КАЛЕНДАРЬ ДЛЯ КАЖДОГО

1908

Итоги.

На вас работает теперь пол-мира:

Китаец несет для вас тяжелый труд, собирая чай или работая по пояс в воде на рисовом поле.

Негры и фелахи Нильской долины готовят для вас хлопок под нестерпимо-палящим солнцем.

Рабочие — мужчины и женщины, молодые девушки и маленькие дети, — дома и за границей ведут, благодаря вам, безрадостную жизнь среди машин.

Для вас несут на полях тяжелый, в поте лица, труд голодные крестьяне, труд от зари и до зари.

У вас есть теперь рабы всюду, во всех странах, несущие всякие страдания, всякое унижение, и все это для вас.

Что же вы делаете для них?

II.

Вы не можете освободиться от вашего великого долга пред ними посредством денег.

Посредством денег вы можете лишь переложить свой долг на плечи других.

А у этих уже есть свои обязанности, которые останутся неисполненными, если они возьмут на себя ваши обязанности.

Вы можете расплатиться лишь своим трудом, и лишь серьезным, настоящим трудом.

Что же говорит ваша счетная книга?

Не говорят ли итоги безнадежно против вас?

Если это так, признайте себя несостоятельным должником, не лгите себе, начните жизнь снова.

Стараясь отныне больше давать, чем брать, и больше служить, чем принимать услуги.

Так же, как Сын Человеческий, Который приходил не для того, чтобы Ему служили, а для того, чтобы самому служить другим.

Э. Кросби.

(Перев. И.Наживина)

В о й н а .

Действие на общество военного начала.

(Из книги Даймонда. Война, ее причины, последствия, законность и пр.
Пер. Д. Р. К. *)

Как ни страшно растлевающее действует зло военного начала на нравы военного сословия, но это еще одно из меньших ее зол. Пагубное влияние военных нравов на общество менее приметно, потому что влияние это не так резко, но если степень зла не так ярко бросается в глаза, за то интенсивность явления пополняется с лихвою ее общностью и распространенностью.

Это влияние подобно влиянию постоянного и вредного болотного испарения, это своего рода нравственная малярия: мы не замечаем этих миазмов, не обращаем внимания на поднимающиеся с болота испарения, но испарения эти тайно и постоянно подтачивают нравственные наши силы.

—————

*) Книга эта еще не появлялась на русском языке. Издана она впервые в Англии в 1824 году.

Всякий знает, что порок заразителен.

Безнравственный человек всегда способствует развращению своих близких и нет надобности быть особенно проницательным, чтобы понять, что огромная масса безнравственности и преступлений, накопленные войной, не могут не иметь могучего действия на деморализацию общества. Что особенно содействует вредному влиянию войны на общественную совесть, это то соображение, что ложное общественное мнение привело людей в такое состояние, при котором они не гнушаются принципов военного сословия, не чуждаются, не боятся их и вполне безоружно подпадают под влияние деморализирующих этих принципов. Порочное влияние незаметно, исподволь внедряется в наши души и злые побуждения милитаризма принимаются нами с распростертыми объятьями. Слава, патриотизм, храбрость, победа — такие понятия, которые мы привыкли считать радостными и хорошими, и кто же из нас умеет устоять в восхищении своем этими представлениями и не забывать о том зле, которое может быть скрыто,

и скрывается всегда под личиною этих громких слов.

Зло войны всеобъемлюще по самой своей природе.

В продолжении любой войны, народы в целом их составе осваиваются с чувствами крайней лютости, знакомятся с крайними проявлениями человеческого злодейства, в них развиваются и крепнут одни только зверские чувства и между воюющими народами вряд ли найдется один человек из ста, который за время продолжения войны не утратил бы части своих христианских принципов.

„Не малое несчастье для человека", — сказал С. Гох, — „жить в то время, когда сцены ужаса и крови часто повторяются. Одним из злейших последствий войны будете содействие притуплению чувств гуманности и страдания".

Тот, кто знает, в чем состоит нравственный закон Бога, тот, кто истинно желает победы добродетели над злом и участливо относится к счастью мира, тот не станет оправдывать чувств мщения и злобы, которые развивает война, потому что, если что и противно христианству, так это именно чувство воздаяния злом за зло, — чувство мести. Главный характер миролюбия, вытекающий из учения Христа, состоит в обязательстве воздержания от наклонности к возмездию. Самая сущность и дух христианства в отречении от мстительности. Дух же и сущность войны в развитии мстительности, а потому христианство и война непримиримы.

