Подарок пруссака.

Рассказ Томсона.

Перевод с английского С. О.

———

Это случилось в то время, когда возгорелась война между двумя соседними народами: французами и немцами.

В 1870 году немецкие войска, под начальством короля прусского, вторглись в пределы французской земли. Много было пролито крови на полях

— 5 —

Франции. Немцы повсюду оставались победителями. Ожесточились люди: одни — защищая родную землю; другие — с каждой победой все более разгораясь алчностью и злобою.

Наконец, немцы подступили к Парижу. Огромный город был осажден. Немцы надеялись взять его измором. Французские ополченцы с отчаянием защищали город.

———

Был торжественный сочельник, — тот вечер, когда на земле бывает мир и в человеках благоволение.

Отряд ополченцев, в шинелях, карабкался по крутому лесистому обрыву, поднимаясь к деревушке, где красивые белые и голубые домики были разбросаны среди больших огородов, уже окутанных мраком. В этот

— 6 —

вечер тут можно было — не правда ли? — встретить веселье, смех, яркие огни. Ведь был рождественский сочельник, — время мира на земле и благословения в человеках.

С линии парижских укреплений, освещенных заревом огней, доносился страшный гул и треск. Рождение Христа встречалось здесь, среди христианских народов, громом беспощадной пальбы, какой никогда не слышал мир. Ополченцы, взбиравшиеся по крутизне, чувствовали, как земля дрожит под их ногами.

— Боже Ты мой! — вздыхал Яков Гревен, с высоты своего богатырского роста обращаясь за сочувствием к маленькому соседу, капралу Андрею Фердю. — А в прошлый сочельник я ел как раз в это время славного гуся... Проклятая сволочь пруссаки!

Капрал Фердю делает вид, что не слышит, и шагает в гору.

— 7 —

— И еще с подливкою, — рассуждает Яков. — Черт побери, люблю подливки! А жаркий огонь на очаге! что может быть лучше! Послушай, ты разве забыл, что нынче рождественский сочельник?

— Не забыл, — отвечает неохотно капрал.

— Чего же ты молчишь? Человек еле ворочает языком, когда речь идет о Рождестве и о жирном рождественском гусе!.. О, канальи! — продолжает Яков по адресу просвистевшей мимо них бомбы. — Они не соблюдают даже простой вежливости христианского народа! Пусть-ка мой штык наткнется на этих мерзавцев! У дьявола на пиру станет тесно... А пока, Андрей, наш христианский долг — вспомнить про сочельник. Послушай: ты едал хорошего гуся?

— Сколько раз, — вздыхает маленький капрал. —

— 8 —

Ишь ты! Кто бы мог подумать! А сам молчит. Ну, если нам уже не придется справлять нынче сочельника, расскажи, по крайней мере, про то, как ты пировал раньше. Рассказывай, брат, по порядку.

— Оставь меня, Яков. Мне не до шуток.

— Давно заметил, дружище, и жалею. Это, не в обиду будь сказано, большой изъян в тебе. Человек, который не любит рассказывать про то, как он пировал и веселился, легко может быть заподозрен в злом нраве. Ну скажи, чего бы ты сейчас съел?

— Вот этих проклятых бестий-пруссаков, вот кого я съел бы! — проговорил, задыхаясь от волнения, маленький капрал. — Мне надоело лежать в засаде и ждать, пока меня подстрелят. Я хочу напиться их крови!

— 9 —

Много горя пришлось испытать в ту пору французам. После долгой осады жители Парижа, томимые голодом, сдались. Потом был заключен мир на тяжелых условиях, и немецкие войска оставили Францию.

Снова наступил рождественский сочельник. В Париже, в маленькой светлой комнате сидели оба друга: Яков Гревен и Андрей Фердю. На коленях у Якова сидела маленькая девочка, Жанета Фердю. Она с удивлением слушала, что ей рассказывал дядя Яков.

Он говорил о сражении с баварцами у белой деревушки, возле пруда.

— И вдруг сверкнула молния и грянул гром, — говорил он. — я почувствовал боль в ноге и убежал.

— Раненый в ногу, с человеком на спине, — прибавил с тихой улыбкой Андрей Фердю.

— 12 —

— Да, душенька! О нем я и позабыл, — продолжал Яков, — там действительно был глупый маленький человек, и вообрази, Жанета: он лежал смирно, смирно на земле среди всего этого шума и крика. Правда, какой глупый человек?

— Да! — засмеялась Жанета. — Он спал?

— Он никогда не проснулся бы, — отвечал отец Жанеты дрогнувшим голосом, — если бы старый Яков не подобрал его и не унес оттуда.

Мать Жанеты с взволнованным лицом подкрадывается к Якову Гревен, берет толстые ручонки девочки и обвивает ими шею большого человека. Жанета с удивлением смотрит своими черными глазами то на мать, то на своего друга Якова. Она видит, как слеза катится по загорелой щеке Якова; она крепче прижимается

— 13 —

к нему ручонками и целует его в губы.

— Бедный дядя Яков! — говорит она: — гадкий человек был тяжелый, и дядя Яков плачет из-за него?

— Нет, — говорит Яков Гревен, — человек был легкий как перышко, его и поднимать не стоило. Но знаешь ли, у меня была одна знакомая, — маленькая девочка, и я хотел подарить ей к Рождеству этого человечка. Я положил его к себе в карман жилета и унес поскорее.

