, где существуют винные лавки.

Нищие, пришлые из Тверской и других губерний, по расспросам оказываются лишенными столиц за фабричные неурядицы и другие предприятия — за бунтовство, но по их словам и слезам обижены понапрасну" (кр. Ф. Н. Капусткин, Клинск. у.).

„Нищих масса и все пришлые, особенно много их зимой. Разные пастухи, работники зимой делаются нищими" (Бронницк. у.).

„Нищих много, так как у нас идет шоссе. Из Москвы к Сергиеву идет масса безработного народа" (Дмитровск. у.).

„Много нищих проходящих из монастырей" (Дмитровск. у.).

Как много бывает иногда нищих, видно из того, что, например, корреспондент из Коломенского у. определяет число их до 50 человек в день.

Кроме всего этого, влияние войны отразилось на увеличении задолженности крестьян и на уменьшении в поступлениях платежей и налогов. Непосильное налоговое бремя всегда гнело крестьян, в трудное же время войны этот гнет значительно усилился. Даже должностные лица волостного управления, сжившиеся с системой выколачивания податей, начинают теперь сознавать ненормальность положения крестьян; волостное правление Рузского у. пишет: „задолженность крестьян увеличивается из

— 31 —

года в год и когда она остановится — неизвестно, так как нет надежд на лучшее. На маленький участок надельной земли ложится громада всевозможных повинностей, даже и близко не подходящих к доходности земли, поэтому тяжесть налогов переносится уже на личность крестьянина и. его заработок".

Другое волостное правление пишет: „Причиной обеднения крестьян является обременение населения платежами, которых низкая производительность земли оправдать никаким образом не может, а в связи с этим — отсутствие местных заработков и вздорожание предметов жизненной необходимости. Низкая производительность надельной земли в свою очередь объясняется рутинным способом обработки земли, перейти от которой к более рациональному мешает отсутствие инициативы, убитой раньше крепостным бесправием, а теперь чиновничьей опекою.

Эти постоянно действующие причины неисправного поступления платежей осложнялось в этом году еще войною. Война на поступлении платежей отразилась тем, что оторвала от хозяйства многих плательщиков и подати их остались неуплаченными, а также и тем, что, дурно повлияв на промыслы и заработки населения, ухудшила платежеспособность оставшихся плательщиков".

Новинское волостное правление, Клинского уезда, пишет:

„Недобор в платежах был главным образом за лицами, находящимися в отсутствии, а также за семействами запасных нижних

— 32 —

чинов, призванных в мобилизацию 1904 г." Нельзя сказать, чтобы начальство при сборе податей делало снисхождение для семей запасных. Корреспондент, священник А. С. Воскресенский, говорит: „Много горя принесла крестьянам продажа скота и имущества за оброки. Есть семейства, где кормильца взяли на войну, а последнюю коровушку продали в оброк. Но, очевидно, есть случаи, где все „меры начальства” оказываются бесплодными и недоимка остается непокрытой.

Другой корреспондент — крестьянин Клинского у, — пишет: „Война отразилась очень плохо на уплате податей, — до войны все оброки платились исправно, но теперь, благодаря войне, даже и половины оброков не получено, а это еще первый год; если же война протянется еще дольше, то платеж и совсем встанет“. Третий корреспондент из Бронницкого уезда сообщает:

„То и дело стали повторяться такие грустные случаи: сборщик требует с бабы, у коей взяли мужа на службу, страховые платежи, а баба в ответ ему голосит на всю деревню: „возьмите моих малых детей голодных!" Так, вопрос о страховых и мирских сборах и остается по сие время нерешенным, вызывая в обществе целую бурю недоразумений и споров“.

С того времени, как получены были эти корреспонденции, поступление платежей сделалось еще более неисправным: теперь на неплатеж податей жалуются почти все волостные правления губернии. Так, например,

— 33 —

Осеевское волостное правление Богородского у. пишет.

