ПРОТИВ «ЖЕЛЕЗА И КРОВИ»: ПАЦИФИЗМ В ГЕРМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

 

Д. А. Сдвижков

 

ПРОТИВ «ЖЕЛЕЗА И КРОВИ»:

ПАЦИФИЗМ В ГЕРМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

Москва — 1999

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ

 

D. A. Sdvishkov

Gegen «Blut und Eisen»: Pazifismus im Deutschen Kaiserreich

Moskau — 1999

RUSSISCHE AKADEMIE DER WISSENSCHAFTEN INSTITUT FUR ALLGEMEINE GESCHICHTE

 

Приношу глубокую благодарность моему научному руководителю Р. М. Илюхиной, кото­рой принадлежит замысел этого исследования. Книга не смогла бы состояться также без финансовой поддержки Фольксваген-фонда (Франкфурт-на-Майне), консультаций с профессорами Дитрихом Бейрау и Дитером Лангевише (Уни­верситет Тюбинген), содействия сотрудников библиотек и архивов в Штутгарте, Берлине, Потсдаме, Санкт-Петербурге и Москве.

 

Илл. на обложке: рис. Кэте Кольвиц "Сидящая женщина", 1893 г.

 

 

В книге рассматривается история возникновения и развития паци­физма в Германии с первой пол. XIX в. до 1914 г. Наряду с идеологией и организацией миротворческого движения автор исследует его связи с политической культурой и политической системой Германии: зависи­мость от социально-исторической психологии, отношения с воспита­тельными учреждениями, творцами общественного мнения, общест­венно-политическими движениями и партиями, официальными вла­стями. Особая глава посвящена усилиям немецких и русских пацифи­стов предотвратить столкновение обеих стран накануне Первой миро­вой войны.

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

"Немецкий пацифизм", да ещё до Первой мировой войны: употребляя это сочетание, часто, даже в разговоре с самими немцами, сталкиваешься с удивленным пожи­манием плечами. "А разве был такой?" — следует обыч­ная реакция. Да, история Германии в XX веке дает закон­ный повод к недоверию, особенно для нас, русских, пе­реживших две страшные войны с этой страной. И всё же не свидетельство ли это обеднения исторической памяти, подспудного желания упростить многообразие нацио­нального прошлого и свести его к формулам? "Немецкий милитаризм" — одна из самых ходовых в их ряду.

Нет дыма без огня, и сильная сторона таких фор­мул — в том, что это отнюдь не химеры. Не стоит отри­цать (как часто делается), что в них выхвачена действи­тельная — а может быть, самая существенная — сторона исторической действительности. Национальная специфи­ка немецкой истории, социальной психологии, конечно, присутствует, и в её контексте немецкий (прусский) ми­литаризм — отнюдь не миф. И всё же: если свобода — это свобода меньшинства, то и история — это история нюансов, многообразия. И цель здесь — не расширение эрудиции и простого запаса знаний, а воссоздание цело­стности картины. В этой книге на основе истории паци­физма в Германии хотелось бы лишь отвести формуле "немецкого милитаризма" подобающее ей место и пока­зать, как изменяется историческая картина при учете это­го многообразия.

История меньшинства — а то, что пацифисты были (да и остаются) меньшинством, и не только в Германии, ду­маю, можно признать априори — это почти всегда исто­рия альтернатив. Задача нашего исследования — выяс­нить, что представляла собой и какие шансы воплотиться в жизнь имела альтернатива военному исходу в междуна­родной политике начала XX века, которую предлагало организованное движение за мир.

Способы выражения и исторические судьбы пацифи­стской альтернативы рассмотрены в книге под призмой взаимоотношений между пацифистским движением и политической культурой Германии. Говоря о политиче­ской культуре, обычно подразумевают своеобразную "надстройку" политической системы, её субъективное, духовное измерение. Это часть культуры вообще — куль­туры в высоком смысле слова и культуры повседневно­сти. С точки зрения политологии, имеется в виду "система эмпирических убеждений,... ценностей, опреде­ляющих ситуацию, в которой происходит политическое действие". Комплекс убеждений или "моделей ориента­ции" есть у любого субъекта политического процесса, он усваивается им в ходе "политической социализации", т. е. при воспроизводстве политической культуры из поколения в поколение. Сюда включаются политические тради­ции и символы, нормы политической жизни, установки и ориентации людей, живущих при определенной полити­ческой системе, по отношению к ней в целом и её инсти­тутам.

Таким образом, политическая система — одновремен­но и продукт политической культуры, и творец её, обес­печивающий её воспроизводство и развитие. То же самое касается и общественно-политических движений (*), в том числе антивоенного.

 

(* Verba S. Comparative Political Culture // L. W. Pye, S. Verba (eds.). Political Culture and Political Development. Princeton, 1965. P. 513; Гаджиев К. С. Политическая наука, 2-е изд. М., 1995. С. 336. По политической культуре Германии теперь на русском: Зонтхаймер К. Федеративная Республика Германия сегодня. Основные черты политической системы (под ред. Я. С. Драбкина). М., 1996. С. 136-156. См. также: Политическая история на пороге XXI века: традиции и новации (под ред. Л. П. Репиной и др.). М., 1995, С. 97-181.)

 

Поэтому справедлива оценка рядом исследователей деятельности пацифистов именно как попытки повлиять на процесс воспроизводства норм политической культу­ры, изменить её в той части, которая затрагивает взгляды на проблему войны и мира. Через восприятие идей и практики пацифизма выявляет себя соответствующая специфика политической культуры Германии накануне I мировой войны — тот самый пресловутый немецкий ми­литаризм. Важно понять, однако, чему приписать неудачу пацифистской альтернативы в этой стране — националь­ным ли особенностям или причинам более общего поряд­ка.

При этом не должно создаться впечатления, что исто­рия и идеология пацифизма сами по себе малоинтересны. Напротив, предлагавшаяся им альтернатива играла и, на­деемся, будет играть значительную роль в международной политике. Но невозможна оценка опыта и перспектив антивоенного движения на основе чисто эмоциональной, без учета исторического контекста. Предлагаемая книга и призвана представить такой контекст на материале эпохи накануне 1914 года с тем, чтобы попытаться оценить сильные и слабые стороны пацифизма в истории в целом.

