ГЛАЗАМИ СЛОВАЦКОГО ДРУГА

ДНЕВНИКИ И ВОСПОМИНАНИЯ АЛЬБЕРТА ШКАРВАНА

Публикация и перевод П.Г.Богатырева

Помещаемые ниже дневниковые и мемуарные записи о Толстом Альберта Шкарвана (1869—1926), словацкого писателя и врача, ни на русском, ни (за единичными исключениями) на других языках, в печати не появлялись и публикуются впервые.

С именем Шкарвана связан эпизод, получивший в свое время громкую известность не только на родине писателя — в тогдашней Австро-Венгрии, — но и далеко за ее пределами. В 1895 г., отбывая военным врачом воинскую повинность, Шкарван за семь недель до окончания службы отказался продолжать ее. По признанию Шкарвана, он поступил так под влиянием учения Толстого.

После отказа от службы начальство отправило Шкарвана на экспертизу в психиатрическую больницу. Признанный вменяемым, он был судим военным судом, который приговорил его к четырехмесячному одиночному тюремному заключению, к отбыванию затем рядовым недослуженного срока службы и к лишению врачебного диплома. Последнее было сделано с согласия Инсбрукского университета, где Шкарван получил диплом. По выходе из тюрьмы Шкарван был вторично помещен в больницу для душевнобольных, и ему предстояло вернуться в армию. Но в результате вмешательств прогрессивной европейской прессы власти оказались вынужденными предоставить ему годичный отпуск по болезни. Воспользовавшись им, Шкарван уехал в Россию, где, в частности, он предполагал дописать свои записки об отказе от военной службы, начатые в тюрьме.

Он поселился вначале у В. Г. Черткова, в присутствии которого произошла его первая встреча с Толстым. Затем жил у Толстого в Ясной Поляне и некоторое время провел в Москве, где также посещал Толстого и жил у него в его хамовническом доме. Попав в Россию, Шкарван уже неплохо знал русский язык. Позднее он записал в дневнике: «Я легко и быстро вжился в русский язык и основательно усвоил дух русской литературы, потому что мир, который предо мною здесь открылся, был для меня родственным и интересным, давал моему голодному духу пищу, давал мне то, чего в западном мире я не находил. Тургенев, Гоголь, Пушкин, Достоевский, а превыше всех других Толстой, будили во мне совесть, открывали предо мной новые горизонты, открыли мне самого себя!» (Дневник 1915—1921 гг., лл. 72—73. — Подлинник на словацком языке.)

Знание русского языка позволило Шкарвану быстро включиться в жизнь той среды, в которой он оказался, и разобраться в окружающей обстановке.

Будучи в России, почти все записи своих впечатлений и наблюдений Шкарван вел на русском языке. Но и позднее, находясь за ее пределами, при работе над воспоминаниями о Толстом он часто наряду со словацким, немецким и венгерским языками, пользовался и русским.

Шкарвану не пришлось провести в России весь срок своего отпуска. Он приехал в июле 1896 г., а уже в ноябре того же года царское правительство предложило ему покинуть страну. Тогда же пришел и вызов из Австрии с требованием немедленно вернуться и отбыть в армии недослуженный срок. Но Шкарван не собирался снова стать военным, а это означало для него по возвращении на родину снова оказаться в тюрьме.

Шкарван принимает решение эмигрировать и избирает местом пребывания Англию. Он направляется туда из Петербурга 13 февраля 1897 г. вместе с высланным из России В.Г.Чертковым. Их, а также П.И.Бирюкова, высланного одновременно с Чертковым и уезжающего тогда же к месту своей ссылки в Курляндскую губернию, провожал специально приехавший из Ясной Поляны Толстой.

В Англии Шкарван закончил свои «Записки», вышедшие в свет под названием «Mon refus. Par A. Skarvan. Мой отказ от военной службы. Записки военного врача». (№ 13. Изд. Владимира Черткова. Purleigh, Essex, England, 1898). Книга написана по-русски. По свидетельству автора, перед печатью она была отредактирована русскими друзьями.

Толстой впервые познакомился с «Записками» еще в начале работы над ними Шкарвана, по присланной ему рукописи.

16 декабря 1895 г. он писал ему: «Ваши записки в высшей степени интересны и важны. Я с умилением и большой духовной радостью читал их. Такое же впечатление они производят и на других (т. 68, стр. 277).

