Крапивин М. Ю., Далгатов А. Г., Макаров Ю. Н.

«Объединенный совет религиозных общин и групп» (ОСРОГ): 1918-1922 гг.

 

Date: 5 марта 2013

Изд: Крапивин М. Ю., Далгатов А. Г., Макаров Ю. Н.  «Внутриконфессиональные конфликты и проблемы межконфессионального общения в условиях советской действительности» (октябрь 1917 — конец 1930-х гг.). СПб., Изд-во СПб ун-та, 2005. — 624 с. ISBN 5-288-03633-0.

 

Приложение 3

 

«Объединенный совет религиозных общин и групп» (ОСРОГ):

1918-1922 гг.

 

В период, предшествовавший началу первой мировой войны, ежегодно 20-50 призывников царской армии (как правило, членов сектантских религиозных объединений¹⁵⁶⁴) отказывались от несения воинской службы (за что предусматривалось наказание в виде перевода в арестантское отделение сроком от 1 до 6 лет). За 3,5 года боевых действий по той же статье военно-полевыми судами были приговорены к 3 годам дисциплинарного батальона, либо к 4-20 годам каторжных работ не менее 837 человек (в том числе 256 евангельских христиан, 114 баптистов, 22 молоканина, 18 толстовцев, 16 духоборов и др.¹⁵⁶⁵). С начала 1917 г. меры борьбы с отказничеством ужесточились: каторга стала бессрочной. Временное правительство после прихода к власти амнистировало всех религиозных пацифистов и начало разработку закона о лицах, «по совести не приемлющих» военную службу¹⁵⁶⁶.

Новое советское правительство внесло в текст Декрета «Об отделении церкви от государства...» (23 января 1918 г.) специальный пункт, гласивший: «Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей. Изъятие из этого положения, под условием замены одной гражданской обязанности другою, в каждом отдельном случае допускается по решению народного суда». В развитие этого пункта в Декрете ВЦИК от 22 апреля 1918 г. «Об обязательном обучении военному искусству» предусматривалось, что лица, религиозные убеждения которых не допускают применения оружия, могут привлекаться лишь к исполнению обязанностей, не связанных с его употреблением.

Личное участие в разработке проектов культового законодательства, касавшихся порядка прохождения воинской службы, принимал В. И. Ленин, который знал о состоянии этой проблемы, как говорится, из первых уст. По воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича¹⁰⁶⁷, весной 1918 г. группа каторжан-сектантов, пострадавших при царском правительстве за пацифистские убеждения, обратилась к председателю СНК с просьбой об издании декрета, предусматривавшего освобождение от обязательной воинской службы для тех граждан республики, кто счел бы невозможным брать в руки оружие в силу своих религиозно-этических убеждений¹⁵⁶⁸.

По разным данным количество сектантов в Советской России в 1917 г. достигало не менее 5-6 млн человек¹⁵⁶⁹. При этом молодежь составляла до 30 % от общей численности членов общин. Таким образом, вопрос о праве на отказ от службы в рядах армии затрагивал интересы многих

373

 

десятков тысяч граждан и мог существенно повлиять на характер взаимоотношений российского сектантства с советской властью. Поэтому руководители советского государства готовы были с пониманием отнестись к просьбам и пожеланиям религиозных пацифистов.

В июне 1918 г. была достигнута устная договоренность между Л.Д.Троцким, возглавлявшим военное ведомство, и командующим войсками Московского военного округа Н. И. Мураловым на тот предмет, что сектантов, отказывавшихся по религиозно-этическим мотивам служить в Красной Армии, следовало направлять к знатоку сектантства, в прошлом близкому соратнику Л.Н.Толстого В.Г.Черткову, который в ходе собеседования должен был оценить искренность заявителя и обоснованность его претензий¹⁵⁷⁰. За время с июня по октябрь 1918 г. по удостоверениям В. Г Черткова (чей голос был практически решающим) были освобождены от воинской службы (без всякой замены) 300-400 человек, что составило менее 0,5% от общего числа призывников¹³⁷¹.

Однако по прошествии нескольких месяцев совершенно неожиданно для многих Реввоенсовет республики во главе с тем же Л.Д.Троцким приказом № 130 от 22 октября 1918 г. прежние договоренности отменяет и отдает распоряжение о призыве пацифистов для прохождения службы в санитарных частях. «Советская власть, проводя в жизнь полное отделение церкви от государства, считается в то же время с искренними, честными религиозными взглядами, поскольку они не направлены против основ трудового общежития и интересов рабочего класса», — говорилось в приказе. — «В случае, если соответствующим учреждением судебно-следственного характера будет установлено, что эти религиозные убеждения не являются простым прикрытием трусости или недобросовестности, тогда военнообязанный может быть освобожден от непосредственных боевых обязанностей с тем, что он зачисляется в санитарную команду, дабы выполнять свой долг в рядах армии, без противоречий со своими религиозными взглядами, но не уклоняясь от той опасности, навстречу которой идет подавляющее большинство рабочих и крестьян призывных возрастов»¹⁵⁷².

О реакции сектантства на факт опубликования приказа № 130 стало известно практически сразу же. 6 ноября 1918 г. в СНК поступает текст заявления, из которого явствует, что в октябре 1918 г. в столице был сформирован ОСРОГ, в состав которого вошли выборные представители ряда сектантских религиозных объединений: ОИС, ЕХ, баптистов, меннонитов, АСД, духовных христиан-молокан (позднее, в ноябре 1920 г., их место займут евангельские духовные христиане¹⁵⁷³), общины—коммуны «Трезвая жизнь» («трезвенников — колосковцев»). ОСРОГ также включал в себя ряд конкретно поименованных лиц — В.Г.Черткова (ставшего бессменным председателем Совета), К. С. Шохор-Троцкого и др., принявших на себя обязанность ведения дел так называемых групп

374

 

«внеисповедного направления» («малеванцев», «добролюбовцев», «иеговистов», «еноховцев»), относившихся как собственно к сектантству, так и к некоторым старообрядческим ответвлениям¹⁵⁷⁴. Согласно уставным документам, ОСРОГ рассматривал себя в качестве всероссийского представительного органа, выражавшего взгляды и убеждения совести различных внецерковных и внеисповедных религиозных течений по всевозможным затрагивавшим их интересы и нужды вопросам без возложения на себя функций «духовно-руководящего центра» (не принимая на себя «полномочий быть руководителем этих течений» как в плане «идейного направления их деятельности, так и [в] смысле установления внутреннего распорядка в них»)¹⁵⁷⁵.

Задачами долгосрочной важности для ОСРОГ (как явствует из его заявления в СНК) являлись: защита свободы совести от всех посягательств, откуда бы они ни исходили; проведение от своего имени (через особо доверенных лиц) всякого рода экспертиз по делам, «связанным с теми или иными религиозными убеждениями и велениями совести»; содействие сближению различных внецерковных и свободно-религиозных течений на почве общих интересов и установлению между ними взаимопонимания.

Московский ОСРОГ предполагал существовать преимущественно на добровольные взносы входивших в его состав объединений и надеялся со временем распространить свою деятельность на «всю территорию РСФСР <...> и союзных с ней республик». В местностях, густо населенных сектантами, планировалось создание автономных отделений ОСРОГ (в Полтаве правозащитные функции были переданы так называемому Союзу друзей Всеобщего мира во главе с М. С. Дудченко). Кроме того, рассматривалась возможность назначения специальных региональных уполномоченных ОСРОГ (при условии сохранения права решающего голоса во всех спорных делах за московским центром).

В своем заявлении в СНК от 6 ноября 1918 г. лидеры ОСРОГ подвергли серьезной критике содержание приказа № 130, усмотрев в нем значительное стеснение свободы совести. Свою точку зрения они аргументировали следующим образом: «Среди отказавшихся от воинской повинности встречается много таких лиц, которые в силу своих религиозных убеждений не могут принимать какого бы то ни было участия в военной службе, хотя бы и санитарной, так или иначе связанной с делом ведения войны, среди этой категории лиц имеется еще значительный процент таких, которые считают для себя недопустимым исполнять какие-либо принудительные работы, имеющие целью заменить воинскую повинность»¹⁵⁷⁶. ОСРОГ полагает, отмечалось в цитируемом заявлении, что именно он мог бы явиться учреждением, компетентным в деле суждения об искренности лиц, отказывающихся от воинской повинности. «Именно ОСРОГу, органически связанному через входящих в него представителей с глав-

375

 

нейшими религиозными течениями, не приемлющими военного дела, могут быть доподлинно известны все необходимые данные для установления фактов, что в каждом отдельном случае не имеет места недобросовестная обманная ссылка на якобы религиозные убеждения».

В первых числах декабря 1918 г. СНК, ознакомившись с аргументами ОСРОГ относительно освобождения от воинской службы определенных категорий российских граждан, передал предложения сектантов на рассмотрение комиссии, состоявшей из Н. И. Муралова, московского окружного военного комиссара Ем. Ярославского и руководителя VIII отдела НКЮ П. А. Красикова¹⁵⁷⁷.

Как вскоре выяснилось, члены комиссии к полному согласию между собой прийти не смогли. Так, Ем. Ярославский в рабочей записке на имя В.И.Ленина (3 декабря 1918 г.) предлагал учредить особую коллегию из коммунистов с участием представителей религиозных общин для разрешения спорных вопросов во всех случаях, когда люди отказываются от выполнения воинской повинности. «Такое решение создаст еще более прочную уверенность, что РСФСР обеспечивает всем гражданам полную свободу совести. Практически эта мера вряд ли серьезно отразится на успехе формирования Армии... »¹⁵⁷⁸, — писал он.

Иные подходы прослеживались в докладной П.А.Красикова от 10 декабря 1918 г: «Констатировать факт отрицательного отношения в силу религиозных предрассудков гражданина к защите Советской Республики с оружием в руках или содействию организации той же защиты другим видом работы должны компетентные суды. Таким судом могут быть только народные суды <...> В решении судов должны быть упомянуты все последствия, которые необходимо должны вытекать из отказа граждан защищать рабочую республику от разбойников империализма. Последствие это должно заключаться в ограничении прав таких граждан в Социалистической республике. Кто не желает защищать землю от разбойников империализма, тот не имеет права и пользоваться ею, он не может также избирать и быть избираемым в советские учреждения и пользоваться законами социального обеспечения <...> Давать же право решать вопрос об освобождении самим заинтересованным — нельзя. Все, что можно допустить, — это право экспертизы. Объединенный Совет может выделять из себя экспертов при судебном разбирательстве. Всенародное суждение Суда о лицах, уклоняющихся от защиты рабоче-крестьянской Республики, будет служить могучим задерживающим средством для этих лиц, а также укреплению идеи защиты Социалистической Республики». Кроме того, VIII отдел полагал бы, что политика уступок в области освобождения от воинской службы по религиозным убеждениям вызовет «стремление у многих представителей других христианских культов воспользоваться этими уступками для собственной агитации и массового уклонения от повинностей под флагом религии»¹⁵⁷⁹.

376

 

Пока в государственных структурах шли дискуссии о форме и границах возможного компромисса с сектантами, эксперты ОСРОГ подготовили и представили в СНК подробную характеристику «оттенков убеждений», встречающихся среди тех категорий верующих, которые отказываются от исполнения воинской повинности по религиозным убеждениям¹⁵⁸⁰. Разброс пацифистских позиций и точек зрения, как оказалось, был очень велик. Большая часть «религиозных антимилитаристов», в принципе соглашаясь служить в армии, настаивала на привлечении их к исполнению только военно-строительных или (более узко) военно-медицинских обязанностей. Вместе с тем были среди сектантов и такие течения, которые в корне отрицали саму возможность сотрудничества с военным ведомством, исполнения любой работы, пусть отдаленным или косвенным образом обслуживающей нужды Красной Армии (скажем, железнодорожные депо, бригады по пилке и рубке дров для казарм, кожевенные и пошивочные мастерские, изготовлявшие обмундирование для солдат). Они полагали, что даже госпитали (армейские «починочные мастерские») фактически служат делу продолжения масштабного братоубийства, и в случае дезорганизации военно-медицинского дела дикость и ужасы войны стали бы для всех граждан более очевидными. Люди с такими убеждениями настаивали на предоставлении им в качестве замены общевойсковой службы работы, рассчитанной на удовлетворение исключительно мирных потребностей тех или иных групп населения (огородничество и земледелие, древонасаждение, детское воспитание и т.д.). Наконец, существовал и крайний вариант антимилитаристских сектантских групп, члены которых исключали для себя возможность заниматься общеобязательной для всех граждан допризывной подготовкой, становиться на учет в качестве военнообязанных, являться на поверочные сборы и медицинские освидетельствования, даже проходить экспертное собеседование на предмет определения искренности своих религиозных убеждений¹⁵⁸¹, препятствующих несению воинской повинности, полагая, что «каждый человек без всякой проверки, имеет право не быть убийцей». В подобных случаях использовалась следующая аргументация: «У нас вовсе нет врагов <...> о которых нам так много говорят все власти. Для нас все люди равны. Если уж и говорить о врагах <...> то следовало бы их усматривать только с одной стороны — со стороны всякого правительства, как бы оно ни называло себя. Но и с этими врагами мы не можем бороться путем насилий, а только путем обличений их неправды и заблуждения, а главное путем доброй личной жизни <...> [Мы] вовсе не признаем за кем бы то ни было права приказывать и распоряжаться другими людьми, и потому будем отказываться от повиновения какому бы то ни было правительству, а в особенности в тех случаях, когда приказы и распоряжения направлены на явно преступные дела. Единственное распоряжение, которому мы по

377

 

мере сил повинуемся, это — наша совесть или Бог (внутри каждого из нас)».

Естественно, что подобные радикальные взгляды в сектантском мире разделялись далеко не всеми. Так, М. С. Дудченко в одном из своих писем времен гражданской войны указывал: «...так как борьбой, совершающейся как между отдельными людьми, так и между целыми народами, завоевываются известные материальные выгоды — в смысле достижения разных привилегированных положений или захватного расширения территорий, то по справедливости на них имеют право лишь те, кто поддерживает ее. Все же сознательно не желающие участвовать в борьбе не должны пользоваться и теми преимуществами, которые связаны и вытекают из насильнического устройства общественной жизни, сознавая то, что не в зловредности лишь деятельности правительства лежит источник военного насилия, но коренится в жизнедеятельности всех граждан, всех слоев общества, так или иначе признающих принцип насилия» ¹⁵⁸². В том же ключе рассуждал и небезызвестный в сектантских кругах И. Трегубов, следующим образом аргументируя свое несогласие с позицией части духоборческой молодежи, требовавшей освободить ее от исполнения любых повинностей, налагаемых советской властью: «Ведь вы все, молодые люди, пользуетесь многими предметами и услугами советской власти, например, бумагой, на которой пишете, чернилами, почтовыми марками <...> земледельческими орудиями, железной дорогой, пароходами <...> и проч., и проч. И вдруг, получая такое множество предметов и услуг от советской власти, вы ей говорите, все это мы берем у тебя, но тебе ничего не желаем давать <...> Разве это справедливо? <...> Если вы ничего не хотите ей давать, то в таком случае ничего и не берите от нее. А раз берете, то и давайте»¹⁵⁸³.