Специальная монография по истории пацифизма — первая в отечественной практике. Однако в мире эта ис­ториографическая традиция насчитывает уже десятиле­тия. Исследование истории немецкого пацифизма нача­лось с 1920-х гг. в силу естественной потребности осмыс­лить уроки случившейся военной катастрофы. Первые работы были посвящены преимущественно истории ми­ротворческих идей (в т. ч. знаменитого немецкого мысли­теля Макса Шелера) (*). С приходом к власти национал-социалистов все исследования антивоенного движения были, разумеется, свернуты. Фашистскими историками пацифизм приравнивался к прочим "наднациональным" и "антинародным" силам.

 

(* Veit Valentin. Geschichte des Voelkerbundgedankens in Deutschland: ein geistesgeschichtlicher Versuch. В., 1920; Engelhardt V. Weltbuergertum und Friedensbewegung in Vergangenheit und Gegenwart. Bd. I. В., 1930; Scheler M. Die Idee des Friedens und der Pazifismus. Bern, 1974 [1921]; Gross L. Pazifismus und Imperialismus. Leipzig, 1931.)

 

Только в 60-х гг. в ФРГ возникла самостоятельная от­расль "исторической науки о проблемах мира" (historische Friedensforschung). Исследователи нового поколения взя­лись за изучение либеральной и антимилитаристской альтернативы исторического развития страны — т. н. "другой Германии". Антивоенное движение рассматрива­лось тогда как движение социальное (*), как "проециро­вание социальных противоречий на сферу внешней политики". Пацифизм считался ответом на "социал-импе­риализм" пангерманистов, попыткой выхода из социаль­ного кризиса модернизации мирным путем на основе либерально-фритредерской идеологии, "альтернативной мо­делью для агрессивного империализма".

 

(* Stiewe D. Die buergerliche deutsche Friedensbewegung als soziale Bewegung bis zum Ende des Ersten Weltkrieges. Diss. phil. Freiburg i. Br., 1972.)

 

Но для многих исследователей история пацифизма по-прежнему была важна с точки зрения "новых акцентов в изучении причин мировых войн" (*). Монография Р. Чикеринга, написанная в этом ключе, осталась, на наш взгляд, лучшей и по сию пору (**). Здесь впервые сделан акцент не на "внутренней" (internal) истории антивоенного движе­ния, а на анализе его взаимодействия с общественно-политической системой, при использовании политологи­ческой методики. Чисто исторический подход американ­ского историка лишен несколько навязчивой дидактики немцев, которые традиционно ставят своей целью "извлечение уроков из истории".

 

(* Acker D. Walter Schuecking (1875-1935). Muenster (West.), 1970. S. V.)

(** Chickering R. Imperial Germany and a World without War. The Peace Movement and German Society 1892 — 1914. Princeton, 1975.)

 

Неудивительно, что ряд монографий 70-х — 80-х гг. по истории пацифизма немецких исследователей Д. Ризенбергера, Ф.-К. Шеера, В. Айренбайса возникли под явным влиянием труда Чикеринга (*).

 

(* Riesenberger D. Geschichte der Friedensbewegung in Deutschland. Von den Anfaengen bis 1933. Goettingen, 1985; Scheer F.-K. Die Deutsche Friedensgesellschaft (1892-1933). Organisation — Ideologie — Politische Ziele. F. a. M., 1981; Eisenbeiss W. Die buergerliche Friedensbewegung in Deutschland waehrend des Ersten Weltkrieges. Organisation, Selbstverstaendnis und politische Praxis. 1913/14 — 1919. Bern, 1980.)

 

И в тогдашней ГДР, и в Западной Германии в это вре­мя появилась масса биографических исследований о вы­дающихся пацифистах (*). Б. Хаманн в книге о Б. фон Зуттнер использовала обширный материал из её неопублико­ванных дневников и переписки, воссоздавая живой и не­посредственный, не лишенный противоречий образ основательницы немецкого и австрийского пацифизма.

 

(* Bredendiek W. Irrwege und Warnlichter: Anmerkungen zur Kirchengeschichte der neueren Zeit. Hamburg, 1966; Greuner R. Gegenspieler. Profile linksbuergerlicher Publizisten aus Kaiserreich und Weimarer Republik. B. (DDR), 1969; Fricke D. Wider den heiligen Mars // Nachdenken ueber Ossietzky. Aufsaetze und Graphik. Hg. v. H. Reinhardt, B. (DDR), 1989. S. 89-107. Фрике принадлежит и очерк истории Немецкого Общества мира: Fricke D., Fritsch W. Deutsche Friedensgesellschaft (DFG) 1892-1933 // Lexikon zur Parteiengeschichte. Die buergerlichen und kleinbuergerlichen Parteien und Verbaende in Deutschland (1789-1945). Hg. v. D. Fricke. Leipzig, 1983 -1986. Bd. I. S. 667-669; Ch. Mauch, Th. Brenner. Fuer eine Welt ohne Krieg. Otto Umfrid und die Anfaenge der Friedensbewegung. Schoenaich, 1987; Hamann B. Bertha von Suttner. Ein Leben fuer den Frieden. Muenchen, 1986.)

 

Своеобразным итогом исследований 60-х — 80-х гг. стал труд К. Холля "Пацифизм в Германии" (*). Не отрицая существенной роли для развития антивоенного движения особенностей политической культуры отдельных стран, автор указывает на глобальные причины, одновременно и вызвавшие пацифизм к жизни, и превратившие его исто­рию в "историю дилемм и апорий". Для Холля неразре­шимо противоречие между рациональным пониманием мира Нового времени, которое нашло свое выражение в гуманистическом идеале Канта, и динамикой политико-экономического развития тогдашнего капиталистического общества. В эпоху господства национализма и массовых идеологий тотальный военный конфликт был предопреде­лен (**).

 

(* Holl K. Pazifismus in Deutschland. F. a. M., 1988.)

(** Ibid. S. 11-13, 50.)

 

Хотя итоговые обзорные работы по истории европей­ского пацифизма до 1914 г., принадлежащие перу пред­ставительниц американской исследовательской школы — С. Купер — и европейской — В. Гросси (*), подвели некую черту под предыдущими исследованиями, о "конце историографии" пацифизма говорить ещё рано. Одним из перспективных направлений остается по-прежнему изу­чение пацифизма в его социально-политическом окруже­нии. Плодотворное развитие эти исследования получили с выходом в свет в США двух коллективных монографий о взаимоотношениях антивоенного движения с внешнепо­литическими ведомствами и о его восприятии нацио­нальными политическими культурами в целом (**).

 

(* Cooper S. Op. cit.; Grossi V. Le pacifisme europeen 1889 — 1914. Bruxelles, Bruylant, 1994.)