Положительную оценку «Запискам» Толстой давал и впоследствии, когда работа Шкарвана, за которой он пристально следил, была продолжена, а затем и завершена. (См. в письмах к Д.П.Маковицкому от 22 февраля 1896 г., т. 69, стр. 45—46 и к В.Г.Черткову от 12 июня 1897 г., т. 88, стр. 35). А в своем дневнике он отмечает: «Чудесные записки Шкарвана» (т. 53, стр. 96. — Запись от 28 мая 1896 г.). Французский литературовед Дени Рош, посетивший Ясную Поляну в 1899 г., рассказывает, что в его присутствии Толстой попросил прочесть ему вслух «сильно занимавшую его книжку» — речь шла о «Записках» Шкарвана (см. стр. 31 настоящ. книги).

Глава из «Записок», носящая название «Почему нельзя служить военным врачом», и помещенное там же «Письмо Шкарвана к старшему врачу» были включены Толстым в «Круг чтения на каждый месяц». Однако по цензурным условиям русское издание этой книги не состоялось (см. т. 42, стр. 405—407, 567). Материалы из «Записок» были впервые напечатаны в немецком издании «На каждый день», вышедшем в свет в переводе Шкарвана («Für alle Tage. Ein Lebensbuch von Leo Tolstoi». Herausgegeben von Dr. E. H. Schmitt und Dr. A. Skarvan. Dresden, 1906). Но в первое издание «Круга Чтения» на чешском языке австрийская цензура их не пропустила. Они попали лишь во второе издание книги, после снятия запрета, для чего потребовалась интерпелляция чешских депутатов парламента (L.N.Tolstoj. Kruh četby. Po confiskaci druhé výdanie. Preloźili G. Foustková, Ivan Hálek, Albert Škarvan, Karel Veleminský. Praha, 1906).

Перенесенная тяжелая болезнь, а также некоторые разногласия с Чертковым принципиального и житейского характера побудили Шкарвана в 1898 г. покинуть Англию. Вынужденный по состоянию здоровья искать благоприятных климатических условий, он переселился в Швейцарию.

Когда с начала 1899 г. Чертков стал получать от Толстого тексты «Воскресения», он тут же предоставил Шкарвану возможность переводить роман на словацкий язык. Перевод был сделан Шкарваном по материалам, присланным Чертковым, и является одним из первых переводов «Воскресения» на иностранный язык. Вместе с тем это и одно из наиболее ранних иностранных изданий романа, в котором он напечатан полностью, без купюр (L.N.Tolstoj. Vzkriesenie. Preloźil Albert Škarvan. Poučnej bibliotéky čislo 2. V Ziline. Vydáva Dušan Makovický, 1899).

Несмотря на отдельные погрешности, перевод Шкарвана выполнен неплохо (см. N.A.Kondrašov. O prvom slovenskom preklade románu Vzkriesenie. Z ohlasov L.N.Tolstého na Slovensku, 1960, стр. 215—231).

Шкарван утверждал, что словацкая печать намеренно замолчала появление перевода «Воскресения», и в Словакии не оценили должным образом этого произведения, вызвавшего «удивление и преклонение всего мира» (Katarina Mičátková. Literárna činnost’ Tolstého stúpenca Dr. Alberta Škarvana. Z ohlasov L.N.Tolstého na Slovensku, 1960, стр. 198).

В позднейшем дневнике Шкарвана в записи от 2 февраля 1926 г. читаем: «Печать, которая, по общепринятому мнению, должна прежде всего содействовать распространению нужных и полезных людям идей, в нашу эпоху служит в руках государства и сильных мира сего противоположной тенденции: удушению и замалчиванию добрых и полезных идей. Душанко <Д. П. Маковицкий> в свое время издал на свои собственные средства (ни один из словацких издателей ни на каких условиях этого делать не хотел) мой перевод романа Толстого „Воскресенье" с прекрасными иллюстрациями Пастернака. Книга как с художественной, так и с философско-моральной стороны вызывает удивление и преклонение всего мира, хотя и не вполне оценена, как она того заслуживает; на словацком же книжном рынке является событием исключительным и не имеющим себе равного. Но как приняла словацкая пресса эту книгу? Да так, что ни одной строчкой о ней не упомянула. Так ее замолчала, что Душанко почти весь тираж должен был раздать даром, кому попало, nazdárbúh, как говорят чехи» (Подлинник на словацком языке).

Однако «Воскресение» в переводе Шкарвана все же дошло до читателей и сыграло свою положительную роль в литературной и общественной жизни Словакии (ср. A.Mráz. Tolstého roman «Vzkriesenie» a jeho osudy na Slovensku. Послесловие к новому переводу «Воскресения». L.N.Tolstoj. Spisy v 12 sväzkoch. Sväzok 8. 1953, стр. 547—568).