Излишне доказывать, что война возбуждает все злые страсти человека. Когда предполагают начать войну, или когда она уже объявлена, все старания прилагаются к тому, чтобы в народе поддерживать злое возбуждение; все мероприятия сводятся к тому, чтобы разжечь чувства ненависти и злобы; пускаются в ход памфлеты, пасквили, ложные газетные известия, каррикатуры, ничем тогда не пренебрегают, ни перед чем не останавливаются, лишь бы вызвать и поддержать в народе враждебные чувства.

Как ни стыдно, как ни ужасно признаться в том, но нужно сказать, что у нас даже с кафедры зачастую гремели публичные лекции, цель которых заключалась в том, чтобы подогреть и расшевелить слишком вялую способность нашего народа к гневным выходкам.

Вот какими мерами возбуждаются и поддерживаются самые антихристианские наши страсти, те именно страсти, подавлением которых исключительно занята истинная наша религия.

Немыслимо развитие христианства при подобных обстоятельствах. Чем успешнее мы возбуждаемся к военным действиям, тем полнее достигается угасание в наших сердцах всякого религиозного чувства. Война и христианство находятся на противоположных концах коромысла и возвышение одного из них может произойти только вследствие и на столько, на сколько понижен будет другой.

Убийства и опустошения, причиняемые войною — ужасны, но побочное зло, причиняемое войною, еще ужаснее. Война сеет безнравственные чувства, и прямым последствием ее является извращение убеждений.

Нет нужды останавливаться и рассматри-

вать подробно и отдельно все те проявления зла, которые вызываются войною, труд этот был бы бесконечен, потому что она есть та гангрена, которая заражает своим ядом весь политический и социальный строй. Упоминание о вреде войны равносильно упоминанию о вреде зла, потому что нет того зла, которое не порождалось бы войною и кроме того много зла присуще ей одной.

Может быть и правы те, которые утверждают, что рядом с бесконечным злом, производимым войной, она приносит и некоторое благо. Может быть благодаря ей обнаруживаются ценные качества, которые иначе оставались бы скрытыми, может быть подчас война производит побочные, случайные, а иногда даже непосредственные выгоды. Если бы даже все эти предположения были справедливы, то и тогда наличность этих случайных выгод не изменяла бы сущности вывода. Трудно допустить, чтобы любая из широко распространенных систем не произвела бы когда-нибудь, случайно, некоторой доли блага. Допустить такое явление значит допустить существование зла неслыханной идеальной чистоты. Нет того зла, в котором нельзя бы было отыскать крупинки добра. Если же кто, сравнивая достоверные выгоды войны с достоверными ее невыгодами, станет гнуть весы в сторону военных действий, то он этим докажет не неведение, а недобросовестность, этим образом действий он докажет не отсутствие способности на правильное мышление, а сознательное желание скрыть истину.

Победа.

(Стихотворение в прозе.)

„Столица ликует", — говорят газеты, — „Неприятельский флот уничтожен".

Матери в восхищении, потому что другие матери потеряли своих сыновей, совершенно таких же, как и их сыновья.

Вдовы, девушки улыбаются при мысли о новых вдовах и сиротах.

Мужчины исполнены радости, потому что другие мужчины зарезаны или в ужасных муках погибли в огне горящих кораблей.

Маленькие мальчуганы сходят с ума от восторга и гордости, воображая, как они вонзают сталь в мягкое тело человека и сжигают и разоряют дома, точно такие же, как и те в которых они живут.

А та, другая столица погружена в печаль и унижение и в этом то и есть вся наша радость, наш триумф.

Как могли бы мы торжествовать, если бы не было ближнего, над которым торжествовать?

Вчера мы резались с ним и ненавидели его.

Сегодня мы попираем ногами его лицо и презираем его.

Вот это жизнь! Это патриотизм! Это наслаждение!

Но кто же мы, люди или дьяволы? А наша „христианская" столица — что же это как не преддверие ада?!

Эрнест Кросби.

(Перевод Ив. Наживина.)

91-92

После сражения.

Уже в полях не слышно битвы...

Еще в дыму пороховом

Темнеет небо... Для молитвы

Бойцы сбираются кругом.

Везде разбросанные трупы

В грязи валяются... Порой

Несутся стоны, — над землею

Напрасно раненый солдат

Подняться силится с бронею

Облитых кровью медных лат.

Склонив знамена, победитель

Хвалу возносит к небесам,

Как будто Светлый Искупитель —

Хотел помочь убийству Сам.

