1

независимый

религиозно-общественный

журнал

ЯСНАЯ ПОЛЯНА

Выпуск 12

РИГА, 1991

EASTWEST

[Дзиро Китамикадо]

OLD BY

LEAH

MARK

FRIENDS MATSUI

Показывая нам свои аккуратные посадки чая, бобов азуки и грядки с кунжутом - всё это в чудной местности среди свежезелёных холмов, бамбуковых рощ и старых деревенских домов - Дзиро Китамикадо ведёт беседу о Канте, Конфуции и Толстом. "Все они призывают к одному, - говорит он, проходя по террасам с посевами риса, - они призывают поступать сообразно вложенному в нас моральному закону".

Китамикадо уже 76 лет, и он хорошо знаком с тем, что значит жить сообразно с внутренней истиной. После того, как в тридцатые годы он начал читать Толстого, он на всю жизнь вдохновился "безусловным ненасилием", которое привело его к отрицанию войны и отказу от призыва в армию. После войны Китамикадо стал самый выдающимся японским переводчиком Толстого, получив десять лет назад Премию за японский литературный перевод, несмотря на отсутствие академических дипломов и его утверждение, что он в душе фермер.

"Толстой говорил, что крестьянский труд наиболее свободен от греха, - говорит Китамикадо. - Поэтому я и стал фермером". Он одет в длинную шерстяную рубашку и тёмное вязаное кимоно. Здесь же его жена Йомо, худенькая женщина, по-японски носящая брюки и фартук.

"Дзиро такой беспорядочный, - говорит она, поправляя его одежду. Её муж улыбается. - Даже в молодости он никогда не заботился о том, как выглядит. Он предпочитал покупать книги вместо новой одежды.

Выше денег, признания или модной одежды всегда были для него книги. И была одна книга - книга Толстого - которая полностью изменила его жизнь. "Первое, что я прочёл из Толстого, был народный рассказ "Чем люди живы". Мне было тогда семнадцать лет, но восторг, который я тогда пережил, наверное сохранится во мне на всю жизнь. Моя совесть неожиданно пробудилась. Затем я прочитал "Сказку об Иване-дураке". Я был чрезвычайно потрясён идеей безусловного ненасилия. Это было совершенно противоположно тому, чем нас пичкали в школе".

Охвативший предвоенную Японию ультранационализм очень сильно проявлялся в школе 1920-30 годов. Наподобие того, как повсюду в американских школах висели звёздно-полосатые флаги, в Японии висели иконоподобные портреты императора. Ученики должны были кланяться этим священным фотографиям, отдавать честь этому "отцу империи". Все японские школьники были "Хейка-Но-Секиши", то есть "детьми Его Величества".

Нас учили молиться императору, как Богу, нас учили, что наш долг убить неяпонцев во имя его. В средней школе была строевая муштра и обучение в стрельбе. Я, не задумываясь, участвовал в этих упражнениях, радостно бегая вокруг воображаемых врагов, убиваемых из воздушной винтовки".

Но чтение Толстого "Чем люди живы" все это изменило. "Я стал задумываться о том, не является ли всё то, чему нас учили в школе, обманом". Китамикадо пишет: "Прав ли Толстой? Я не мог тогда ответить. Но после "Сказки об Иване-дураке" я был захвачен чтением Толстого, и вдруг я увидел лживую сущность полученного мной патриотического воспитания".

В середине 30-х годов поступив в Токийский университет - самое элитарное японское академическое учебное заведение, - Китамикадо бойкотировал занятия по военной подготовке. И не столько он уделял внимания английской литературе, сколько самостоятельным занятиям по изучению русского языка, с тем чтобы могла осуществиться его мечта - читать Толстого в подлиннике, он решил изучать русский язык через непосредственное общение. В Манчжурии - в то время бывшей в составе Японии - жило много русские эмигрантов. И Китамикадо а 1936 году едет в Харбин.