Однако вернемся к работе «Комиссии трех». Мнения ее членов были учтены при подготовке проекта Декрета «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям», в доработке которого принимал участие и В. Г. Чертков. На заседании СНК упомянутый документ представлял лично В. И. Ленин, указавший (как вспоминал впоследствии В. Д. Бонч-Бруевич) на «принципиальное значение Декрета, в котором подчеркнуто уважение советской власти к выстраданным всей жизнью убеждениям, хотя в принципе и не согласным с убеждениями коммунистов. Он обратил внимание на малочисленность всех таких отказов, которые лучше принять, чем засорять [подобными людьми] дисциплинированные ряды нашей Красной Армии, где они явились бы совершенно чуждым и явно мешающим элементом. Я убежден, что этот Декрет недолговечен. Существование отказывающихся брать в руки оружие для защиты нашей страны по принципиальным соображениям является реакцией на насильническое создание враждебной народным интересам казарменной солдатчины, которая всегда была наготове у самодержавия против

378

 

внутренних врагов. Время пройдет, люди успокоятся, так как никаких насилий от нашей Красной Армии они нигде не увидят. Защита социалистического отечества от интервентов и белогвардейцев — врагов народа — несомненно сделается самым популярным делом. "Принципы" непротивления начнут тускнеть и носителей их, столь фанатически настроенных, все будет меньше и меньше, а пока примем этот Декрет, чтобы успокоить и удовлетворить тех, кто и без того натерпелся уже <...> мук и преследований¹⁵⁸⁴ от царского правительства»¹⁵⁸⁵.

Декрет от 4 января 1919 г. обозначил круг лиц, нуждавшихся в замене по религиозным мотивам воинской службы другой повинностью, определил продолжительность и характер исполнения этой повинности, узаконил механизм замены. Право замены службы в РККА другой повинностью предоставлялось «лицам, не могущим по своим религиозным убеждениям» принимать участие в военной службе. Срок действительной военной и альтернативной службы между собой не различались. Окончательное решение о необходимости и возможности замены оставалось за народным судом. Для принятия решения суд обязан был запрашивать экспертизу ОСРОГ в каждом отдельно взятом случае. Экспертиза должна была подтвердить, что «определенные религиозные убеждения исключают участие в военной службе», и «что данное лицо действует искренне и добросовестно». Декрет предполагал в некоторых случаях возможность освобождения от воинской службы безо всякой замены (пункт, лично вписанный в текст В. И Лениным): «В виде изъятия [ОСРОГ] по единогласному своему решению вправе возбуждать особые ходатайства перед президиумом ВЦИК Советов о полном освобождении от военной службы без всякой замены ее другой гражданской обязанностью, если может быть специально доказана недопустимость такой замены с точки зрения не только религиозного убеждения вообще, но и сектантской литературы, а равно и личной жизни соответствующего лица¹⁵⁸⁶». Возбуждение и ведение дела об освобождении от воинской службы представлялось как самому призывнику, так и Объединенному совету¹⁵⁸⁷.

Таким образом, Советская Россия оказалась в числе государств (наряду с Великобританией и Данией), первыми признавших право на отказ своих граждан от воинской службы. Текст Декрета был передан за границу по радио. Зарубежная пресса писала о величайшей гуманности советской власти, «отвергшей квалификацию идейного отказа от военной службы как преступного деяния». Конечно, мы понимаем, что гуманистическая направленность Декрета во многом носила прагматический характер, и сам факт его издания был рассчитан, в первую очередь, на укрепление и расширение социальной базы советской власти. Декрет соответствовал концепции РВС и лично Л.Д.Троцкого, считавшего, что привлекать в действующую армию необходимо только проверенный контингент (используя ОСРОГ в качестве фильтра), а всех ненадежных

379

 

следует обязывать нести невооруженную службу. Справедливость такого подхода, казалось, подтверждали приходившие из боевых частой известия об усиленной антивоенной агитации, которую вели попадавшие туда против своей воли члены пацифистских сект. Эту пропаганду военное командование расценивало как происки классового противника, который «посылает в красноармейскую массу под личиной евангелистов тайных врагов рабочих и крестьян, пытающихся усыпить их отрицанием войны н убеждением сложить оружие, и тем самым ослабляет нашу волю к победе и готовность к величайшей жертве во имя торжества советской власти» (из Приказа по войскам Запасной армии Республики и Приволжского военного округа от 16 сентября 1920 г.)¹⁵⁸⁸.

Однако, как вскоре выяснится, реализация Декрета не обошлась без серьезных нарушений. Многочисленные военные и военно-судебные инстанции на местах либо вовсе не знали о наличии данного документа (в силу откровенного хаоса, царившего в стране, особенно в полосе военных действий), либо (и чаще всего) откровенно игнорировали факт его существования. Имели место случаи бесчеловечного обращения с отказниками, вплоть до применения по отношению к ним пыток. «Провинившихся» пороли розгами, заключали в концлагеря, отправляли на принудительные работы сроком до 15 лет, принимали издевательские решения о высылке пацифистов в тыл врага, пускай, дескать, там ведут антивоенную пропаганду (отослать этапным порядком по железной дороге к Колчаку «для проповеди белогвардейской своре¹⁵⁸⁹ о непротивлении злу»: Из приговора Рязанского Реввоентрибунала, июль 1919 г.¹⁵⁹⁰). Вопреки требованию Декрета от 4 января 1919 г. о передаче всех дел, связанных с отказами от несения воинской службы по идейно-религиозным мотивам в народные суды, трибуналы, не тратя времени на разбор мотивов поведения сектантов-антимилитаристов, приравнивали их поступки к рядовому дезертирству и приговаривали отказников к высшей мере социальной защиты — расстрелу (по неполным данным с декабря 1918 г. по октябрь 1920 г. были расстреляны 72 человека; в 1920-1921 гг. заключен в концлагерь по той же статье 101 человек¹⁵⁹¹).

Однако, несмотря на все трудности, ОСРОГу (имевшему 117¹⁵⁹² уполномоченных на местах) удалось-таки провести в 1919 — первой половине 1920 г. более 10 тыс. экспертиз и добиться освобождения от исполнения воинской повинности 8 тыс. новобранцев¹⁵⁹³. Впрочем, месяц от месяца правозащитная деятельность Объединенного совета все более осложнялась. Главная причина этого, пожалуй, коренилась во все возраставшем количестве заявлений с просьбой об освобождении. По свидетельству секретаря ОСРОГ, с осени 1918 г. до декабря 1920 г. через канцелярию Объединенного совета прошло более 40 тыс. дел¹⁵⁹⁴. Стали поступать просьбы об освобождении от целых деревень или целых вероисповедных объединений¹⁵⁹⁵ (особенно непримиримую позицию в

380

 

этом вопросе занимали толстовцы¹⁵⁴⁶). После опубликования Декрета от 4 января 1919 г. в сектантские общины потоком пошли крестьяне, желавшие укрыться от армейской службы, молодежь призывного возраста, подлежавшие мобилизации военспецы. Тем самым был превышен некий допустимый предел, который власти «считали возможным признавать количественно пренебрежительным в военных интересах». Сопоставление вышеприведенного количества заявлений с числом сектантов (837), осужденных военно-полевыми судами в период первой мировой войны (даже с учетом роста сектантских рядов за годы советской власти в 2-6 раз), убеждало советское руководство¹⁵⁹⁷ в том, что десятки тысяч человек используют Декрет в корыстных целях для уклонения от исполнения своего гражданского долга¹⁵⁹⁸. Особенно компетентные органы были возмущены фактом наличия среди антимилитаристов, чью искренность удостоверили эксперты ОСРОГ (два положительных решения из чуть более десятка подобных дел), духовные лица тех конфессий (РПЦ¹⁵⁹⁹, мусульмане), вероучительные догматы которых никогда не требовали от верующих воздерживаться от несения воинской службы¹⁶⁰⁰. Среди «внезапно» прозревших и почувствовавших отвращение к войне встречались граждане, непосредственно участвовавшие в боевых действиях на фронтах мировой войны, а также офицеры, награжденные георгиевскими крестами за храбрость и личное мужество¹⁶⁰¹.

У некоторых сект (скажем, у московских «трезвенников-колосковцев») пункт об антимилитаризме был внесен в текст устава (1918)¹⁶⁰². Сам И. Колосков утверждал, что, «воздерживаясь от всякого насилия [будучи «убеждены, что всякое зло, частное или общественное, можно победить только добром»], мы не остаемся равнодушными зрителями совершающегося вокруг нас зла, но, борясь со злом и уничтожая его, мы не уничтожаем совершивших его людей <...> защищая обижаемого от обидчика словом и делом, мы пользуемся своим телом как щитом. Любовь требует от нас полагать за другого даже жизнь свою, но никак не чужую»¹⁶⁰³.

Петроградские адвентисты седьмого дня настаивали на том (1919 г.), что вопрос о допустимости пролития человеческой крови (пусть даже врага, но который впоследствии может стать другом) каждый член общины должен решать для себя самостоятельно в соответствии с велениями совести ¹⁶⁰⁴.

«Вестник баптистов» заявлял в первой половине 1919 г., что баптисты в мирное время в большинстве своем не отказывались от несения воинской повинности, однако делали это исключительно по тактическим соображениям, в любом случае стремясь избегать строевой службы. В армии баптисты видели широкое поле для миссионерской деятельности и шли туда для пропаганды своих взглядов. «С провозглашением же ныне в Советской республике принципа полной свободы совести, бапти-

381

 

сты считают, что им незачем поступаться принципами [как бы сочувственно они ни относились к власти трудящихся], а потому исключают себя окончательно из участвующих в военных действиях»¹⁶⁰⁵.

Примерно в том же русле в первые годы советской власти рассуждали и ЕХ: «Евангелие указывает иные пути борьбы с мировым злом, чем те социальные и революционные учения, которые призывают к борьбе с социальным неравенством насильственными и кровавыми методами». Страшный опыт прошедшей войны заставляет отчетливо осознать, что «всякая война есть дело греховное». Такого рода перелом в сознании не имеет ничего общего ни с контрреволюционностью сектантства, ни с нежеланием защищать интересы трудящихся, как указывали лидеры ЕХ, а является лишь более ясным и последовательным развитием христианского учения о любви к Богу и ближнему¹⁶⁰⁶.

Съезд баптистов, состоявшийся в мае-июне 1920 г., записал в своей резолюции, что каждый баптист должен считать своим священным долгом открыто отказываться от воинской службы во всех ее видах (даже от обучения военному делу): «участие <...> в пролитии человеческой крови при всяком государственном строе [является] преступлением против совести». М.Д.Тимошенко даже предлагал внести пункт об отказе от воинской службы в текст баптистского вероучения. Право решения вопроса о допустимости замены службы в армии исполнением общегражданских обязанностей съезд предоставлял каждому верующему в отдельности¹⁶⁰⁷. Кавказский соединенный съезд ЕХ и баптистов (май-июнь 1920 г.) ходатайствовал об освобождении членов общин не только от воинской службы (как строевой, так и нестроевой), но и трудовой повинности¹⁶⁰⁸.

Евангельские духовные христиане на своем Всероссийском съезде в Самаре (ноябрь 1920 г.) также приняли решение стремиться к полному освобождению от воинской службы без всякой ее замены исполнением других обязанностей¹⁶⁰⁹.

Делегаты I Всероссийского съезда ДХМ, проходившего в августе-сентябре 1921 г. во Владикавказе, высказались за необходимость скорейшей выработки письменного варианта текста собственного вероучения, наличие которого должно было, с их точки зрения, облегчить им решение вопроса об освобождении от воинской службы ¹⁶¹⁰.

Особое неудовольствие советских властей вызывало то обстоятельство, что, несмотря на многочисленные официальные заявления сектантов об их безусловном пацифизме и невозможности пролития человеческой крови во имя земных целей, в ходе гражданской войны стали выявляться факты сотрудничества некоторых сектантских общин и отдельных общинников с белогвардейцами.

Известно, в частности, что в армии Колчака существовали воинские подразделения, сформированные из членов общин адвентистов седьмо-

382

 

го дня¹⁶¹¹ и амурских молокан¹⁰¹². Один из томских адвентистов в годы гражданской войны участвовал в «террористической организации» «Союз карбонариев»¹⁶¹³. Лидер петроградских «трезвенников» И. Чуриков лично встречал торжественным обедом добровольцев генерала Юденича, снабдил их продуктами и фуражом, передал им 17 винтовок, а также выдал на расправу двух человек из числа своих коммунаров, сочувствовавших большевикам¹⁶¹⁴. Руководство ряда молоканских общин ЦЧО оказывало содействие Антонову. Тамбовские молокане Р. П. и В. М. Рясовских (с. Кравец Козловского уезда) в 1920 [1921] г. находились в рядах вооруженных повстанцев. Молокане Н.Семенов и братья Осиповы (с. Пески Борисоглебского уезда) участвовали в расстрелах местных большевиков¹⁶¹⁵.

В условиях широкомасштабных военных действий, развернувшихся на территориях традиционного расселения меннонитов Украины, пацифистские принципы меннонитского вероучения (отказ от использования силы даже в целях самозащиты) подверглись суровому испытанию. Поэтому с декабря 1918 г. по март 1919 г. часть меннонитских юношей, взяв в руки оружие, в составе специальных сил «самообороны» (единая армия немцев-колонистов и меннонитов¹⁶¹⁶, центром которой стала молочанская колония Блюменталь — отряд Варкентина)¹⁶¹⁷ вынуждена была сдерживать наступление анархистов (одно время во главе подобного рода воинских формирований даже стояли унтер-офицеры германской оккупационной армии). Кроме того, население некоторых меннонитских колоний принимало участие и в военных действиях против большевиков на стороне белогвардейцев в рядах Колчака¹⁶¹⁸, Деникина и Врангеля. Сохранились документальные более или менее достоверные сведения о врангелевском меннонитском полке, действовавшем на территории Бердянского уезда Таврической губернии; об антисоветских выступлениях меннонитов в Воронежской губернии (во главе с Г. Левином: 1918 г.); о меннонитских отрядах на Украине, боровшихся (лето 1918 г.) с продотрядами и совершавших карательные экспедиции¹⁶¹⁹ (в отместку?) в соседние русские села¹⁶²⁰.

ОО ВЧК (3 февраля 1920 г.) и ОО Кавказского фронта (25 января 1921 г.) отдали распоряжение «усилить освещение» деятельности сектантов, в первую очередь, баптистов (!), ссылаясь на имевшиеся якобы у компетентных органов данные о фактах сотрудничества общинников с классовыми врагами советской власти¹⁶²¹. По некоторым сведениям, баптисты целыми общинами поддерживали «зеленых» в момент Ишимского восстания в Сибири (1921 г.)¹⁶²². Самую непосредственную и весьма активную роль играли молокане и баптисты (А. Г. Чешев и др.) в Зазейском восстании на Амуре (Благовещенский уезд) в декабре 1924 — январе 1925 гг. Справедливость обвинений по этому поводу в свой адрес не решились отрицать и делегаты III Амурского губсъезда ДХМ (Благовещенск,

383

 

февраль 1925 г.), принявшие решение «осудить братьев», «поддавшихся влиянию зарубежной контрреволюции»¹⁶²³.