Как будто здесь набиты эти

Немые груды мертвецов

Ему в угоду... Злые дети,

Дружины бешенных бойцов,

Забыли крест, где Он томился,

Где в муках смерти роковой

Он за врагов Своих молился

Над ослепленною толпой.

В. Немирович-Данченко.

Битва при Атбаре.

(стихотв. в прозе)

"Победа англичан в Судане.

"Враг держался упорно и был весь переколот в траншеях.

"Трудно представить себе что-либо более прекрасное, чем поведение наших войск в этом деле".

Очень трудно, разумеется!

Белые "христианские" солдаты за три тысячи миль от дома, нанятые белыми "христианскими" капиталистами, перекололи за плату черных магометан, защищавших родную страну!

Великий Боже! неужели нельзя надеяться, что придет наконец день, когда всякий здравый человек содрогнется при мысли всадить штык в своего ближнего, как теперь он содрогается при мысли подвергнуть мучению ребенка?

С жалостью, презрением и отвращением глядим мы назад, в прошлое, полное орудий пытки и костров, — мы, сами погруженные в глубокий мрак!

Эти мусульмане-дервиши, защищающие свой дом, в десять раз лучшие люди, чем эти "христианские" лицемеры, старающиеся украсить свои омерзительные бойни жрецами в пышных ризах, золочеными крестами, торжественными панихидами и всякой другой бесстыдной ложью и богохульством!..

Эрнест Кросби.

(Перевод Ив. Наживина.)

Белая корона.

В журнале "Century Nagasin" за 1891 г. был помещен очень любопытный и блестяще написанный, но более чем фантастичный рассказ американского писателя Герберта Варда "Белая корона", главным героем которого является Вильгельм. Следуя новой моде изображать события будущего как бы уже совершившимися, этот рассказ помечен 2891 годом и ему придана форма древнего очерка уничтожения в Европе войны, который будто бы написан для британского исторического общества, но забракован им за слишком романический характер. В этой романической фантазии рассказывается, что было время, когда вся Европа представляла один сплошной военный лагерь и каждая весна приносила с собою не радостную весть об обновлении природы, а страшную угрозу о всеобщей огульной резне. Наконец, наступил роковой час этой катастрофы.

Первого июня молодой германский император проснулся очень рано с тяжелой головой от большого количества шампанского, выпитого накануне на обеде в английском посольстве, и едва он открыл глаза, как молодой военный министр и любимец императора генерал фон-Эйзенах объявил ему, что французский посланник требует немедленного удовлетворения за нанесенное его родине оскорбление убийством одного поселянина и арестом другого на франко-германской границе. Император пришел в ярость и приказал тотчас объявить войну Франции за ее дерзкое требование справедливости, а когда военный министр осмелился заметить: "что скажет рейхстаг?" то он, топая ногами, воскликнул: "я — рейхстаг и германский народ".

Через несколько часов Германия, Франция и Россия уже мобилизовали свои громадные армии, а спустя восемь дней главные силы немцев и французов под предводительством императора и президента уже стояли друг против друга, готовые вступить в бой. В

девять часов утра германский император произвел последний смотр своим войскам и хотя удивился, увидав на груди всех офицеров и солдат белую серебряную коронку, но не обратил на это дальнейшего внимания и только улыбнулся, когда на его вопрос какой-то солдат отвечал, что коронку дала ему его возлюбленная в виде амулета. Все было готово, и император скомандовал артиллерии: "пли!" но не раздалось ни одного выстрела. Мрачнее грозовой тучи посмотрел вокруг себя молодой император и повторил команду; но громадная артиллерия стояла как вкопанная. Император в третий раз в бешенстве повторил команду и когда исполнения все-таки не последовало, соскочил с лошади, бросился к соседней пушке, взмахом сабли снес голову первому попавшемуся канониру и хотел сам произвести выстрел, но пушка не стреляла. Не помня себя от злобы, император бросился на стоявшего подле него офицера и, схватив его за грудь, при чем в его руках осталась серебряная коронка, потребовал объяснения, что все это значит. — "Это значит, — отвечал спокойно офицер, что германская армия поклялась во имя Христа не совершать убийств, и сорванная вами коронка — символ этой клятвы". Император ничего не понимал и в каком-то безумном исступлении скомандовал кавалерии и пехоте: "вперед!" Но никто не двинулся. Молча взглянул он тогда на своего любимца военного министра Эйзенаха. "Да, отвечал тот: это — дело

белой короны". В этот момент императору подали телеграмму от главнокомандующего германской армией, посланной в Россию. В телеграмме сообщалось, что ни офицеры, ни солдаты не хотят драться.