Помимо «Воскресения» Шкарван перевел и ряд других произведений Толстого. Еще 18 ноября 1895 г. Толстой писал ему: «Возьметесь ли вы переводить мои непереведенные вещи по-немецки? Если да, то напишите об этом Черткову <…>; он вышлет вам те рукописи, которые он переводит на английский язык» (т. 68. стр. 266). Но если Толстой предлагал Шкарвану быть его переводчиком на немецкий язык, то сам Шкарван, по собственной инициативе, переводил произведения Толстого не только на немецкий, но и на словацкий, чешский, венгерский, эсперанто и другие языки (К. Mičátková. Literárna činnost’ Tolstého stúpenca, стр. 194)*. Наибольшего внимания заслуживают, разумеется, переводы, сделанные Шкарваном на родной словацкий язык**. Шкарван несомненно перевел бы на словацкий язык значительно большее число произведений Толстого, но он не встретил достаточной поддержки со стороны издателей. С особенно большими трудностями было сопряжено печатание переводов публицистики Толстого.

24 сентября 1910 г., незадолго до ухода Толстого из Ясной Поляны, В. Ф. Булгаков записал в дневнике: «С почтой получились книги: в немецком переводе Шкарвана отдельными брошюрами работы Льва Николаевича „О науке", „О праве" и „Письмо к индусу" <…> Я заметил, что письмо „О праве" появляется в печати впервые, так как в свое время его не согласилась напечатать ни одна иностранная газета не говоря уже о русских, до такой степени выраженные в нем взгляды расходятся с общепринятыми.

Лев Николаевич усмехнулся. Потом добавил о Шкарване: „Переводит, значит есть еще читатели"» (Валентин Булгаков. Л.Н.Толстой в последний год его жизни. Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М., 1960. стр. 348 — 349).

Булгаков справедливо указал Толстому на заслугу Шкарвана, добившегося напечатания письма «О праве». Чтобы получить согласие на опубликование некоторых работ Толстого, ему приходилось тратить много усилий, и далеко не всегда они увенчивались успехом. «Вашу статью „Патриотизм или мир", — писал он Толстому 21 апреля 1896 г., — я перевел и послал некоторым издателям в Германию и Швейцарию, но никто ее издать на немецком языке не хочет, то же и с журналами „Neue Freie Presse" — wegen einiger darin enthaltenen höchst bedenklichen Stellen» (АТ).

Перевод статьи Толстого «О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии», по словам Шкарвана, был напечатан словацкой газетой «Slovenský Dennik», выходившей в Америке, «с сокращением на целую четверть». Чешская газета «Národni Listy»

—————

* Эти переводы библиографически не учтены.

** Отец Шкарвана был чех, а мать словачка. Но и у себя на родине и за границей он всегда выступал как словацкий писатель.

*** из-за имеющихся там весьма сомнительных мест (нем).

выпустила из нее самые важные места, газета «Cas» и журнал «Slovenský Týźdennik» не приняли ее к печати.

Но Шкарван был не только переводчиком Толстого, он активно выступал и как пропагандист его сочинений и взглядов. Так, в 1897 г. он принял участие в дискуссии голландских рабочих и интеллигенции, посвященной философским и социальным воззрениям Толстого, и в организации голландского журнала «Vrede», близкого по направлению к толстовству.

В 1909 г. Шкарван перевел на немецкий язык доклад Толстого, предназначавшийся для XVIII международного конгресса мира в Стокгольме. Доклад в этом переводе должен был быть прочитан в Берлине, а когда берлинская полиция не допустила чтения, Шкарван разослал свой перевод по многочисленным редакциям иностранных периодических изданий. В итоге доклад был напечатан немецкой газетой «Der Sozialist» (1909, № 20, 1.XII) и вышел затем в некоторых других изданиях. Несколько ранее по инициативе Шкарвана (но не в его переводе) состоялось публичное чтение доклада на швейцарском конгрессе мира, происходившем в Биле 20—21 ноября 1909 г.

Пример стокгольмского доклада позволяет судить о масштабах и методах работы Шкарвана по распространению толстовских сочинений. 12 декабря 1909 г. он писал Толстому: «…хочу сообщить вам кое-что из последнего времени о вашем „докладе". Он был разослан в Швейцарии в 8000 экз<емплярах>. Между ними 100 в разные редакции, всему государственному высшему штабу, даже прокурорам. В Германии был он разослан более 200 редакциям и по крайней мере еще в 10 000 экз<емплярах> на отдельные адреса» (АТ). В письме от 30 декабря того же года Шкарван намечает каналы, по которым предполагает продвигать в дальнейшем статьи Толстого: «Их конечно, — пишет он, — следовало бы распространять опять таким же свободным путем, т.е. через рабочую печать, а не через бесплодные «Times» (АТ).

Можно было бы привести и другие примеры деятельности Шкарвана как пропагандиста Толстого за границей.

