КАЛЕНДАРЬ ДЛЯ КАЖДОГО

1916

Борьба со злом.

Проповедь Будды о непротивлении.

(Из священной книги буддистов „Дамапада".)

1. Ненависть никогда не уступит в этом мире ненависти.

Ненависть уступает любви; такова природа ее.

2. В дух невоспитанный страсть проникает так же, как в хижину с редкою крышею дождь.

3. Безумные устремляются за суетой, и впадают в ошибки; мудрые сохраняют дух трезвый, клад драгоценнейший свой.

4. Не давай увлекать себя суете, ни соблазнам желаний.

Полная радость — удел мысли трезвой, глубокой.

5. Мудрец, заменив суету трезвым взглядом на вещи и мудрости достигнув вершин постепенным подъемом, зрит с высоты на глупцов, смотрит спокойно на суетливость толпы, как с вершины холма смотрит поднявшийся вверх на долину внизу.

6. Трезвый среди безрассудных и бодрствующий среди спящих, мудрый идет вперед, оставляя их за собою, как быстроногий рысак бессильную клячу.

7. Хорошо укрощать дух непокорный и мимолетный, всюду стремящийся; дух укрощенный несет благодать.

8. Не может причинить зла большего ни враг врагу, ни гневный гневному, чем причиняет человеку дух его, направленный по ложному пути.

9. Подобно пчеле, не вредящей цветку, ни краскам его, ни благоуханью, и улетающей, взявши нектар, — пусть мудрец в этом мире живет.

10. Пусть мудрец обращает внимание не на то, как другие грешат, что творят и чего не совершили, а на то, что сам он совершил или совершить упустил.

11. Красивому цветку без запаха подобны — без дел прекрасные слова бесплодны.

Красивому благоуханному цветку подобны (дают обильные плоды) слова прекрасные, коль таковы ж дела.

12. Пока плодов грех не дает, безумный мнит, что мед нашел он; но грех созреет и тогда под гнетом скорби дни влачит он.

13. Тысячу тысяч мужей победить возможно в сражении; но кто себя победит — величайший из всех победитель.

14. Легкомысленно да не подумает в сердце своем человек о грехе: «не может мной овладеть он».

Как дождь, падая капля по капле, горшок наполняет, так же безумец грехом проникается, мало по малу грехи накопляя.

15. К чему здесь смех? К чему здесь радость?

Горит огонь страстей, невежества и ненависти. Что же вы, окруженные тьмой, света не ищите?

16. Пусть человек сам становится тем, чем советует быть он другим.

Кто сам владеет собой, пусть подчиняет других; трудно себя укротить.

17. Кто, безрассудство оставив, трезвый взгляд приобрел, мир освещает, подобно луне, из-за туч выглянувшей.

18. На всякое способен зло, кто хоть один закон истины нарушил, и лжет и вечную жизнь вышучивает безрассудно.

19. Будем же счастливо жить без вражды к ненавидящим нас; среди ненавидящих мы без ненависти проживем.

20. Будем же счастливо жить, меж хворающих, пользуясь здоровьем, будем жить без скорбей средь страдающих сердцем людей.

21. Будем же счастливо жить, без забот меж людей суетливых, без вожделений среди тревожных волнений толпы.

22. Будем же счастливо жить, хоть своим ничего не зовем мы; станем подобны богам, пища которых — блаженство.

23. Ненависть за собою победу влечет: не по себе побежденным.

Мирный спокойно живет, не зная побед, поражений.

24. Кто сдерживает, подобно повозке катящейся, гнев возникающий, возничим того назову я: другие же держат лишь вожжи в руках.

25. Пусть человек побеждает кротостью гнев и добром — зло, алчного

 

69

пусть покорит он своею щедростью и правдой — лжеца.

26. Пусть говорит он лишь правду, пусть гневу не уступает.

Пусть он немногое даже, что сам имеет, просящему даст!

Этим правилам трем повинуясь, он вступит в общенье с богами.

27. Закона истины дар важнее всех даров, всех сладостей сильней Закона истины сладость. И пуще радостей других Закона истины радость.

Перевод с английского.

 

Сократ о невоздаянии за зло злом.

Нравственное учение Сократа возвышалось до полного самоотречения ради исполнения высших требований нашей божеской природы. Между прочим мы находим у него учение о невоздаянии за зло злом.

В «Республике» Платон подробно излагает взгляд Сократа на этот вопрос.

Ни в каком случае, — говорит Сократ, — нельзя причинять зло (страдание) дурным людям, нельзя этого делать, во-первых, потому, что нам свойственно ошибаться в наших суждениях, при определении того, кто хорош и кто дурен, кто содействует нашему истинному благу, а кто вредит ему, а во-вторых, если даже допустить, что мы были бы безошибочны в своем суждении, то и в таком случае нельзя причинять зло дурным людям потому, что этим мы только озлобляем их, делаем их еще хуже.

Поэтому когда мы отвечаем на зло злом, то делаем нечто абсолютно дурное.

Справедливость не может требовать от вас дурного, т. е. отплаты за зло злом.

— Добрый, — говорит Сократ, — не может делать дурного, так как это есть свойство злого.

— Да, — отвечает Полемарк. — Конечно.

— Итак, делать зло друзьям ли, или кому бы то ни было безразлично, не может быть свойством человека справедливого. Это свойство человека несправедливого.

— Мне кажется, Сократ, что ты вполне прав.

Итак, если кто-нибудь говорит, что справедливость состоит в том, чтобы воздавать каждому то, что ему следует, и если подразумевают этим, что человек справедливый должен платить своим врагам злом, а своим друзьям добром, то такое суждение неразумно и несогласно с истиной: как мы видели, ни в каком случае несправедливо делать зло кому бы то ни было.

Та же мысль выражается в «Критоне».

— Признаем ли мы, — говорит Сократ, — что не надо никогда делать добровольно несправедливости? Несправедливость хороша ли в одних случаях и нехороша в других, или же она недозволена ни в каких обстоятельствах, как это было недавно нами признано... Не были ли мы правы, говоря, что безразлично каково бы ни было на этот счет мнение массы людей и какая бы судьба более счастливая или более несчастная от этого нам ни предстояла, мы должны признать, что во всяком случае несправедливость сама по себе есть всегда зло.

Признаем ли мы это положение или надо его отбросить?

Критон. Мы признаем его.

Сократ. Итак, это безусловный долг не быть никогда несправедливым?

Критон. Конечно.

Сократ. Если наш безусловный долг не быть ни в каком случае несправедливым, то наш долг не быть несправедливым даже относительно тех, кто несправедлив к нам, как бы ни судила об этом толпа?

Критон. Таково мое мнение.

Сократ. Теперь скажи, позволительно ли делать зло кому бы то ни было, или нет?

Критон. Конечно нет.

Сократ. А воздавать злом за зло справедливо ли, как думает народ, или несправедливо?

Критон. Совершенно несправедливо.

Сократ. Потому что ведь делать зло и быть несправедливым одно и то же?

Критон. Конечно.

Сократ. Итак, наш священный долг никогда не платить несправедливостью за несправедливость и не причинять зла человеку, каково бы ни было зло, которое он нам сделал.

По учению Сократа наказывать человека или платить за зло злом несправедливо уже потому, что если человек поступает дурно, то не оттого, чтобы он хотел делать дурно, но потому, что он заблуждается и принимает дурное и потому невыгодное для себя за хорошее и выгодное.

Сократ учил, что истина и благо совпадают. Благо человека заключается в исполнении истинного смысла жизни. Человек неизбежно стремится к тому, что он считает своим благом, т. е. назначением своей жизни. Если человек поступает дурно, то только потому, что он не ведает истинного своего блага, которое всегда в добре, в совершенствовании, в самопожертвовании, в объединении ради достижения высшей жизни.

 

109-110

Гигиена духа.

Кто желает дисциплинировать свою жизнь согласно правилам духовной гигиены, кто стремится осуществить более или менее совершенно тот идеальный план, который он себе начертал, должен заранее проникнуться мыслью, что он этого достигнет лишь шаг за шагом, этап за этапом. Но это не должно его обескуражить. Напротив, именно благодаря сознанию постоянно достигаемого им самоусовершенствования, он будет находить особенное удовольствие, прелесть в этом предпринятом им деле, и это сознание придаст ему силы для продолжения начатого. И так-то, мало-по-малу, повторяя эти ежедневные внушения, мы достигнем того, что у нас будет постепенно совершенствоваться взгляд на этот идеальный план постоянного внушения, и следовательно и на его исполнение.

Попытаемся теперь точнее определить последовательные ступени этой эволюции.