"Что это? — воскликнул император, — что сталось с вами, германцы? — Неужели вы не защитите своей родины от проклятого врага?" — "Ваше величество, — отвечал военный министр, — мы готовы защищать родину от врагов, если они откроют против нас огонь. Но без причины убивать людей, своих братьев, мы не можем. Мы дали в этом клятву во имя Христа". Император поник головой и слезы потекли по его щекам. В эту минуту ему подали письмо от президента, командовавшего французской армией, который с проклятиями извещал его, что французы не хотят драться, а потому необходимо заключить мир. И в то время как император поехал на свидание с президентом, обе армии увидали неожиданно появившуюся на холме высокую фигуру человека, который, простирая руки, благословлял недавних врагов. Миллионы воинов тихо опустились на колени, и небесная улыбка осветила лицо незнакомца. "Это князь мира, — сказал Эйзенах на ухо императору; — никто его не знает, но он соединил все армии в одно братство во имя Христа". Пока он говорил, облако закрыло незнакомца, и он исчез. С этого времени никогда более не было в Европе войны.

Дар Божий.

(Стихотворение в прозе.)

„Где дар, — сказал Господь, — сделанный Мною людям,

Обвенчанная Мною с солнцем, плодородная земля, с ее богатствами, достаточными для всех?

Что значат эти моления людей о хлебе?

Разве есть бедные в мире, изнемогающем под бременем богатств?

Кто же отнял у людей Мой дар,

Невесту солнца, плодоносную землю?"

И немногие, завладевшие землей, сказали: „благодарим Тебя, о, Господи!

Истинно, что Ты дал землю для всех, но смотри:

Твои посланники, Закон и Порядок, правящие миром, когда Ты далеко,

Признали нас достойными из всех и вручили, нам дар Твой!.."

„Я не знаю их, — сказал Господь. — Они, — научившие вас отнять у ближних Мой дар, — порождение ада, Я никогда не бываю далек от мира, данного мной людям и теперь, еще раз и навсегда Я даю эту плодоносную землю всем сынам человеческим.

Горе исчадию сатанинскому, осмелившемуся занять Мое место!

Горе вам, присваивающие себе дар Мой для всех!

Горе человеку, захватившему поле его ближнего"!...

Эрнест Кросби.

(Перев. И. Наживина.)

Вера сторонников единого налога.

Речь Г. Джорджа.

Мы верим в равенство людей, — не в то, что все люди одного роста, что все они одного

100

веса или что все они одинаково могут делать одно и то же. Мы признаем, что все они различны по своим личным качествам. Но мы верим в равенство людей, признавая, что все они могут жить одинаково хорошо. Мы верим, что Бог, всемогущий Отец наш, создал землю для всех человеческих существ, призванных им к жизни. Мы верим, что он предназначал ее для всех людей, а не для некоторых только, и мы верим, что все люди, все, без исключения, имеют равное право на пользование Его благостью. И потому мы признаем, что каждый человек имеет равное с прочими право на землю своей родины. Мы не думаем, чтобы нужно было разбивать землю каждой страны на равные полоски для раздела между всеми ее жителями. Мы не думаем, чтобы такой раздел был возможен, — да и будь он возможен, все же им не было бы обеспечено равенство на более или менее долгое время, тогда как наша цель состоит в том, чтобы достигнуть равенства в пользовании естественными богатствами не только для нашего поколения, но и для тех людей, которые сменят нас. Мы не собираемся давать каждому равную с прочими долю земли. Мы предлагаем лишь сделать всех одинаковыми участниками в тех благах, которые доставляет владение землею. Мы понимаем, что земля не может быть поделена поровну. Мы знаем, что земля не везде одинакова по своей ценности и что ценность ее постоянно изменяется. Мы знаем, что одним людям нужно больше земли, другим — меньше, и что не все нуждаются в непосредственном пользовании ею. И мы стремимся лишь к тому, чтобы все люди были поставлены в отношении земли в условия полного равенства: и те люди, которые владеют тысячами десятин ценной земли, и те, у которых есть лишь небольшой надел, и те, у которых вовсе нет никаких земельных владений. Мы рассчитываем достигнуть этого равенства просто, лишь

101

собирая с земли, сообразно с ее ценностью, доход в пользу всего общества или всего народа. Мы не предлагаем отбирать у теперешних собственников их владений и затем сдавать их в пользование желающим. Мы ничего не предлагаем отбирать формально у теперешних собственников земли. Мы предлагаем только обложить земли налогом по их ценности, начав с маленького и доведя его возможно быстрее до такого размера, чтобы в нем отбиралась для общественных надобностей вся рента, — другими словами, весь тот излишек дохода, который получается с известной земли ее владельцем вследствие особых преимуществ ее пред другими землями. И сделав это, мы предлагаем отменить все другие налоги, которые отнимают у трудящихся зарабатываемое их трудом, стесняют производство и накопление богатства и вообще ведут к обеднению народа.