Однако, наряду с фактами вооруженной антисоветской деятельности сектантов, государственным органам были известны примеры и противоположного свойства. Так, согласно сохранившимся документальным свидетельствам, петроградские трезвенники — последователи И. Чурикова по первому требованию предоставляли лошадей для красноармейских частей и сами никогда не отказывались служить с оружием в руках в рядах РККА¹⁶²⁴. Как утверждал В. Д. Бонч-Бруевич, новоизраильтяне также помогали Красной Армии в годы гражданской войны¹⁶²⁵. Молокане из Карской области (с. Головине и Ново-Дилежани) участвовали в вооруженной защите советской власти¹⁶²⁶. Азербайджанские молокане вынуждены были бежать от мусаватистов, боясь преследований за свои симпатии к большевикам¹⁶²⁷. Члены молоканских общин, вооружившись, способствовали изгнанию грузинских меньшевиков из Нового Баязета¹⁶²⁸. Листовка, выпущенная деникинцами в августе 1919 г. во Владикавказе однозначно утверждала, что баптисты — союзники и тайные агенты большевиков¹⁶²⁹. Сын одного из духоборческих лидеров П. П. Веригин приветствовал приход в Грузию XI Армии РККА, помогал в разведке местности, сам лично вместе с доверенными ему людьми «содействовал разоружению меньшевистских отрядов» (поступая в данном случае «против убеждений и идеалов духоборов»), В марте 1921 г. решением представителя Ревкома Грузии и руководства XI Армии РККА П. Веригин был назначен товарищем председателя районного ревкома Ахалкалакского уезда. О позитивной роли, сыгранной духоборами в момент введения советских войск в Грузию, были проинформированы ЦК КП(б)Г, С.Орджоникидзе и лично В.И.Ленин, положительные отзывы о грузинских духоборах звучали и на заседании Комиссии Политбюро по ознакомлению с характером сектантских учений (под председательством В. Д. Бонч-Бруевича и П. Г. Смидовича) осенью 1922 г.¹⁶³⁰

Члены Московской общины — коммуны «Трезвая жизнь» открыто поддерживали большевиков во время ярославского и левоэсеровских мятежей и делали это, по словам их лидера И. Колоскова, из идейных соображений, так как «считали советскую власть по се стремлениям выше всех других»¹⁶³¹. 15 февраля 1919 г. трезвенники-колосковцы выступили с обращением «Ко всем, идущим войной на Россию». Будучи чисто пацифистским по своей идейной направленности, обращение содержало призыв к единению всех народов в одно всемирное братство («зачем вам наша кровь, наши жизни, наши мучения»), дабы рука об руку идти по пути правды и исторической свободы. Текст обращения по распоряжению НКИД¹⁶³² на трех языках был передан телеграфом на все радиостанции мира, при посредничестве толстовцев опубликован в швейцарских газетах, а также вручен непосредственно американскому

384

 

президенту В.Вильсону¹⁶³³. В тех же тонах было выдержано воззвание коммунаров «К полякам и всем, поддерживающим войну против России» (от 28 мая 1920 г.). «Россия поделится с вами своими богатствами, а вы, в свою очередь, принесете нам ваш опыт гражданской и технической жизни и свое просвещение», — говорилось в обращении. «Может быть, вы боитесь надвигающегося на вас коммунистического строя. Но ведь, как гласит старая истина, всякая идея от встречаемого ею сопротивлении лишь "усиливается в своем напряжении". Дайте идее свободно развиваться, и вы испытаете ее благотворное влияние. Если же коммунистический строй представляет собой уродливое явление, то он не продержится долгое время и исчезнет»¹⁶³⁴.

С целью оказания невоенными средствами помощи Советской России в борьбе против военной интервенции колосковцы намеривались принять участие в планировавшейся западноевропейскими пацифистами на осень 1919 — весну 1920 г. всемирной религиозной забастовке. Предполагалось единовременно (по радио, в газетах, с помощью листовок, разбрасываемых с аэропланов) призвать рабочих и крестьян ведущих стран мира перестать «подчиняться и служить попам, капиталистам и правительствам». Взяв мирным путем власть в свои руки, трудящиеся, по наивному замыслу организаторов, первым делом должны были бы обеспечить отмену денег, «которые и без того потеряли свою ценность и только создают искусственную дороговизну», и осуществить выдачу рабочих книжек, дающих право на получение всего необходимого в общественных магазинах, которые к этому дню будут «открыты и наполнены всяким добром». В рамках намечавшейся акции российские сектанты рассчитывали добиться распропагандирования крестьян, идущих за Колчаком и Деникиным, и побудить сектантов всего мира оказать давление на свои правительства в вопросе установления торговых и дипломатических отношений с РСФСР¹⁶³⁵.

Тем не менее уже через несколько месяцев после своего опубликования Декрет от 4 января 1919 г. был дополнен сводом процедурных правил, ужесточавших процесс замены общевойсковой службы на вневойсковую. С помощью ряда подзаконных актов и истолкований Декрет был существенно ограничен в своем действии (циркуляры НКЮ № 42 и № 694 от 14 и 27 июля 1919 г.; циркуляры Реввоентрибунала РСФСР от 2 июля и 19 сентября 1919 г.)¹⁶³⁶. Отныне судам предписывалось рассматривать лишь те заявления, которые поступят до официально объявленного срока призыва на армейскую службу соответствующего лица¹⁶³⁷: «заявляющие отказ впервые» после прибытия в армейские части или после задержания по подозрению в дезертирстве подлежали ответственности на общих основаниях. Народным судам предлагалось особое внимание обращать на «обследование деятельности отказавшихся в прошлой их жизни», а не только на выявление «искренности и убежденности

385

 

в данный момент». Во «избежание волокиты» на подготовку экспертного заключения ОСРОГу отводилось не более одной недели (с декабря 1920 г. — не более двух недель), что было вряд ли реальным в условиях гражданской войны и полного распада системы связи между центром и периферией. Освобожденных от строевой службы предписывалось направлять на работы, отличавшиеся особой тяжестью и опасностью для жизни (ОСРОГ расценивал подобного рода рекомендации как замаскированное наказание для пацифистов, «возмездие за известное инакомыслие»).

По распоряжению НКЮ (осень 1919 г.) дела отказников изымались из ведения так называемых районных камер и сосредоточивались в особой сессии Московского совнарсуда с постоянным составом юристов (искусственно подобранном из числа лиц, по мнению ОСРОГ, «не сочувствующих принципам свободы совести»)¹⁶³⁸.

В конце 1919 г. Заместитель наркома юстиции П.И.Стучка и руководитель VIII отдела НКЮ П.А.Красиков в частной беседе с представителями ОСРОГ, а затем в ходе официальной встречи с делегацией толстовских общин, прибывшей из провинции, откровенно говорили об ошибочности принятия Декрета от 4 января 1919 г. и прямо заявляли о готовности советской власти не останавливаться даже перед массовыми расстрелами религиозных пацифистов, «если бы их понимание жизни стало распространяться»¹⁶³⁹.

В условиях двусмысленного отношения Центра к практическому воплощению в жизнь Декрета от 4 января 1919 г. местные власти зачастую позволяли себе еще более вольное обращение с текстом этого документа. В Самаре действие Декрета ограничили кругом лиц, официально входивших на момент его издания в те сектантские объединения, которые своей практической деятельностью до и в годы первой мировой войны доказали верность пацифистским принципам. Казанский совнарсуд отказывался признавать экспертизу ОСРОГ в качестве обязательной процедуры, строго необходимой для принятия итогового решения. Деятели нарсуда Уржумского уезда Вятской губернии в ходе судебного разбирательства, ловя отказников на противоречиях и нелогичностях в ответах, убеждали их в том, что те, дескать, сами себя ввели в заблуждение «лжетолкованием Евангелия». В ряде местностей (скажем, в Царевском уезде Астраханской губернии) в качестве метода судебного наказания сектантов-пацифистов стали использовать такое средство, как конфискация скота и другого имущества¹⁶⁴⁰.

Таким образом, Декрет 1919 г. оказался «фактически отмененным различными последующими искажениями и ограничительными перетолкованиями» в центре и на местах.

Усилиями извне результативность деятельности ОСРОГ также постепенно сводилась на нет. Ряд положений упоминавшегося уже июль-

386

 

ского (1919 г.) циркуляра НКЮ прямо преследовали цель подорвать доверие суда к профессиональной компетентности членов Объединенного Совета, сформировать у судей и общественности предвзятое отношение к репрезентативности его экспертизы¹⁶⁴¹. В частности, указывалось, что народные суды, будучи по положению обязанными истребовать экспертизу ОСРОГ, вместе с тем не должны чувствовать себя связанными ее результатами, и вправе отказать заявителю в его просьбе, убедившись путем дополнительного освидетельствования в неискренности отказника.

Циркуляр НКЮ от 6 августа 1920 г. (по применению Декрета от 4 января 1919 г. «Об уклоняющихся от воинской повинности по так называемым религиозным убеждениям») разъяснял судьям их право приглашать экспертов по религиозным делам не только из среды самого сектантства (чье мнение зачастую страдало субъективизмом и требовало перепроверки — так в документе), но и из компетентных государственных учреждений. По мнению лидеров ОСРОГ, присутствие в суде в качестве эксперта-специалиста представителя госструктур лишало судебное разбирательство беспристрастности (непредвзятости) и во многом предопределяло итоговое решение судей (также являвшихся государственными служащими)¹⁶⁴².

Журнал «Революция и церковь», официальный орган VIII отдела НКЮ, свои публикации, посвященные экспертизам ОСРОГ, помещал под многозначительной рубрикой «Ханжи и обманщики всех стран, соединяйтесь!».

Чекисты, в свою очередь, без обиняков заявляли (с 1919 г.), что 1) ОСРОГ монополизировал право назначать экспертов по делам отказников¹⁶⁴³ и фактически присвоил себе право выступать в качестве последней инстанции. Само столичное месторасположение ОСРОГ, официальный, государственный статус, приданный его решениям, строгие циркуляры и запросы, рассылавшиеся Советом в разные части страны (голос Москвы), действовали (по официальной версии) завораживающе (гипнотизирующе) на провинциальные власти¹⁶⁴⁴; 2) ОСРОГ не проявил достаточной объективности в выполнении своих профессиональных экспертных обязанностей, будучи заинтересован в поддержании темпов роста численности сектантских общин (пополнявшихся в том числе и за счет не желавших идти служить в армию), и в этом смысле ОСРОГ играл, с точки зрения ВЧК, роль сообщника и укрывателя преступников¹⁶⁴⁵.

Действия властей, приводившие к искажению сути Декрета, а также далеко не всегда объективные нападки на ОСРОГ, естественно вызывали негативную реакцию российских сектантов, чьи мнения и настроения в той или иной степени и озвучивал Объединенный Совет. «Отмените декрет <...> так же гласно, как в свое время обнародова-

387

 

ли его», — писали руководители ОСРОГ В. Д. Бонч-Бруевичу 8 декабря 1920 г. — «Пускай, по крайней мере, вес знают, что в Советской России узаконены преследования за веру, мало чем уступающие гонениям первых христиан»¹⁶⁴⁶. Своими неоднократными обращениями (16 февраля 1920 г., 5 июля 1920 г., 22 сентября 1920 г.) ОСРОГ фиксировал внимание высших государственных инстанций¹⁶⁴⁷ на имевших место конкретных фактах массовых нарушений свободы совести, подчеркивая, что люди, по религиозно-этическим основаниям не приемлющие возможности участия в военных действиях, «столь жестоко караются за стойкую верность своим убеждениям, как никогда не карались подобные лица в России» даже при царизме (подразумевалось отсутствие казненных по аналогичным обвинениям в дооктябрьское время). Основную долю вины за сложившееся положение эксперты ОСРОГ возлагали (что интересно) не на военное ведомство или реввоентрибуналы, а на руководство «церковного отдела» НКЮ (П.А.Красиков, И. А. Шпицберг)¹⁶⁴⁸, обнаружившее, но словам В. Г. Черткова, полное непонимание религиозной психологии, «рассматривавшее всякое явление религиозной жизни почти как государственное преступление».

Под влиянием НКЮ, а, точнее, под его прямым давлением, суды отказывались признавать возможность внутренней духовной эволюции человека, ранее пацифистом не являвшегося, но при виде ужасов мировой и гражданской войн (общая усталость населения от войны) переменившего свои взгляды (зачастую уже будучи призванным на военную службу) и занявшего стойкие антимилитаристские позиции. Суды, подходя к вопросу либо с узко-юридической точки зрения (в лучшем случае), либо с агитационно-коммунистических позиций¹⁶⁴⁹, часто не имели желания по-человечески вникнуть в обстоятельства дела, без чего убедиться в искренности (что главное!) заявителя было практически невозможно. Требуя строго вещественных, формально документированных доказательств последовательно-пацифистских воззрений отказника, судьи не желали верить в то, что «всеобщая предрасположенность к отказу от военного дела может иметь под собой глубинные и праведные основания, нежели одни лишь эгоистические и практические основания».

Самокритично признавая наличие ошибок в своей собственной деятельности, ОСРОГ в обращениях в адрес различных властных инстанций неоднократно заявлял, что никогда сознательно не стремился к «увеличению армии непротивленцев», полагая, что религиозно-пацифистское движение «богато и ценно идейной чистотой и глубокой самоотверженностью его поборников, но не лишним десятком или сотней его приверженцев». ОСРОГ подчеркивал, что если бы он преследовал цель ослабления мощи Красной Армии (как в том его обвиняли), то он, напротив, содействовал бы проникновению в армейскую среду как можно большего числа антимилитаристов, способных развернуть в войсках масштабную

388

 

пацифистскую пропаганду. ОСРОГ был убежден, что подлинным катализатором антивоенных настроений являются действия советских функционеров, которые с усердием, достойным лучшего применения, преследуют отказников, превращая их в мучеников: «русский народ всегда преклонялся перед "праведниками" и "мучениками", чьи деяния <...> вызывают религиозный подъем и ничем неотразимое подражание»¹⁶⁵⁰.

В искренности приведенных выше заявлений членов ОСРОГ современные исследователи могут убедиться, познакомившись с сохранившейся стенограммой (исправленный, рабочий экземпляр, предназначенный для сугубо служебного использования самими руководителями ОСРОГ) съезда региональных уполномоченных Объединенного Совета (Всероссийского съезда внецерковных религиозных течений¹⁶⁵¹), состоявшегося 6-10 (по другим сведениям, 9-10) июня 1920 г.¹⁶⁵²

Собравшиеся начали свою дискуссию с указания на те психологические сверхнагрузки и ту суперответственность, которые были добровольно возложены сотрудниками и экспертами Объединенного Совета на свои плечи. «Во время процесса приходится очень страдать и мучиться; нередко приходят люди, не волнующиеся так красноречиво, как мы, и мне приходится ковыряться в их душе, выискивая, столько ли в их душе Бога, сколько требуется по Декрету...», — так емко и понятно сказал о своих переживаниях В. Н. Карпов.

Участники съезда обменялись мнениями (без принятия специальных резолюций) по проблеме форм и методов ведения экспертной работы, высказав при этом три не совпадавшие между собой точки зрения относительно критериев, определяющих ту категорию лиц, которая подпадала под действие Декрета от 4 января 1919 г., и тем самым оказывалась в сфере профессиональных интересов ОСРОГ. К. С. Шохор-Троцкий, П. Ф. Фрезе, С.Булыгин, О.А.Дашкевич считали важнейшей функцией ОСРОГ борьбу с милитаризмом. Поэтому они призывали приложить все силы к тому, чтобы максимально расширить круг лиц, получавших справки от Объединенного Совета, в перспективе стремясь «к освобождению антимилитаристских течений целиком». «Массовые отказы не должны нас пугать <...> Мы должны радоваться отказам по каким бы то ни было убеждениям, не должны удерживать их отказа». «Надо давать удостоверения всем отказывающимся, а о последствиях не думать». «Прежде отказывались от войны жившие христианской жизнью, сейчас же появилась возможность отказа всему русскому народу». Собравшиеся были убеждены в том, что проблема службы в армии является исключительно делом совести каждого отдельно взятого человека, вне зависимости от его религиозных убеждений. И поэтому, если сам человек не желает становиться убийцей, ему в этом благородном порыве нужно и можно помочь всеми доступными способами. Сторонники этой точки зрения полагали, что Объединенный Совет «должен перестать

389

 

быть правительственным учреждением»¹⁶⁵³ [«духовным ВЧК»], оставив за собой функцию помощи пострадавшим [за религиозные убеждения] и «необязательную экспертизу».