Первая ступень. Прежде всего надо помнить, что как бы человек ни противился им, прежние привычки продолжают над ним господствовать; чаще всего он действует под влиянием обстоятельств или собственных мыслей и впечатлений, наконец под давлением собственных страстей. Однако бывают минуты, когда ему случается наблюдать за собой, когда он старается прибегнуть к самовнушению. Первые достигнутые им результаты будят в нем внимание, вселяют в него некоторое доверие.

Вот главный пункт: надо, чтобы субъект привыкал к мысли о самовнушении. Задача значительно облегчится, если он будет строго придерживаться следующего правила — капитального правила гигиены духа: с самого начала он должен аккуратно два раза в день прибегать к самовнушению — утром, вслед за пробуждением, и вечером, перед тем, как засыпать. Эти два внушения будут служить как-бы вехами, и ни под каким предлогом он не должен уклониться от них — чувствует ли в них необходимость в ту минуту или нет, и как-бы сильно ему ни хотелось встать с постели или же заснуть. И уже этот один правильно предпринимаемый поход на нашу природную лень и этот запрет иных мыслей и иных занятий будет прекрасным упражнением воли. Прежде всего он приступит к экзамену своей совести и в физических и в нравственных вопросах проследит, как он провел весь предшествовавший день и как ему предстоит провести этот; поразмыслить об изменениях, которые он хотел бы произвести в себе самом, о тех качествах, которые желал бы приобрести, поддержать, и развить. Затем наступит пора самовнушения в настоящем смысле этого слова: оно будет выражаться в форме душевного усилия, направленного на то, чтобы строго соблюдать все установленные правила. Эта операция должна продолжаться до тех пор, пока субъект искренно не проникнется произнесенными словами, иначе говоря, пока эти слова не вызовут в нем вполне соответствующая идеи. Но если даже последняя цель не будет вполне достигнута, не думайте, что вы напрасно потратили время. Сделанные вами внушения оставили без вашего ведома более или менее глубокий отпечаток в вашей душе. Как бы несовершенны они ни казались вначале, позднее, быть может, вы увидите, что цель их тем не менее достигнута. И во всяком случае, можете быть уверены, что они немного приблизили вас к ней, и что с такой подготовкой следующие внушения окажутся более действительными.

Это самовнушение, это обращение к самому себе, в состоянии сосредоточения или без него, следует повторять по нескольку раз в день. Не думайте, что это потребует у вас много времени. Можно делать себе внушение когда угодно и где угодно. Лучше всего пользоваться для этих целей теми минутами, которых достаточно у каждого из нас, когда мысли наши бесцельно бродят в пространстве, когда мы читаем, когда мы «ни о чем не думаем». Это будут краткие антракты, минуты отдыха, которые мы урвем у наших повседневных занятий, чтобы посвятить их чистой мысли.

Зато занятия эти помогут нам докончить предпринятое воспитание нас самих с помощью самовнушения, снабжая нас все новыми и новыми случаями, которые дадут нам возможность быстро воплощать наши идеи в действие и наоборот действиями влиять на идеи. И таким образом мы привыкаем пользоваться вторым методом воздействия на нас самих, будем применять активное самовнушение или психическую гимнастику.

Вторая ступень. Самовнушение входит мало-по-малу в привычку. Сильные неудачи приносят субъекту пользу, ибо они указывают ему необходимость хорошенько ознакомиться с различными приемами, что позволит ему разнообразить и подкреплять действия самовнушения. Таким образом он становится более сведущим в искусстве внушать

 

111-112

самому себе, меньше поддается своим ощущениям, своим страстям, и даже научается обращать их порой в своих драгоценных помощников. Мало того: он привыкает распознавать, какое влияние другие имеют на него и, при случае, даже обращает это влияние в свою пользу.

Третья ступень. Идея сообразоваться с правилами духовной гигиены, другими словами, забота о своем нравственном и физическом совершенствовании, желание вести свою жизнь согласно обоснованному и твердо установленному плану окончательно овладевает его умом. Эта идея теперь господствует в нем безраздельно. Конечно, иной раз она и затуманится, заколеблется вследствие какого-нибудь серьезного потрясения, но и тогда она все-таки не изгладится совершенно из его памяти: она слишком глубоко засела в душе и, как только гроза стихнет, она снова всплывает на верх и займет свое место на первом плане.

У субъекта, достигшего такой степени совершенства, все мысли, ощущения, эмоции, решения, действия — все это будет с самого момента возникновения подвергаться некоторого рода инстинктивному контролю, который или

 

одобрит или осудит, поощрит или удержит. И следовательно каждое действие, совершенное или вынесенное субъектом с разрешения руководящего ума и оказавшееся вполне отвечающим насущной необходимости, послужит как бы удовлетворением этому и усилит его власть, словом, кроме тех немногих минут, что будут употреблены на сознательное самовнушение, весь остальной день мы будем подчинены самовнушению невольному, которое войдет нам в привычку, сделается естественной потребностью и будет руководить каждой минутой нашей жизни и все более приближать нас к тому идеалу, к которому мы стремимся.

Как видите, так понятая гигиена духа есть в сущности практическая философия жизни, она заключается в искусстве подчинять нашу душу и наше тело, все наше существование закону и разума и рассудка, которые, в силу непрестанного функционирования, развиваясь все более и более, должны разбирать, что для нас хорошо и что дурно, чего мы можем желать и чего нам следует избегать.

"Рациональное воспитание воли, П. Леви."

 

115

О физической работе.

О хорошем влиянии физической работы говорят мало. Я же, из своего личного опыта, скажу, что самое лучшее средство сохранить и поддержать свое здоровье в душевном и телесном отношении — это работать физически, но работать так, чтобы утомить себя, вполне истощив набранные во время отдыха силы и энергию.

Те люди, которые жалуются на плохое здоровье и болеют душевно, живут обыкновенно без работы или работают очень немного. Из тех бездельников, которых я видал в своей жизни, ни один не чувствовал себя вполне хорошо в смысле здоровья. А мои богатые знакомые, которые жалуются постоянно на свое плохое здоровье, чувствуют себя вялыми и переезжают с места на место для улучшения здоровья, — это люди, не работающие и не имеющие какую-нибудь определенную цель жизни.

Мне ни разу не приходилось встретить человека с расстроенными нервами среди физически-трудящихся, а в особенности среди работающих на вольном воздухе. Я не стану отрицать того, что современная усовершенствованная и сложная жизнь сопряжена с многими такими занятиями, которые влияют чрезвычайно скверно на здоровье рабочего. Обязанность нашего общества улучшить эти условия. Но помимо этих желательных улучшений, работающий физически имеет достаточно сил устоять всем неудобствам; он располагает еще удивительной способностью приспособляться к всевозможным условиям и переносить невзгоды жизни. Та самая

 

116

энергия, что израсходуется на совершение какой-либо работы, дает силы и укрепляет трудящегося против неудобства в жизни и всевозможных болезней.

Трудящиеся умственно или физически страдают очень редко от самой скверной болезни — пессимизма, недовольства жизнью. Пока человек делает что-нибудь, от всей души отдаваясь ему вполне, он полон надежд, он доволен; может быть он видит окружающее его зло, но остается счастливым только потому, что хочет бороться с ним, хотя его усилия уничтожить существующее зло — капля в море. Когда рабочий останется без работы или сам не хочет больше работать, только тогда он становится страшным для самого себя и для общества.

Я вполне убежден, что ничто в мире не может сделать человека здоровым телесно, душевно и умственно кроме труда; труд, которому должны отдаться всей душой; труд, который полезен окружающим.

Наши обыкновенные повседневные заботы являются достаточной гарантией нашего довольства и счастья; они симптомы здорового тела и здорового духа. Но самая лучшая гарантия душевного и физического здоровья человека — это работа; работа, при которой напрягаются все наши телесные, умственные и душевные способности.

А человек, полезный миру своей работой, не только здоров во всех отношениях, но и счастлив.

Букер Вашингтон.

(Перевод с английского.)

 

В о й н а .

Одна из причин войны.

Одна из причин снисходительного нашего отношения к войне состоит в безучастии к страданиям других народов, в том эгоистическом племенном безразличии к бедствию людей вообще, которое привито нам воспитанием с детства.

Человек, возмущавшийся одиночным убийством путешественника на большой дороге, равнодушно выслушивает повествование о тысяче убитых в том или другом сражении. Человек, которого пронимает нервная дрожь при мысли о бедном трупе, относится равнодушно к мысли о куче обезображенных и разодранных на части человеческих тел, коими усыпаны поля битв. Ежедневные газеты, передавая факт отдельного убийства, рассказывают с мельчайшими подробностями все обстоятельства дела, выставляют весь ужас его и все зверство преступника; издатель не жалеет красок для того, чтобы вызвать в публики сострадание к жертве преступления и справедливое негодование по адресу преступника, при чем нередко и высказывается мысль о, том, что не избежать злодею заслуженной кары. И в той же газете издатель спешит поделиться с подписчиками радостною вестью, состоящею в том, что в жаркой схватке неприятель был разбит и оставил на поле сражения 850 человек убитыми.