В 1910 г. Шкарван вернулся на родину в Словакию, где и прожил до конца жизни, занимаясь врачебной практикой и переводами.

Еще в бытность в Швейцарии Шкарван закончил работу над второй, сильно отличающейся от первой, редакцией книги «Записки военного врача». «Я пишу свои записки по-словенски, потому что русскими я всегда был чересчур недоволен», — сообщал он Толстому 2 апреля 1900 г. (АТ). В новой редакции «Записки» были напечатаны впервые в Америке, в выходившей там на словацком языке ежедневной газете «Slovenský Dennik» (1904, № 809—842), а отдельным изданием вышли только в 1920 г. (A.Škarvan. Zapisky voenského lekára. Praha, 1920). (На русском языке это переработанное издание записок не появлялось). В дневнике Шкарван отметил, что его книга не привлекла к себе внимания соотечественников. Действительно, как мы указали, отдельным изданием на родине писателя она была выпущена лишь шестнадцать лет спустя после напечатания в американской газете. Между тем один из виднейших чешских критиков проф. Ф. Кс. Шальда причисляет ее к лучшим образцам чешской и словацкой литератур. «Если бы, — говорит он, — мне пришлось назвать иностранцу десять лучших книг нашей литературы, между ними безусловно были бы „Записки военного врача" Шкарвана (Подлинник на чешском языке. In memoriam Alberta Škarvana. — «Rozpravy Aventina», 1926, № 8, стр. 97). Не будучи толстовцем, Шальда отдает должное мужеству, проявленному Шкарваном при защите своих убеждений, и отмечает то сильное впечатление, какое произвела на современников — людей 1900-х годов — моральная борьба Шкарвана.

«Шкарван, — пишет он, — представлял собою поистине огромное культурное явление в словацкой жизни» (там же). Кроме сочинений Толстого, Шкарван переводил на словацкий и иные языки сочинения и других русских классиков — Тургенева, Чехова, Горького.

Образ Шкарвана привлекал внимание словацких писателей. Так, Владимир Кривош вывел его в пьесе «Толстовец», написанной на русском языке (СПб, 1906), а Петр Цван сделал его героем романа «Rojko» (Bratislava, 1959). В одной из глав этого романа описано посещение Шкарваном Ясной Поляны.

* * *

Отказ Шкарвана от военной службы и его арест произвели на Толстого большое впечатление. Перечисляя в дневнике «поразившие» его события, 15 февраля 1895 г. он отметил: «Еще событие „отказ Шкарвана"» (т. 53, стр. 8). Позднее поступок Шкарвана нашел отражение в драме Толстого «И свет во тьме светит», а сам Шкарван явился до известной степени прототипом Бориса Черемшанова, одного из героев этой драмы.

Вскоре после отказа Шкарвана от военной службы между ним и Толстым завязалась переписка, продолжавшаяся до последнего года жизни Толстого*.

Толстой живо интересовался судьбой Шкарвана, относился к нему с неизменной теплотой и сердечностью, дорожил его письмами, о чем не раз говорил и самому Шкарвану и общим друзьям. «Я получил от него письмо, — сообщал он Д. П. Маковицкому 24—25 октября 1895 г., — которое доставило мне одну из лучших радостей жизни» (т. 68, стр. 234). «Вообще все, что касается вашей частной жизни, ваших отношений к матери вашей, к вашим родным, друзьям, того, как вы материально устроили свою жизнь, все это очень близко трогает меня, потому что я вас очень полюбил», — писал Толстой Шкарвану 14 ноября 1895 г. в первом письме к нему (т. 68, стр. 256). Такими же дружескими чувствами и симпатией проникнуты и все дальнейшие письма Толстого. Так, например, 28 декабря 1900 г. он писал: «Получил ваше длинное, хорошее письмо, милый друг Шкарван. Все мне в нем интересно <…> и более всего о вас самих» (т. 72, стр. 543). И через много лет, 15 марта 1907 г.: «Спасибо вам, милый Шкарван <…>, за ваше хорошее письмо, которое дало мне заглянуть в вашу добрую душу. Всегда вспоминаю о вас с настоящей любовью, не требующей никакого усилия, а, напротив, скорее носящую в себе частицу пристрастия» (т. 77, стр. 64).

Об интересе к письмам Шкарвана свидетельствуют и дневники Толстого: «За это время были письма <...> Прекрасное от Шкарвана», — записывает он 6 ноября 1895 г. (т. 53, стр. 69), а в январе 1906 г. заносит в дневник понравившиеся ему строки из письма Шкарвана: «Шкарван прекрасно пишет, что наша теперешняя революция — огонь, в котором сожжет сама себя вся та нечисть, которая мучит и развращает Россию» (т. 55, стр. 180; ср. 526. — Цитируемое письмо Шкарвана в АТ не сохранилось).