„По всем селениям волости было неблагоприятное поступление платежей по случаю забастовок. В некоторых селениях крестьяне совсем отказываются платить повинности". „По всем селениям волости окладные сборы в минувшем году поступали плохо по случаю волнений в крестьянах, бывших летом 1905 года" (Волоколамск. у., Ошейкинская вол.) „По всем селениям волости, кроме двух, неблагоприятное поступление сборов объясняется главным образом проникновением в деревню освободительных идей, почему население и отказывается платить подати" (Васильевская вол. Клинский у.). „Недобор произошел по всем селениям волости вследствие крестьянского волнения, происшедшего в последних месяцах 1905 года". (Можайский у., Бородинская вол.) „В начале года поступления были благоприятны, но последнее время, в виду различного рода толков и забастовок, поступление прекращено" (Можайский у. Осташевская вол.). „Неблагоприятное поступление было по всем селениям волости в виду упорства крестьян платить подати" (Подольский у. Десенская вол.). „По большинству селений волости сборы были неудовлетворительны, но таковое явление весьма трудно отнести к каким-либо веским причинам, а скорее относится к нежеланию их платить" (Серпуховской у. Бавыкинская вол.). „Крестьяне некоторых селений нашей волости вошли в крестьянский союз и под влиянием оного отказываются платить подати, а остальные се-

— 34 —

ления волости без исключения все, глядя на них, тоже не платят, в ожидании, что быть может все недоимки будут прощены Государственной Думой" (Волоколамский у. Буйгородская вол.). „По всем селениям волости было не особо благоприятное поступление платежей, в виду смутного времени и распространения среди крестьян воззваний о прекращении платежей окладных сборов“ (Волоколамский у. Плосковская вол.). „По всем селениям волости сборы поступали очень плохо, благодаря происходившим в ноябре месяце митингам, на которых ораторы из партии „революционеров" возмущали крестьян не платить подати" (Волоколамский у. Муриковская вол.). „По 27 селениям волости поступление сборов было слабое, на что повлияло распространившееся среди крестьян стороннее агитаторство — не платить никаких сборов" (Московский у. Озерецкая вол). „По 50 селениям волости поступление сборов было очень плохое по случаю развившейся пропаганды" (Звенигородский у. Лучинская вол.). „Крестьяне, наслушавшись разных „пропаганцев“, которые (т. е. пропаганцы) распространяли разные нелепые слухи против правительства и не советовали платить податей, стали, действительно, отказываться от уплаты повинностей “ (Рузский у. Никольская вол.).

Корреспонденты священники жалуются на сокращение церковных доходов, так свящ. с. Борзецова Коломенского у. благочинный И. И. П. пишет: „В церквах доход убавился. Народу является меньше за недостатком денег. Молебнов в церкви меньше. На „Красный

— 35 —

Крест“ кладут, а на церковную тарелку убавляют“. Словом, каждый жалуется на свое.

Таковы отзывы людей деревни, отзывы крестьян, священников, диаконов и проч. Заподозрить беспристрастие их невозможно. У нас имеется и еще много подобных же свидетельств, но и приведенных, кажется, достаточно, чтобы оказать, что народ в большинстве случаев относился к войне несочувственно. Начинать войну при таком отношении к ней народа было, конечно, безумно, но бюрократия наша ведь никогда не сообразовалась с желанием народа. Наказан и сам народ, наказан за свое безучастие и слепое повиновение воле бюрократии.

Война продолжалась долго, очень долго, как ни одна из войн последнего времени. По мнению некоторых, это доказывает стойкость и упорность достойных друг друга противников, по нашему же разумению лишь подтверждает то, что бюрократии были совершенно чужды бедствия и страдания народа. Но, как бы то ни было, мир, наконец, заключен.

Мир заключен не потому, конечно, что бюрократия ужаснулась громадности пролитой крови, — ведь было положено с обоих сторон более полмиллиона солдат, — а потому, что не хватило денег воевать дольше. Заключенный мир обыкновенно называют „позорным для нас миром“, но разве мир может быть позорным? Другое дело сказать, что условия мира, заключенного в Портсмуте, были для нас тяжелы; но и здесь существует различие точек зрения. Некоторые всего более сожалеют о потере

— 36 —

порт-артурской крепости и об очищении Манджурии от наших войск, другие же считают это благодеянием для русского народа, освободившегося от тяжелой и ненужной обузы. Относительно потери флота и сдачи острова Сахалина также существуют различные мнения; не может быть двух мнений лишь о тяжести тех утрат, которые понесли осиротевшие семьи, да о тех материальных затратах, которые потребовала от народа война.

Война кончилась, но результаты ее еще долго будут сказываться: они сказываются в упадке промысла, развитии нищенства, в обеднении всего народа. Было бы хорошо, если бы этот тяжелый урок не пропал даром, и народ сознал, что жить по указке грешно и преступно, а понявши это, начал бы свободную жизнь по правде и любви. Есть признаки, что в народе замечается этот поворот, и это более всего утешает.

КОНЕЦ.

Date: 29 февраля 2016

Изд: М. Сурин. Война и деревня. М., 1907.

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)