СИДЕЛКА.

(По Франсуа Коппе).

Дело было во Франции.

В просторной, хорошо убранной комнате большого помещичьего дома сидела у окна молодая девушка, одетая в черное платье, и тоскливо смотрела на дорогу, которая убегала вдаль, прихотливо извиваясь, и терялась за густым старым лесом.

Ирена, так звали молодую девушку, несколько месяцев тому назад проводила своего жениха Роже, который уехал воевать с немцами.

Тяжело было расставаться молодым людям: им так хорошо жилось на свете и вдруг, почти накануне свадьбы, эта ужасная, отвратительная война.

— 24 —

Покидая свою невесту, быть может навсегда, Роже отрезал у нее прядь волос и вложил ее себе в медальон, который повесил на шею...

Ирена осталась одна, и для нее потянулись скучные долгие дни и бесконечные ночи. каждое утро целыми часами сидела она у окна и пристально глядела на дорогу, не покажется ли почтальон и, с замиранием сердца, следила за ним, когда он проходил мимо ее дома: не остановится ли он, не отдаст ли письмо от далекого друга.

Невеселые получались письма: немцы вступили во французскую землю, французские войска были разбиты и отступали все дальше и дальше. письма стали приходить реже и, наконец, пришло последнее, в котором Роже писал, что его полк заперт с другими полками в крепости Мец и со всех сторон окружен врагами.

— 25 —

Ирена ни одним словом не выдала своего горя, она только стала немного бледнее и еще усерднее, еще внимательнее заботилась о бедных той деревушки, близ которой жила. А запоздалые крестьяне, проходя поздно ночью мимо дома Ирены, видели свет в окнах молодой девушки и говорили: "А барышня-то наша все еще не спит".

А война разгоралась, и немецкие войска надвигались все ближе и ближе. Совершалось все то, что бывает всегда на войне. Горели города, горели деревни, зеленеющие всходы хлебов безжалостно вытаптывались полчищами озверевших людей. В бесчеловечной резне не щадили и не разбирали ни слабых ни сильных, убивали всех, — мужчин и женщин, стариков и детей. Казалось, все доброе куда-то скрылось, исчезло, уничтожилось, а жестокость, насилие, убийство полновластно царили над землей...

— 26 —

Все эти ужасные картины одна за другой проносились в уме молодой девушки, между тем как глаза ее были по-прежнему устремлены в туманную даль.

Солнце уже село и яркие краски вечернего неба побледнели, когда на пыльной дороге показалась медленно двигавшаяся телега, которая, наконец, остановилась около дома Ирены. Через минуту старик-доктор, навещавший молодую девушку, появился в комнате.

— Не найдется ли у вас где-нибудь свободное местечко для тяжело раненого? — сказал доктор. — Это из пленных немцев; его товарищей разобрали к себе крестьяне соседней деревни, а этого никто не берет, боятся, что не сумеют ухаживать: уж очень он плох. А ведь надо же его куда-нибудь поместить.

— Я с радостью буду ходить за ним, — сказала Ирена.

— 27 —

— Зачем вам самим ходить за ним, пусть это сделает ваша прислуга, а вам не под силу будет с ним возиться. Он очень плох.

— Это ничего, — возразила молодая девушка, — я не боюсь труда и буду усердно ухаживать за ним. Ведь вы знаете, господин доктор, что мой жених теперь на войне, может быть, в плену, может быть, ранен, и, может быть, немецкая девушка сжалится над ним и будет ходить за ним, перевязывать его раны... Ухаживая за этим немцем, мне будет казаться, что я облегчаю страдания моего Роже.

Доктор оставил больного на попечение молодой девушки и велел чаще перевязывать раны, менять холодные примочки на голове больного и давать ему успокоительное питье.

— Послезавтра я заеду, — сказал он. В это время уже выяснится вполне, останется ли жив раненый. Если вы будете хорошо исполнять свою обязанность, то весьма возможно, что он и поправится.

Доктор уехал, а Ирена осталась одна с больным, который вскоре начал бредить, метаться на своей кровати и тяжело стонать. Ирена ни на минуту не отходила от больного, ухаживая за ним, как самая опытная сиделка. На другой день молодой человек впал в забытье, но под вечер проснулся, широко раскрыл глаза и слабым голосом подозвал Ирену.