Наиболее фанатично-прямолинейные из числа присутствовавших на съезде (вторая точка зрения), такие как Митрофан Нечесов, прямо утверждали, что сам факт существования ОСРОГ, действующего в рамках Декрета и по поручению властных структур, вредит пацифистскому движению тем, что, смягчая конфликт антимилитаристов с государством, мешает истинно верующим открыто исповедовать убеждения совести, и своими страданиями и мучительной смертью способствовать широчайшему распространению среди людей той правды Божией, ради которой они вполне готовы собой жертвовать («Благодаря Декрету идея отказа теряет чистоту»; «люди отказываются не по голосу Бога, а по Декрету». «Эти бумажки отнимают то, что было завоевано великими страданиями мучеников <...> Причина зла в нашей действительности и в том, что мы стремимся служить истине при помощи не истины, а путем внешних средств. Слабые люди бывали и во времена гонений на христиан первых веков, но тогда слабые подкреплялись не бумажками, а примерами других сильных»).

Вместе с тем ход дискуссии на съезде свидетельствовал о том, что при наличии сторонников двух выше охарактеризованных точек зрения среди собравшихся все же преобладали люди уравновешенные и реалистически мыслившие. В. Г. Чертков и Н. А. Левинданто озвучивали их позицию следующим образом: «...отказы носят массовый характер, но это не утвержденные люди, [это] стадно отказывающиеся, подтолкнутые декретом [наплыв духовно невозрожденных людей, усвоивших лишь внешние правила] <...> Сектанты уверены, что все принадлежащие к секте могут освобождаться. Надо отчетливо скатить, что мы стоим на другой точке зрения. Декрет может распространяться лишь на ограниченный круг людей <...> и власть начинает прозревать, изменять свое отношение к сектантству, да и в общинах стали относиться подозрительно к тем, кто сейчас записывается...»¹⁶⁵⁴. ОСРОГ не имеет права отказываться от возложенной на себя миссии: «Мы должны делать то, что сейчас возможно, чтобы уменьшить у нас творящееся». «Мы героям не нужны, но мы должны помочь слабым <...> молодым людям, неокрепшим духовно, которые мучаются и страдают, не решаются на подвиг, но не чувствуя нравственной возможности пойти на войну <...> превращать Объединенный Совет в совет "духовных подвижников'' <...> но это можно устраивать вне Совета, так как он создан для другой цели <...> дело это чисто практическое, подобно обществу спасения погибающих на водах». И далее: «...нечего бояться контакта с государственной властью, так как мы соглашаемся с ней только в том, что является ее отказом от некоторых своих прав насилия <...> Мы помогаем власти

390

 

лишь в том деле, в котором она отказывается от себя».

Безоговорочно высказались в поддержку ОСРОГ, а также в пользу продолжения им своей правозащитной деятельности и большинство (170 из 173) участников Первого Всероссийского съезда сектантских земледельческих и других производительных коммун, общин и артелей, собравшегося в Москве 19-26 марта 1921 г.¹⁶⁵⁵ Выписки из резолюций съезда были переданы в соответствующие советские инстанции.

Однако ни обращения к руководству страны членов религиозных объединений, волновавшихся за судьбу Объединенного Совета, ни жесты отчаяния руководства самого ООРОГ, попытавшегося демонстративно заявить о прекращении своего обязательного участия в процессе осуществления экспертизы («не считаем себя вправе продолжить свою совместную с правительством работу», которая в сложившихся обстоятельствах, служила бы лишь «ширмою, скрывающей действительное положение вещей» и создавала бы ложное «впечатление, что Декрет исполняется») ¹⁶⁵⁶, не возымели положительного влияния на власть предержащих. Не обеспокоила никого в верхах и возможность (в случае, если религиозная ситуация в стране не изменится) массовой эмиграции сектантов-пацифистов из России (о чем предупреждал В. Г. Чертков В. И. Ленина 27 ноября 1920 г.)¹⁶⁵⁷.

В ответ на предостережения сектантов последовали новые правительственные санкции. Еще 2 января 1920 г. Коллегия НКЮ громогласно выразило мнение, что ОСРОГ, «давая экспертизу об освобождении от воинской повинности лицам, не принадлежащим к сектантским и религиозным общинам [т. е. принимая непрофильные решения] лишь на основании индивидуального заявления о неприемлемости военной службы, сошел с почвы декрета <...> и породил недоверие к своей экспертизе»¹⁶⁵⁸.

Наркомату Госконтроля и РКИ (несмотря на то что Объединенный Совет формально государственной структурой не являлся) было поручено (февраль-апрель 1920 г.) провести ревизию делопроизводства в канцелярии ОСРОГ. К ревизии подключился и соответствующий отдел ВЧК.

По итогам обследования в НКЮ было представлено заключение (содержащее оценку деятельности ОСРОГ, выдержанную в формулировках, ранее встречавшихся главным образом в чекистских документах), гласившее, что Совет окончательно превратился в очаг анархо-антимилитаристской пропаганды¹⁶⁵⁹; что он, «покровительствуя отказничеству и даже его инициируя», действует в «направлении ослабления военной мощи Красной Армии», «единственной армии, которая может, убивая капитализм, действительно создать будущее без войны»¹⁶⁶⁰.

В июне июле 1920 г. в переписке с НКИД П.А.Красиков, развивая мысль о том, что деятельность ОСРОГ «в высшей степени выгодна врагам республики как косвенное содействие ослаблению обороноспособности республики, ибо каждый из наших врагов заинтересован в поддержке

391

 

непротивленчества...», подчеркивал, что НКЮ «не возражал бы против выезда всех этих антимилитаристов и непротивленцев куда угодно из советской республики, где кроме вреда они ничего не принесут...», но был бы категорически против «возвращения их снова для разложения психики русских масс их вредной пропагандой, подкрепляемой Библией с продовольственным приложением»¹⁶⁶¹.

Уже в начале 1921 г. усилиями НКЮ и ВЧК (с санкции Оргбюро ЦК РКП(б) от 3 марта 1921 г.) против трех сотрудников ОСРОГ было возбуждено уголовное дело по обвинению в «выдаче удостоверений, заведомо не отвечающих действительности»¹⁶⁶². Несмотря на то что особая сессия Моснарсуда (14-18 марта 1921 г.) вынесла обвиняемым оправдательный приговор, давление властных инстанций на Объединенный Совет после этого только усилилось, а отступление от гуманистических позиций, заявленных некогда в Декрете 1919 г., стало еще более очевидным.

14 декабря 1920 г. CIIK издал новый Декрет, изменявший и дополнявший предыдущее решение правительства от 4 января 1919 г.¹⁶⁶³ Возможности выбора судом экспертов отныне были значительно расширены: «...народный суд приглашает для дачи экспертизы сведущих и внушающих доверие представителей соответствующих религиозных вероучений, преимущественно из числа живущих в данной местности и близко знакомых с учением и укладом жизни последователей данного вероучения, и других лиц, обладающих соответствующими знаниями и опытом¹⁶⁶⁴». Возможность полного (без всякой замены) освобождения от воинской службы пока еще сохранялась. Согласно новому Декрету, суд при принятии решения руководствовался: 1) «свидетельскими показаниями и другими данными об образе жизни лица, удостоверяющими степень искренности и последовательности в проведении им своего религиозного учения в жизнь»; 2) «заключением экспертизы как по вопросу о том, действительно ли определенное религиозное учение исключает для последовательного его сторонника участие в какой бы то ни было военной службе, так и по вопросу о том, действительно ли данное лицо принадлежит к этой именно секте или религиозному учению и действительно ли практически его осуществляет в своей жизни». Ходатайство перед судом об освобождении должно было быть возбуждено заинтересованным лицом не позднее, как за неделю до момента призыва его сверстников. Дата явки в суд устанавливалась народным судом по возможности не позднее срока явки к призыву ¹⁶⁶⁵.

В Декрете от 14 декабря 1920 г. об ОСРОГ не было сказано ни слова. Тем самым с весны 1921 г. Объединенный Совет был практически исключен из процедуры принятия решений по делам религиозных пацифистов. С марта 1921 г. (после обыска, произведенного 5 марта сотрудниками ВЧК) канцелярия Совета оставалась опечатанной. Имущество

392

 

и большая часть делопроизводственной документации была вывезена. В мае 1921 г., согласно телефонограмме зампреда Управления принудительных работ (?!), ОСРОГ был лишен прав юридического лица¹⁶⁶⁶. Правда, еще в течение 2,5 лет (до октября 1923 г.) Совет продолжал существовать де-факто на полулегальном положении¹⁶⁶⁷. В циркуляре № 84 от 15 февраля 1922 г. Наркомюст даже сетовал на то, что народные суды вопреки Декрету 1920 г. время от времени продолжают посылать запросы об экспертизе в ОСРОГ¹⁶⁶⁸. Попытка ОСРОГ в ноябре 1922 г. перерегистрировать свой устав в ЦАУ НКВД, естественно, не удалась¹⁶⁶⁹.

27 декабря 1922 г. комиссия НКВД по административным высылкам постановила выслать Черткова в Германию сроком на 3 года «за антисоветскую деятельность, выразившуюся в резкой критике советской власти и агитации против службы в Красной Армии». Особая комиссия ВЦИК по уголовным делам 18 января 1923 г. признала возможным заменить высылку за границу высылкой в Крым под надзор органов ГПУ ¹⁶⁷⁰.

12 января 1924 г. Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б) утвердила резолюцию о фактической ликвидации Объединенного Совета¹⁶⁷¹, постановив предварительно провести это решение через ВЦИК¹⁶⁷².

 

+

ПРИМЕЧАНИЯ

 

¹⁵⁶⁴ До 1874 г. сектантов по политическим соображениям не призывали на военную службу (РО ГМИР. Ф. 1. Оп.8. Д. 355. Л. 1-2).

¹⁵⁶⁵ Среди осужденных не было представителей общин адвентистов седьмого дня, которые, как правило, от несения воинской службы не отказывались (Безбожник. 1930. 26 янв.). Молокане в индивидуальном порядке также служили в царской армии, хотя их продвижение по армейской лестнице искусственно ограничивалось чином унтер-офицера (РО ГМИР. Ф. 1. Оп. 3. Д. 180. Л. 23-35).

¹⁵⁶⁶ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 28. Л. 12; РГИА. Ф.821. Оп. 133. Д. 198. Л. 102.

596

 

¹⁵⁶⁷ Как известно, В. Д. Бонч-Бруевич (1873-1955) был крупнейшим исследователем и знатоком старого русского сектантства. Долгие годы общения с сектантской массой убедили его в том, что будущее обновленной России во многом связано с коммунистически настроенными радикальными религиозными сектами (подобная позиция отвечала настроениям народничества 1860-х г.). Заняв после Октября 1917 г. пост Управляющего делами СНК РСФСР, В. Д. Бонч-Бруевич активнейшим образом использовал административный ресурс для поддержки тех или иных сектантских организаций в их конфликтах с различными советскими структурами.

¹⁵⁶⁸ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 2. Д. 3. Л. 22-23; РО РГБ. Ф. 369. К. 28. Д. 16. Л. 26; Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 188-189.

До Октября 1917 г. сектантов на территории Российской империи насчитывалось примерно 500 тыс. человек. Количественные данные за 1919-1921 гг. колеблются от 1,5 до 10 млн человек, по более взвешенным оценкам 5-6 млн (перепады в оценках зависели среди прочего от методики подсчетов, в частности, от того, учитываются ли только полноправные общинники или принимаются во внимание также члены их семей и так называемые приближенные) (РО ГМИР. Ф.2. Оп. 17. Д. 64. Л. 14-15; Ф. 13. Оп.1. Д. 261. Л.5-7; Ф. 13. Оп.2. Д. 240. Л. 1-4; ГА РФ. Ф. 5407. Оп.1. Д. 9. Л. 36-37; Ф.353. Оп.4. Д. 418. Л. 2; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 32. Д. 142. Л. 15; Тринадцатый съезд РКП (б). Май 1924 г.: Стеногр. отчет. М., 1963. С. 451 и др.). В 1921-1928 гг., как заявляли ответственные работники ОГПУ, численность сектантских объединений возросла до 15-18 млн человек.

¹⁵⁷⁰ РО ГМИР. Ф. 3. Оп.1. Д. 6. №1372; Ф.2. Оп. 23. Д.31. Л.6; ГА РФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 155. Л. 40-41об.; Ф. 353. Оп. 4. Д. 416. Л. 12-54.

¹⁵⁷¹ Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 190, 192; ГА РФ. Ф.353. Оп.2. Д. 696. Л. 216.

¹⁵⁷² Цит. по: РСФСР. Революционный Военный Совет: Сб. приказов. М., 1918. С. 131.

¹⁵⁷³ РО ГМИР. Ф. 1. Оп. 3. Д. 2. Л. 21об.-22; Ф. 3. Оп. 1. Д. 82. Л. 1-2.

¹⁵⁷⁴ В 1919 г. деятели петроградской группы «демократического духовенства» установили связи со старообрядцами и сектантами и попытались частично изменить курс и структуру церковного руководства. У некоторых священников возникла идея включить в ОСРОГ представителей Православной Церкви и образовать руководящий орган для всех религиозных организаций «Исполнительный комитет духовенства», однако Патриарх не дал благословения на его создание (Платонов Н. Ф. Указ. соч. С. 229; Шкаровский М. В. Обновленческое движение... С. 30).

¹⁵⁷⁵ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 36. Л. 1; Д. 40. Л. 2-3; Ф. 3. Оп. 1. Д. 60, №246, 532, 1013, 1480, 2806, 2943, 3820; РО РГБ. Ф.435. К. 61. Д. 17. Л. 1.

¹⁵⁷⁶ РО РГБ. Ф.648. К. 14. Д. 9. Л. 2; ГА РФ, Ф.353. Оп.2. Д. 696. Л. 202; РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 25. Л. 1.

¹⁵⁷⁷ Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 194; РО РГБ. Ф. 369. К. 28. Д. 16. Л. 28-29; К. 37. Д. 2. Л. 33; РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 6. Л. 1, и др.

¹⁵⁷⁸ ГА РФ. Ф.353. Оп.2. Д. 696. Л. 216.

¹⁵⁷⁹ Там же. Л. 204.

¹⁵⁸⁰ РО ГМИР. Ф.З. Оп. 1. Д.6. № 1719; Оп.7. № 264; Ф.2. Оп.23. Д. 20. Л. 1.

¹⁵⁸¹ Скажем, «Союз трудовых вегетарианских коллективов» полагал, что «вегетарианская жизнь является самым верным признаком искренности рели-

597

 

гиозных убеждений, отвергающих войны и всякие насилия» (РО ГМИР. Ф. 2. Он. 10. Д. 225. Л. 1-2).

¹⁵⁸² РО ГМИР. Ф.3. Оп. 1. Д. 7. № 557.

¹⁵⁸³ РО ГМИР. Ф.2. Оп.7. Д. 837. Л. 1; Ф.2. Оп. 23. Д. 73. Л. 1.

¹⁵⁸⁴ В своем выступлении в апреле 1925 г. на I съезде Общества друзей газеты «Безбожник» В. Д. Бонч-Бруевич, говоря о принятии Декрета от 4 января 1919 г., пояснял, что нужно было из политических соображений освободить от воинской повинности истинно толстовствующих (РА РФ. Ф. 5407. Оп.1. Д. 9. Л. 48).

¹⁵⁸⁵ Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 194; Ленинский сб. XXIV. М., 1934. С. 187; РО РГБ. Ф.369. К. 28. Д. 16. Л. 29; РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 2. Д. 3. Л. 25.