Письма Шкарвана исполнены чувства глубокой признательности и любви к Толстому. «Я непрестанно, ежедневно думал про вас, — писал он Толстому 14 декабря 1904 г., — так как вы единственный имели решающее, неизгладимое влияние на всю мою жизнь. Нельзя не думать об вас, нельзя забыть вас, все равно как нельзя забыть про самого себя» (АТ).

Шкарван делится с Толстым своими душевными тревогами и морально-идейными исканиями, посвящает его в подробности своего домашнего и семейного быта, информирует об антимилитаристских выступлениях в различных странах, о фактах отказа от военной службы, о происходящих стачках, аграрных беспорядках и других событиях общественной жизни Западной Европы, черпая сведения главным образом из таких мало доступных Толстому источников, как словацкая и венгерская пресса.

Большое место в письмах занимают вопросы, связанные с переводами сочинений Толстого на иностранные языки, чем постоянно был занят Шкарван. Оживленная переписка возникла, в частности, при переводе «Круга чтения» на немецкий язык. Но Шкарван был не только переводчиком книги, он посылал Толстому также и материалы для нее. Так, например, присланный им перевод рассказа известного чешского писателя Яна Гербена «Брат Иван Палечек» был переработан Толстым для «Детского круга чтения» под названием «Шут Палечек» (сообщено С. Колафой, см. также т. 40,

—————

* В Собрании сочинений Толстого опубликовано двадцать три письма Толстого к Шкарвану и одно адресованное совместно ему и Х.Н.Абрикосову (см. тт. 68—73, 76—78, 80—81, стр. по указателям). Письма относятся к 1895—1910 гг. Подлинники двадцати одного из них хранятся в Словацкой библиотеке в Праге, двух — в Литературном архиве Словацкой Матицы в городе Мартине (Словакия). Семьдесят четыре письма Шкарвана к Толстому за те же 1895—1910 гг. хранятся в АТ. Три из них были опубликованы в отрывках в Собрании сочинений Толстого (т. 72, стр. 359, 360, 564—565), одно полностью — «Свободное слово», II, 1898, стр. 176—209. Остальные в печати не появлялись. Все письма написаны по-русски.

стр. 412—422; т. 56, стр. 392, 574, 578). Шкарван обратил внимание Толстого на отсутствие в «Круге чтения» главы о целомудрии, и «Мысли о целомудрии» были внесены во второе издание книги (т. 77, стр. 82—83) и т. д. Письма Шкарвана содержат также ряд других откликов на произведения Толстого.

* * *

Мысль написать воспоминания о Толстом зародилась у Шкарвана вскоре же после отъезда из России. Но намерение это осталось неосуществленным. В письме от 22 января 1906 г., пересылая Толстому выдержку из своего дневника, Шкарван писал: «Посылаю вам обещанную записку из дневника *, хотя вряд ли стόит. Это одна из тех мазней, которые я наскоро набрасываю в свой дневник, чтобы мысль не пропала, в надежде когда-нибудь получше обработать» (AT). Такие же наскоро набросанные отрывки, не дождавшиеся обработки, представляют собою и воспоминания Шкарвана о Толстом. Они рассеяны в его дневниках и других рукописях и содержат наблюдения и замечания, отражающие как непосредственные впечатления от встреч с Толстым, так и ретроспективные описания и раздумья. Начав записи о Толстом в период пребывания в России (1896—1897), Шкарван вновь и вновь возвращается к ним в течении всей остальной жизни, до 1926 года — года своей смерти.

Мы печатаем наиболее интересные по содержанию мемуарные и дневниковые записи Шкарвана, которые нами извлечены из его многочисленных набросков. Нам не удалось внести стройность в этот разрозненный материал и расположить его по какому-либо единому — хронологическому, тематическому или иному — признаку, и наша публикация носит по необходимости фрагментарный характер. Тем не менее рассказанное Шкарваном представляет бесспорный интерес. Из обрывочных, не связанных между собою заметок встает живой образ Толстого, возникают сцены его жизни.

Воспоминания Шкарвана подкупают своей искренностью и непосредственностью. Он стремился к предельно достоверному описанию того, что видел во время пребывания у Толстого, но активно-эмоциональный характер восприятия уводил его иногда к субъективным суждениям и оценкам.

На обложке тетради, озаглавленной «Tolstoi», в виде эпиграфа он написал по-русски: «Я не ищу похвалы, я хочу правду сказать». Правдивость как отличительную черту характера Шкарвана отмечал и Толстой: «Хорошей нашел вашу всегдашнюю дорогую правдивость...» — писал он ему 9 марта 1899 г. (т. 72, стр. 503).