Разве второе известие не в 850 раз плачевнее первого? Казалось бы что так, однако первое газетное известие нас огорчает, а второе радует.

Эта несообразность, этот недостаток соразмерности фактов с вызываемыми имя ощущениями, это благоволение к единицам и полное отчуждение от сотен и тысяч таких же человеческих особей, очень любопытное явление в области нравственных ощущений.

Обычай индусов, требующий сожжения жены на костре умершего ее мужа, приводит нас в неописанное волнение и вызывает искреннее наше сострадание; мы скорбим при мысли об юридических казнях; мы внутренним протестующим трепетом чувствуем, что жизнь сама по себе жизнь как индуски, так и жизнь караемого преступника, вещь первостепенной важности, и только, скрепя сердце, допускаем мысль о проявлении в этой форме как человеческого правосудия, так и закоснелого невежества индусов. А стоит только на одну минуту заставить себя мыслить логично, чтобы понять, что эти единичные убийства ничто — капля в море, сравнительно с теми жертвами, которые похищаются войной.

Во время походов Наполеона I в Россию, в течение 173 дней, — убывало из строя средним числом по 2200 человек в день, итого, менее, чем в шесть месяцев погибло пятьсот тысяч человеческих жизней, и умирали они, несчастные, при наличности самых ужасных лишений и страданий.

Мы заботимся о развитии гуманности в Индии, а о том, какие последствия вызовут

 

117

наши те заботы в какой-либо другой стране, мы и не думаем. Мы заняты вопросом, как бы спасти от виселицы нескольких разбойников, а о спасении от пуль и ядер миллионов честных граждан, отцов семейств, и не помышляем.

Жизнь всегда — жизнь и где бы она ни приносилась в жертву, имеет одинаковое право на наше внимание и одинаковое право на заботы наши о ее сохранении.

Не говоря уже о том, что война сама по себе зло, я обращаю внимание на тот факт, что мы относимся к бедствиям, вызываемым войною, с таким равнодушием, с каким не относимся ни к одному из других бедствий и потому не подлежит сомнению, что подъемом общественного сочувствия к бедствиям, вызываемым войною, было бы вызвано усиленное старание избежать причины, порождающей бедствия эти, отсутствие же этого разумного и добродетельного сочувствия я считаю одной из причин увековечения войны на земле.

Из неизданной книги Даймонда:
„Война, ее причины, последствия и пр.".

 

Общества „Мира" в России.

1) Русская Группа Междупарламентского Союза, основанная 3 мая 1909 г.

2) Московское Общество Мира, основанное 1 ноября 1909 г.

3) С.-Петербургское Отделение О-ва Мира.

4) Ревельское Отделение О-ва Мира.

5) Киевское О-во Друзей Мира.

 

Мысли о войне.

Война войне! Мир! Мир! Мир! Пусть этот боевой клич отзовется в сердцах всех и запечатлеется в их головах как лозунг!

В самом деле, неужели утопия верить в прекращение войн? Неужели приближение вечного мира, хотя бы в далеком будущем, есть одна только мечта? Нет, это не суетная мечта! Может быть первобытное состояние человечества было только борьба всех против всех, но с нарастающей цивилизацией уменьшается постоянно острота и всеобщность-

 

118

этой борьбы. Отвращение перед ужасом человеческих боен, перед посредственными и непосредственными последствиями войны, перед постоянно увеличивающимся израсходованием физических и материальных сил европейца — это отвращение растет все больше и больше, без остановки.

Л. Катчер.

* * *

Клеймо человеческих поколений, на протяжении всех веков, и самый ужасный, самый страшный язвительный смех ада — это война.

Клопшток.

* * *

Война ужасна, для нее нет никаких оправданий, война — результат тщеславия отдельных лиц, искусственно вызванная травля, вопиющее насилие. Экономическая, политическая, социальная жизнь народов основана на обмене продуктами, мыслями, знаниями. Чем свободнее, чем обширнее этот обмен, — тем выше процветание страны. Ненависть, разжигаемая и поддерживаемая войнами и постоянными приготовлениями к ним, не имеет никаких корней в душе «народа», — она противна идее человеческого общества, она лишь ужасное орудие насилия и захвата.

Д-р Манета.

 

 

Б и о г р а ф и и.

Персидские мудрецы:
Баб (Мирза-Али-Магомед) и Бага-Улла (Мирза-Хасейн-Али).

В 1844 году нашего летосчисления, соответствующему 1260 году магометанского календаря, в Персии появился юноша по имени Мирза-Али-Магомед, называвший себя «Бабом», т. е. дверью или вратами, через которые люди могут дойти до познания истины или Бога.

Баб начал свое призвание как «Дверь», открыв разумам народов настоящие истины их собственных религий, и, как все великие пророки, он пришел не разрушать, а исполнять; он не сказал своим магометанским слушателям, что они все эти годы были обманываемы лже-пророками, но он тем не менее громко выговаривал их лицемерие и извращение их настоящей религии. Он объяснял им также настоящее значение их проповедей и преданий о том, что придет настоящий Маади. Приведем его собственные слова:

«В прошлом, тогда, когда была в них нужда, Бог посылал на землю пророка, приносящего с собой книгу с Божественным откровением, и Он будет поступать так же и в будущем, когда появится в этом нужда".

Слова Баба были конечно встречены насмешками и издевательствами магометанских фарисеев; и он вынес оскорбление и гонение, и прошел окончательно через тюремное заключение и смерть. Он был расстрелян по приказанию персидского правительства в Тавризе на публичной площади.

Жизнь этого реформатора была не напрасной жертвой; еще при его жизни большое число серьезных мужчин и женщин присоединились к его делу, старательно распространяли его учение среди персов, так что движение скоро возросло до таких размеров, что персидское правительство и муллы очень встревожились.

Были изданы приказы арестовать и преследовать последователей Баба, и впродолжение этих мрачных годов, несколько тысяч их отдали свои жизни и перенесли самые жестокие мучения за свою веру.

Необходимо было бы остановиться на этих возмутительных событиях ранних годов этого движения, но место не дозволяет большего, чем краткий на них намек. Между тем, никакие сведения не должны быть даны без некоторого хотя бы упоминания имени Курратуль-Айн, этой замечательной героини.

Она была дочерью одного из вождей Уллемас Ислама, женщина культурная и высоко поставленная, известная как поэтесса, философка, лингвинистка и теолог; она рано сделалась последовательницей нового движения, и оставив свой дом, путешествовала по Персии, говоря публично, и, как рассказывали, многих обратила в новую веру.

Кончилось тем, что и она была схвачена возмутившимися магометанами и жестоко замучена.

Эта святая женщина своим большим мужеством проложила путь своим сестрам на востоке: и началась для женщин новая эра, так как оба, — и Баб, и Бага-Улла проповедовали свободу женщин.

Баб оставил после себя, как завет своим последователям — прекрасную надежду, что «Тот, кому Бог объявится», пополнит и дойдет до того, что он несовершенно начал.

Несколько лет после смерти Баба, в 1850 году, движение казалось в очень ненадежных условиях; оно имело у персидского правительства очень дурную репутацию; на него смотрели с презрением почти все высокопоставленные и богатые персияне; последователи его могли собираться только тайно, и никто не смел даже дохнуть ненавистным именем: «Баби». Одно время казалось даже, что муллам удалось совсем подавить молодую «веру». И явилась большая потребность в появлении «Обещанного» спасти движение от его полного потухания и восстановить ревность и мужество преследуемых Бабидов. И они не были разочарованы в своих надеждах, потому что в начале шестидесятых годов восстал некто, великая личность которого, его удивительная властность, и дар слова, и вдохновенные писания провозгласили его тем «Явлением», которого ждали Бабиды; и действительно, когда Бага-Улла публично возвестил, что он тот «Обещанный», пришествие которого предсказал Баб, большинство Бабидов приветствовали его как Господина и Искупителя.

 

127

Бага-Улла родился в 1817 году, и происходил от богатой и знатной семьи. Молодым человеком он сделался последователем Баба, хотя никогда его не видал. Его выдающееся положение как учителя «Новой Веры» привело его к тюремному заключению в Тегеране. Некоторое время его держали в цепях с другими, пока наконец конфисковали его богатства и сослали его в город Багдад, во владения турецкого Султана. И там он продолжал учить народ, и влияние его очень увеличилось.