(** Chickering R. Problems of a German Peace Movement 1890-1914 // Doves and Diplomats. Foreign Offices and Peace Movemens in Europa and America in the Twentieth Century, ed. by S. Wank. Westport — London, 1978; Он же. War, Peace and Social Mobilization in Imperial Germany // Peace movements and political cultures. Ed. by Ch. Chatfield, P. van den Dungen. Knoxville, TN, 1988.)

 

В отечественной историографии проблема войны и мира в общественно-политической жизни Германии на­ходила отражение преимущественно в исследованиях по социалистическому антимилитаризму (*). В трудах, посвященных политико-дипломатической истории, освещалась официальная позиция Германии на Гаагских конферен­циях мира (**). Лишь за последние несколько лет появились первые работы, напрямую затрагивающие тему пацифиз­ма (***). Будем надеяться, что исследования в этой области будут продолжены.

 

(* См. Айзин Б. А. Революционные германские социал-де­мократы против империализма и войны (1907-1914). М, 1974; Овчаренко Н. Е. Германская социал-демократия на рубеже двух веков: (Идейно-политическая эволюция СДПГ в период импе­риализма). М., 1975; Павлов В. С. Дискуссия об империализме на Хемницком партейтаге СДПГ // Международные отношения и классовая борьба в эпоху общего кризиса капитализма. Горький, 1974. Вып. 2 и др.)

(** См. Ерусалимский А. С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. изд. 2-е. М., 1951; Ротштейн Ф. А. Международные отношения в конце XIX века. М., 1960; История дипломатии, изд. 2-е. т. II (под ред. В. М. Хвостова). М., 1963.)

(*** См.: Капланов Р. М. Судьбы западноевропейского либера­лизма // Демократия в Западной Европе XX века (под ред. М. М. Наринского и др.). М., 1996. С. 28-29; Мир/Peace: Альтер­нативы войне от античности до конца Второй мировой войны, Антология (под ред. Ч. Чэтфилдд, Р. М. Илюхиной). М., 1993; Долгий путь российского пацифизма. Сб. (под ред. Т. А. Пав­ловой), М., 1997. С. 179-201.)

 

В исследовании использованы архивные источники из хранилищ Германии и России. В фонде Конрада Хаусмана — одного из лидеров южнонемецкого либерализма — в Главном Государственном архиве Штутгарта (Hauptstaatsarchiv Stuttgart) содержится обширная корреспон­денция по организации немецко-французских межпарла­ментских конференций в Берне и Базеле 1913 \ 14 гг., пе­реписка с лидерами международного и немецкого паци­физма, а также видными политическими и общественны­ми деятелями Германии — Ф. Науманом, Т. Бартом и др., участвовавшими в пацифистских организациях.

В связи с тем, что Штутгарт долгое время оставался крупнейшим пацифистским центром Германии, в Госу­дарственном и Городском (Stadtarchiv Stuttgart) архивах имеется ряд документов, свидетельствующих об отноше­нии местных властей к деятельности обществ мира.

Доносы в Духовную консисторию и жалобы на "бол­товню о мире" из персонального дела выдающегося па­цифиста, священника Отто Умфрида в Архиве Земельной Евангелической Церкви (Archiv der Evangelischen Landeskirche, Stuttgart) хорошо иллюстрируют настроения в про­тестантской церкви.

Отношение властей к пацифистскому движению луч­ше всего прослеживается по документам берлинских ар­хивов. В Тайном Государственном Архиве Прусского Культурного Наследства в Берлине (Geheimes Staatsarchiv Preussischer Kulturbesitz) в фонде Прусского МВД имеется обширный материал по ранней истории пацифистского движения Германии до 1896 г. Досье вырезок касаются и ряда деятелей, близких к пацифизму или участвовавших в движении: Г. фон Герлаха, Ф. В. Ферстера, Л. Квидде, М. фон Эгиди, Ф. Наумана и др. Эти материалы дают мно­гое для понимания менявшихся взаимоотношений между буржуазно-либеральными пацифистами и социалистами. Интересна также информация об этих контактах со сто­роны социал-демократов — в подборках, посвященных: Э. Бернштейну, Э. Давиду, Г. фон Фольмару, Л. Франку и др. Печатные материалы представляют собой листовки, мест­ные газеты, брошюры, ныне практически не доступ­ные — и потому особенно важные для исследования.

В фонде личной канцелярии Вильгельма II (Тайный Гражданский кабинет) содержатся многочисленные по­слания на имя кайзера: в т. ч. от Берлинской группы Не­мецкого общества мира с ответом монарха. Имеется ряд интересных материалов по немецким масонским ложам, имеющих прямое отношение к теме диссертации.

Важные материалы для исследования содержатся в Федеральном архиве в Потсдаме (Bundesarchiv Potsdam). Среди них фонды Лины Моргенштерн и Маргариты Э. Зеленка, содержащие массу материалов по истории акций Международного комитета поддержки Гаагской конфе­ренции мира, о деятельности немецких пацифистов во время англо-бурской войны и по истории женского па­цифизма.

В фондах Макса Гирша, Теодора Барта, Фридриха Наумана содержится корреспонденция, характеризующая отношение различных партийно-политических сил к па­цифистскому движению; влияние международного паци­физма на общественное мнение в Германии; позицию духовной элиты страны по проблемам пацифизма. Пере­писка Ф. Наумана с Оттфридом Ниппольдом, организато­ром Союза Международного Согласия, рисует детали дея­тельности этой пацифистской организации, а также под­робности последних предвоенных усилий по преодолению франко-германских противоречий и личную позицию здесь Наумана.

Кроме того, для освещения взаимодействия немецких пацифистов с русскими был использован ряд материалов из отечественных архивов: Государственного архива Рос­сийской Федерации (ГАРФ) (переписка между председа­телями межпарламентских групп в России и Германии И. Н. Ефремовым и Р. Эйкгофом, другие материалы из фон­да И. Н. Ефремова; заграничная корреспонденция в фон­де П. Н. Милюкова), Отдела рукописей Российской На­циональной Библиотеки в Санкт-Петербурге (письма Б. фон Зуттнер русскому юристу П. Н. Вакселю), Российско­го Государственного Исторического Архива (РГИА, СПб) (фонд Департамента Общих Дел МВД).