¹⁵⁸⁶ 18 августа 1919 г. ОСРОГ обратился в СНК с предложением выделить в отдельную категорию тех граждан, которые пострадали от самодержавия за отказ от воинской службы по религиозным убеждениям, предоставив им право на полное освобождение (без всякой замены) и избавив раз и навсегда от необходимости переосвидетельствования в ОСРОГе и в судебных инстанциях (РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 20. Л. 1; Ф. 13. Оп. 1. Д. 304. Л. 5-8).

¹⁵⁸⁷ Революция и церковь. 1919. №1. С. 29; РО ГМИР. Ф. 2. Оп.23. Д. 47. Л. 1; СУ. 1919. №17.

¹⁵⁸⁸ Красный боец (Казань). 1920. №295; РО ГМИР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 128. Л. 1; Ф.4. Оп.2. Д. 101. Л. 144.

¹⁵⁸⁹ Хотя ОСРОГ не вел организованной пропаганды по ту линию фронта, тем не менее отказы от исполнения воинской повинности по религиозным убеждениям в белых армиях носили достаточно массовый характер (Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 206-207). Руководители белого движения, как правило, карали религиозных пацифистов по всей строгости военного времени (в первую очередь это относится к армии А. В. Колчака). Вместе с тем нам известны примеры и иного свойства. Донской атаман в январе 1919 г. распорядился о переводе мобилизованных баптистов, духовных христиан и «некрасовцев» в обоз и нестроевые части. Главнокомандующий Добровольческой армией ген. А.И.Деникин, реагируя на просьбы евангельских христиан, духовных христиан, баптистов Северного Кавказа о полном освобождении от армейской службы с заменой оной соответствующим денежным налогом, дал указание (21 августа 1919 г.) о назначении сектантов исключительно на санитарные должности. При этом «сектантские духовные лица» были полностью освобождены от армейского призыва. Закавказский комиссариат принял (3 февраля 1918 г.) решение о нераспространении декрета о мобилизации на духоборов. Закавказское правительство освободило (после мая 1919 г.) от мобилизации граждан русской национальности, в том числе сектантов. Соответствующий пункт этого постановления, относившийся к сектантам, был подтвержден (сентябрь 1920 г.) и Грузинским правительством. Правда, позже полное освобождение было заменено трудовой общеполезной деятельностью (ГА РФ. Ф. 353. Оп. 3. Д. 761. Л. 240; РО РГБ. Ф. 648. К. 16. Д. 2. Л. 108; РО ГМИР. Ф. 2. Оп.7. Д. 816. Л.2об.-3; Оп.8. Д. 367. Л.8об., 18об.-19; Ф. 1. Оп. 3. Д. 1. Л.41об., 42об., Свет во тьме (Пятигорск). 1919. №1. С. 16; №-2-4. С. 20-21).

¹⁵⁹⁰ РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 31. Л. 19, 32, 34; Ф.З. Оп. 1. Д. 7. №358.

¹⁵⁹¹ ГА РФ. Ф. 353. Оп.4. Д. 416. Л. 40-42; РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 12. Л. 1; Д. 51. Л. 1-5; Ф. 3. Оп. 1. Д. 105. №256 и др.

598

 

¹⁵⁹² 9 сентября 1919 г. ОСРОГ назначил 18 уполномоченных по губерниям (Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 198).

¹⁵⁹³ В. Д. Бонч-Бруевич на XIII съезде РКП(б) приводил иные цифры, констатируя, что за 5 лет на основании Декрета освобождение получили всего 657 человек (Приложение к стенографическому отчету XIII съезда РКП(б): Материалы секций и комиссий. М., 1924. С. 83).

¹⁵⁹⁴ Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 203.

¹⁵⁹⁵ Совершенно секретно... М., 2001. Т. 1; 1922-1923 гг., ч. 1-2. С. 903.

¹⁵⁹⁶ Как известно, толстовское («свободно-христианское», или «анархо-религиозное») учение представляло собой выжимку из евангельских заповедей в их соотнесенности с новыми жизненными реалиями. Толстовцы не признавали классового деления общества и считали, что истоки зла скрыты в первую очередь внутри самого человека. Библейские положения вызывали у Толстого вполне современные ассоциации, благодаря чему он сумел довести философию ненасилия (непротивления) до каждодневных практических выводов. Главные из них:

— жить, не отвечая на зло других и не возбуждая ни у кого зла, ибо только так можно нейтрализовать и заставить отступить растущие в мире обиду, зависть, ненависть, злодейства, улучшать себя и окружающее общество;

— усвоить, что нет принципиальной разницы между отношением к народу своему и чужому (любить врагов), не поддаваться государственному и личностному национализму, патриотизму и шовинизму, полностью отказаться от несения воинской службы;

— не следует обращаться в суд человеческий в каком бы то ни было качестве; закон чаще всего противоречит евангельским заповедям и потому его следует игнорировать; неприемлемы такие основы государственной власти, как судебная и воинская присяга [«не судите, и не будете судимы, не осуждайте, и не будете осуждены <...> не клянитесь вовсе... » (Лука, VI, 37)];

— всеми силами следует противостоять попыткам государства вовлечь своих граждан в те общественные действия, которые требуют усилий, отвлекающих человека от решения задачи усовершенствования своего духовного мира.

«Общество истинной свободы в память Л. Толстого» (ОИС) было создано в Москве 2 июня 1917 г. с целью облегчить «общение между всеми, сочувствующими тому жизнепониманию, выразителем которого являлся Толстой». Впрочем, глубинный смысл своего существования Общество видело в том, чтобы путем нравственного совершенствования людей добиться преобразования человеческого социума, основанного на государственном насилии, в безгосударственную общину, в рамках которой могла бы быть осуществлена «полная свобода во всех вопросах <...> веры и жизни» (Воспоминания крестьян-толстовцев: 1910-1930-е гг. М., 1989. С. 460-468 и др.; Поповский М. Русские мужики рассказывают: Документальный рассказ о крестьянах-толстовцах в СССР по материалам вывезенного на Запад крестьянского архива // Урал. 1992. №8. С. 12-16, 32; РГАСПИ. Ф. 17. Оп.87. Д. 176. Л. 180-183).

Программные принципы ОИС были обобщены в 14 пунктах «Опыта краткого изложения основ истинной свободы» (РО РГБ. Ф.435. К. 61. Д. 25. Л. 1). Выделим главные из них:

— всякое насилие, совершаемое над людьми со стороны как отдельных лиц, так и партий и правительства — противно законам человеческой жизни;

— отечество наше — весь мир, и все люди — наши братья; войны противны законам человеческой жизни;

599

 

— ничем не могут быть оправданы насильственные меры воздействия па людей (армия, полиция, суд, тюрьмы);

— никому не должно быть предоставляемо право собственности на землю, которая составляет общее достояние всех людей;

— никто не может насилием или под угрозой насилия отбирать имущество у одних людей и передавать его другим (подати, таможенные пошлины и т.д.);

— усилия человека должны быть направлены не на установление новых форм жизни, а на изменение и совершенствование своего внутреннего мира.

Таким образом, для мировоззрения последователей Л.Н.Толстого начала 1920-х гг. была характерна корректировка некоторых положений религиозно-философского наследия великого писателя. В частности, произошло осознание ими роли коллективных методов в деле общественного переустройства в отличие от индивидуализма, присущего толстовскому учению (Петухова Т. В. Земледельческие объединения крестьян-толстовцев (1917-1929 гг.): Автореф. канд. дис. М., 1995. С. 14).

В момент своего создания ОИС насчитывало примерно 1000 членов, издавало несколько газет и журналов, патронировало над вегетарианской столовой и детским приютом.

С 1918 г. Общество получило благоприятную возможность значительно расширить географические рамки и масштабы своей деятельности в силу своей причастности к работе Московского ОСРОГ, возглавлявшегося ближайшим соратником и другом Л. Толстого В. Г. Чертковым (1854-1936). Образованное еще до Октября при Совете ОИС «Бюро защиты противников насилия» являлось прототипом ОСРОГа. Со временем в провинции открылись несколько филиалов ОИС, в том числе в Белоруссии и на Украине (Царицынская, Смоленская, Тамбовская, Тульская, Курская, Пензенская, Ярославская, Екатеринбургская, Витебская, Киевская, Полтавская губернии, Умань, Сочи).

С июня 1918 г. официальным филиалом ОИС стал Полтавский «Союз друзей всеобщего мира», возглавлявшийся М.С. Дудченко (18..-1945). Киевское отделение ОИС начало функционировать с октября 1921 г. (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 1236. Л. 28-29; Ф. 7. Оп. 1. Д. 3. Л. 1-2).

В Московское отделение ОИС входили преимущественно горожане-интеллигенты; в составе Тамбовского, Витебского, Тульского, Курского отделений было довольно много представителей других общественных слоев, в частности, крестьян и бывших солдат. В целом все структуры толстовцев охватывали 2500-3000 человек.

Единомышленники великого писателя видели главную задачу толстовского движения в обеспечении трансформации общественного сознания в целях утверждения в массах идеалов мира, добра, братства, справедливости. Отсюда вытекало неприятие толстовцами большевистской теории классовой борьбы, идеи диктатуры пролетариата, практики революционного насилия. Рационализм, гуманизм идеологии толстовцев определяли их подход к конкретным проблемам строительства социалистического общества. Отрицая гражданскую войну, белый и красный террор, продразверстку и т.д., последователи Л.Толстого приходили к выводу о необходимости изменения самого характера социалистического учения. В их среде сложилась своеобразная концепция «гуманистического социализма», суть которого заключалась в том, чтобы пробудить в народе (посредством осуществления революции сознания, опираясь на положение о приоритете сознания над бытием) нравственное стремление к справедливой братской жизни. Эти идеологические установки обусловливали

600

 

характерные формы работы толстовцев. Выделялись три направления: пропаганда, педагогическая деятельность, созидание «новых форы жизни». В последнем случае подразумевалась программа организации толстовских земледельческих объединений («строя идейных землепашцев») (Петухова Т. В. Указ. соч. С. 14-15).

С начала 1918 г. активисты ОИС инициировали в разных частях страны процесс создания (воссоздания, если иметь в виду дореволюционный опыт) трудовых земледельческих коллективов, избегавших использовать наемный труд и стремившихся обходиться без «любых пособий со стороны», в первую очередь, со стороны государства. Весной 1919 г. Совет ОИС в Москве (Совет ежегодно избиравшийся орган, коллегиально решавший все вопросы) постановил рассматривать содействие переходу городского населения к земледельческому труду в качестве одного из основных направлений своей деятельности (РО ГМИР. Ф. 34. Оп. 1. Д. 9 (не нумеровано)).

В годы гражданской войны для приверженцев учения Л. Толстого в советской России настают нелегкие времена главным образом в связи с их активной и последовательной антивоенной позицией. Толстовцы отказываются не только служить в Красной Армии, но и выполнять любую трудовую повинность, так или иначе связанную с интересами военного ведомства.

Толстовские призывы прекратить человекоубийства, отменить наказания как средство общественного устрашения; провозгласить и осуществить полную свободу слова (устного и печатного), собраний, передвижений; содействовать сближению наций путем организации экскурсий из одной страны в другую и изучения эсперанто (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 210. Л. 13) — в условиях гражданской войны многим (государственным структурам в первую очередь) могли показаться, по меньшей мере, несвоевременными.

Чтобы получить более наглядное и выпуклое представление об общественных позициях толстовцев в годы гражданской войны, обратимся к дневнику И. М. Трегубова (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 101. Л. 6, 17об., 20, 21, 22, 26об., 30):

«Нам нужна не организация (для улучшения жизни), а дезорганизация» [20 ноября 1919 г.].

«На государство надо действовать разлагающе, изнутри. Необходимо подтачивать столбы, на которых покоится государство. И первый столб Армия» [10 мая 1918 г.].

«Интересное противоречие: армия, в настоящее время предназначенная для борьбы с буржуазией и капиталом, пожирает гораздо больше, чем производили для себя буржуи и капиталисты. И всему прочему населению попадает еще меньше» [9 февраля 1919 г.].

«Что может быть проще уничтожения и классового, и государственного насилия. Отказом его поддерживать?» [12 ноября 1918 г.].

«Надо быть: безропотным и непокорным. Противоречие? Не более чем непротивление и неповиновение» [16 июля 1919 г.].

«Большинство злых дел происходит оттого, что одни люди считают себя как-то особенно связанными с другими людьми и считают, что во имя этой связи могут нарушать человеческие, т. е. братские обязанности по отношению к тем, кто к этому единению не принадлежит (государство, нации, классы, союзы, корпорации, партии и т.д.)» [28 августа 1918 г.].

«Ведь в том, что есть богатые, виноваты не одни богатые, а и бедные, потому что бедные слушались и подчинялись богатым и исполняли все их прихоти и тем служили их развращению». «Вы по-братски поступите с ними — дайте им

601

 

возможность кормиться до своей смерти». «Работать по-вашему они по смогут и не умеют <...> Дети же их невольно приучатся к трудовой разумной жизни и станут вместе с вами членами общего трудового братства. Ведь вам, трудовому народу, прокормить эту ничтожную, вами же развращенную кучку людей до их смерти совсем не трудно» [цитируя по одному из толстовских изданий тех лет, 4 ноября 1919 г.].

Уже с середины 1919 г. компетентные органы неоднократно заявляли, что они усматривают в деятельности толстовцев явные признаки контрреволюционности. В качестве примера приводилось дело (январь-июнь 1919 г.) закрытого чекистами Пензенского отделения ОИС. Как свидетельствовал следственный отдел губчека, сектанты «чересчур ревностно и двусмысленно распространяли идеи» Л. Толстого, в том числе и среди красноармейцев, чем способствовали «разложению пензенского гарнизона». В итоге собравшийся «самочинный гарнизонный митинг» 27 июня 1919 г. принял решение о прекращении гражданской войны, призвал к свержению советской власти и избиению коммунистов (РО ГМИР. Ф. 2. Он. 10. Д. 182. Л. 1-2).

В деятельности ОИС «очень трудно различить идейную, принципиальную сторону от чисто контрреволюционной»; «ненавидя всякую власть принципиально, толстовцы <...> в отношении советской власти оказывают явное предпочтение», — читаем мы в одном из чекистских отчетов начала 1920-х гг. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп.87. Д. 176. Л. 180-183). В качестве доказательства приводились выдержки из высказываний В. Г. Черткова. Как доносили осведомители, 14 августа 1920 г. руководитель ОСРОГ во всеуслышание заявил, что советская власть — это неслыханное доселе кровавое насилие над всеми народами и национальностями. 31 июля 1920 г. и 26 февраля 1921 г. Чертков, подтверждая свое критическое отношение к учению Маркса, настаивал в разговоре с единомышленниками, что марксизм не применим к российским условиям, и что в результате революционного эксперимента условия существования народа ухудшились даже по сравнению со временами царизма. Чертков полагал, что одной из важнейших целей деятельности последователей Л. Толстого в послеоктябрьской России должна стать защита граждан от социалистического экспериментаторства, унижающего и уничтожающего достоинство человека (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 176. Л. 180-183).

Заведующий СО ВЧК Т. П. Самсонов в своем письме на имя П. А. Красикова (конец сентября 1920 г.) обращал внимание Наркомюста на то, что собрания толстовцев «носят не один лишь религиозно-нравственный характер, тут «проповедуются и земельные реформы <...> взвешиваются на неверных весах кулацко-анархических тенденций текущие события, кой-что прибавляется для сгущения красок от своего собственного воображения». Чекисты советовали «церковному отделу» НКЮ отобрать у ОИС помещение в Москве, дабы лишить Общество возможности вести активную работу (РО ГМИР. Ф.4. Оп.2 Д. 101. Л. 87).