Впродолжение двух лет он удалялся в горы близ Багдада и жил вдали от людей, проводя свое время в молитве и размышлении. По своем возвращении он публично объявил о своем призвании установить мир и религиозное единение на всем свете. Он призывал людей всех верований и племен собраться под одно знамя «Единства», которое он воздвигнул, и способствовать ему в установлении Царства Божия и Братства людей на земле.

Магометанские муллы Багдада вскоре встревожились иметь в своей среде такую вредную личность и ходатайствовали у оттоманского правительства об его удалении. Вследствие этого Бага-Улла был вызван явиться на суд в Константинополь, и он отправился в этот город вместе с своей семьей и маленькой группой последователей.

Пребывание его в Константинополе было коротко, так как турецкое правительство решило сослать его в Андрианополь. Из Андрианополя Бага-Улла написал письма к королям Европы и Папе, призывая их к отречению от их несправедливости, от мыслей о завоеваниях, и вместо того способствовать «Единству». Письма эти содержали в себе пророческие предсказания, которые вскоре после исполнились.

После нескольких лет проведенных там, он был опять сослан в еще более неприступное место — маленький укрепленный город Акра или Акка, на морском берегу Сирии. Здесь Бага-Улла и маленький кружок его последователей провели несколько ужасных лет их ссылки, так как Акр можно описать как зачумленное место, и вероятно Бага-Улла был послан туда с надеждой, что лихорадка скоро избавить мир от него. На некоторое время он и его последователи были помещены в двух комнатах, в бараках, но постепенно им было оказано снисхождение. Сердце губернатора смягчилось при виде геройства маленького кружка.

Бага Улла проводил большую часть своего времени в Акре, поучая то малое число последователей, с которыми он мог иметь сношения; он писал свои наставления и уве-

 

128

щевания миру; рассылал своим последователям в разные места таблички и писал книгу, известную под заглавием: «Книга Законов». В этой книге Бага-Улла говорит своим последователям, что меч должен навсегда быть изъят, а вместо него должно возникнуть «Слово». Он провозглашает «Всемирный Мир» и призывает все нации разрешать их несогласия третейским судом; он проповедует широкое духовное общение и терпимость, распространенные среди всех народов земли. «Вы все плоды с одного дерева» красиво выражался он; он внушал своим последователям установить всемирный язык; он говорил: это средство к единению, если б вы знали таковой, и величайший источник согласия и просвещения, если б вы его усвоили.

Обучайте этому общему языку детей во всех школах, чтобы весь мир обратился в одну страну и одну отчизну. Он говорил родителям, что они должны воспитывать своих детей — мальчиков и девочек одинаково давать им лучшее воспитание, которое они только могут, и что бедные должны воспитываться «Советом», избранным в каждом городе, так как он считает, что пока не искоренено невежество, не может быть настоящего прогресса; и он так желает внушить своим последователям важность воспитания, что говорит им: «кто воспитывает своего сына, или сына кого-либо другого, тот как бы воспитывает сына Бога».

Все должны учиться и упражняться в каком-нибудь ремесле, торговле или промысле, на которые, если заниматься ими добросовестно и прилежно, надо смотреть как на высшее проявление молитвы и служения Богу.

Повелевается знание наук и искусств.

Супружество советуется, а безбрачие отрицается.

Бага-Улла желает, чтоб религия его была религией радости и довольства. Он говорит своим последователям, чтоб они общались со всеми народами мира и указывали другим, какими благами они владеют; одним словом советует быть в мире, но не быть мирским.

Он строго порицает игру, употребление опиума, невоздержание и другие пороки, и издает некоторые интересные гигиенические законы.

Бага-Улла предлагает эту «Книгу Законов» как руководящее правило поведения и великое средство соединить разные народы, столь разъединенные различными нравами, предрассудками и привычками. Мы можем только восхищаться замечательно новым, всепрощающим духом, оживляющим эти законы. Все то, к чему стремятся западные реформаторы в наше время, находит место в этой всемирной ре-

 

129

лигии; а между тем эти законы были написаны Бага-Улла почти сорок лет тому назад, в то время, как он сидел в восточной тюрьме.

Учение Багаи признает общую истину в Буддизме, Магометанстве и Христианстве, и других великих религиях; оно указывает их приверженцам, что дальнейшее откровение проявилось в учении Багаи-Уллы, что его исключительная миссия состоит в открытии истины во всех религиях, в уничтожении предрассудков и невежества в душах народов, и соединении их в мыслях, вере и любви.

Багаи не пренебрегают пророчествами, которые низошли к нам от всех религий; но указывают, что они все предвещают пришествие великого учителя, который должен установить мир и согласие на земле.

Когда Бага Улла умер, в 1892 году, он оставил завещание своим ученикам, чтоб после его ухода, они смотрели на его старшего сына; Аббас-Еффенди, как на своего руководителя и учителя, на одного из тех, с плеч которого должен упасть плащ, как на указателя и обнародователя его учения миру. С 1892 года Аббас-Еффенди, который тогда же принял титул Абдул-Бага, служителя Богу, был вождем движения Багаи, и под его мудрым и любовным руководством оно возросло и расширилось до того, что влияние его стало чувствительно в четырех концах земли.

Я видел поразительный пример этого, когда я посетил Акру около двух лет тому назад и встретил людей из Индии, Бурны, Персии, Аравии, Египта, Турции, России, Франции, Англии и Америки, собравшихся там слушать поучение Аббаса-Еффенди, который более чем учитель; он живой пример того, чем действительно должна быть христианская жизнь. Он, казалось, сиял любовью и добротой, а его ежедневная жизнь была выражением служения человеку.

Он показывает материалистическому и скептическому двадцатому веку, что эта жизнь не есть только идеал, но и действительность; что мы можем вновь одухотвориться и «направить наше зрение внутрь себя, чтоб найти Бога, находящегося в нас, властного, сильного и верховного, и чтоб мы могли прийти к сыновности Царства Божия».

Есть некоторые, отрицающие, что такая личность, как Иисус могла жить на земле. Жизнь Абдул-Бага доказывает действительность жизни Иисуса. Настоящий Бага есть в то же время и настоящий христианин; он не делает дальнейших рассуждений о том, возможно ли, чтоб такое совершенное существо могло топтать землю 19 веков назад. Он смотрит на «Учителя из Акры», и все знает. Подобная жизнь есть вдохно-

 

130

вение целого поколения. Она больший аргумент для любви Бога и истины в религии, чем все книги теологии (старые и новые) когда-либо написанные.

Люди устали наконец от теорий и умствований, они хотят услыхать опять голос любви, самоотречения и братства, который был слышен девятнадцать столетий тому назад. Такой голос снова прозвучал в настоящее время из той же Святой Земли от служителя Бога Абдул-Бага, который поучает мир забытым истинам и проповедует настоящее примирение, примирение людей с людьми, людей с Богом, открывая настоящую любовь, которая есть еще другое слово служения, отдача себя за все. Он учит науке единства. Никакие учения не признаны им таковыми, чтоб неприятие их лишило душу Царства небесного.

«Все, кроме любви, — говорит он, — есть только праздно и внешне—произнесенные слова». И еще он говорил: «Это религия дел, а не слов».

Он призывает мужчин и женщин всяких племен и сект стать под знамя Единства, которое он высоко поднял, помогать ему в установлении Царства Божия, Братства людей на земле, здесь же, и сейчас же.

Пусть те прислушиваются к призыву этого человека, зовущего нас к Единству, которые действительно желают царства мира и доброжелательства человеку, а не желают только торжества своей собственной, особенной секты или исповедания, или своего собственного подбора мнений.

Можем ли мы найти в наше время и где-либо большего орудия, чтоб ввести это Единство и Братство людей, исповедующих это желание, чем это движение Багаи? Оно дает людям, как это сказал какой то писатель, — лучшее, что может дать какая бы то ни было религия — новое сердце. Она соединяет людей на том единственном пути, на котором они могут сойтись, — на пути любви, понимания и служения.

Из этого видно, что весть о Багаизме есть весть свету о мире, и что Багайцы смотрят на это явление, как на новое излияние Божественной истины на землю; видно что они любители Света, с какого бы горизонта он не появился; и потому Багайцы считают различных пророков и божественных учителей прошлого — светильниками, через которые этот Свет проходил, и которым просвещался мир.

И потому ученее Багаи признает божественными и заключающими в себе сущность истины все религии, которые постепенно затмились предрассудками и различными обрядами, введенными человеком.