Тем не менее следует заметить, что и немецкие, и российские архивные материалы по теме пацифизма раз­рознены и не дают целостного, широкого представления о предмете. Поэтому основная масса использованных источников — это опубликованные материалы: программы и уставы пацифистских и близких по духу общественно-политических организаций, дипломатические документы (особенно т. XV сборника "Большая политика европей­ских кабинетов", посвященный I Гаагской конференции мира и две части т. XXIII, касающегося II Гаагской кон­ференции). Неоценимый материал содержат, конечно, периодические издания антивоенных организаций. Как ничто другое, они дают представление о динамике разви­тия миротворчества, о противоречиях между его различ­ными направлениями, представляют широкую палитру мнений печатавшихся в них авторов из разных социаль­ных слоев и областей Германии. С другой стороны, как и любая партийная периодика, пацифистская пресса доста­точно тенденциозна и с избытком демонстрирует свойственные особенно раннему пацифизму иллюзии. С боль­шой осторожностью следует подходить, в частности, к обычно преувеличенным данным о численном составе обществ мира, к приводимым свидетельствам о поддерж­ке пацифизма со стороны влиятельных лиц страны и т. п.

Незаменимы, наконец, для исследования пацифизма материалы прессы всех направлений, современные эпохе брошюры и книги пацифистов, мемуаристика (*). Некото­рый материал для характеристики отношения к пацифиз­му и проблеме войны и мира вообще во властных струк­турах Германии дают известные мемуары первых лиц страны той эпохи: самого кайзера Вильгельма II рейхс­канцлеров X. Гогенлоэ и Б. фон Бюлова (**).

 

(* См.: Suttner B. v. Memoiren. Bremen, 1965; Dieselbe. Stimmen und Gestalten. Leipzig, 1907; Nippold O. Meine Erlebnisse in Deutschland vor dem Weltkriege (1909-1914). Bern, 1918; Alfred H. Fried. Eine Sammlung von Gedenkblaettern. Hg. v. R. Goldscheid. Leipzig, 1922.)

(** Вильгельм II. Мемуары. События и люди 1878-1918. М-П. 1923; Бюлов Б. Воспоминания (под ред. В. М. Хвостова). М.-Л., 1935; Denkwuerdigkeiten des Fuersten С. zu Hohenlohe-Schillingsfuerst. Hg. v. F. Curtius. Bd. 1-2. Stuttgart-Leipzig. 1907.)

 

В целом надо отметить, что положение с источниками по разным направлениям исследования неоднородно: ма­ло, например, материала для освещения реакции на па­цифистские идеи в армии, нет его совсем для анализа восприятия пацифизма в рабочей или крестьянской сре­де. Не сохранилось, к сожалению, ни одного архива об­ществ мира, поэтому все статистические данные (чис­ленность, профессиональные занятия пацифистов и т. д.) черпаются только из периодических источников где они достаточно скудны и фрагментарны. Однако собранные воедино, разноплановые источники по нашей теме дают довольно полную документальную картину развития не­мецкого пацифизма до 1914 г. и могут служить необходи­мой базой исследования.

 

 

ГЛАВА I

ОРГАНИЗАЦИЯ И ИДЕОЛОГИЯ НЕМЕЦКОГО ПАЦИФИЗМА

 

1. 1. Немецкое общество мира: истоки, идеи, деятельность

 

Отношение к насилию вообще и к войне занимало умы с античных времен. Однако корни общественного движения против войны, очевидно, следует искать в об­щем перевороте от средневековой картины мира к систе­ме ценностей Нового времени.

Средневековое отношение к проблеме войны и мира в западном христианстве строилось на воззрениях Отцов Церкви — прежде всего Блаженного Августина, а также Фомы Аквинского и других богословов на основе фунда­ментальных тезисов о грехопадении и искуплении, о "граде Божьем" и "граде Земном". В рамках земного ук­лада мир как отсутствие войны признавался абсолютной ценностью. Но поскольку "мир сей" греховен, отсутствие войны здесь считалось временным миром (pax temporalis), ибо "идеальный мир есть Бог, и земные владыки не спо­собны достичь вечного мира" (pax aeterna) (*).

 

(* Мир/Peace. С. 66; подробней см. С. 65-69.)

 

Постепенное разрушение этой картины мира меняет ориентиры человека и общества: они сводятся теперь к достижению "Царства Божия на Земле" (*). В это стремле­ние входит, начиная с трактатов гуманистов 16-17 вв. и особенно в трудах эпохи Просвещения, у аббата Сен-Пьера, Ж.-Ж. Руссо и конечно И. Канта, идея "вечного мира" на Земле; предлагаются разные способы его дос­тичь. В то же время если раньше под "justitia" понималась Божественная в своем высшем проявлении справедливости, то теперь совершается переход к светскому праву Нового времени. Из идеи универсального христианского единства вырастают проекты достижения мира на основе международного права — через федерации, союзы государств и т. п. (**)

 

(* В XIX в. уже проходная мысль — от Сен-Симона до Б. фон Зуттнер. См. Suttner B. v. Maschinerzeitalter..., S. 181.)

(** Зд. и выше: Janssen W. Op. cit.)

 

Свойственный Просвещению рационализм сделал об­щественную мысль эпохи особенно чуткой к проблеме войны, которая противоречила человеческому разуму и разумной морали. Особенно же остро это противоречие было осознано в эпоху наполеоновских войн. Не случайно, поэтому, что именно в то время возникли первые об­щества мира.

Традиция осмысления проблем войны и мира была связана с общим эмансипаторским пафосом Просвеще­ния. В ней поддерживались гуманистические взгляды на природу человека и основанные на этих идеях концепции демократического устройства общества (теория "естественного права"), — иначе осуществление "вечного мира" было невозможно. Эта взаимосвязь характерна и для всей последующей истории антивоенного движения в союзе с либерализмом.

Вместе с тем Реформация породила стремление переосмыслить проблему войны и мира без полного разрыва с церковью. Вслед за Лютером свободой толкования Свя­щенного Писания и христианской традиции воспользова­лись и многочисленные секты. Некоторые из них — квакеры, меннониты, баптисты и др. — выводили требование отказаться от насилия вообще и особенно военного из первоисточников христианства как категорический импе­ратив для каждого верующего. Наибольшее развитие это течение получило в Англии и Соединенных Штатах (*).

 

(* См. Brock P. Pacifism in Europe to 1914. Princeton, NJ, 1971; Павлова Т. А. Джон Беллерс и английская социально-эконо­мическая мысль XVII в. М., 1979. С. 80-81, 161-165.)