— Как мальчика с пальчика! — смеется Жанета, хлопая в ладоши. — И ты отдал его девочке?

— Да, благодаря Бога! — говорит мать Жанеты.

С трудом сдерживая слезы, она наклоняется и целует старого Якова.

— 14 —

— Это ни на что не похоже! — восклицает Яков Гревен. — Андрей, старина! Не позволяй жене целовать каждого, кто приходит к тебе в дом! не то кончится бедой!.. Посмотри, детка, как папа сердится... Или тебе опять захотелось съесть пруссака?

— Нет, — отвечает капрал Фердю. — Та ужасная ночь отрезвила меня. Расскажи, Яков, моей девочке о подарке пруссака!

— Да, Жанет, вообрази: пруссак спас жизнь твоего отца... маленького человечка!.. Холодно было тогда ночью, Господи Ты Боже мой, как холодно! Тысячи французов замерзли в засадах в тот страшный сочельник. А мой человечек так застыл, что я уже боялся, — оттает ли он... Я отнес его в ближайшую церковь, думал достать там немного водки.

— Ах, как смешно! Церковь, где продают водку! — вскричала Жанета.

— 15 —

— Вот, и не дали мне водки в церкви! — продолжал Яков. — Беда! А человечку нужен был хоть один глоток вина, а то он не проснулся бы никогда. Тогда старый Яков положил его на паперти, а сам пошел в церковь. Там лежало много людей; все они были ранены в сражении. У этих людей он просил водки. Он слышал крики, стоны, проклятия, но не достал ни одной капли вина... Тогда вошел в церковь один человек, — называл себя французом, прости Господи! Он предложил достать водки за деньги. Я сказал ему, что у меня нет денег. Я умолял его на коленях, чтобы он дал мне каплю вина для моего бедного человечка, у которого дома была жена и маленькая дочка. Разбойник рассмеялся мне в лицо. Я стал грозить ему. Тогда он выбежал из церкви и крикнул, что позовет пруссаков, чтоб они меня закололи.

— И они пришли? — спрашивает Жа-

— 16 —

нета, с пылающим лицом глядя в лицо старого друга.

— Нет, душенька! Пруссаки были добрее его. Нам рассказывали про них много страшного, но это была ложь. Что ты скажешь на это, Андрей?

Отец Жанеты, не отвечая, наклоняет голову.

— Так вот, — продолжает Яков, — вернулся я к своему человечку, задыхаясь от гнева. Я громко призывал Бога и Его святых в свидетели такой жестокости. Я кричал, что другие люди в этот день получают подарки, а мне нельзя будет принести живого человечка в подарок моей маленькой девочке...

"В то время, когда я так кричал, кто-то дернул меня за шинель. Я обернулся и вдруг увидел, что рядом с моим умирающим человеч-

— 17 —

ком лежит пруссак. В своей ярости я подумал, что он собирается убить нас. Я схватил ружье, которое валялось у меня под ногами. Прости меня, Господи! я хотел убить его! В эту минуту, к счастью, показался месяц, и я взглянул в лицо пруссака. Оно было бледно, покрыто кровью. Он умирал. Он был страшно изранен, душенька. И вообрази, это бледное лицо умирающего было мне знакомо! Это был тот человек, Лендорф по имени, с которым я жил, когда работал в Баварии, лет пять тому назад... Добрый, кроткий человек, который много говорил мне о братстве народов, — ну, все равно, ты этого не поймешь теперь, девочка. Я смотрел, смотрел на него, и вдруг заметил, что он протягивает мне что-то. В его руке была маленькая фляжка. Он указывал слабеющею рукою на моего человечка, который лежал в беспамятстве. Его посиневшие губы поше-

— 18 —

велились. Я склонился к нему. Он прошептал:

"— Спасите его, ради его жены и ребенка!

"— А вы, Лендорф! — вскричал я. — Скажите, ради Бога, чем я могу помочь вам? Скажите скорее!

"— Мне ничего не надо, — с усилием прошептал он. — Скажите моей жене, моим детям в Розенгейме... Возьмите, — медленно проговорил он, между тем, как глаза его сомкнулись, — рождественский подарок для французского ребенка... — И он выронил фляжку из рук...

"Через минуту он умер с улыбкою на устах".

———

— 19 —

Мать Жанеты подала Якову Гревен маленькую фляжку с вином.

— Наш рождественский пир! — шепнула она.

Яков Гревен осторожно снял Жанету с коленей и, встав, торжественно провозгласил здравицу за "соединенные штаты человечества". Потом он передал фляжку капралу Фердю.

— За наших братьев в Пруссии, — твердо сказал капрал и осушил вино до дна. Потом он обернулся и пожал руку своему другу.

— Старый дядя Яков опять плачет! — вскричала Жанета.

— Да, душенька! Это всегда бывает, когда я ем поздно, на ночь! Должно быть, мне это вредно. В прошлом году я думал, что не придется дожить до рождественского пира, — а вот опять пришлось! Своей судьбы не узнаешь!

———

Date: 21 октября 2014

Изд Подарок пруссака. Рассказ Томсона. Разгром. Рассказ Джиованни Верга. Издание "Посредника", № 346, 1911

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)