 

131

Принимая во внимание силу обособления, которое показал Багаизм, его быстрый рост среди различных племен и религий, и узы настоящей симпатии, любви и понимания, которое оно создает между Востоком и Западом, не можем ли мы сказать, что его притязания на всемирную религию не есть только красивый идеал, но возрастающая реальность? Какой серьезный наблюдатель жизни может отрицать, что мир проходит через большой подъем мыслей? Старый порядок вещей проходит, хотим мы этого или нет, люди везде ищут истины, и народы мучатся от всякого навеянного им учения. Таково значение «Высшего Критицизма», «Новой Теологии», возникновения стольких обществ и сект; того факта, что многие из протестантских стран обращаются в католицизм, а многие в католических странах сделались протестантами или свободно-мыслящими.

Вот что происходит среди христианских держав, но тот же подъем происходит и в других землях. Какой же выход всему этому? Есть многие, которые отступают перед холодными и несимпатичными теориями этики, предъявленными некоторыми материалистами, которые в то же время отталкиваются крайностями, к которым приходят некоторые оккультисты. Они чувствуют необходимость какой-нибудь религии, a исповедание церквей для них уже не достаточно жизненно. К таким-то народам исключительно и призывает Багайское движение.

Религия, которая превозносит труд, воспитание, науку и мир, должна привлечь нравоучителей, позитивистов и общественных реформаторов, которые, поддерживая все великие социальные реформы, не должны никогда выпускать из рук «Вечные Истины». Они содержат в себе ту духовную силу, ту жизненную веру, которая нужна для исполнения этих реформ.

Такая вера совершенно свободна от всякого спекулятивного духа, единственное орудие ее направлено против себялюбия, и она должна призвать ко всему тому, что есть высокого и лучшего в человеке.

 

Учение Багаи.

Хвала Богу за то, что Божественная основа закона Багаи состоит в совершенной любви и чистой духовности. Он не из этого царства — земли, так как он не имеет войны, не бедствия или угнетения одного народа другим. Его войско есть любовь к Богу; его победа восторг познания Бога; его борьба — борьба за правду, за изъяснение „Слова". Поход

 

132

его направлен против себялюбия; орудие его терпение; его всепобеждающая власть в полной кротости, а любовь ко всем его вечная сила и слава.

Одним словом, это дух и любовь. И это так надо обсудить, как мы можем воспитать людей, чтоб могли исчерпнуть мирок невежества и нерадивость, и чтоб свет просвещения озарил весь мир; чтоб целые народы людей могли быть освобождены от личного честолюбия и распрей, а воскресали бы непрерывно духом Божьим; чтоб вражда и ненависть разъялись и исчезли, а притягательная сила любви Бога так всецело соединила бы сердца людей, чтоб все они забились как одно сердце; чтоб артерии всего человечества могли пульсировать (биться) любовью к Богу; чтоб всецело устранить разъединение и войны, а вместо них воздвигнуть среди земли знамена согласья и мира, и чтоб люди возгорелись любовью друг к другу; и чтоб радости духовные преобладали над материальными удовольствиями; чтоб Восток и Запад могли радоваться друг на друга, как любовники, а Север и Юг заключали бы друг друга в объятья теснейшей любви; чтоб видимый мир мог служить отражением царства небесного, а чтоб образ высшего провидения мог отражаться во всех соединениях, чтоб земля могла преобразиться в царство Бога.

О, народы мира! Закон Бога в любви и согласия, не делайте из него предмета раздора и несогласья. Я предписываю его вам на служение народам и умиротворение всего света.

О, народы мира! Воздвигнуть шатер Единства, не смотрите друг на друга глазами чуждых, вы все плоды одного дерева и листы с одного сука.

„Не возвеличивайте того, кто любить свою собственную страну, а возвеличьте того, кто любит весь мир". (Слова Бага-Уллы.)

Перевод с английского.

 

Плутарх.

Интересна слава Плутарха. Имя его, благодаря его блестящим характеристикам и биографиям, гремело немолчно среди современных ему и будущих поколений, сплошь до наших даже дней. Но его интерес, значение и важность, как историка древнего мира, стушевывались понемногу и теперь Плутарх стал почти что мертвым памятником в галлерее истории человеческой литературы. На сцене являются новые события, новые

 

133

герои, новые, описывающие их, историки и биографы. Внимание общества сосредоточено на последних и как ни велика была слава Плутарха—историка, она мало-по-малу покрывается как бы густым туманом забвения.

Но есть другая сторона деятельности Плутарха, не создававшая ему прежде почти никакой шумящей славы и популярности, но которая теперь, после полной и безвозвратной его смерти как историка, понемногу воскрешает память о нем, но уже в другом свете. Это — его проповедь более высокой религии и нравственности, а главное, проповедь вегетарианства. Плутарх один из первых европейцев (после Пифагора), поставил в основу религии и нравственности гуманное, любовное отношение человека к своим меньшим братьям — животным.

Среди современного общества входит все большее и большее сознание этой основы человеческой религии и нравственности. Ряды вегетарианцев — гуманистов сгущаются все больше и больше. И как неизбежное следствие этого движения является воскрешение памяти первых апостолов этой простой, основной истины — в их числе и память самого видного из них, Плутарха.

Плутарх родился в 46 году после Рождества Христова, в богатой семье, в Херонее, в Беотии. Свое образование он получил в Афинах, под руководством философа Аммония, последователя Аристотеля. Но не смотря на это обстоятельство, Плутарх не воспринял материалистическую философию последнего, а примкнул к идеалистической школе платонистов.

Желание познакомиться с видными тогдашними представителями платонизма побуждаете его предпринять путешествие в Египет, в Александрию, — город, остающейся на протяжении долгих веков ядром нравственной философии платонизма.

Кроме философии, Плутарх изучал физику и естественные науки, некоторое время даже увлекался риторикой, которую скоро забросил, увидав вред риторико-софистического направления своих современников.

Кончив свое образование и чувствуя непобедимое влечение к этому, Плутарх отдается чтениям публичных лекций в Риме и других городах Италии. Везде его встречал неожиданный, но заслуженный успех. Слава и популярность его быстро росли среди тогдашнего образованного мира великой Римской империи. С ним завязывают знакомства и близкие отношения самые видные люди образованных классов. Даже императоры Траян и Адриан имели к нему большие симпатии.

Плутарх был нрава хорошего, мягкого, что отразилось на всех его сочинениях;

 

134

склад его ума был консервативный. Он любил до самозабвения доброе старое своего народа, — его обычаи, его поэтические верования, его цельность и всею душою восставал против той новой тенденции, которая хотела заменить их новым, чуждым, грубым. Взгляд его на жизнь был вполне оптимистический.

Деятельный и в высшей степени энергичный, он поддерживал общение с многими людьми; написал множество самых разнообразных трактатов. Его ученик Ламприй насчитывает их до 210. Но до нас дошла только часть их.

Плутарх умер в глубокой старости, в 120 году после Рождества Христова.

Все его многочисленные сочинения могут быть разделены на две большие группы: историко-биографические и нравственные.

Из первой группы дошли до нас только 50 биографий видных римских и греческих людей, — мудрецов, ораторов, полководцев. Все эти биографии отличаются своей необыкновенной живостью, выпуклостью, увлекательностью. В них описываемое лицо совсем живое, со всеми своими великими и мелочными чертами, с своими слабостями, ошибками, грехами. Жизнеописания Плутарха переведены почти на все европейские языки.

Нравственные же сочинения Плутарха (доходящие до 80 и известные под общим названием «Moralia»), содержат в себе моральные, религиозные, философские, политические, литературные, критические, педагогические и естественно-исторические трактаты. Их литературная форма, под влиянием творчества Платона, преимущественно разговорная. Многие из этих трактатов посвящены разъяснению смысла некоторых разговоров Платона. Другие — критике философского учения стоической и эпикурейской школ.

Вот как неизвестный какой-то автор выражает общий характер значения всех сочинений Плутарха: «В сочинениях Плутарха преобладает доброе, гуманное направление, любовь ко всему облагораживающему и прекрасному. Читатель получает от них то же удовольствие, какое он испытывает в обществе уважаемого друга, сердечность которого проявляется во всем, что он говорит и делает».

Из всех сочинений Плутарха самые важные следующие трактаты: «О мясоядении», «О том, одарены ли разумом бессловесные животные», «О мыслительной способности бессловесных животных», «Слово о воспитании детей», «Правила брака», «О справедливости», «О душе», «О мнениях философов», и «Вопросы, касающиеся философии Платона».

Хр. Досев.

 

151-152

Биографии.

Ян Гус.

Шестого июля 1915 года исполнилось 500 лет со дня мученической смерти знаменитого чешского религиозного проповедника и реформатора, Яна Гуса, имевшего и своей жизнью и своим учением и своей смелой борьбой с католической церковью, очень большое значение для дальнейшей реформации церкви, а также для освобождения человеческого духа и личности от того ужасного, беспросветного рабства и невежества, в котором находились христианские народы средних веков, руководимые папой и папским духовенством.