 

Впрочем, приоритетный интерес к проблеме насилия и войны не был характерен в целом ни для секулярного, ни для христианского мировоззрения. В обоих случаях по­давляющим большинством войны воспринимались либо как данность, либо их существование считалось естественным. Светская мысль лишь внесла новое содержание в заимствованное у Августина понятие "справедливая война" (bellum justum). Теперь это была война "по госу­дарственной необходимости". Под влиянием идей Гоббса о мире как продукте социально-государственной органи­зации, который заменил естественное состояние челове­чества — войну, и особенно по историческому опыту Тридцатилетней войны государство утвердилось в роли гаранта мира (*).

 

(* "К вечному миру" И. Канта. Вст. ст. А. В. Гулыги. М., 1989. С. 29; Мир/ Peace. C. 77; Janssen W. Op. cit. S. 559-564.)

Победило представление о том, что внешняя война оправдана ради мира внутри государства. Несмотря на весь огонь критики, который противники войны обруши­ли на формулу "к внутреннему миру, пожертвовав внеш­ним", она так и не была забыта в политической практике и общественном сознании не только до, но и после 1914 г.

 

 

Хотя термин "пацифизм" возник только на рубеже прошлого и нынешнего веков, он успел обрасти разноре­чивыми толкованиями, и сегодняшнее его понимание на бытовом уровне отличается от первоначального. В науч­ном же обиходе мнения на этот счет разнятся. На протя­жении XIX в. происходило фактическое разделение ми­ротворческого движения на "англосаксонское", находив­шееся под сильным влиянием нетрадиционной христиан­ской этики (прежде всего квакеров), и "континентально-европейское", с присущим ему светским, либеральным духом. До конца XIX в. преобладание англосаксов закреп­лялось заимствованным из их лексикона термином "друзья мира" ("Mends of peace") для самоназвания анти­военных обществ. С укреплением движения за мир на континенте этот термин вызывал всё больше нареканий из-за своей неопределенности и архаизма в эпоху, кото­рая требовала точности и "научности". К тому же необ­ходимо было отграничить движение от антимилитаризма социал-демократов, анархистов, абсолютного ненасилия сектантов и толстовцев.

После дискуссии вокруг нескольких терминов ("федерализм" русского социолога и пацифиста Якова Новикова, "младоевропейцы" и др.) X Международный конгресс мира (далее — МКМ) 1901 г. в Глазго остановил свой выбор на предложенном французом Эмилем Арно "пацифизме". "Изм" придавал названию необходимую солидность и подчеркивал амбиции нового движения. В непродолжительное время название прочно утвердилось на своем месте, в том числе и в Германии (*).

 

(* Die Friedenswarte (далее — FW). 1920. N 2. S. 60-61.)

 

Уже в 1913 г., однако, под "пацифизмом" понимали "коллективное обозначение всех усилий по созданию вместо существующих межгосударственных отношений разумного порядка" (*), а I мировая война окончательно смешала все границы. Пацифисты восприняли опыт сто­ронников ненасилия, и с течением времени антивоенные и антинасильственные идеи стали отождествляться. Этот исторический факт предлагает признать европейская школа "исторической науки о проблемах мира". В ней под "пацифизмом" понимается общее название "организаций, разрабатывавших концепции и проекты, направленные на предотвращение войны, делавшие её бесполезной" или даже ещё шире "любое противодействие воинственно-агрессивной националистической политике силы" (**).

 

(* Ibid. 1913. N 2. S. 74.)

(** Riesenberger D. Op. cit. S. 7; Wette W. Einleitung: Probleme des Pazifismus in der Zwischenkriegszeit // Wette W., Holl K. Pazifismus in der Weimarer Republik. Paderbom, 1981. S. 15.)

 

Англосаксонская школа настаивает, наоборот, на не­обходимости "отделять зерно от плевел", подчеркивая разницу между "пацифизмом" в строгом смысле — осно­ванном на религиозной этике безусловным и личным от­рицанием войны — и конформистским "интернациона­лизмом" или "пацифицизмом". Сторонники последнего добивались уничтожения войн методами арбитража, ра­зоружения и международной организации, но признавали идею "справедливой войны" — оборонительной или в виде карательной экспедиции за невыполнение обяза­тельств перед мировым сообществом. "Пацифистами" по этой версии считаются, кроме квакеров, баптистов, меннонитов, также и последователи Л. Толстого, М. Ганди и проч. (*)

 

(* Brock P. Freedom from war. Toronto, 1991. P. VII-VIII; Cooper S. Op. cit. P. 10.)

 

С "европейской" же точки зрения "пацифизм" и "интернационализм" относятся друг к другу как цель и средство: интернационализм служит средством для дос­тижения основной цели пацифизма — "вечного мира" (*).

 

(* Gross L. Op. cit. S. 5-10.)

 

Общий подход к определению понятия "пацифизма" в настоящей работе заключается в следующем: известный немецкий философ XX века Макс Шелер писал, что па­цифизм как образ мысли рождается из ответа на вопрос, является ли "вечный мир" благой целью (*). Иначе говоря, определяющий момент в том, кого считать пацифистом, и по какому "разряду" пацифизма его числить, составляет нравственный выбор. Он заключен в определенном от­ношении к насилию в мире, и войне — крайней степени его выражения.

 

(* Scheler M. Op. cit. S. 11.)

 

Варианты этого отношения можно представить себе в виде шкалы, где главная разделяющая линия — приятие или неприятие войны. По обе стороны — пацифизм и классический милитаризм, строящие свою идеологию только вокруг внешней войны. Где-то по краям этой воображаемой шкалы будут, с одной стороны — абсолют­ный отказ от любого насилия, а с другой — готовность не только к внешней войне, но и насилию внутри социума (коммунизм, фашизм).

Отношение к насилию вообще создает при этом свои градации: например, между построенным изначально на отказе от насилия христианством и противоположной идеей марксизма ("повивальная бабка истории").

Кроме того, надо учесть, что собственно пацифизм и милитаризм как общественные движения охватывают гораздо более узкий сектор, поскольку подразумевают активную позицию в вопросе о войне и мире, стремление осуществить избранную цель с помощью соответствую­щих методов и организации, присущее лишь меньшинству общества.