В воспоминаниях Шкарвана привлекают самостоятельность и своеобразие его суждений. «Его <Шкарвана> взгляды на жизнь, — говорит X. Н. Абрикосов, — были всегда очень оригинальны и интересны. Лев Николаевич их ценил» (X.Н.Абрикосов. Двенадцать лет около Толстого. Летописи Гос. лит. музея, кн. XII. Л. Н. Толстой, т. II. М., 1948, стр. 389). Шкарван подходит критически ко всему, с чем сталкивается в России, к окружению Толстого, наконец, к самому Толстому. Как бы введением к публикуемым записям служит отрывок из упомянутой тетради Шкарвана «Tolstoi». «К Льву Николаевичу, — пишет здесь автор, — я попал не тогда, когда об этом мечтал, горячо желал этого, когда мучил меня ряд волнующих вопросов и я жаждал их разрешения, совета и помощи, а несколько лет позже, когда я уже был самостоятелен, стоял твердо на своих ногах, когда я в том уже не нуждался и научился искать и находить помощь себе во всем помимо людей — без всяких посредников, непосредственно, прямо у источников жизни — в душе своей, у бога <…> Хотя этот человек и имел огромное значение в моей жизни, и я его выделял из всех людей, мне известных, и горячо любил его, я все-таки поездкой этой и предстоящим мне свиданием с ним и не волновался, и особенно не был счастлив…» (Подлинник на русском языке.)

В записях Шкарвана мы встречаем как неизвестные до сих пор факты из жизни Толстого, так и известные, но получившие здесь новое подтверждение и освещение.

—————

* Речь идет о дневниковой записи от 19 декабря 1905 г., в которой Шкарван рассказывает о своем решении не платить налогов. Этот отказ вызвал раздражение швейцарских властей и имел для Шкарвана ряд неприятных последствий. — П.Б.

Представляют интерес отдельные высказывания Толстого, зафиксированные Шкарваном. Слова Толстого часто приводятся мемуаристом в буквальной записи.

В одном из публикуемых фрагментов Шкарван передает разговор с Толстым о его художественных и философских работах. Вопреки широко распространенному мнению, Шкарван был склонен рассматривать художественные произведении и философские труды Толстого как нечто единое, органически между собою связанное. Он сказал Толстому, что художник и мыслитель в нем «нераздельны». На это Толстой ответил: «Да, вы правы, вы это правильно почувствовали» (отрывок 9).

Заслуживает внимания замечание Шкарвана об исключительном интересе, который Толстой проявлял к деятелям искусства (отрывок 16).

Большое место в воспоминаниях Шкарван отводит личности Толстого. Он стремится подчеркнуть такие черты Толстого, которые другие, писавшие о нем, или не отмечали, или, по его мнению, неправильно истолковывали.

Шкарван характеризует Толстого как борца, в котором была «неукротимая дикая сила», позволившая ему одному «восстать против всего мира», потрясти и разбить основы лжи». Этой «дикой силой» Шкарван объясняет любовь Толстого «изображать дикость» в своих художественных произведениях. В качестве примера он называет Хаджи-Мурата, «милого неудачника дикого Федю», «неукротимого» Корнея Васильева (отрывок 11).

Решительно возражает Шкарван и против утверждения, будто Толстой не боролся со злом. В течение всей жизни Толстой, говорит Шкарван, боролся со злом, как «лютый лев». Он учил, что нужно неустанно и всеми средствами бороться против социального зла, кроме единственного средства, которое он считал «неразумным» и не достигающим цели, — «противления злу насилием» (отрывок 19). Шкарван сближал точку зрения Толстого с точкой зрения известного чешского моралиста и религиозного мыслителя XV в. Петра Хельчицкого (отрывок 20).

Категорически опровергает Шкарван взгляд на Толстого как на аскета, как на человека, не понимающего радостей жизни. «Жестокая ошибка! — пишет Шкарван. — Ничто так не далеко от истины! Толстой подлинно наслаждается жизнью...» (отрывок 12). «Рядом с Толстым каждый день, каждый час и каждая минута были интересны» (отрывок 16). Толстой был художником не только в искусстве, но и в жизни.

Шкарван пишет о душевной тонкости Толстого, его умении понять человека, его поразительной чуткости, позволявшей ему сразу улавливать «у кого что болит, от чего кто страдает» (отрывок 16). Внимательное отношение Толстого к каждому человеку благотворно сказывалось на окружающих: «Люди обычно угрюмые, раздражительные, невоспитанные часто делались в его присутствии неузнаваемыми» (отрывок 17). Толстой, — говорит Шкарван, — «не выискивал в людях их слабые и плохие стороны <…> Он выискивал в людях все, что в них есть хорошего и красивого…» (отрывок 16).