Не без участия ГПУ деятельность толстовцев в Москве и других крупных городах с конца 1922 г. постепенно идет на убыль. 10 ноября 1922 г. чекисты обращаются в Центрально-административное управление НКВД с просьбой «по причинам формального характера» отказать в утверждении устава ОИС (ГА РФ. Ф. 393. Оп. 2с. Д. 1840. Л. 150, 155). Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б) дважды (ноябрь 1922 г. и март 1923 г.) принимает решение о высылке за границу правого крыла толстовцев (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 443а. Л. 16-17; Ф. 89. Оп.4. Д. 115. Л. 8-9).

602

 

ОИС вплоть до 1922 г. с официальной просьбой о регистрации в соответствующие инстанции не обращалось и функционировало явочным порядком, стремясь сам факт существования государства как бы игнорировать. Крайним примером проявления антиэтатистской принципиальности являлся отказ многих толстовцев от участия в подготовке полного собрания сочинений Л. Толстого только лишь по той причине, что данная инициатива исходила сверху, от государственных органов (Письмо Московского вегетарианского общества. 1928. № 14 (нояб.)).

Выступая в защиту депортируемого в Чехию секретаря Л. Толстого Валентина Федоровича Булгакова, члены ОИС «села и волости Трофимово Пензенской губернии» заявляли в адрес ЦИК и СНК СССР: «...люди, ненавидящие свет, боятся его, дабы не обличались дела их <...> И теперь, если Валентин Булгаков выслан за то, что он обличал зло <...> то <...> виден из мешка кончик шила. Нельзя скрыть от народа то зло, которое уже все видят и закрыть от него ту истину, которую народ уже сознает <...> Если вы делаете это только потому, что не можете перенести обличение, которое вам режет глаза и жжет вашу совесть и ради удержания в своих руках государственного аппарата <...> вы этим все-таки не можете остановить людей, которые во имя идеала совершенства <...> будут радостно переносить все то, что будет встречаться им на пути и самоотверженно помирать» (РО ГМИР Ф. 13. Оп. 1. Д. 171. Л. 7).

Отвечая на письмо толстовцев, член Президиума ВЦИК П. Г. Смидович 26 июня 1923 г. приводил следующие доводы в оправдание принятого государственными органами решения о высылке В.Булгакова. «...до сих пор мы как бы в осаде и должны быть наготове <...> А Булгаков говорил: <...> сложим оружие, оставим ряды Красной Армии, ибо нельзя убивать даже врага своего <...> откажемся платить продуктовый и другие налоги, ибо на это содержится Красная Армия <...> Из осаждаемой крепости <...> где слова его вредны народному делу, мы выслали его туда, где его слова, может быть, принесут хоть малую пользу в борьбе трудящихся за свободу <...> Если бы работа Булгакова и подобных ему получила успех, то машина государственная неминуемо оказалась бы в руках керзонов и многих генералов, которые могут жить только горячею человеческою кровью. Вот почему советская власть и впредь будет посылать в пределы грабительских правительств всех тех неразумных, которые думают идти к истинной свободе так, как хотел к ней идти Булгаков. Иначе она была бы недостойна доверия <...> рабочих и крестьян» (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 171. Л. 8).

Вследствие всех описанных выше обстоятельств начинается распад толстовских оргструктур (Московское и региональные отделения ОИС практически прекращают свою работу), часть последователей Толстого примыкает к православно-обновленческим группам. Многие бегут от «ужасов города» в надежде найти успокоение в сельской глуши. Центром активности толстовцев мало-помалу становится российская деревня. Главное внимание последователи Л. Толстого отныне уделяют организации и развитию сельскохозяйственных артелей и коммун [Саратовская (под Царицыном), Самарская, Московская, Тамбовская, Витебская, Курская и другие губернии  — всего 89], пик деятельности которых приходится на середину 1920-х гг. (1923-1926 гг.) (РО ГМИР. Ф.34. Оп. 1. Д. 9 (без нумерации); Ф. 13. Оп.3. Д. 2. Л. 1-4; Д. 5. Л. 9; Воспоминания крестьян толстовцев... С. 93-206; РГАСПИ. Ф.89. Оп.4. Д. 186. Л. 33-37; Петухова Т. В. Указ. соч. С. 15).

603

 

Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б), а затем (24 марта 1924 г.) и Пленум Верховного Суда РСФСР признали последователей учения Л. Толстого не религиозным движением, а интеллигентско-философской группой, своеобразным кружком по интересам. В силу этого толстовцы теряли право подавать ходатайства об освобождении от воинской повинности (РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 165. Л. 11, Известия ЦИК и ВЦИК 1924. 25 мая). Пытаясь опротестовать заключение Суда, В.Г.Чертков в своих обращениях (1923-1924 гг.) в НКЮ и другие властные инстанции настаивал на том, что признаком религиозности (наличие которой в деятельности толстовских общин как раз и отрицалось) в широком значении этого слова являются не внешние культово-обрядовые формы и богослужебная практика, а «признание высшего Начала и отношение к Нему человека, с вытекающим отсюда, всегда оправданным, руководством поведения <...> Общее свойство, отличающее религиозное отношение к жизни от нерелигиозного заключается в том, что поступки, вызываемые религиозным чувством, совершаются, как требования высшего начала, без соображения о том, какие могут быть последствия». Далее В. Г. Чертков подчеркивал, что «наиболее крайние антимилитаристы нашего религиозного направления не жалеют об исключении "толстовцев" из действия декретов, веруя в то, что в качестве жертв, страдающих за совесть <...> придется <...> гораздо ярче свидетельствовать пред всем человечеством о той истине, которой они служат, чем если бы они были <...> освобождены самой властью от воинской службы <...> знают, что служить не могут и не будут, и что для осуществления этого требования ... они не нуждаются ни в каких человеческих разрешениях <...> обращение к «начальству» за подобным разрешением представляется некоторым как бы нарушением достоинства...» (РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 165. Л. 10-14; Ф.2. Оп.23. Д. 45. Л. 10-15, 31). Само собой разумеется, что аргументы В. Г. Черткова властями не были приняты во внимание.

После 1924 г. представители «свободно-христианского» или «анархо-религиозного» жизнепонимания еще не раз заставляли власть имущих вспомнить о своем существовании. В этой связи особый интерес представляет, пожалуй, открытое письмо М. С. Дудченко «К братьям коммунистам», появившееся в 1926 г. (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 113. Л. 1-3). Связывая свои рассуждения о свободе совести с происходившей в то время ожесточенной внутрипартийной дискуссией, Митрофан Семенович писал: «Давно слыша о тех настойчивых исканиях более совершенного понимания жизни, которые проявляются в среде коммунистической партии, угрожая ее единству, я не могу не порадоваться этому, как здоровому и естественному явлению, и от души приветствую Вас, братья коммунисты, за то, что, несмотря на опасности и соблазнительность Вашего господствующего положения, Вы не утратили еще способность продвижения вперед и не застыли в правоверной неподвижности своей <...> я вижу в самом этом раскольничьем движении то, что всегда наблюдалось при всякого рода ересях — признание того критического отношения к своим верованиям, под впечатлением которого только и могут эволюционировать последние <...> На знамени истинно свободных социалистов должно быть написано: единение в основном — в том, что составляет бескорыстное <...> служение народу, и предоставление полной свободы во всем остальном — второстепенном, т. е. во всем том, что связано с принятыми на веру догматами и различными формальностями <...> истинно свободных людей нельзя сделать рабами и глубокие требования совести только растут под влиянием гонений, тогда как гонители всегда теряют в своем достоинстве <...> можно было бы по справедливости

604

 

утверждать, что у каждого человека своя особая вера, соответствующая его жизни, и вер этих столько на свете, сколько людей <...> нужно заботиться лишь о том, чтобы все индивидуальные проявления людей и прежде всего наши собственные, были бы исполнены творческого духа и как листья на древе были бы обращены к свету <...> Долой же ярлыки и перегородки и да здравствует свобода совести для всех людей, на какой бы (ступени) сознания ни стояли они...».

Практически одновременно с появлением письма М. С. Дудченко в марте 1926 г. Антирелигиозная комиссия ЦК ВКП (б) дала поручение ОГПУ (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 353 Л. 7) начать судебное преследование в отношении руководящего ядра толстовцев ввиду их явно вредительской, антимилитаристской, антисоветской позиции.

Ем. Ярославский в статьях «О Л. Н. Толстом и "толстовцах"», «Л. Н. Толстой и большевизм», опубликованных в 1928 г., развивая ленинскую критику взглядов Л.Толстого как «варианта подкрашенного рационализмом христианства», объявил толстовство идейным противником, с которым следует вести неустанную борьбу, всеми силами препятствуя проникновению «отсталой, реакционной философии Толстого в массы трудящихся» (Ярославский Ем. 1) О Л.Н.Толстом и «толстовцах». М., 1928. С. 21; 2) Против религии и церкви // Ярославский Ем. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. М., 1933. С. 475). 30 июня 1928 г. «Комсомольская правда» призвала власти положить предел действиям врага, выступающего, по словам журналистов, под знаменем «вегетарианского социализма» и потчующего трудящихся «классово-чужой им простоквашей».

В 1929 г. к перечню хрестоматийных обвинений в адрес толстовцев-вредителей добавилось еще одно: якобы они агитируют против индустриализации под тем предлогом, что технико-технологические новшества отвлекают человека от задач духовного самосовершенствования. Выступая на II съезде Союза безбожников (июнь 1929 г.), Ф. Путинцев заявлял, что толстовцы, считающие существование жизненных трудностей благом для человека, тем самым вольно или невольно высказываются за сохранение условий, порождающих пьянство в обществе (ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 1. Д. 35. Л.46об).

Единственным светлым штрихом в истории толстовского движения конца 1920-х гг. стало решение Президиума ВЦИК (август 1928 г.), постановившего освободить из заключения (в связи со 100-летним юбилеем великого писателя) всех (100 человек) толстовцев, на тот момент отбывавших уголовное наказание за отказ от исполнения воинской повинности (ГА РФ. Ф. 3316. Оп. 3с. Д. 37. Л. 1-3).

Начиная с 1923 г., после того как было закрыто ОИС и прекращен выпуск последнего легального толстовского журнала, главным центром притяжения толстовцев, неофициальным ядром толстовского движения становится Московское вегетарианское общество (РО ГМИР. Ф. 34. Оп. 1. Д. 11 (без нумерации); Д. 15 (без нумерации)).

В это время Общество насчитывало в своих рядах примерно 500 человек. Членами Совета МВО являлись В.Г.Чертков, П.И.Бирюков, И.И.Горбунов-Посадов, И. М. Трегубов, К. С. Шохор-Троцкий и др.

Согласно своим уставным положениям МВО, основанное в 1909 г., преследовало цели распространения безубийственного питания, пропаганды вегетарианства в печати и создания возможностей для общения людей (вне зависимости от их религиозных и национальных убеждений), интересующихся вегетарианством, но, главное, признающих общечеловеческий закон совести и разума (по-

605

 

ступай с другими так, как хотел бы, чтобы и с тобой поступали) (РО РГБ. Ф.435. К. 62. Д. 30. Л.1; Бюллетень Московского вегетарианского общества. 1929. № 17 (февр.)).

Вместе с тем «идейное направление [Московского вегетарианского общества] <…> всегда было значительно глубже, шире, разнообразнее, чем это свойственно узко-вегетарианской организации... ». Общество уделяло возможно большее внимание вопросам социальной жизни н прилагало все усилия к тому, чтобы «содействовать разрешению сложных и трудных социальных вопросов и бедствий в духе миролюбия, человечности и терпимости» (РО ГМИР. Ф.34. Оп. 1. Д.19 (без нумерации)). Общество выступало против всего, что «принижает и коверкает жизнь человека», боролось с «нравственным хулиганством, упадничеством, с половой и алкогольной распущенностью». Руководство МВО стремилось сформировать у членов и посетителей Общества высшие духовные качества и направить их усилия на путь братского служения людям и на защиту бессловесных живых существ. В Обществе активно изучались иностранные языки и эсперанто, что рассматривалось как шаг к единению всех народов земли (Бюллетень Московского вегетарианского общества. 1929. № 17 (февр.)).

Закон братской любви и любви ко всему живому всегда был неразрывно связан с нравственными законами труда и в первую очередь труда коллективного, земледельческого. В конце 1920 — начале 1921 г. при Обществе планировалось создание «Союза трудовых вегетарианцев». Был разработан нормальный устав трудового вегетарианского товарищества. В документах, подготовленных МВО для официальной регистрации своих трудовых коллективов, заявлялось, в частности, что идея вегетарианства, переходящая «во все области жизни человека, его поведение, труд», имеет не только нравственно-этическое, но и жизненно-практическое значение: «...идея полного вегетарианства есть идея совершеннейшего коммунизма; если человек не стремится к полному взаимопониманию с окружающей его природой, он никогда не достигнет прочного взаимопонимания и коммунизма между себе подобными».

При этом «Союз трудовых вегетарианских коллективов» полагал, что «вегетарианская жизнь является самым верным признаком искренности религиозных убеждений, отвергающих войны и всякие насилия» (РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 10. Д. 225. Л. 1-4; Д. 235. Л. 1).

С декабря 1921 г. по июль 1923 г. в помещении Общества находился пункт-приемник для голодающих (РО ГМИР. Ф. 34. Оп. 1. Д. 16 (без нумерации)). С марта 1924 г. при Обществе был открыт (на членские взносы Общества и на отчисления от деятельности общедоступной вегетарианской столовой) детский сад (27 июня 1928 г. Антирелигиозная комиссия ЦК согласилась с мнением ЦК ВЛКСМ о нецелесообразности дальнейшего функционирования в советской стране детских религиозных площадок), просуществовавший до марта 1929 г. (РО ГМИР. Ф.34. Оп. 1. Д. 10 (без нумерации)).

Однако начиная с 1927 г. у Общества, не обладавшего статусом юридического лица, постоянно возникают сложности (инициированные чекистами) с арендой помещения. В один прекрасный момент, когда Общество практически оказалось на улице, некоторые из его членов начали активно развивать идею коллективного выезда из СССР и переселения всем составом на Таити (РО ГМИР. Ф.34. Оп. 1. Д. 14 (без нумерации)).

В апреле 1927 г. часть «вегетарианцев» была арестована и выслана в Среднюю Азию по статье 58-14 УК РСФСР (РО ГМИР. Ф.34. Оп. 1. Д. 19 (без ну-

606

 

мерации); Ф. 3. Оп. 1. Д. 143 (без нумерации)). В ответ на это, единственное на тот момент нелегальное толстовское издание «Письмо Московского вегетарианского общества» в выпуске 29 (март-апрель 1927 г.) (оказавшемся последним) поместило обширную статью, посвященную кризисным явлениям в развитии советского общества, обозначив в качестве одной из причин «социального заболевания» насильственное внедрение в сознание граждан «самого бездушного материализма»: «Он обещает принести свободу от тяготевших над людьми предрассудков, а приносит духовное рабство: он сулит бодрую и радостную энергию, а приводит неизбежно к параличу воли <...> при этом механистическом взгляде на мир, где все предопределено, устранен самый смысл <...> творческой напряженности <...> бесстрашных дерзновений <...> Что противопоставить этой атмосфере материализма, этому полному неверию в человека, если даже оно прикрывается словами о его достоинстве, о его безграничных правах. <...> Прежде всего, пробуждая сознание <...> что в основе нашей жизни лежат духовные начала <...> Лишь общее признание этих начал, разрушая преграды между людьми, делает возможным устроить их жизнь без насилий, без произвола, без классового или личного угнетения. Лишь на этом признании можно действительно утвердить достоинство человеческой личности — бессмысленное, если материалисты правы, — и связать людей величайшей изо всех творческих сил в мире — любовью. Дух дышит, где хочет: он нуждается лишь в свободе от внешнего воздействия <...> всемерная защита духовно развитой личности от всяких посягательств на нее есть обязанность теперь более, чем когда-либо необходимая...».