Подведём итог: пацифизм представлял собой истори­ческое движение, избравшее в качестве главной цели "вечный мир". Представление о нем формировалось с течением Нового времени под воздействием принципов гуманизма, рационализма, "естественного права", либе­рально-демократических идей. Пацифистами называются далее те люди, для которых "вечный мир" в таком пони­мании был главной целью, а не служебной. Соответст­венно нельзя именовать "пацифистскими" движения или идейные течения, в которых "мир" составлял одну из це­лей (например, социал-демократы, где лозунг "мира" был подчинен "социальному переустройству", или либера­лы — у тех выше мира была идея свободы и т. п.).

 

У истоков немецкого пацифизма

 

Нельзя сказать, что пацифистский идеал не имел в Германии корней. Сторонники миротворчества здесь мог­ли опереться на авторитет великого Канта, воззвавшего "К вечному миру" в самом сердце солдатской Пруссии, в начале военных потрясений наполеоновской эпохи. Кант впервые обосновал историческую неизбежность мирного устроения отношений между государствами. Одновре­менно, в согласии со всей своей философией и этикой, он считал необходимым практическую деятельность по осуществлению этого идеала. Причем, в отличие от предше­ственников, кенигсбергский философ настаивал на том, что дело мира — это не привилегия монархов, а задача для гражданина будущих республиканских государств. Правда, послание Канта обращено к каждому отдельному нравственному человеку, оно не предполагало создание особых обществ для практического претворения "вечного мира" в реальность (*).

 

(* Гулыга А. В. Кант — теоретик мира // К вечному миру И. Канта. С. 16-22.)

 

Несомненно, однако, что огромный резонанс, вызван­ный трактатом немецкого философа, был среди причин возникновения первых антивоенных организаций. Нрав­ственная проповедь Канта и потрясение от наполеоновских войн нашли активный отклик в религиозных, прежде всего квакерских, слоях Англии и США, где в 1814-16 гг. образовались общества мира. Вслед за ними антивоенные организации появились и на европейском континенте: в 1821 г. во Франции, в 1830 г. в Швейцарии. Главной дви­жущей силой в этих обществах стали либеральные бур­жуа — торговцы и промышленники, которые разделяли просветительские и фритредерские идеи (*). В 1843 г. II-й Международный конгресс против рабства в Лондоне про­должился как Международный конгресс мира, положив начало этим основным форумам пацифизма.

 

(* См. Мир/Peace. С. 98-101.)

 

В то же время идеи Канта не остались одинокими и на своей родине. Разработку их продолжили его ученики и последователи. Фридрих фон Гентц ("О вечном мире", 1799-1800), Якоб Ф. Фриз ("Философское учение о праве и критика всего позитивного законодательства", 1803); И. Я. Мозер, Г. Ф. фон Мартене, И. Г. Буш в конце XVIII — нач. XIX вв. положили начало разработке теории между­народного права одними из первых в Европе (*).

 

(* FW. 1920. N 2. S. 46-49; 1935. N 3. S. 94.)

 

Национальное собрание во франкфуртской Паульскирхе 1848-1849 гг. стало между прочим и трибуной, с которой знаменитые вожди революции 1848 г. Арнольд Руге, Роберт Блюм, Карл Фогт провозглашали идеи, созвучные пацифистской мысли. Руге выступил за созыв "конгресса народов" для обсуждения всеобщего разору­жения, ибо "вооруженный мир — это... варварство,... путь, противоречащий всякому свободному устройству". Блюм предложил создать "федерацию свободных народов Европы", а Фогт заявлял, что "конечная цель нашей поли­тики и величайшая задача, которую мы можем решить — это создание разоруженного мира в Европе. Я с радостью встречу Германию, восставшую из пепла с пальмовой ветвью мира и протягивающую её ... другим народам кон­тинента" (*).

 

(* Ibid. 1923. N 4/5. S. 138-139.)

 

В работе международного конгресса мира в Париже (1849) вместе с Виктором Гюго и Ричардом Кобденом впервые приняли участие представители Германии, а в августе 1850 г. III-й МКМ прошел во Франкфурте-на-Майне, в Паульскирхе. Спад революционной волны ска­зался на конгрессе: либералы с континента были пред­ставлены очень слабо (при 250 участниках из Англии только 40 немцев и 7 французов (*)). Мало кто из них ожи­дал теперь скорого установления прочного мира. В посла­нии конгрессу Арнольда Руге выражалась надежда на медленное эволюционное развитие общества; главной целью он считал просветительство в духе гуманизма, де­мократии и мира.

 

(* Fried A. H. Handbuch der Friedensbewegung. Bd.I-II. B.-­Leipzig, 1911-1913. Bd. II (далее — НВ FB II). S. 67.)

 

Всё же конгресс вызвал широкий интерес в Германии: знаменитый Александр фон Гумбольдт объявил о под­держке его целей; на заседаниях конгресса кроме 500 делегатов присутствовали тысячи посетителей (*). Был дал толчок образованию пацифистских организаций в стране. Участник конгресса Фридрих Боденштедт уже годом раньше в Париже объявил о намерении создать в Берли­не общество мира, но действительная практическая ини­циатива исходила от группы кенигсбергских либералов вокруг Роберта Мотерби и Юлиуса Руппа.

 

(* Holl К. Pazifismus in Deutschland. S. 27-28; HB FB II. S. 65, 68.)

 

Ю. Рупп (1809-1884) может по праву считаться первым истинным пацифистом в Германии. Бывший теолог в уни­верситете Кенигсберга и капеллан в гарнизонной церкви, он был лишен своих постов за критику официальной церкви и распространение идей о "христианском госу­дарстве", которые строились на этике Канта и его после­дователя Теодора фон Гиппеля. В 1846 г. Рупп основал Свободную Евангелическую Общину в Кенигсберге. Движение свободных общин проповедывало выход из традиционных церквей из-за их "догматизма и византи­низма" и объединение в межконфессиональные союзы. Предвосхищая пацифистов XX века, сторонники этого движения требовали "пассивного сопротивления" недемократическому государству (*).

 

(* Denkmann H. Katechismus fuer alle freien Religionsgemeinden. Leipzig, 1850.)

 

В качестве делегата общины Р. Мотерби участвовал во Франкфуртском МКМ, а по его возвращении в сентябре 1850 г. был основан Кенигсбергский Союз мира (Koenigsberger Friedensverein). В руководство Союза во­шли практически те же лица, что и в "Свободной Еванге­лической общине" (*). Как приложение к газете общины "Der ostpreussische Volksbote" Рупп издавал листок "Союза мира" под названием "Der Voelkerfriede" ("Меж­дународный мир"). В нем печатались в основном материа­лы англосаксонских пацифистов — Р. Кобдена, Элиу Баррита, американских квакеров (**). Общая численность Сою­за составляла около 200 человек. Как основная цель в его уставе было записано "уничтожение войн между народами" путём пропаганды идеи мира на собраниях и в печати.