— Послушай, барышня... я, может быть, скоро умру. Исполните мою просьбу, т. е. не мою, а другого человека... ну, да все равно, вы сейчас поймете, в чем дело...

— С месяц тому назад, — продолжал раненый, — у нас была небольшая схватка с вашими. Это было под Мецем...

— Под Мецем! — Серце Ирены бо-

— 29 —

лезненно сжалось и как будто какой-то клубок остановился в горле.

— Мы тихонько подкрались к французскому сторожевому отряду. Я был впереди. Без шума подполз я к часовому и воткнул ему в спину свою саблю. Он упал. Через минуту мы окружили избу, в которой находились ваши, ворвались туда и, после недолгой, но отчаянной борьбы, перебили их всех. Когда я вышел оттуда, я увидел проколотого мною часового; он силился подняться и знаками подзывал меня. "Исполните просьбу умирающего, — сказал он, — если в вас есть хоть капля сострадания. Вот у меня на груди медальон, возьмите его, это от моей невесты... не дождется, видно, разыщите, если можно... передайте. ее зовут"... Он что-то прошептал, но я не расслышал. Я нагнулся к нему, а у него уже глаза потускнели и на губах выступила кровавая пена.

— 30 —

— У меня тоже есть невеста, и я дал обещание разыскать его невесту и отдать ей этот медальон, да, видно, не придется. Вот он — этот медальон; может быть, вы разыщете, а мне где уж...

Больной подал медальон Ирене, потом замолчал и закрыл глаза.

Бледная, как полотно, подошла Иена к столу и при слабом свете лампы узнала свой медальон.

— Убит! Убит! — тихо шептала она, стискивая своими белыми руками голову, горевшую как в огне. — Не вернется. Убит! Брошен как падаль на съедение собакам. А этот! Этот убийца... лежит здесь, у меня и, может быть, поправится... вернется домой, где его ждет невеста... будет счастлив, он! А мой Роже! Боже праведный, неужели ты не накажешь злодея? Где же правосудие? Накажи его, Господи! Убей его! Пусть

— 31 —

не увидит он ни родины ни невесты. Пусть мать его выплачет глаза свои, напрасно дожидаясь сына. Пусть невеста его иссохнет от тоски ожидания. Покарай его, Господи!.. Да что же я-то?! Что же я медлю?! Ведь вот сабля моего Роже... Ударить раз и с него довольно, а потом пусть выбросят это гадкое тело. Да что, не надо и удара. Уйду от него, не перевяжу ран, не дам лекарства, и он умрет. Ведь это могло бы и так случиться, я могла заснуть... Конечно... Нет! Подло! Подло!... Беспомощного, израненного, слабого как ребенка... убить... подло. А Роже?! Разве труп его не гниет там под Мецем? А его убийца здесь, — и я должна спасать его от смерти? Нет, это выше сил моих. Я не святая. Кровь за кровь, и, если это грех, Ты мне простишь его, Господи!

И она поднимала свои сухие, воспаленные глаза к висевшему на стене

— 32 —

распятию, как бы умоляя о помощи и поддержке. И в ее истерзанной горем душе кипела страшная борьба, — борьба мести и прощения.

— Пить... — раздался слабый стон раненого. И этот жалобный, едва слышный стон проник в самую глубь измученного сердца Ирены и наполнил жалостью все существо бедной девушки.

Шатаясь, едва держась на ногах, подошла она к постели больного и дрожащими руками подала ему питье. А слезы из глаз, как прорвавшая плотину река, бежали, бежали неудержимо.

На другой день приехал доктор и, взглянув на Ирену, отступил в ужасе: волосы молодой девушки поседели в одну ночь. Но больному было гораздо лучше; он спал, на бледных щеках проступил слабый румянец, а дыхание было ровно и спокойно. Жизнь его была спасена.

-----

Date: 7 октября 2014

Изд Месть. По Гю-де-Мопассану. Сиделка. По Франсуа Коппе. Издание "Посредника", № 169, 1904

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)