"Харбин в те дни был диким, - рассказывает Китамикадо. - Там был целый район увеселительных заведений со всевозможными искушениями для молодого человека. Помню одно такое место - "Лэмплайт", где я танцевал с цыганкой. Но это все было дорого, и я был там всего три или четыре раза. Более, чем через тридцать лет, когда я переводил "Войну и мир", где много танцевальных сцен, я вспоминал "Лэмплайт".

В Харбине Китамикадо сблизился с одной русской семьёй и учился в одной другой семье. "Я буквально влюбился в Эмму Кравченко, мою наставницу в русском языке, друга и жену другого человека, она не была очень красива, но она была так добра ко мне. Разумеется, это чувство было чисто платоническим" - говорит Китамикадо и смеётся.

С помощью Эммы Китамикадо читает по-русски "Анну Каренину" и "Войну и мир".

Но он не мог долго оставаться в Китае. После того, как он в Манчжурии три месяца пролежал в больнице с воспалением лёгких, его отправили домой. Когда же он выздоровел, война в Манчжурии усилилась, и он не мог туда вернуться.

В дневниковой записи июля 1937 года читаем: "... Положение в северном Китае плохое. Многие из тех, кого я знаю, получили мобилизационные повестки. Военные репортажи и патриотические речи по радио не прекращаются. Я до головной боли сержусь и печалюсь. Откуда приходят войны? От какого-то пресмыкающегося инстинкта убить другого? Хотя мы способны контролировать в себе другие побуждения, почему же мы не можем остановить внутреннее побуждение насилия?"

Вскоре, когда Китамикадо не воспользовался студенческим освобождением от военной службы и покинул Токийский университет, он оказался подлежащим призыву. Китамикадо пишет, что, когда пришла повестка, "Я понял, что мой час настал. В то время я читал Канта и Толстого и чувствовал ощутимую духовную поддержку этих двух столпов истины. Я был готов пострадать во имя безусловного пацифизма". Он решил предстать перед призывной комиссией и принять арест и наказание.

Однако начальник комиссии освободил его от военной службы, определённо решив, что, если они сделают из Китамикадо мученика, это может лишь побудить других к отрицанию войны. Китамикадо покинул призывной центр в слезах, смирившись с неожиданным поворотом событий. Дневниковая запись в 1938 году: "Моя единственная возможность понести терновый венец миновала. Может быть, Бог усмотрел, что идти крестным путём страданий было бы для такого мальчишки, как я, слишком большой честью... Но вместо мученичества оставалась другая обязанность. И я решил посвятить свои силы, разум и сердце тому, чтобы вымывать грязь милитаризма из человечества. Пока я жив, я буду осуждать насилие и сопутствующую ему ложь". И Китамикадо следовал своему решению. Отвергнутый родственниками и соседями, подвергаясь преследовании со стороны властей, он никогда не переставал обличать милитаризм.

Кстати, так же, как пацифизм, удивительным казался разрыв Китамикадо с университетом. Иоти Шиокава, служащий из Осаки, пишет: "И вчера и сегодня, если кто-то поступает в Токийский университет, его будущая карьера обеспечена. Перед окончившим этот университет открываются все двери. Всё мы стремимся к какому-то признанию, к материальному, финансовому успеху, но Китамикадо не колебался и, покинув университет, всё это оттолкнул от себя. А в Японии разрыв с "истеблишментом" - это всё: если вы однажды отошли, обратного пути нет".

Китамикадо настойчиво продолжает читать работы Толстого в оригинале и писать о мире. В 1956 году была опубликована его первая статья - краткий биографический очерк Хадзими Каваками, - за которую Китамикадо получил десять тысяч йен, что составляло около сорока долларов. Через четыре года он начал публикацию серии статей об ошибках в японских переводах Толстого ...