 

(* Geheimes Staatsarchiv Preussischer Kulturbesitz (далее — GStA PK). I HA Rep. 77. Tit. 662. N 11. Bl. 20-21; Der Koenigsberger Freimuetige. (N 188). 13.08.1850.)

(** FW. 1909. N 3. S. 47-49.)

 

Кантовские традиции космополитизма, идеи свобод­ной торговли объясняют участие в правлении Союза мира кенигсбергской торговой буржуазии, наряду с местной интеллигенцией — врачами, университетскими препода­вателями (*). Кроме того, удалось привлечь в Союз рабочих и ремесленников. Рупп пользовался среди них известным авторитетом после устроенного им траурного богослуже­ния по погибшим в мартовских боях 1848 г. в Берлине, которые он назвал "кровавым пятном" на совести правительства и хранившего "рабское молчание народа" (**). На собраниях Союза устраивались дебаты с участием лидера местного ферейна ремесленников, радикального прудони­ста Фридриха Грюнхагена.

 

(* GStA РК. I НА Rep. 77. Tit. 662. N 11. В1. 28.)

(** Voelkerfriede (далее — VF). 1909. N 8. S. 93.)

 

В конце концов чаша терпения прусских властей, с самого начала пристально следивших за деятельностью Союза, была переполнена. Пацифизм рассматривался тогдашним прусским полицейским ведомством исключи­тельно как результат агитации английских либералов. Именно так комментировался Франкфуртский конгресс мира (*), это же стало поводом к закрытию кенигсбергского Союза. Его руководству инкриминировалось получение субсидии от подготовительного комитета Лондонского конгресса мира, собиравшегося по поводу Всемирной выставки 1851 г. Однако основной причиной, по которой деятельность Союза была признана "общественно опас­ной", стало расширение политической активности общества, зарегистрированного как неполитическое.

 

(* GStA PK. I HA Rep. 77. Tit. 662. N 11. BI. 1-18.)

 

Члены Союза, как подчеркивалось в рапорте местного полицай-президента, "представляли войну и военную службу занятиями недостойными, и защищали точку зре­ния о том, что регулярные армии подрывают благосостоя­ние народов". Кроме того, Союз пытался распространить свое влияние по стране, рассылая цитировавшийся "Катехизис свободных религиозных общин". Ю. Рупп и Р. Мотерби, и до того не раз подвергавшиеся полицей­ским преследованиям за их связи с прусскими демокра­тами, были привлечены к суду вместе с семью другими членами руководства Союза мира, поплатившись тюрем­ным заключением и штрафами (**).

 

(* Ibid. Bl. 28-29. (Полицай-президент Петерс — МВД Пруссии. Кенигсберг, 20.05.1851).

(** Ibid. Bl. 71.)

 

Рупп, однако, и после всех преследований остался ве­рен своим убеждениям. Будучи впоследствии членом Прогрессивной фракции в Прусском ландтаге, он среди эйфории побед первым в 1873 г. протестовал против "Дня Седана", объявленного национальным праздником нового Рейха, — требование, в дальнейшем подхваченное Не­мецким Обществом мира (*).

 

(* Rupp J. Ueber Friedensfeste. о. О., 1873.)

 

Последовавший за поражением либералов 1848 г. кри­зис пацифистского движения на европейском континенте сменился новым подъёмом с конца 60-х гг. В 1867 г. Фре­дерик Пасси основал "Международную и постоянную лигу мира" в Париже, которая продолжила традиции Р. Кобдена. Одновременно в Женеве Шарль Лемонье орга­низует "Международную лигу мира и свободы", пытав­шуюся объединить эклектичные, но в общем более ради­кальные по сравнению с благонамеренным либерализмом элементы. Здесь собрались и радикальные демократы, и социалисты (среди них Герцен), и анархисты (Бакунин, Луи Блан), и демократические националисты (Гарибальди) и просто прогрессивные интеллектуалы типа В. Гюго или Дж. Ст. Милля.

Из немцев в состав "Лиги" Лемонье вошли многие ра­дикальные демократы и социалисты в эмиграции (Й. Ф. Бекер) и прогрессивные политики в самой Германии. Среди них — связанный с кенигсбергским Союзом мира И. Якоби, Г. Фогт (некоторое время председатель "Лиги"), южнонемецкие либералы, в числе которых был Юлиус Хаусман, отец будущего пацифиста Конрада Хаусмана (*). Ю. Рупп участвовал вместе с известным ученым, либера­лом Р. Вирховым и социальным реформистом Г. Шульце-Деличем в работе организованной в 1858 г. бельгийцем Э. Потонье "Лиги общественного блага", близкой по харак­теру женевской организации.

 

(* Haupsstaatsarchiv Stuttgart (далее — HStAS). Q1/2 (Nachlass C. Hausmann). Bu 104 (Aufruf der Friedens- und Freiheitsliga).)

 

Опыт существования всех трех лиг показал, что со­единение требований мира и радикального изменения социального строя не имело шансов на успех вне социал-демократии. Попытки же этих либеральных организаций наладить сотрудничество основная масса социал-демокра­тов отвергла, как показал опыт взаимоотношений Женевской "Лиги" и Первого интернационала (*). Умеренное те­чение, которое представляла "Международная и постоян­ная лига мира" Пасси стало, наоборот, прочно доминиро­вать в европейском пацифизме.

 

(* Cooper S. Op. cit. P. 36.)

 

Во время Всемирной выставки в Париже в 1889 г. бы­ло положено начало двум центральным организациям ми­рового антивоенного движения — Межпарламентскому Союзу (МПС) и Международному Бюро Мира (МБМ) в Берне. Под их руководством проводились ежегодные Межпарламентские конференции (МПК) и Международ­ные конгрессы мира (МКМ).

В Германии после разгона кенигсбергского Союза ми­ра деятельность организованного пацифизма замирает на несколько десятилетий. Последовавший за крушением на­дежд 1848 г. период объединительных войн 1864-1871 гг., обстоятельства создания нового государства принесли с собой продолжение и углубление кризиса либерально-демократической традиции, на которую опирался немец­кий пацифизм. Это стало главной причиной отставания в нем организационных процессов по сравнению с другими европейскими странами.