Ян Гус родился в Чехии, в местечке Гусинце, (1369 г.) в бедной крестьянской семье. Очень молодым он был послан в Прагу учиться, чтобы потом стать священником. Здесь, в столице Чехии, маленький Ян зарабатывал свое пропитание тем, что прислуживал в храмах.

По окончании низших школ Гус поступил в пражский университет. Строгий нравом, трудоспособный и трудолюбивый, он кончил очень скоро университет и уже в 1393 г. получил степень бакалавра свободных искусств или философских наук. Через год он добился степени бакалавра богословия, а еще два года спустя стал магистром свободных искусств.

Около 1400 года Гус принял священнический сан, а скоро после этого был избран деканом факультета.

Все это время, присматриваясь к жизни католического духовенства, осуждая его в себе за многие скверные дела, совершаемые им, а также изучая чешских и иностранных писателей, в том числе и английского богослова и философа Виклефа, сочинения которого были признаны еретическими, — Гус понемногу созидал свое учение о церкви, о вере христианской и о том, как должны жить исповедующие эту веру люди. Годы эти были для

 

153

чешского народа годами только что начавшегося брожения против низкого нравственного уровня духовенства, против того, чтобы служба и проповеди церковные совершались по-латыни. В то время на чешском престоле был король Вацлав, за многое очень недовольный высшим духовенством. Все это способствовало тому, что в Праге, с разрешения короля и архиепископа и на средства богатого купца Кржижу, была открыта Вифлеемская часовня, в которой проповеди читались на чешском языке. В этой именно часовне был назначен проповедником молодой Гус. Бескорыстный, с жизнью аскета, очень любящий, умеющий говорить хорошо, затрагивая самые глубины души верующих, Гус очень скоро стал самым популярным и любимым проповедником всей Праги. На его проповеди стекалась всегда такая масса народу, что часовня не вмещала всех его слушателей.

Благодаря этой своей популярности Гус был избран ректором пражского университета, несмотря на то, что был еще слишком молод для подобной почетной должности. Скоро после этого архиепископ назначил его «синодальным проповедником», — обязанность очень важная, состоявшая в произнесении наставлении духовенству.

В своих проповедях и перед народом и перед духовенством Гус был открыт и смел. Если ему приходилось изобличать духовенство за его грехи, то он делал это сурово и беспощадно, не милуя ни римского папу, ни своего покровителя — архиепископа.

В одну из своих ранних проповедей он сознается, что глубоко ошибался, считая до тех пор римского папу непогрешимым. Основной тон всех почти проповедей Гуса того времени состоял в том, что католическое духовенство и верующие должны изменить свою жизнь по требованиям Евангелия. Деятельная любовь к ближнему, бескорыстие, чистота поведения, вера в учение Христа, — вот что он советовал своим слушателям.

«Напрасно думают, — говорит Гус, — что легче заслужить прощение грехов, сооружая храмы, чем если помогаешь бедным... Лучше употребить грош на Божье дело при жизни (т. е. помочь своим ближним), чем оставить священникам, по духовному завещанию, столько золота, чтобы им можно было заполнить все пространство между небом и землею... Лучше снести без гнева одну обиду, чем изломать на своей спине столько прутьев, сколько может доставить целый лес... Лучше унизиться перед низшим себя, нежели совершить богомолье с одного края земли до другого. Истинному христианину не надо ни знамений, ни чудес. Христос за-

 

152

претил своим ученикам всякую мирскую власть, но слова его были забыты с тех пор, как император Константин дал папе царство. Богатство отравило и испортило церковь. Откуда войны, отлучения, ссоры между папами и епископами? Собаки грызутся из-за кости. Отнимите кость — и мир будет восстановлен. Откуда подкуп, откуда наглость духовных лиц, откуда прелюбодеяния? Все от этого яда».

По учению Гуса «разум и самостоятельное логическое мышление являются такими же источниками познания истины, как и откровение и само откровение может быть усвоено лишь при посредстве разума. Если Гус иногда утверждает, что Евангелие есть единственный источник истины, то этим он вовсе не ставит авторитет книги выше авторитета разума, так как проводит различие между самой истиной и средством ее познания. А таким средством является разум по отношению к евангельской истине, как и ко всякой другой. Авторитет католической церковной иерархии отвергается Гусом безусловно. По его мнению суждения как отдельного иерарха, так и целой совокупности иерархии нисколько не более непогрешимы, чем суждения любого члена церкви.

Ни один человек, будь то священник или мирянин, не обязан, без разумных доводов, основанных на изучении писания, верить на слово ни папской булле, ни даже изречениям отцов церкви. Целый собор иерархов может заблуждаться и, что еще того хуже, может заставлять других силою верить в свои заблуждения.

«По мнению Гуса, истинными членами церкви являются не люди внешним образом к ней принадлежащие, но все праведники от самого сотворения мира, одна внешняя принадлежность к христианской вере, хотя бы сопряженная с высоким духовным саном, не включает человека в число «избранных». Люди, внешним образом числящиеся среди христиан, а на деле распутные или негодные на самом деле члены «антихристовой церкви». Папа, стремящийся стать на место Христа, есть не апостолический папа, а «наместник Иуды Искориота». Если члены коллегии кардиналов живут не по-христиански, они хуже язычников, совершающих грехи по неведению.

«Повиновение папской власти должно быть условным. Если духовная власть идет против учения Христа, ей надо сопротивляться. Любой мирянин не только может, но должен проверять поведение духовной власти писанием» 1).

—————

1) Ян Гус, биогр. очерк М. М. Филиппова. Изд. Павленкова, стр. 75, 76, 77.

 

155

В первое время своей проповеднической деятельности Гус надеялся, что изобличая недуги церкви, он этим самым поможет ее внутреннему обновлению. Вопросы догмы, вопросы внешнего преобразования католицизма начали занимать Гуса только в последние годы его жизни, когда он уже убедился по горькому опыту, что очищение папской церкви невозможно, что поэтому необходимо созидание новой церкви верующих во Христа, основанной на новом, демократическом фундаменте. Это смелое, чересчур смелое для того вре-

 

156

мени учение Гуса, привлекая к нему еще больше сердца и души верующих, вызывало вместе с тем, страшную злость в католическом духовенстве. И последнее искало случая, затаив злобу свою, отомстить ему, стереть его с лица земли. Но время это еще не пришло, ибо Гус приобретал все большее и большее влияние не только среди народа, но и в среде царедворцев. Королева София даже назначила его своим исповедником.

Враги Гуса написали донос в Рим, извещая о том, что в Праге появились последователи Виклефа. Папа Иннокентий VII послал сейчас же пражскому архиепископу особую буллу, в которой обращал его внимание на зародившуюся ересь. Архиепископ, мало интересовавшийся богословскими вопросами, но боясь впасть в немилость у папы, начал гонение на друзей Гуса. Гус заступился за своих друзей, упрекая архиепископа в том, что он преследует хороших священников, спуская с рук распутным. Это взбесило архиепископа и он решил уничтожить партию Гуса. Он велел, чтобы все у кого есть книги Виклефа, принесли их для сожжения. Также он запретил нападать в проповедях на духовенство. Затем он освободил Гуса от должности синодального проповедника.

Благодаря опять-таки интригам архиепископа и местного духовенства, папа Александр V издал буллу против пражских еретиков,

 

157

в которой также воспрещалось проповедовать вне приходских и монастырских часовен.

Все эти преследования не пугали Гуса. Наоборот, он начал еще смелее и открытее свою критику духовенства. Прочитав пред громадной толпой папскую буллу, Гус произнес:

— А я, я объявляю — и благодарю Бога, что могу сказать это — объявляю, что в Чешском королевстве нет ни одного еретика. Все эти обвинения сущая ложь! Папа исполняет пророчества, преследуя Евангелие и христианскую веру.

Вскоре после этого пришло из Рима решение по делу Гуса. Новый папа Иоанн XXIII советовал преследовать Гуса и требовал к себе на суд. Гус, конечно, не спешил ехать к папе, a решение последнего только вызвало негодование в народе. 15 марта 1411 года была произнесена во всех церквах Праги новая анафема против Гуса, а весь город, за сочувствие ему, был лишен всякого богослужения. Но Гус и его друзья не испугались и этой меры римского первосвященника, — и проповеди и богослужения совершались в Вифлеемской часовне все с тем же энтузиазмом и при стечении громадной массы народа.