Несмотря на утверждение Китамикадо о том, что он просто фермер, в биографию следует включить публикации его перевода романов Толстого "Война и мир", "Анна Каренина" и "Воскресение". Среди других опубликованных его переводов "Царство Божие внутри вас", "Смерть Ивана Ильича", пьесы Толстого, некоторые народные рассказы, а также "Круг чтения" и "На каждый день". Среди ещё не опубликованных рассказов "Алёша Горшок", "Казаки", "Хаджи-Мурат", "Отец Сергий", "Крейцерова соната" и, кроме того, ещё статьи, очерки и дневниковые записи.

"Я перевел около трети произведений Толстого", - говорит Китамикадо. Это немало; официальное собрание сочинений Толстого состоит из девяноста томов. "Мне кажется невозможным перевести и опубликовать всё это в течение моей жизни".

После 1979 года, когда Китамикадо был награждён Премией за японский литературный перевод, он дважды ездил на родину Толстого...

Теперь приглашения прочитать лекцию и на учебные семинары участились, и в японских газетах и журналах регулярно появляются его статьи.

Вот, к примеру, одна из поездок в город из его дома в деревне Юайява. Поднявшись около шести часов утра, в полдень он проводит в городе Кумамота по приглашена женской организации беседу на тему "Детская мудрость" Толстого. Затем - в "Такетомбо" /что в переводе значит "Бамбуковая стрекоза"/ - детская книжная лавка, которой руководят его дочь с мужем. Здесь всегда большой наплыв посетителей, которые приходят сюда не только в поисках интересных книг, но и для того, чтобы пообщаться. Вот они сидят с "Антологией японских сказок" и переводом Мориса Сендека. Кто-то говорит, что видел последнюю статью Китамикадо о правительстве по поводу призывной системы.

"О, вы читали это? - говорит Китамикадо. - Да, уж хотел я задать им жару. Но в моём возрасте, я полагаю, лучше прощать. А видели вы тот мой портрет, который они напечатали? Прямо ужас. Я ведь просил их не использовать эту фотографию". Собравшиеся смеются.

Беседа продолжается в ближайшей кофейной, переходя от Японии и политики к Толстому и сравнению русского и китайского языков.

Затем - на собрание в руководимой Дзиро Китамикадо Группе чтения Толстого. В этот вечер обсуждение рассказа "Где любовь, там и Бог".

На следующий день - трёх с половиной часовая лекция о Толстом; затем - приём в честь Китамикадо, который завершается непринуждёнными беседами и пением песен Стефена Фостера и "Сайлент найт".

В Хитойоши, ближайшем от деревни где живёт Китамикадо, городе, при местном историческом музее имеется отдел Дзиро Китамикадо. Представлено множество фотографий, рукописей и всего, что заслуживает внимания. Китамикадо подчиняется, скрепя сердце, "Это так стесняет, - жалуется он. - Теперь буквально каждый мой шаг на дисплее. Как это тяжело!"

Он более живой, чем многие. Не боясь полемики, он публично критикует императора, японское Министерство образования и оборонный бюджет. Об императоре Хирохито Китамикадо сказал следующее: "Каждый может иметь то мнение, которое он желает, но я непримиримый противник императора. Ведь во имя его была развязана война, во имя его мнения тысячи людей были отправлены на смерть. Император - это символ милитаризма страны. Только при упразднении императорской власти в Японии может развиться настоящая демократия. Нет большего оскорбления достоинства человеческого разума, чем это возвеличивание обычного человека как нечто императорское и священное".

О японской школьной системе Китамикадо пишет: "Образование не является исключительной собственностью профессиональных "образователей". Путешествия, чтение, дружба, болезнь, физический труд могут учить не меньше, чем школьные учебники, телесные наказания и столь часто скучная академическая эрудиция, предписываемая Министерством образования".

В 1985 году Китамикадо выступает с критической статьей против военных расходов. "Неужели мы так насыщены ложью что вместо вопроса - нравственна ли, вообще, война? – обсуждаем, сколько она будет стоить? Почему уж тогда прямо не говорить о расходах на убийство людей? Неужели никто не встанет и не скажет: Ничто из нашего бюджета не должно быть использовано для убийства!"