В сущности мы добиваемся только свободы людей и лишь продолжаем то дело, которому служили Вильям Ллойд Гаррисон и его друзья. И мы сходимся с ними не только в целях, не только в том, что добиваемся отмены промышленного рабства, как они добивались отмены невольничества, но также и в том, что стремимся одинаковым с ними путем достигнуть своей цели: путем отмены законодательных ограничений свободы. Мы расходимся с социалистами в той важной частности, что мы не видим необходимости в придумывании сложных планов для устранения общественной неправды. Мы не верим, чтобы надо было создавать новый и сложный правительственный механизм. Мы полагаем, что нужно лишь уничтожить стеснения — дать полный простор для проявлений естественной гармонии отношений. И многие из нас спаслись от мертвящего отчаяния атеизма только благодаря этой вере в порядок, в гармонию и благодетельное предназначение общественных законов, благодаря гому, что мы видим в мире не выдумку скряги или ничтожного интеллекта, а великое проявление разума, — благодаря тому, что мы признаем средством уничтожения бедности справедливость, а не благотворительность. И мы требуем только свободы.

Труд — создатель всякого богатства. И однако он оказывается самым дешевым товаром, и трудящиеся люди живут повсюду в бедности; почему же так? Да просто потому, что труд лишен свободы. Если что нужно труду, то только полный простор для его применения. И рабочим людям нужна не милостыня, не снисхождение, не сложные планы преобразования их быта, а только одна справедливость. Мы полагаем, что для решения рабочего вопроса нужно лишь признание той истины, что все люди одинаково дети Творца, одинаково могут полагаться на Его благость, прилагать свой труд к припасенным Им материалам и пользоваться плодами своего труда. У нас нет никаких патентованных средств против общественных зол. Наше средство — обращение к справедливости, — восстановление людей в тех правах, которые не могут быть по совести отчуждены от них никакими залогами или продажами, никакими указами королей или парламентскими постановлениями.

Мы отличаемся от социалистов разных наименований тем, что мы придаем несравненно менее, чем они, значения капиталу. Мы признаем тот факт, что двумя основны-

102

ми деятелями во всяком производстве являются земля и труд. Мы отвергаем, как крайнюю нелепость, признаваемое социалистами учение о том, что труд не может иметь приложения, пока не будет накоплен капитал. Мы утверждаем, что именно труд-то и есть создатель всякого капитала. Мы утверждаем, что когда в каком-либо производстве хозяин пользуется трудом рабочих и уплачивает им заработок, то при этом не он им, а они ему выдают вперед капитал. Мы говорим: „Дайте труду доступ к необходимому для всякого производства элементу, предоставьте ему возможность пользоваться землей, не лишайте людей, желающих трудиться, тех удобств к производительной деятельности, каким конца нет в природе, и вы сделаете твердыми и устойчивыми самые основания общественного строя; и если тогда окажутся безработные, то это будут лишь люди, не желающие работать; если тогда окажутся бедняки, то это будут лишь люди, заслуживающие бедности". Мы уверены, что капиталисты тогда уже совсем не в состоянии будут теснить трудящихся, что кончится тогда столь неестественное, но столь привычное для нас разлучение труда и капитала, что сами трудящиеся сделаются тогда капиталистами, а просто капиталисты останутся не у дел. Вместо односторонней отчаянной конкуренции между рабочими, лишенными естественных условий для труда и рассчитывающих лишь на заработок, выдаваемый хозяевами, установится такое положение дел, когда хозяева станут гоняться за рабочими, как гоняются теперь рабочие за хозяевами.

Мы далеки от отрицания прав собственности; более того, все наши усилия направлены к их охранению. И мы восстаем против теперешнего порядка вещей именно потому, что в нем нет достаточно уважения к правам собственности. Мы говорим, что все, производимое или вырабатываемое каким-либо человеком, принадлежит ему и только ему. И, признавая обидой, когда один человек отбирает у другого его собственность, то, что тот произвел или получил по свободному соглашению от производителя, мы признаем также обидой, когда то же делает какое-либо правительство.