Но одной из самых главных черт личности и характера Толстого Шкарван считает его доброту. Толстой, по его словам, был «переполнен семенами добра» (отрывок 30). Наряду с этим Шкарван отмечает, что Толстой «любил помериться силами и пошутить над сильными мира сего, занимающими высокие посты» (отрывок 16).

Подчеркивая мягкость, деликатность Толстого, его нежное отношение «к маленькому, слабому человеку» (отрывок 16), Шкарван не скрывает его умения освобождаться от докучливых людей, от которых он просто отходил, повернувшись спиной. Но, добавляет автор, «резок Толстой бывал очень редко» (отрывок 25).

В одном из фрагментов Шкарван рассказывает о том, что на Толстого производили иногда очень сильное впечатление самые заурядные слова и поступки людей. Он приписывает это способности Толстого видеть больше и глубже, «чем было сказано или показано» (отрывок 21). Наблюдение не лишено интереса для исследователей творчества Толстого.

Значительное внимание уделяет Шкарван вопросу об особенностях характера Толстого. По мнению Шкарвана, сохраняя все достоинства и добродетели русского, Толстой «перерос рамки русского» (отрывок 40).

Среди публикуемых отрывков выделялся очерк о смерти яснополянского крестьянина Макарова (отрывок 5). Несмотря на то, что он написан на чужом для Шкарвана русском языке, в нем чувствуется перо писателя. Запись сделана во время пребывания в Ясной Поляне осенью 1896 г., и в ней нашли отражение мысли, высказанные Толстым в драме «И свет во тьме светит», над которой в тот период работал Толстой (см. примеч. 5). Напомним, что Шкарван послужил прототипом для одного из основных действующих лиц этой драмы — Бориса Черемшанова.

Во многих фрагментах Шкарван резко отрицательно отзывается о толстовцах, которых большей частью рисует самыми мрачными красками, называет «узкими, фанатичными доктринерами». Суровая критика в адрес толстовцев со стороны, казалось бы, единомышленника — одна из примечательных особенностей записей Шкарвана.

Несмотря на преклонение перед Толстым как философом-моралистом, вероучителем и человеком, Шкарван подчеркивает, что он в своих взглядах стоял «на собственных ногах», «критически» относился к Толстому. Так, например, он писал: «Мне нравились и произвели на меня сильное впечатление первые из толстовских сочинений после его возрождения: „Московская перепись", „Исповедь", „Так что же нам делать?", его народные повести. Поздние его философско-религиозные, критические, более крупные и небольшие работы, изобличающие мир в неправде, часто совсем меня не увлекали, оставляли меня равнодушным. То же действие этих произведений я наблюдал на других. — Чем это объяснить? Почему так? Думаю потому, что нет в них той зажигательной силы, которая видна там, где он рассказывает о себе, о своей борьбе и победе, где видно горение его души. Здесь видна разница между примером из жизни и поучением, проповедью. Проповедовать надо, но самая высокая, самая совершенная проповедь — это проповедь примерами из собственной жизни. Все это всегда у Толстого было и с годами даже возрастало. Однако это не отразилось на его изобличающих сочинениях». («Мое возрождение». — Подлинник на словацком языке.)

Шкарван, как правило, восторженно отзывается о Толстом-художнике, но и здесь встречаются исключения. Познакомившись с 35-й главой первой части «Воскресения», он записал в дневнике: «Какое неприятное впечатление делает Нехлюдов в разговоре с прокурором! Так жалко, что он становится настоящим толстовцем там, толстовцев русского фасона. Так фальшиво это умиление собой, когда заявляет прокурору о Катюше. И этот способ его заявления протеста против судов!» (Дневник 1897—1899 гг., 24 ноября 1899. — Подлинник на русском языке).

Критические замечания по поводу «Воскресения» Шкарван высказал и непосредственно Толстому в письме к нему от 31 января 1900 г. Выражая «духовную радость и умиление», вызванные чтением последнего разговора Масловой с Нехлюдовым, он вместе с тем пишет: «Все „Воскресение" мне очень нравится, за исключением тех мест, где вы умышленно, преднамеренно обличаете. Я с этим никогда не мог примириться, хотя оно мне у вас никогда не мешало» (АТ).

Но существование разногласий не могло поколебать глубоких чувств Шкарвана к Толстому. До конца жизни он сохранил верность идеям Толстого и привязанность к нему как человеку. Незадолго до смерти он особенно тепло и восторженно писал в дневнике о «дорогом дедушке».

И последними словами Шкарвана, повторяемыми им в предсмертной агонии, были: «Толстой возгласил правду жизни».