Через пятьдесят лет после первого чтения Толстого деятельность Китамикадо не ослабевает, в марте 1989 года он завершает перевод антивоенной статьи Толстого "Одумайтесь!" и начинает перевод серии работ об отношении Толстого к русско-японской войне. Он проводит беседы с молодыми людьми, которые не помнят даже второй Мировой войны, рассказывает им о том, как шёл Толстой от военного офицера и охотника к пацифизму и вегетарианству. Китамикадо приводит цитаты из конфуцианской литературы, рассказывает о своём первом знакомстве с произведениями Толстого, об антивоенных выступлениях, поёт песни того времени и завершает беседу чтением из "Одумайтесь!"

Он терпеливо отвечает на вопросы аудитории, сопровождая ответы забавными историями. Например, отвечая на вопрос о вегетарианстве, он рассказал: "Лично я всегда чувствовал, что убийство для еды - это зло. Когда я женился /в 1941 году/, родители моей жены настаивали, чтобы на свадебном угощении было куриное мясо. Но, скажите мне, почему циплята должны умирать, если мы женимся? Потому я, используя этот довод, наконец заявил: "Если для этого нужно убить циплят, я не женюсь". Ладно, так и договорились, и у нас на свадьбе было только вегетарианское угощение".

В отношениях Китамикадо с людьми любезность, юмор и необыкновенная доброта, но - как показывает история о циплятах - отказывается идти против своих убеждений. Друг и писатель Томако Масаго говорит: "Дзиро - мой идеал, каким должен быть писатель Он мягкий и сострадательный, но в принципиальных делах он непоколебим".

На лекциях некоторые участники пытаются провести параллели между Толстым и его переводчиком. Но Китамикадо противятся классификации.

"Тот, кто называет меня "толстовцем" - не читал Толстого... Дело Толстого выходит за пределы каких бы то ни было "измов". Утверждать, что кто-то - лидер, а другие, - последователи, прямо противоположно Толстому".

Рассказывая о посещении Советского Союза, Китамикадо говорит: "Я был неприятно удивлен тем, как многие советские люди смотрят на Толстого исключительно с позиций марксизма-ленинизма. Когда я давал интервью "Литературной газете", репортёр старался доказать - как требуется с тех позиций - противоречивость Толстого, в частности указывая на то, что в "Войне и мире" он превозносит Кутузова. Позвольте, - сказал я, - нет оснований судить о Толстом по лишь одному произведению. Каждый, кто серьезно читает Толстого, видит, что он был абсолютно против любой формы насилия. И я с ним согласен. Я отказывался от призыва в японскую армию, но, если бы я был рожден советским гражданином, я бы также отказался от военной службы".

Китамикадо работает в маленьком кабинете за низким столом, он пишет чернилами, заполняя страницу за страницей школьные тетради. Говорит один знакомый: "Толстой плакал, когда писал, а Китамикадо плачет, когда переводит. Вы это можете почувствовать из его работ".

Я сижу в его кабинете, здесь очень спокойно. Старец Толстой смотрит с фотографии на старца Китамикадо. "Для меня в Толстом самое главное - это признание всех людей равными, что все мы в глазах Бога братья и сестры. И что Бог не в какой-либо церкви или религиозной организации. А Бог живёт в каждом на нас и делает каждого частью его святости. И поэтому мы непременно должны прекратить убивать друг друга".

Китамикадо отрывает перо от бумаги и улыбается.

"В моей работе, конечно, бывают случаи, когда что-то в русском языке не имеет абсолютно точного перевода. Когда я дохожу до таких мест, я как бы разговариваю прямо с Толстым. Ведь мы уже друзья без малого шестьдесят лет. Мы очень хорошо понимаем друг друга. Я говорю: "Толстой-сан, я хотел бы выразить это по-японски вот таким образом". И Толстой отвечает мне. Он говорит: "Хорошо Дзиро, я доверяю тебе".