В июне 1928 г. Антирелигиозная комиссия ЦК отказала Московскому вегетарианскому обществу в регистрации. Совету Московского вегетарианского общества настойчиво было «рекомендовано» «прекратить всякую деятельность». В циркуляре ЦК ВКП (б) от 14 февраля 1929 г. «О мерах по усилению антирелигиозной работы» (так называемая директива Л. Кагановича) содержалось требование к кооперативам овладеть вегетарианскими столовыми (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3, Д. 723. Л. 2, 9, 10; ГА РФ. Ф. 5263. Оп. 1с. Д. 7. Л. 1-2). В результате не прекращавшегося давления извне в июне 1929 г. МВО вынуждено было самоликвидироваться (РО ГМИР. Ф. 34. Оп. 1. Д. 11 (без нумерации); Д. 16 (без нумерации); Ф. 13. Оп.3. Д. 19. Л. 1; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 871. Л. 15-16). Помещение, занимавшееся Московским вегетарианским обществом, было вскоре передано «Обществу по борьбе с алкоголизмом», а вегетарианская столовая перешла к обществу «Коммунар».

В открытом письме (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 113. Л. 8-10) по поводу решения, фактически положившего конец деятельности МВО (и до предела затруднившего легальную деятельность московских толстовцев), В. Г. Чертков, обращаясь к властям, писал, что силой можно отнять «наш временный дом <...> но то, что у нас есть самого существенного, нашу душу, того никто не мог и не может отнять. Ее в состоянии отнять только наша собственная слабость <...> Люди с искренними требованиями совести, дошедшие до того, что можно назвать религией, сильнее всякого насилия и считаются только с тем, в чем их убеждают. Насилие же имеет на них обратное действие <...> Руководство духовной жизнью не нуждается непременно в сплоченном строе своих войск. Он особенно сильно проявляется в тех, кто действует в рассыпную или на аванпостах. <...> Нельзя, конечно, радоваться тому, что есть люди, которые, совершенно искренне стараясь достигнуть хорошего в будущем, вместе с тем также совершенно искренне думают, что для этого нужно в настоящем

607

 

делать нехорошее <...> Мы можем делать настоящее дело жизни, где бы мы ни находились <...> Дело это <...> велико тем, что проникнуто любовью ко всему хорошему. Служащие этому делу приучают себя относиться с жалостью к тем, кто их гонит из страха перед проблесками рассвета того же дня, к которому они сами стремятся другим путем <...> С нашими товарищами по другому пути нас сближает общая цель. Они видят ее в будущем. Мы видим ее в настоящем, в том, чтобы, по возможности, жить согласно высшему закону нашей человеческой природы. Будем же смотреть вперед, но жить в настоящем».

¹⁵⁹⁷ Давая оценку деятельности ОСРОГ, не забудем, что количество выданных им справок об освобождении, было во много раз меньше общего количества «гражданских» дезертиров из рядов Красной Армии в эти годы. Скажем, в феврале 1920 г. только в одной Владимирской губернии насчитывалось до 7 тыс. дезертиров, а количество дел отказников в канцелярии ОСРОГ на тот же момент не превышало 6 тыс. (РО ГМИР. Ф.2. Он. 23. Д. 31. Л. 44).

Численность Красной Армии на 1 ноября 1920 г. была около 5,5 млн человек, а количество дезертиров, добровольно явившихся в военкоматы и задержанных в ходе облав, в годы гражданской войны составило около 2,4 млн человек. Даже с учетом безвозвратных потерь Красной Армии (около 1,5 млн человек) и того, что часть дезертиров (около 100 тыс.) являлись так называемыми злостными и бежали из армии неоднократно, это означает, что в среднем около 30% личного состава Красной Армии совершали дезертирство, хотя бы на время (Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. М., 1983. С. 176, 296; Павлов Б. В. Коммунистическая партия в советской политической системе (1917-1925 гг.). СПб., 2003. С. 193-194).

¹⁵⁹⁸ Антирелигиозник. 1926. № 4. С. 44; ГА РФ. Ф.5407. Оп. 1. Д. 12. Л. 26; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 509. Л. 136.

¹⁵⁹⁹ Особый резонанс вызвало дело Р. И. Медведя (1874-1937), бывшего петроградского, с января 1918 г. — московского православного священника, протоиерея Покровского Собора (Собора Василия Блаженного). В своем заявлении в ОСРОГ (14 февраля 1919 г.) и народный суд Тверского участка (8 апреля 1919 г.) Р. И. Медведь ходатайствовал об его освобождении от призыва в тыловое ополчение. В подтверждение своих пацифистских воззрений заявитель приводил сведения о деятельности религиозного братства, созданного Р. Медведем еще в дооктябрьский период и активно проводившего антивоенную пропаганду среди военнослужащих. Опираясь на результаты экспертной оценки ОСРОГ («безусловная искренность»), участковый суд 7 мая 1919 г. ходатайство удовлетворил. Однако под давлением НКЮ 3 октября 1919 г. суд городского района отменил постановление предыдущей инстанции, указав на то, что Р. И. Медведь «является просвещенным и видным деятелем Православной Церкви и ее священнослужителем и ничем не доказал, что он внес в учение православия какой-либо раскол, в частности по вопросу об отношении православия к участию в войне». Р. Медведь предпринял последнюю попытку объясниться. В кассационной жалобе, направленной 31 октября 1919 г. в Московский советский народный суд, Р. И. Медведь постарался аргументированно доказать несостоятельность претензий в свой адрес, поясняя, что православие почитает только те вероучительные формулы, которые изданы семью Вселенскими Соборами. В прочих вопросах веры, а тем более нравственности (включая отношение к войне), православному христианину предоставлена свобода исповедания богословских истин, в том числе право быть антимилитаристом без разрыва связи с право-

608

 

славием. Это тем более верно в настоящее время, — писал заявитель, — когда Церковь отделена от государства. Однако высказанные Р. И. Медведем соображения вновь не были приняты во внимание (РО ГМИР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 6. №2852; Д. 165. №949, 2018; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 7. Д. 13. Л. 11-12; Вечерние известия Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов. 1919. 18 окт.).

Что касается вопроса о призыве на службу в ряды Красной Армии в годы гражданской войны духовных лиц тех или иных конфессий, то этот вопрос документальными источниками обеспечен весьма слабо. Судя по всему, в 1918-1919 гг. случаи мобилизации (в том числе в тыловые подразделения на окопные работы) действительно имели место. Об этом с возмущением говорилось в протесте Поместного Собора Православной Церкви, направленном в СНК 25 августа (7 сентября) 1918 г. (РГИА. Ф.831. Оп. 1. Д. 69. Л. 4-10). Губернский съезд Советов (Вел. Новгород) на своем заседании 1 августа 1919 г. поручил губисполкому в месячный срок все монастырские помещения передать для нужд соцобеспечения, «а монахов как сословие паразитов сдать в тыловое ополчение» (Петров М. Н. Указ. соч. С. 35). 22 мая (4 июня) 1919 г. ВЦУ РПЦ приняло специальное решение о том, что священнослужители, призываемые на военную службу, сохраняют за собой занимаемую должность (РГИА. Ф.831. Оп. 1. Д. 23. Л. 63). Однако чаще всего мобилизованных в армию дьяконов и псаломщиков оставляли поблизости на «интеллигентных» работах. Они несли службу в санитарных, хозяйственных подразделениях, а также в качестве ратников ополчения (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 21. Л. 102; Д. 23. Л. 63об.; Леонтьева Т. Г. Указ. соч. С. 496-516). В конкретных обстоятельствах, скажем, в областях, охваченных эпидемиями, священнослужители освобождались от тыловой повинности с возложением на них обязанностей по погребению усопших согласно обычаям веры (Циркуляр НКЮ от 11 апреля 1919 г. // Наука и религия. 1990. № 5. С. 11). После окончания военных действий на основной территории советской республики духовные лица всех конфессий, в том числе руководители сектантских объединений и общин, были освобождены как от военной (с сентября-октября 1920 г.), так и (с оговорками) от трудовой мобилизации (в Циркуляре НКЮ, НКВД, НКЗ и РКИ от 15 августа 1921 г. подчеркивалось, что священнослужители никакими изъятиями от трудовых и иных повинностей не пользуются, но при назначении на трудовые работы должны быть приняты во внимание бытовые условия их жизни и основная сфера деятельности) (РО ГМИР. Ф. 1. Оп.8. Д. 6. Л. 18, 20; Ф.2. Оп.4. Д. 153. Л. 1; Оп. 16. Д. 164. Л. 8; Оп. 23. Д. 67. Л. 1; Ф. 3. Оп. 1. Д. 2. Л. 39; Д. 104. №235; ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 9. Д. 10. Л. 33; Гидулянов П. В. (сост.). Церковь и государство по законодательству РСФСР. С. 22; История евангельских христиан-баптистов в СССР. С. 183).

Вместе с тем в ноябре 1922 г. НКЮ разъяснял, что лица командного и административного состава и красноармейцы, состоящие на действительной военной службе и пожелавшие быть служителями религиозного культа (или уже сделавшиеся таковыми без ведома власти), от службы военной не освобождаются и обязаны продолжать нести возложенные на них обязанности (Гидулянов II. В. (сост.). Церковь и государство но законодательству РСФСР. С. 22).

Документы 1923-1924 гг. свидетельствуют о том, что «представители культа <...> воинскую повинность несли на общем основании» (Следственное дело Патриарха Тихона... С. 771; Юнусова А. Б. Ислам в Башкортостане. С. 142).

¹⁶⁰¹ РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 31. Л. 8, 10, 17; Революция и церковь. 1923. №1-3. С. 15; ГА РФ. Ф.353. Оп.4. Д. 416. Л. 101-105.

609

 

¹⁶⁰² РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 17. Д. 50. Л. 36.

¹⁶⁰³ Там же. Д. 326. Л. 1-2.

¹⁶⁰⁴ ЦГЛ СПб. Ф.151. Оп. 2. Д. 145. Л. 10-14.

¹⁶⁰⁵ Вестник баптистов. 1919. № 2. С. 6, 8.

¹⁶⁰⁶ ГА РФ. Ф. 353. Оп. 7. Д. 13. Л. 33-43; РО ГМИР. Ф. 1. Оп. 8. Д. 6. Л. 131-139; Ф.2. Оп. 16. Д. 171. Л. 1-12.

¹⁶⁰⁷ Отчет Всероссийского съезда евангельских христиан баптистов, состоявшегося в Москве с 27 мая по 6 июня 1920 г. С. 17-18.

¹⁶⁰⁸ Записи Кавказских соединенных съездов... С. 8.

¹⁶⁰⁹ РО ГМИР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 82. Л. 1-2.

¹⁶¹⁰ РО ГМИР. Ф. 1. Оп.3. Д. 1. Л.44-44об.

¹⁶¹¹ Красное знамя (Владивосток) 1928. 15 апр.

¹⁶¹² РО ГМИР. Ф. 1. Оп. 3. Д. 180. Л. 23-25.

¹⁶¹³ РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 194. Л. 6-9; Безбожник. 1925. 8 нояб.

¹⁶¹⁴ АУФСБ по СПб. и ЛО. ФУД. Д. П-66724: В 2 т. Т. 1. Л. 468-472, 555-557; Д. П-82319: В 2 т. Т. 1. Л. 279, 286.

¹⁶¹⁵ Морозов И. П. Молокане. М.; Л., 1931. С. 52-54; Малахова И. А. Религиозное сектантство в Тамбовской области в послеоктябрьский период и в наши дни // Вопросы истории религии и атеизма. Вып. IX. М., 1961. С. 90-91.

¹⁶¹⁶ В условиях гражданской войны, рассуждали меннониты, необходимая оборона (в том числе вооруженная) предписывается Евангелием, ибо запрещается дозволять убивать себя рукой ненавидящей или грабительской. Впрочем, Конференция меннонитов в 1925 г. объявила создание «отрядов самообороны» ошибкой и высказалась за возвращение общинников на религиозно-пацифистские позиции (Ипатов А. Н. Меннониты. М.. 1978. С. 134).

¹⁶¹⁷ Осташева И. В. На переломе эпох: Меннонитское сообщество Украины. 1914-1931 гг. М., 1998. С. 56-57.

¹⁶¹⁸ 30 меннонитов в конце 1918 г. дезертировали из армии Колчака (Уранская вол. Оренбургской губ), но проповедники заставили родителей отвезти их обратно (Ипатов А. Н. Указ. соч. С. 149).

1619 Тем не менее, уважая религиозные верования меннонитов, СНК РСФСР предоставил им (начиная с 1920-1921 гг.) возможность замены действительной воинской службы лесными и земледельческими работами в ведомстве Наркомзема (РО ГМИР. Ф. 1. Оп 8. Д. 6. Л. 22; ГА РФ. Ф. 130. Оп. 5. Д. 893. Л. 80, и др.).

¹⁶²⁰ Калинин И. Под знаменем Врангеля. Л., 1925. С. 107; Коммунист (Харьков). 1922. 27 июля; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 139. Л. 166-168; РО ГМИР. Ф.4. Оп.2. Д. 103. Л.61; Рейнмарус А., Фрилен Г. 1) Меннониты. М., 1930. С. 38-40; С. 36; 2) Меннониты // Антирелигиозник. 1938. № 1. С. 50; История евангельских христиан-баптистов в СССР. С.427; Ипатов А. Н. Указ. соч. С. 131-132; Клибанов А. И. Меннониты. М.; Л., 1931. С. 94-97.

¹⁶²¹ ГД РФ. Ф.353. Оп.4. Д. 372. Л. 98; РО ГМИР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 6 (без нумерации).

¹⁶²² Кузбасс (Щегловск). 1927. 4 авг.

¹⁶²³ РО ГМИР. Ф. 1. Оп.3. Д. 180. Л. 23-25; РГАСПИ. Ф.372. Оп. 1. Д. 803. Л. 84; Амурская правда. 1927. 24 апр.; Безбожник. 1925. 8 нояб.; Тревога (Хабаровск). 1929. 22 дек.; Путинцев Ф. Кабальное братство сектантов. М.; Л. 1931. С. 51.

¹⁶²⁴ РО ГМИР. Ф.2. Оп. 17. Д. 81. Л.1; ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп.3. Д. 333. Л. 4-6.

610

 

¹⁶²⁵ РО РГБ Ф. 369. К. 35. Д. 29. Л. 1.

¹⁶²⁶ РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 247. Л. 1.

¹⁶²⁷ РО ГМИР. Ф.2. Оп.8. Д. 205. Л. 35.

¹⁶²⁸ Клибанов А. Классовое лицо современного сектантства. Л., 1928. С. 39.

¹⁶²⁹ История евангельских христиан-баптистов в СССР. С. 185; РГАСПИ. Ф. 17. Оп.84. Д. 799. Л. 5; РО ГМИР. Ф. 13. Оп.2. Д. 245 (без нумерации); Известия ЦИК и ВЦИК. 1924. 27 мая, 20 авг.

¹⁶³⁰ РО ГМИР. Ф 13. Оп. 1. Д. 166. Л. 20; Д. 225. Л. 8; Д. 232. Л.1;Ф. 2. Оп. 7. Д. 815. Л. 6; Д. 808. Л. 1-6; Д. 820. Л.З; Д. 828. Л.1; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 443а. Л. 14-15.

¹⁶³¹ РО ГМИР. Ф.2. Оп. 17. Д. 45. Л.2-2об.; Д. 65. Л. 1-2.