Мы признаем за грабеж таможенные пошлины разного рода, да и в прочих обычных у нас пошлинах и сборах мы видим не меньшее зло. Мы говорим, что если земледелец выращивает две былинки там, где росла одна, что если домовладелец строит дом на месте пустыря, капиталист заводит фабрику, и люди с трудом и лишениями накапливают себе богатство, то правительство преступает заповедь „Не укради", когда является к ним и требует, чтобы они больше платили ему на том основании, что они больше скопили или произвели. И мы говорим также, что позволять людям жать там, где они не сеяли, допускать, чтобы отдельные лица клали к себе в карман то увеличение дохода с земли, которое возникает вследствие роста и совершенствования общества, — значить потворствовать воровству. И мы говорим, что уничтожив все налоги, падающее на труд и предприимчивость, и отобрав в пользу общества тот доход, который получается вследствие роста и совершенствования общества, мы только лишь исполнили бы требование справедливости: сохранили бы за трудящимися то, что

103

по праву принадлежит им, являясь наградой за их труд и бережливость, и отдали бы обществу то, что по праву принадлежит всему обществу. И мы верим, что преобразование такого рода, — каким бы простым и легким ни показалось оно на первый взгляд, — уничтожило бы неправду, лежащую в корне наших общественных отношений, и поставило бы всех людей в совершенно равное положение относительно пользования естественными удобствами. Мы не говорим, что при этом преобразовании было бы достигнуто все, к чему нам следует стремиться; чтобы после него нам можно было сидеть сложа руки, — чтобы после него не осталось никаких монополий. Но мы говорим, что преобразование это было бы наиболее важным, основным; что, не выполнив его, мы ничего не в состоянии были бы сделать и что, выполнив его, мы расчистили бы путь для всех других общественных преобразований.

Что же касается вопроса о вознаграждении, который нередко поднимают, то, на наш взгляд, вознаграждение следует выдавать не людям, которые получали выгоду от неправды, а людям, которые страдали от ней. Да, собственно, нельзя было бы и поднимать этого вопроса при том простом плане преобразования, какой предлагается нами: мы ничего ни у кого не отбирали бы, мы лишь изменили бы систему налогов.

Идеи, провозглашаемые нами, быстро проникают в народное сознание. Одни рассудочно принимают их, другие схватывают их как бы чувством. Они уже как бы в воздухе... И когда наступит время, всюду будут оказываться люди, способные их осуществлять. Это путь всех великих революций. Семя брошено, и во тьме и молчании прорастает оно. Но наступит день, пригреет солнышко, пройдут дожди, и зеленые росточки появятся там, где все казалось мертвой пустыней.

Люди трудились и сеяли семя. Но есть господа, которые не видят дальше поверхности, и они говорят, что еще ничего не сделано. Нет, истина уже подтачивает самые основания неправды, и та рухнет, быть может, в такое время, когда все здание ее будет казаться особенно устойчивым и прочным. Так было с рабством, и в такое время, когда люди и подумать не смели о том, что ему будет когда-нибудь конец. Так это есть и теперь с земельной собственностью, с замаскированным рабством, с той тяжкой неправдой, которая обездоливает людей, лишает детей их природного права и удаляет их из мира ранее, чем они успевают встать на ноги. Она кажется со стороны могучей и непоколебимой, и течение веков, — как будто — ничто для нее. Цены на землю растут. Газетные писатели и государственные люди более, чем когда-либо, уверены, что вот-вот все пойдет, как по маслу. Но, да не смущается сердце ваше: великая истина проникает в народное сознание, и недалеко то время, когда она проявится в Божьем мире. Так дико теперешнее состояние отечества, так неестественна та неправда, которая лишает людей возможности пользоваться землею, без которой они не могут ни жить, ни трудиться, так противна она и разуму и совести людей, — что она может держаться только до тех пор, пока намеренно поддерживается невежество, пока ничего не делается для прояснения мысли людей.