Напряженность отношений между Римом и Прагой утихает на некоторое время, чтобы снова вспыхнуть потом более ярким пламенем. Поводом к этому послужило появление (в 1412 г.) папского посланника в Праге, священника Тима, привезшего буллу, в которой папа, обещая простить прежние, настоящие и будущие грехи, созывал народ на крестовый поход против своего врага, неаполитанского короля Владислава. Гус и его друзья, несмотря на то, что Иоанну XXIII сочувствовали как архиепископ, так и король, подняли свой протест против папской затеи, доказывая в своих проповедях перед народом, что крестовый поход не согласен с прямым смыслом христианского учения и поэтому участие в нем не может дать спасения верующим. Этот поступок гуситов вызвал со стороны папы новую анафему, в которой требовалось от верующих поймать Гуса и передать его архиепископу, разрушив вместе с тем Вифлеемскую часовню. Результатом этого подстрекательства было то, что 2 октября 1412 г. толпа папских приверженцев пробовала войти в Вифлеемскую часовню во время проповеди Гуса, но не была допущена народом.

Король Вацлав, видя что все эти трения между Римом и пражским народом не могут привести к добру и боясь трогать силой популярного любимого проповедника, предложил Гусу покинуть на время город, на что тот согласился только после долгих коле-

 

158

баний. В конце 1412 года Гус покинул добровольно Прагу, но последствия этого изгнания его были как раз противоположны тем, которых ожидали король и духовенство.

Гуситское движение переходит уже границы Чехии: приверженцы его начинают появляться в Вене, Париже. Все это беспокоило в высшей степени римского папу и его приверженцев. Надо было как-нибудь затушить это нежеланное движение, стереть с лица земли его вдохновителя Яна Гуса. За это взялся венгерский король Сигизмунд, имевший титул Римского императора, — человек тщеславный, порочный, нечестный и большой враг свободного мышления и всякого новшества.

По инициативе Сигизмунда был созван собор в Констанце 1-го ноября 1414 года, куда был специально приглашен и Гус. Сигизмунд предлагал Гусу, обещая ему свое полное покровительство, явиться на собор, — чтобы высказать и разъяснить свободно свои воззрения.

Гус и его друзья имели большие основания не верить слову лживого императора, но, несмотря на это, Гус не считал себя в праве отказаться от приглашения. Глубоко религиозный и убежденный в том, что человек должен высказывать везде, не смотря ни на что, ту истину, в которую он верит, а еще больше когда к этому его вызывают, — Гус принял коварный вызов и собрался ехать на собор. Гус знал, что, может быть его ожидает смерть, но он говорил спокойно своим друзьям, убеждающим его не ехать на собор:

— Что же, я не скрываю от себя опасностей; если надо, я готов даже умереть... Я не побоюсь исповедать Христа и, если уж этому должно быть, готов потерпеть даже смерть за истину.

Написав завещание и попрощавшись с друзьями, Гус отправился из Праги в Констанц 11 октября 1414 г. Все путешествие было для него непрерывной радостью; Везде его встречали, иногда большими массами, с любовью и почетом и Гус не мог не видеть, что семена той правды, исканию которой он посвятил свою жизнь, дают уже большие всходы. 4-го ноября Гус был уже в Констанце, куда стекались со всех концов католического мира посланники, далеко не отвечающие своему титулу: «святые отцы». «Если бы вы могли видеть этот собор! — писал Гус своим друзьям. — Собор, называющий себя святым и непогрешимым — просто отвратителен! Швабы говорят, что потребуется 30 лет, чтобы очистить город от грехов, которыми его теперь пятнают... Как далеки эти духовные пастыри от цели, указанной Христом! Вместо того, чтобы жить

 

159

в простоте и смирении, они владеют землею, они хотят подчинить себе даже королей. Кто узнает в этих прелатах, окруженных свитами рыцарей, блистающих златом и серебром — учеников смиренного Распятого? Сколько времени им надо, чтобы забыть свою клятву? Они не могут видеть женщины без нечистых помыслов; они забывают о людях, как и о Боге. Откуда все это зло? Я трепещу, боюсь сказать, но не смею и умолчать. Я не хочу, чтоб сказали обо мне «Горе ему! он молчал и запятнал свои уста молчанием». Причина, источник всей этой заразы — римский двор, не только пото-

 

160

му, что он не исполняет своего назначения, но и поэтому что сам продает веру и церковь. Народ гибнет и мы все виновны в его гибели, мы обязанные вести его к жизни, а не к смерти»!

По этой выписке из писем Гуса к друзьям в то самое время, когда он готовился выйти перед собором, подготовляя свою знаменитую речь, — можно судить о его решимости говорить все и смело, не боясь никаких наказаний, боясь только одного: не умолчать ни частички той истины, которой он верил, которой не мог не верить, ибо видел ее глазами своими.

Но враги Гуса решили действовать не так, как обещались ему.

28 ноября он был арестован в своей квартире и приведен на допрос к кардиналам, а потом брошен в ужасную подземную тюрьму местного доминиканского монастыря, где очень скоро опасно заболел.

5 июня 1415 года состоялось первое собрание собора, на котором Гус был допрошен. Ему показали экземпляр его сочинения «О Церкви», спрашивая признает ли его своим. Гус, хорошо рассмотрев рукопись, заявил, что это в самом деле его книга и что все написанное в ней он считает правильным, но готов отказаться от всего, если ему докажут, что оно неправильно, ложно.

Конечно, «святые отцы» и не думали доказывать что-либо. Они подняли вокруг больного и слабого Гуса такой шум, что он не

 

161

мог произнести ни слова. Среди общего возбуждения и злобы, только он один сохранял спокойствие.

— Я думал, — сказал он собору, — что встречу здесь больше благородства, доброты и порядка.

В таком же шуме и издевательстве над Гусом прошли и второе и третье заседание собора. На последнем один из прелатов задал Гусу в присутствии императора следующий коварный вопрос:

— По-твоему, священник не священник, если он в смертном грехе; ну, а что если император в смертном грехе?

— Монарх, совершающий смертные грехи, — ответил смело Гус, — недостоин своего сана.

Председатель спросил еще раз Гуса, желает ли подчиниться решению собора? Гус ответил:

— Я затем и явился сюда, чтобы собор указал мне, в чем я заблуждаюсь; но пусть укажут и докажут, и пусть не заставляют меня отрекаться от того, чему я никогда не учил.

На этом заседании собора Сигизмунд отказался от своего покровительства над Гусом, заявив ему:

— Ты ошибаешься, если рассчитываешь на мое покровительство. Еретик, каков бы ни был его сан, не найдет пощады у Римского императора.

После этого заседания Гус знал, что его ожидает костер. Но, готовый ко всему, он ждал спокойно и твердо свой тяжелый конец. Духовенство пробовало уговорить его отказаться от своего учения, чтобы этим убить его нравственно, обещая за это подарить ему жизнь, но Гус отвечал:

— Я боюсь сделать это, чтобы не стать лжецом перед Богом и перед своею совестью и чтобы не опозорить себя в глазах тех, кому я проповедовал и перед другими верными проповедниками.

Шестого июня состоялось XII-ое заседание собора, на котором снова предложили Гусу отказаться от своего учения. После его отказа приступили к позорному обряду лишения сана. Гуса осыпали поруганиями, он отвечал на эту брань спокойно и с достоинством. Ему дали напр. в руки чашу, затем отняли, со словами: «о проклятый Иуда, оставивший совета мира и совещавшийся с иудеями, отдай нам чашу искупления». Гус ответил: — не от вас получил я благодать и не вы ее у меня отнимете. — Затем сорвали с Гуса облачение, испортили ему тонзуру и на голову надели бумажный колпак, вышиною в локоть, с рисунком, изображавшим чертей, тащивших его душу в ад. При этом говорили:

 

162

«поручаем твою душу дьяволу». — А я, сказал Гус, поручаю свою душу Христу, — Христос, прибавил он, носил еще более тяжелый терновый венец, я, бедный грешник, покорно снесу этот позорный, но более легкий венец, — он указал при этом на колпак» 1).

Гуса повели к месту казни, находящемуся за городскими воротами, подле Рейна. Прибыв на место, Гус упал на колени и начал молиться. Когда палач велел ему взойти на костер, Гус выпрямился и сказал так громко, что его слышали даже в значительном отдалении:

— Иисусе Христе! Эту ужасную позорную смерть я терплю ради евангелия и ради проповеди твоего слова; потерплю покорно и со смирением!

Палачи раздели Гуса и привязали ему руки назад к столбу: ноги Гуса стояли на скамье. Вокруг него положили дрова пополам с соломой. Костер достигал Гусу до подбородка. В последний раз имперский маршал предложил Гусу спасти жизнь отречением от ереси.

— Нет, сказал Гус, я не знаю за собой вины.

Тогда палачи зажгли костер.

Гус запел гимн: «Христе, сын Бога живого, помилуй меня». Но пламя раздуваемое ветром, поднялось высоко и Гус вскоре умолк.