* * *

Публикуемые фрагменты дневников и воспоминаний извлечены из рукописного наследия Шкарвана. Основная часть этого наследия хранится в Литературном архиве Словацкой Матицы, в г. Мартине (Literárny archiv Malice Slovenskej. Сокращенно — LAMS), отдельные документы в собраниях жены Шкарвана и его друзей в Праге и других городах Чехословакии.

В 1936 г. по заданию директора Государственного литературного музея в Москве В. Д. Бонч-Бруевича автором настоящей работы были заказаны машинописные копии и фотокопии большинства рукописей Шкарвана и писем к нему Толстого. В настоящее время эти копии переданы в ЦГАЛИ, где входят в фонд П. Г. Богатырева (№ 47, опись 2).

Среди рукописей Шкарвана значительное место занимают дневники, охватывающие (с пропусками) время с 1896 по 1926 год. Они объединены по периодам следующим образом: 1. Дневник 1896—1897 гг. (по апрель 1897 г. включительно); 2. 1897 (май) — 1899 гг.; 3. 1915, 1919—1921 гг.; 4. 1921—1923 гг.; 5. 1924—1926 гг.

Часть записей дневника 1896—1897 гг. выделена Шкарваном и озаглавлена: «Переписанные мысли, которые я набросал на отдельных листочках во время моего пребывания в России, некоторые из них я, переписывая в Крайтоне, дополнил» (подлинник на словацком языке). Этот источник при ссылках обозначается сокращенно Myšlienky. Остальные записи дневника 1896—1897 гг. приводятся с указанием: ч. I, а записи марта-апреля 1897 г. — с указанием: ч. III.

Дневник 1924—1926 гг. озаглавлен Шкарваном: «Воспоминания д-ра Альберта Шкарвана» (подлинник на словацком и русском языках). Сокращенно: Pamätnik. Машинописные копии дневников Шкарвана (1896—1897 гг. и 1897—1899 гг.) значатся в ЦГАЛИ под единицами хранения № 71, дневники остальных лет — под № 272; фотокопии «Pamätnik» — под № 273.

Помимо записей из дневников, мы помещаем также материалы рукописей, объединенных Шкарваном под заголовком: «Замечания д-ра Шкарвана о Л. Н. Толстом» (подлинник на словацком языке). Рукописи «Замечаний» не датированы. Единица хранения машинописной копии в ЦГАЛИ — 207. Сокращенно: Rozpomienky. Во вступительной статье нами использованы записи Шкарвана в его дневнике-исповеди «Мое возрождение» («Moja premena»). Единица хранения машинописной копии в ЦГАЛИ — 271.

Наибольшее количество публикуемых отрывков взято нами из набросков о Толстом, сделанных Шкарваном в ученической тетради в синей обложке. На белой наклейке этой тетради рукой Шкарвана надписано: «Tolstoi». При ссылках сокращенно: Синяя тетрадь *.

Свои дневники и воспоминании о Толстом Шкарван писал на словацком, русском, немецком и венгерском языках. При каждом публикуемом иноязычном фрагменте указывается, с какого языка сделан перевод. Русский текст, встречающийся в иноязычных записях, оговаривается в подстрочных примечаниях.

В отрывках, написанных по-русски, нами исправлены без оговорок орфографические ошибки и в отдельных случаях погрешности против русского языка. Объяснения непонятных фраз даются в примечаниях под текстом.

Любопытно, что одно неправильное русское выражение Шкарвана привлекло внимание Толстого, и он ввел его в текст незаконченной драмы «И свет во тьме светит». В V действии драмы, известном только в конспекте, Толстой пишет: «Н<иколай> И<ванович> входит, говорит с доктором. Тщета лечения — дутье дороже. Но для жены согласен». Слово «дутье» заимствовано Толстым из письма Шкарвана; под ним подразумевается раздувание в душе религиозного чувства (ср. т. 31, стр. 184).

Кроме рукописных материалов, мы включили в нашу публикацию и несколько выдержек из автобиографии Шкарвана, напечатанной в словацком журнале «Prúdу» — Albert Škarvan. Vlastný životopis. «Prúdу», 1926, Ročnik X, September, № 7, стр. 411—425. Сокращенно: Vlastný životopis.

Автобиография была записана по-русски доктором Федором Белявиным, которому больной Шкарван рассказал ее за два месяца до смерти. Русский текст автобиографии нам не удалось обнаружить, и мы печатаем отрывки из нее в обратном переводе со словацкого языка.

—————

* Синяя тетрадь принадлежит автору настоящей статьи и была подарена ему одним из друзей Шкарвана.

Date: 20 мая 2014

Изд: «Толстой и зарубежный мир», кн. 2 («Литературное Наследство», т. 75). М., «Наука», 1965.

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)