104

Но теперь уже многое сделано в этом отношении. Однако не мало и еще остается сделать. Среди нас есть много язычников, которые еще ждут своего обращения, — много людей, которые, по-видимому, и понятия не имеют о различии между домом и землей, на которой он стоит, между ячменем и полем, на котором он выращивается, между рыбой и озером, в котором она ловится. А есть и еще более удивительные люди, даже среди тех, которые занимаются делом проповеди в церквах. Мы слышим от них, что Бог дал много благ этого мира богатым людям с тем, чтобы они могли иметь неизреченную радость, подавая милостыню беднякам, и что бедных людей Бог создал для счастливой жизни где-то там, на небе. Да, не мало еще среди нас миссионерской работы... Ну что ж, если церкви не хотят ее знать, так примемся мы за ее выполнение. Выступим же вперед и поведуем людям благую весть о том, что Бог есть действительно наш отец, что порок, нищета, нужда и страдания, которые кишат в самых центрах нашей цивилизации, возникают не по Его воле, a вследствие наших несчастных грехов: вследствие нарушения нами Его закона, вследствие того, что, вместо оказания справедливости, мы творим неправду. Выступим же вперед с надеждой, с верой, что истина восторжествует, выступим вперед с радостной вестью о том, что если мы, не дожидаясь жизни будущего века, исполним волю Бога и подчинимся Его закону справедливости, то наша земля теперь же сама собою превратится в светлый рай; что нет ничего рокового в невольной бедности и непосильном труде; что согласно Божьему предначертанию мы все могли бы быть богаты, все могли бы иметь от земли не только все необходимое для жизни, но также и все то, что может украшать и услаждать нашу жизнь; что нет на то воли Бога, чтобы мы жили на земле какие-нибудь 25 лет, — средняя продолжительность жизни по данным нашей статистики, — но, что, как говорится в Ветхом Завете, — мир, изобилие и долгота дней были бы нашим-уделом, если бы мы исполнили Божий закон и познали справедливость. Возьмемся же за это дело, примем на себя труд, который в самом себе несет свою награду.

С англ. С. Николаев.

106

Как разрешен земельный вопрос духоборами.

Духоборы появились в России еще в XVIII столетии, но будучи преследуемы за свое строгое следование учению Христа, особенно за отказ от военной службы, как несогласной с заповедью Христа о любви к врагам, и будучи переселяемы с одного места на другое, — в конце-концов, были поселены на высоких и холодных горах Кавказа для того, чтобы быть лишенными возможности распространяться среди русского народа. А в конце XIX-го столетия около 8 тысяч человек из них принуждены были выселиться в Америку, в английскую колонию Канаду, за то, что они, устроив мирную стачку, вышли из подчинения правительству и еще теснее сплотились в один братский союз, назвав его "христианской общиной всемирного братства".

107

Так вот у духоборов не существует частной собственности на землю, и все у них общее: земля, скот, земледельческие орудия, мастерские, мельницы и проч. Поэтому у них и быть не может того разделения людей на богатых и бедных и той нищеты, которая наблюдается повсюду у нас.

Число живущих в Канаде духоборов достигло теперь десяти тысяч человек. Семь тысяч из них живет близ города Иорктона, три тысячи в земле Принца-Альберта. Лучше других устроились духоборы, живущие близ Иорктона, где сорок семь их сел соединились в одну общину, составили общую кассу и одно огромное хозяйство и для управления им выбрали комитет из трех лиц: Петра Веригина, Павла Планидина и Николая Зибарова. Главное же управление делами принадлежит ее так называемым "старичкам", т.е. всем женатым мужчинам, которые время от времени собираются на съезды.

Каждое село, по мнению духоборов, должно состоять не более, как из сорока дворов или семей. Каждая семья живет в отдельном домике, окруженном небольшой усадьбой и так называемым "летним огородом" для личного потребления, из чего мы видим, что духоборы, организуя полное общинное производство, заботливо охраняют "семейный уют" и не хотят создать ничего, похожего на казарменный фаланстер.

"Зимние же огороды", т.е. огороды с овощами для зимнего потребления (капустой, картофелем и проч.), находятся в общем пользовании и обрабатываются общими силами точно так же, как и хлебные поля.

Собираемые с полей и огородов и остающиеся неупотребленными от "летних огородов" продукты хранятся в общественных складах, из которых каждая семья и берет себе то, что ей нужно.

Что касается таких предметов, как сахар, хлопчатая бумага, шерсть, кожа, земледельческие орудия и проч., то они закупаются духоборами оптом, прямо на заводах и фабриках, следовательно, по очень дешевым ценам и хранятся в общественных магазинах, из которых самый обширный находится в центре их поселения на линии железной дороги, пересекающей занимаемую ими местность.

Мельницы, лесопильни, молотилки, прядильни и другие мастерские приводятся в движение силой паровых машин. У канадских духоборов имеются даже паровые плуги. Кирпичные и черепичные заводы работают также при помощи машин. Все машины содержатся в образцовом порядке и, работая ими попеременно каждый день, духоборы доводят их производительность до самой высокой степени.

В этой общине насчитывается две тысячи работников. Из них одна тысяча работает дома, в своей общине, а другая идет на заработки, главным образом, на соседние железные дороги, что и дало им возможность собрать громадную сумму денег, которую они употребляют для все большего и большего усовершенствования своей общины.