Пепел мученика был тщательно собран палачами и выброшен в Рейн, чтобы ничего не осталось от еретика» 2).

Существует предание, что к костру, на котором уже горел Гус, подошла старушка и бросила в огонь несколько веток. Гус, видя ее темноту, воскликнул:

— О, святая простота!

Так жил свято и умер мученически, убитый католической церковью один из лучших учеников распятого Христа. Но жизнь и смерть его, а также и учение, проповеданное им, не прошло даром. Подобно горсточке закваски, брошенной в тесто, они расшевелили умы и совесть современников, открыв им глаза на то, что папское понимание Христа ничто иное, как только мерзость антихриста и что Христос и его учение требуют и учат другому, — свободе и любви, а не власти и помесничеству. Смерть Гуса, напоминавшая во многом мученическую кончину Христа, дала очень сильный толчок развитию сознания европейских народов и сыграла великую роль в освобождении, совести и разума человечества от того ужасного, беспро-

—————

1) М. М. Филиппов. Ян Гус, стр. 72.

2) М. М. Филиппов. Ян Гус, стр. 73.

 

163

светного мрака и рабства, в котором они находились за все века папского владычества.

Теперь, 500 лет после смерти великого мученика Яна Гуса, вспомним о нем с любовью и благодарностью, и постараемся подражать ему в смелом и радостном несении креста той истины, которая открыта и открывается в наши дни нашему сознанию.

Хр. Досев.

 

Прудон.

[К пятидесятилетию со дня смерти (1865 — 1916 г.)]

Прудон родился 15 января 1809 года в Безансоне. Отец его был бедный крестьянин, работавший всю жизнь, но желавший дать сыну образование. Крайняя бедность не позволяла получить Прудону всех сведений, какие дает гимназия, так как, не окончив курса, он должен был собственным трудом добывать себе пропитание, служа то наборщиком, то корректором в различных типографиях.

Прудон получил свое образование не из уст школьных наставников, а около типографской кассы, поневоле перечитывая все книги, которые приходилось набирать или корректировать.

Так, держа корректуру перевода Библии, он научился еврейскому языку. Набирая богословские сочинения, он получил разносторонние сведения и в этой области. Блестящие способности Прудона, выказанные им в своих первых сочинениях, обратили на талантливого самоучку внимание Безансонской академии, и она в 1831 году назначила ему стипендию, чтобы дать возможность усовершенствоваться в науках. В следующем году та же академия присудила Прудону медаль за сочинение на тему: «О пользе празднования воскресения».

В этом сочинении уже чувствовались те

 

164

идеи, которые впоследствии обессмертили имя Прудона, но академия не замечала надвигавшейся грозы.

В 1840 году появилось знаменитое сочинение Прудона: «Что такое собственность». В 1846 году вышло в свет не мене знаменитое сочинение: «Система экономических противоречий, или философия нищеты». Книга имела огромный успех, и против Прудона ополчились уже не заурядные и малообразованные сограждане, но люди науки и политические деятели.

Основой своего учения Прудон считает справедливость. Отношения между людьми должны быть построены на справедливости.

«Я должен относиться к своему ближнему, говорит Прудон, с таким же уважением, как к самому себе, и, насколько возможно, содействовать тому, чтобы и другие относились к нему точно так же: этого требует от меня совесть».

Ради чего я должен уважать ближнего? Ради его силы, его способностей, его богатств? Нет, это все внешности, которых я не должен уважать в человеке. Так, может быть ради того уважения, которое он с своей стороны оказывает мне? Нет, справедливость выше и этого основания. Она требует уважения человеческого достоинства даже по отношению к врагу... Я уважаю в ближнем не то, чем одарила его природа, или чем украсило его счастье, не вола его, не осла его, не рабыню его, как говорят, десять заповедей; также и не то добро, которым, как я ожидаю, он отплатил мне; я уважаю в нем просто человека.

Основываясь на идее справедливости, Прудон считал, что отношения между людьми могут определяться только посредством свободного договора. Прудона многие считали каким-то чудовищем, готовым потоками крови залить существующий мир для того, чтобы на его развалинах могли совершаться дикие оргии сторонников беспорядка. Между тем этот борец за справедливость был бесконечно далек от мысли о каком-либо насильственном разгроме старых порядков. Он не признавал никакого иного средства воздействия на людей кроме убеждения. Он говорил, что необходимо, чтобы люди, узнавшие истину, убедили других, что справедливость требует изменения существующей жизни.

Никаких других путей Прудон не признавал.

В сочинениях Прудона встречается не мало противоречий. Можно оспаривать пригодность тех средств, которые он предлагал для изменения существующего строя, можно возражать против тех или иных сторон идеального будущего общественного строя, ко-

 

165

торый он старался наметить, но нельзя не признать за Прудоном большой заслуги, как разрушителя тех устарелых и вредных идей, которые мешают человечеству на пути к совершенствованию.

Прудон умер 19 января 1865 года, т. е. 50 лет назад.

 

Из книги Прудона:
„Бедность, как Экономический принцип". Изд. Посредника.

Назначение человека на земле совершенство духовное и нравственное; это назначено требует от него умеренного образа жизни. Относительно силы потребления, бесконечности желаний, роскоши и великолепия идеала средства человечества очень ограничены; оно бедно и должно быть бедным, потому что без этого оно впадает, вследствие обмана чувств и соблазна ума, в животность, развращается телесно и душевно, и теряет, вследствие самого наслаждения, сокровища своей добродетели и своего гения. Вот закон, который предписывается нам нашим земным положением, и который доказывается и политической экономией, и статистикой, и историей, и нравственностью. Народы, преследующие, как высшее благо, материальное богатство и доставляемые им наслаждения, принадлежат к падающим народам.

Прогресс, или завершение нашего рода, весь заключается в справедливости и философии. Увеличение благосостояния занимает в нем место не столько как награда и средство к счастью, сколько как выражение приобретенной нами науки и символ нашей добродетели. Перед этой действительностью вещей навсегда распадается теория сенсуалистов, уличенная в противоречии с общественным назначением.

Если бы мы жили, как советует Евангелие, в духе радостной бедности, самый совершенный порядок царствовал бы на земле. Не было бы ни порока, ни преступления; трудом, разумом и добродетелью люди образовали бы общество мудрецов; они наслаждались бы всем благоденствием, на какое только способна их природа. Но этого не может быть в настоящее время, этого не было ни в какие времена, и именно вследствие нарушения двух наших величайших законов — бедности и умеренности. Вышедший из изобилия первых времен, принужденный

 

166

работать, научившись определять ценность вещей потраченным на них трудом, человек поддался горячке богатств; это значило с первого же шагу сбиться с дороги.

Человек верует в то, что он называет богатством, так же, как он верует в наслаждение и во все иллюзии идеала. Именно вследствие того, что он обязан производить то, чтό потребляет, он смотрит на накопление богатств и на вытекающее из него наслаждение, как на свою цель. Эту-то цель он преследует с жаром: пример некоторых обогатившихся уверяет его, что доступное некоторым, доступно всем; если бы это было бы иначе, он бы счел это противоречием в природе, ложью Провидения. Сильный этим заключением ума, он воображает, что насколько угодно может увеличивать свое имущество и отыскивать, посредством закона ценностей, первобытное изобилие. Он кипит, собирает, наживает; его душа насыщается, упивается в идее. Настоящий век проникнут этим верованием безумнее всех тех, которые оно имеет притязание заменить. Изучение политической экономии, науки самой новой и еще очень мало понятой, доводит до него умы; школы социалистов друг перед другом щеголяли в этой оргии сенсуализма; высшие классы, сколько могут, благоприятствуют полету и служению материальным интересам; сама религия, столь суровая некогда в своем языке, как будто тоже их поддерживает. Создавать богатство, копить деньги, обогащаться, окружать себя роскошью — сделалось везде главным правилом нравственности. Дошли до заявления, что лучшее средство сделать людей добродетельными, прекратить пороки и преступление — распространить везде комфорт, утроить или учетверить богатство; тому, кто рассчитывает на бумаге — и миллионы нипочем!

Наконец, этой новой этикой приучились разжигать сребролюбие, вопреки тому, что гласили древние нравоучители, а именно: что прежде нужно сделать людей умеренными, целомудренными, скромными, научить их жить немногим и довольствоваться своею долею, и что уже тогда все пойдет хорошо в обществе и государстве. Можно сказать, что в этом отношении общественное сознание было, так сказать, опрокинуто вверх дном: каждый теперь может видеть, какой получился результат от этого странного переворота.

Ив. Трегубов.

 

 

Date: май 2014

Изд: «Календарь для каждого» за 1916. Под ред. А. С. Зонова и И. И. Горбунова-Посадова.

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)