¹⁶³² С подобного рода инициативами перед НКИД «трезвенники»—«колосковцы» выступали неоднократно и впоследствии. Так, 27 апреля 1922 г. ими был подготовлен и передан Г. Чичерину текст обращения к трудящимся всех стран мира с призывом «прекратить выделывать <...> человекоубийственное оружие» и приступить к процессу саморазоружения. В марте 1928 г. колосковцы призвали Лигу наций без предварительного рассмотрения одобрить проект конвенции о всеобщем разоружении, предложенный НКИД СССР, и начать ее немедленное осуществление (РО ГМИР. Ф. 13. Оп. 1. Д. 269. Л. 1, 4).

¹⁶³³ Одновременно московские «трезвенники» выступили с обращениями «К вождям русского революционного народа» (15 февраля 1919 г.) и «Вождям РСФСР» (27 ноября 1919 г.), содержание которых, впрочем, осталось известным лишь узкому кругу лиц. «Сочувствуя многим вашим начинаниям, но, посильно следуя заветам Христа <...> [мы] не можем во всех случаях идти в одних рядах с вами», — писали колосковцы. «Мы не можем примириться с ведомой вами гражданской войной со всякого рода внутренними угнетателями», «когда меры социального освобождения вы проводите в жизнь путем сурового принуждения, нередко доходящего до братоубийственной розни», «когда внутри России образовались многочисленные фронты, на которых льется братская кровь <...> не можем примириться и с той новой внешней войной, к которой вы призываете все работоспособное русское население...». Указывая на то, что величие Октябрьского переворота состояло в том, что совершен он был практически бескровно, колосковцы убеждали советское руководство, что лучшим средством защиты социальных завоеваний является отнюдь не сила оружия, но «внутренняя сила духовного сопротивления». «Не бойтесь и не говорите, что такая мирная революция приведет нас только к реакции. Теперь, как бы ни складывалась обстановка, уже нет и не может быть такой силы, которая заставила бы русский народ вернуться к прежним формам его социальной жизни». Пусть вас не страшит «никакое усиление внутреннего капитализма и иноземного империализма, ибо они неминуемо разобьются о силу внутреннего сопротивления русского народа». Когда же «встанете на путь примирения и создания условий для положительного социального строительства», вы «приумножите ряды ваших сторонников». Проповедью и поощрением насилия вы «отталкиваете ту часть рабочего народа, совесть которого развилась и окрепла настолько, что громко протестует против насилия», находя поддержку лишь со стороны тех, чья «совесть еще недостаточно окрепла». Этим и объясняется «обилие преступников среди ваших сотрудников, занимающих даже высшие посты», что дает повод внешнему наблюдателю смешивать подлинных революционеров с преступным элементом (РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 17. Д. 59. Л. 1-3; Ф. 13. Оп. 1. Д. 261. Л.1, 5-7).

611

 

¹⁶³⁴ ГД РФ. Ф. 393. Оп. 2с. Д.1776. Л. 39; РО ГМИР. Ф.2. Оп. 17. Д. 60. Л. 1-2; Ф. 1.4. Оп. 1. Д. 269. Л. 16-17, 20; Оп.2. Д. 505. Л. 1.

¹⁶³⁵ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 17. Д. 56. Л. 1-7; Ф. 13. Оп. 1. Д. 263. Л. 22-2,1; Ф.4. Оп. 2. Д. 128. Л. 1; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 6. Д. 35. Л. 30-32; Петроградская правда. 1919. 11 нояб.

¹⁶³⁶ РО ГМИР. Ф.2. Оп. 23. Д. 31. Л. 10, 11; Ф.З. Оп. 1. Д. 7. №1036; Д. 105. №255-256, 316; Известия ВЦИК. 1919. 24 июля.

¹⁶³⁷ Данное положение было отменено специальным Циркуляром НКЮ, НКВД, НКЗ и РКИ «По вопросу об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям, о трудовой повинности служителей культов, религиозных группах, съездах и т. п.» от 15 августа 1921 г.: лица, уже находившиеся на военной службе, своевременно не возражавшие против нее и лишь во время ее отбывания пришедшие к религиозным убеждениям, препятствующим им защищать республику силой оружия, не лишались права возбуждать ходатайство об освобождении <...> и лишь не могли самовольно покидать место службы (во избежание обвинения в дезертирстве) до решения дела в судебном порядке (РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 4, Д. 153. Л. 1; Ф. 3. Оп. 1. Д. 104. №235; ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп.9. Д. 10. Л. 33).

¹⁶³⁸ ГД РФ. Ф. 353. Оп. 4. Д. 416. Л. 86об., 93; РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 31. Л.21.

¹⁶³⁹ РО ГМИР Ф.2. Оп.23. Д. 31. Л. 20.

¹⁶⁴⁰ Там же. Д. 16. Л. 1-88; Д. 31. Л. 13-14; Д. 3. Оп. 1. Д. 6. №2931; Д. 7. №358; Д. 16. Л. 1-2.

¹⁶⁴¹ РО ГМИР. Ф.3. Оп.1. Д. 7. №1091; Ф.2. Оп.23. Д. 31. Л. 10, 11, 18.

¹⁶⁴² СУ. 1920. №37; Революция и церковь. 1923. №1-3. С. 14; РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 47. Л. 4; Ф.З. Оп.1. Д. 104. №2755.

¹⁶⁴³ В первые годы советской власти в ряде местностей, отдаленных от центра, возникли некие структуры, стремившие исполнять экспертные функции, подобные тем, что возложил на себя ОСРОГ (или, точнее, которые были возложены на ОСРОГ Декретом СНК от 4 января 1919 г.). При этом вновь создававшиеся правозащитные структуры настаивали на своей организационной независимости от Московского Объединенного Совета. В частности, сохранились документы о действовавшем с июня 1920 г. по май 1923 г. в Пятигорске «Объединенном Совете Союза христианских религиозных общин и групп на Кавказе», в который входили примерно 120 общин более 10 конфессиональных направлений (исключая баптистов, сохранивших «верность» московскому ОСРОГу). Кавказский Совет, руководимый региональными лидерами молокан, претендовал на признание за ним «прав юридического лица в вопросе о Красной Армии и защите трудовых объединений». В отличие от Московского, Кавказский Совет обладал полномочиями разбирать и улаживать всевозможные недоразумения, которые могли возникнуть среди братьев-христиан, входивших в объединенную структуру союза. Кавказский Совет брал на себя (перед лицом организаций, его составлявших) обязательство всемерно стремиться и добиваться полного освобождения от всякого участия в воинской службе (прямого и косвенного) всех религиозных течений без всякой замены другими гражданскими обязанностями и без привлечения призывников в народный суд (доказательством искренности убеждений в этом случае должно было служить удостоверение, выданное Советом Союза и советом «родной» общины). Отметим, что претензии на обретение «экспертной самостоятельности» в ряде случаев высказывали и религиозные конфессии, течения, направления, объединения, являв-

612

 

шиеся полноправными членами Московского ОСРОГ. Так, в сентябре 1919 г. лидер евангельских христиан И. С. Проханов обращался к В. Д. Бонч-Бруевичу с предложением о создании в Петрограде «Совета религиозных объединений», наделенного правозащитными функциями. Аналогичную структуру сформировали на Украине местные баптисты («Всеукраинский Объединенный Совет общин и групп баптистов»). Она просуществовала с июня 1920 г. по май 1925 г. Подчеркнем особо, что Московский ОСРОГ неизменно выступал против предложений, направленных на децентрализацию экспертной процедуры («сознавая всю ответственность принятой на себя перед Советской властью задачи»), и категорически исключал возможность предоставления экспертных полномочий отдельным общинам или их местным объединениям, предвидя вероятность «недостаточно строгой экспертизы <...> по отношению к своим членам» (РО ГМИР. Ф. 1. Оп.8. Д. 34 (без нумерации); Д. 7 (без нумерации); Д. 355. Л. 1-2; Д. 367. Л. 2; Оп. 3. Д. 180. Л. 12-13; Ф. 2. Оп. 16. Д. 97. Л. 1; Оп. 23. Д. 54. Л. 1-2; Ф.З. Оп. 1. Д. 6. №640, 3503; Д. 84. Л. 1-14).

¹⁶⁴⁴ Совместный циркуляр НКЮ, НКПроса, НКВД от 15 июля 1920 г. запрещал религиозным организациям выдавать удостоверения или мандаты на представительство от религиозных организаций и объединений для хозяйственных, промышленных, торговых и других целей. Одновременно не могли иметь силы всякого рода экспертизы, удостоверения, свидетельства, выдававшиеся «так называемыми объединенными советами религиозных обществ и групп» по делам об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям. Пользоваться штемпелями, бланками и печатями религиозные группы могли только исключительно в делах религиозного характера (Гидулянов II. В. (сост.). Церковь и государство по законодательству РСФСР. С. 54).

¹⁶⁴⁵ РО ГМИР. Ф.3. Оп 1. Д. 6. №633; ГА РФ. Ф. 353. Оп.4. Д.372. Л. 104; Революция и церковь. 1923. № 1-3. С. 14 и др.

¹⁶⁴⁶ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 14. Л. 1.

¹⁶⁴⁷ РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 23. Л. 1-7; Д. 31. Л. 2, 15, 17, 38, 41, 44-45, 47; Ф.З. Оп. 1. Д.6. №633; Ф. 13. Оп.1. Д.312. Л. 1-18.

¹⁶⁴⁸ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 23. Л. 1-7; Д. 46. Л. 1-2.

¹⁶⁴⁹ Президиум Московского совета народных судей заявлял (17 июня 1920 г.), что в ходе судебного заседания «судья-коммунист своими действиями и постановлениями агитирует за коммунистический строй. Судья-коммунист не может забыть о своей первейшей обязанности — агитатора» (РО ГМИР. Ф.З. Оп.1. Д. 7. №359).

¹⁶⁵⁰ РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 31. Л. 44-45; Ф.З. Оп.1. Д. 6. №633.

¹⁶⁵¹ Из 60 делегатов 35 человек представляли секты, не имевшие прямого отношения к проповеди непротивленчества.

¹⁶⁵² Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность ... С. 199-201; РО ГМИР. Ф.3. Оп. 1. Д. 6. №1406. Л. 47-73; РО РГБ. Ф. 648. К. 16. Д. 2. Л. 83, 101-102, 107-108, 117.

1653 Н.В.Троицкий утверждал, что «декрет <...> побуждает [власти] к самосохранению», «наша же попутная цель не поддерживать власть, а, принимая декрет, мы ее поддерживаем». Надо отказаться от права экспертизы и призвать народ к всеобщему отказу.

¹⁶⁵⁴ В. Г. Чертков в одной из своих дневниковых записей за 27 августа 1923 г. указывал, что учение, традиции, историческая практика, образ жизни «евангелических церквей» не требуют отказа от службы в армии. До 1919 г. «евангелические церкви в лице своих официальных представителей против вой-

613

 

ны не протестовали и даже не решались принципиально признать, что военное убийство противно учению Христа». «Меня же, которому приходилось часто встречаться и совещаться с их представителями, всегда коробила эта фальшь. Я, конечно, вполне допускал, что отдельные личности их среды <...> могли быть искренними противниками военной службы. Но вместе с тем я отлично знал и видел, что утверждение, что сами церкви эти принципиально разделяют такое отношение и что вся их молодежь сплошь им проникнута, было натяжкою, в данном случае очень удобною и выгодною, но все же, несомненно, отступающей от истины» (цит. по: Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность ... С. 204).

1655 РО ГМИР. Ф. 3. Оп. 1. Д. С. № 2158; Ф. 2. Оп. 24. Д. 9. Л. 2-8; Ф. 13. Оп. 1. Д. 315. Л. 17-24; РО РГВ. Ф.648. К. 18 Д. 15. Л. 1-17.

¹⁶⁵⁶ РО ГМИР. Ф. 2. Оп. 23. Д. 23. Л. 1-7; Д. 31. Л. 23; Ф. 3. Оп. 1. Д. 6. №633.

¹⁶⁵⁷ РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 37. Л. 4.

¹⁶⁵⁸ РО ГМИР. Ф.3. Оп. 1. Д. 104. №335.

¹⁶⁵⁹ Там же. Д. 6. №800, 2856; ГА РФ. Ф. 353. Оп.4. Д. 416. Л. 66-68, 79, 89об.; РО РГБ. Ф.648. К. 18. Д. 21. Л. 15, 16, 22-23, и др.

¹⁶⁶⁰ В середине ноября 1920 г. специальная комиссия СНК под председательством М.Н.Покровского, созданная по распоряжению В.И.Ленина, признав жалобы В.Г.Черткова на VIII отдел НКЮ необоснованными, констатировала многочисленные факты злоупотребления со стороны экспертов ОСРОГ (Ленин В И. Полн. собр. соч. Т. 52. С. 5; Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность... С. 202).

¹⁶⁶¹ РО ГМИР. Ф. 4. Оп. 2. Д. 101. Л. 55, 59.

¹⁶⁶² РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 45. Л. 24; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 132. Л. 5, 97.

¹⁶⁶³ Известия ВЦИК. 1920. 21 дек.; РО ГМИР. Ф.2. Оп.23. Д. 45. Л. 21.

¹⁶⁶⁴ На практике бóльшая часть приглашенных в качестве экспертов были советскими работниками, сотрудниками вузов, редакций газет и журналов. В ряде случаев (Пятигорск и др.) в роли экспертов по сектантским делам выступали бывшие и еще продолжавшие нести служение духовные лица РПЦ (ГА РФ. Ф.353. Оп.8. Д. 8. Л. 6).

¹⁶⁶⁵ Гидулянов П. В. (сост.). Отделение церкви от государства в СССР... М., 1926. С. 209 и др.

¹⁶⁶⁶ РО ГМИР. Ф.3. Оп. 1. Д. 2. №27, 31, 32, 1148.

¹⁶⁶⁷ РО ГМИР. Ф.3. Оп. 1. Д. 2. №680; Д. 6. №1134; РО РГБ. Ф.435. К. 78. Д. 49. Л.7об.

¹⁶⁶⁸ Известия ВЦИК. 1922. 24 февр.; РО ГМИР. Ф.3. Оп. 1. Д. 104. №52; Гидулянов П. В. Отделение церкви от государства в СССР... М., 1926. С. 206.

¹⁶⁶⁹ ГА РФ. Ф.393. Оп.2с. Д. 1818. Л. 40.

¹⁶⁷⁰ Источник. 1997. №1. С. 74.

¹⁶⁷¹ Наряду с ОСРОГом, в 1920-1930-е гг. правозащитные функции в СССР выполнял «Комитет помощи политзаключенным» (так называемый ПКК), возглавлявшийся первой женой М.Горького Е.П.Пешковой (1876-1965). Комитет был создан в феврале 1918 г. по личному разрешению Ф.Э.Дзержинского и продолжал функционировать до середины 1937 г. ПКК оказывал помощь не только репрессированным членам некоммунистических политических партий (таких как меньшевики, эсеры, сионисты и т.д.), но и представителям Православной Церкви и сектантства (скажем, И Чурикову: 1930 г.). В состав самого комитета также входили религиозные деятели, в частности, интересы РПЦ в

614

 

нем представляли (1919 г.) проф. П.Д Лапин и проф. Н.Д.Кузнецов (РГИА. Ф.831. Оп. 1. Д. 21. Л. 80; Д. 22. Л. 49, ГА РФ. Ф. 353. Оп. 3. Д. 737. Л. 243; АУФ-СБ по СПб. и ЛО. ФУД. Д. П-66724. 'Г. 2 (без нумерации); Д. П-41265. 'Г. 1. Л. 279; Резникова И. Указ. соч. С. 91).

¹⁶⁷² РГАСПИ. Ф. 17. Он. 112. Д. 565а. Л. 50, 51.