Работают духоборы с 5 часов утра до 8 часов вечера, но все это время разделяется ими на три смены: первая смена людей и лошадей работает с 5 до 10 часов утра и затем отдыхает пять часов, а ее заступает вторая смена. В три часа вновь начинает работу первая смена и работает до 8 часов. Точно так же чередуются между сменами работников тяжелые и легкие работы.

Пробуждаются духоборы от сна и заканчивают свой рабочий день под звуки песен, которые хор поет, проходя по улицам села. Часто и самая работа сопровождается пением песен и гимнов, и тогда она представляет чудесную картину.

Из русских писателей г. Тан, посетивший духоборов в 1903 году, вынес из этого посещения самые светлые впечатления.

Не менее восхищаются этой общиной и иностранные писатели. Так один из них, Джемс Мевор, английский профессор из г. Торонта (в Канаде), посетив духоборов, написал о них восторженный отзыв, в котором говорит, что духоборы так устроили свою общинную жизнь, что не только не тяготятся ею, но находят ее "очень приятной", и что их община представляет собою самое широкое, какое когда-либо осуществлялось, применение социализма.

Из статьи И.Трегубова.

137-138

Арвид Ернефельт.

(Краткая биография.)

Сын губернатора одной из губерний Финляндии, а потом сенатора, Арвид Ернефельт (Arvid Jarnefelt) родился в 1861 г. Кончив курс на юридическом факультете, он готовился уже к блестящей карьере, как вдруг, под влиянием писаний Толстого, в нем начался душевный переворот. Ернефельт оставляет все свои проекты и поступает учеником к сапожнику; обучившись сапожному делу, он переходит к кузнецу, а потом, лет 12 тому назад, приобретает небольшой, десятин 10, участок земли в Нюландской губернии, где живет и теперь, занимаясь земледелием сам, своими руками, а не наемными, и литературным трудом.

На литературном поприще он выступил уже в зрелом возрасте: его первая книга, роман "Родина", появилась в 1893 г. Во всех своих работах он, главным образом, касается вопросов религиозных и нравственных, постепенно все более и более сбрасывая с себя всякие условности — религиозные, научные, общественные, обнажая иногда самые сокровенные свои слабости и грехи. И чем дальше он идет по этому пути, тем, разумеется, — так всегда было и так еще долго будет, — меньше у него шансов на симпатии "широких кругов" публики: он не принадлежит к числу "модных" популярных писателей.

На русский язык переведены лишь две его повести: "Три судьбы" и "Чада земли". И та, и другая повесть останавливает на себе внимание серьезностью, важностью своего содержания. В "Чадах земли" Ернефельт касается наболевшего в Финляндии — как и везде — земельного вопроса, ярко, талантливо изображая страдания обезземеленных тружеников и всю лживость, беспочвенность жизни и деятельности разных народных "благодетелей". В ближайшем будущем готовятся переводы на русский язык и других произведений Ернефельта, между прочим его драмы "Тит", в которой он ярко рисует трагическую судьбу римского императора Тита: полный любви к людям, Тит в молодости рвется к власти, чтобы, пользуясь ею, облагодетельствовать весь мир, но, к ужасу своему, он не только не достигает своей цели, но видит вокруг себя, властелина земли, лишь кровь, ужас и всякое преступление, из которых он выйти никак не может. Власть человека над человеком, — говорит Ернефельт своей драмой, — не только никогда и ни в каком случае не может быть источником блага, но является настоящим проклятием как для властелина, так и для подчиняющихся его насилию людей. Было бы очень желательно, чтобы были переведены и другие писания Ернефельта, а особенно его исповедь, "Мое пробуждение", в которой он рассказывает о переломе в его жизни.

Большой заслугой Ернефельта являются его переводы на финский язык некоторых писаний Л. Толстого и Генри Джорджа. Он положил начало джорджистскому движению в Финляндии, которое, к счастью, разрастается все более и более: первое издание "Прогресса и бедности" разошлось с необыкновенной быстротой и не прошло года, как понадобилось другое; в Гельсингфорсе уже организовалось общество джорджистов; в скором времени предполагается учредить и в университете кафедру для пропаганды этой великой идеи освобождения земли. В настоящее время Ернефельт деятельно переводит мелкие статьи и речи Джорджа для издания их дешевыми, народными брошюрами.

Ив. Наживин.

Date: май 2014

Изд: «Календарь для каждого» за 1908. Под ред. А. С. Зонова и И. И. Горбунова-Посадова.

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)