Основатели нового государства — Бисмарк первый среди них — олицетворяли полную противоположность идеалам пацифизма. На встрече с представителем "Лиги" Пасси накануне франко-прусской войны Бисмарк назвал опасной само обсуждение вопроса о взаимном разоруже­нии Франции и Пруссии. По словам Пасси, "железный канцлер" видел в любом антивоенном движении "комму­нистический заговор с Марксом во главе" (*).

 

(* Ibid. P. 35; Revue de la paix. Dec. 1912. P. 392-393.)

 

Девизом для всех последующих поколений противников пацифизма в Германии стала фраза из письма Мольтке-старшего теоретику международного права И. К. Блунчли: "Вечный мир — мечта, и притом отнюдь не прекрасная, а война — это часть установленного Богом миропорядка. В войну проявляются благороднейшие качества человека... Без войны мир погряз бы в материализме" (*).

 

(* Цит. по: Deutsche Revue (далее — DR). 1910. N 8. S. 176.)

 

Но дело было не столько даже в настроениях верхуш­ки общества, — в конце концов, подобная фразеология звучала в устах государственных мужей отнюдь не только в Германии — сколько, как писал в "Несвоевременных мыслях" Ницше, в массовом "выхолащивании немецкого Духа в пользу немецкого Рейха" (*). Надежды на "Гер­манию с пальмовой ветвью мира" остались благой мечтой. Новое государство поражало именно глухотой ко всякого рода попыткам ограничить государственный эгоизм "железа и крови". "Политический реализм" в понимании Бис­марка и Клаузевица, невозмутимо окрестившего войну "продолжением политики другими средствами", занял гос­подствующие позиции в политической культуре страны.

 

(* Nietzsche F. Werke in 3 Baenden. Hg. v. К. Schlechta. F. a. M. — B. — Wien, 1979. Bd. 1. S. 137.)

 

Вместе с одиночками вроде Ю. Руппа или Р. Вирхова в защиту гуманистических, пацифистских ценностей вы­ступил и Эдуард Левенталь — бывший сотрудник Ф. Лассаля в социалистическом движении. Левенталь сумел ос­новать несколько мелких организаций, которые пропаган­дировали принципы федерализма и арбитража. Однако личные амбиции (позднее он усиленно выдвигал свою кандидатуру на Нобелевскую премию мира) мешали кон­структивной работе, — кроме названия, за плодами организаторских усилий Левеналя ничего не стояло (*).

 

(* Cm. Chickering R. Op. cit. P. 39-42.)

 

Более серьезной попыткой вдохнуть жизнь в немецкое антивоенное движение стала агитационная поездка по Германии в 1884-1886 гг. одного из лидеров международ­ного пацифизма англичанина Ходжсона Пратта. Он всту­пил в контакт с руководителями леволиберальной Южно­немецкой Народной партии и несколькими прогрессив­ными интеллектуалами — в т. ч. философом Людвигом Бюхнером и политиком Максом Гиршем — с целью осно­вания пацифистских организаций. Однако созданные им общества мира в Штутгарте, Дармштадте, Берлине и Франкфурте-на-Майне оставались нежизнеспособными. Далекий от немецких реалий, Пратт пытался свести воедино лиц разнородных убеждений, что явно вредило де­лу (*).

 

(* VF. 1908. N 7. S. 87.)

 

Ближе знакомому с Германией датскому пацифисту Фредерику Байеру по просьбе Пратта удалось в 1886 г. реанимировать деятельность Штутгартского и Франкфуртского обществ, но первое не подавало признаков жизни до прихода туда в 1894 г. энергичного пастора Отто Умфрида. Единственной действующей пацифистской организацией в стране остался "Франкфуртский Союз мира" (Frankfurter Friedensverein). Его жизнеспособность поддерживалась благодаря председателю — демократу Францу Вирту и его брату Максу — издателю централь­ной газеты левых либералов "Франкфуртер Цайтунг". На I Международном конгрессе мира в 1889 г. делегат от франкфуртцев был единственным, кто представлял Германию.

Тем не менее и в этом городе с давними либеральными традициями успех Союзу мира не был гарантирован: поли­ция считала его политической организацией и установила соответствующий контроль. В результате до 1892 г. — года основания Немецкого Общества мира — не было прове­дено ни одного публичного собрания Союза, а в членах его к этому времени состояло только 70 человек (*).

 

(* Dietz A. Franz Wirth und der Frankfurter Friedensverein. F. a. M., 1911. S. 19, 67; FW. 1909. N 6. S. 115; 1925. N 9. S. 258.)

 

Организация и идеология Ненецкого Общества мира

 

История возникновения Немецкого Общества мира (НОМ) не может не производить впечатления случайно­сти этого события. Те аргументы, которые приводятся исследователями в пользу благоприятности момента для основания в 1892 г. единой пацифистской организации в Германии, убеждают лишь отчасти. Действительно, от­ставка Бисмарка и определенные надежды на смягчение внутриполитического климата при Каприви, а также ор­ганизационное оформление к этому моменту националь­ных и международного пацифистского движения оказы­вали определенное влияние на положение сторонников антивоенной идеи в Германии (*). Однако пропагандистская кампания в пользу нового закона о военных расходах (т. н. Wehrvorlage), ещё свежие среди немцев воспоминания о буланжистском движении во Франции и угроза реванша с её стороны, углублявшийся кризис левого либера­лизма, который завершился к 1893 г. окончательным рас­колом Немецкой Прогрессивной партии, — все это никак не способствовало росту интереса к пацифизму.

 

(* Fried A. H. Vor zwanzig Jahren // FW. 1912. N 10. S. 361.)

 

Победоносные войны 1864-71 гг. не могли сыграть роль катализатора пацифистского движения, как это было в России после русско-японской или в самой Германии после I Мировой войны. Требовалось, наоборот, "немалое мужество, чтобы в тогдашней ... Германии, подтверждав­шей, казалось, своим блестящим развитием тезис о том, что сила предшествует праву", исповедывать пацифист­ские идеалы, — вспоминал позднее участник организации НОМ (*).

 

(* Grelling R. // Alfred H. Fried. Hg. v. R. Goldscheid. Leipzig, 1922. S. 32.)

 

Закономерно поэтому, что инициатива по созданию общества и на этот раз исходила извне, от австрийцев — писательницы Берты фон Зуттнер и журналиста Альфре­да Германа Фрида. Баронесса Берта фон Зуттнер (1843-1914) происходила из обедневшего дворянского рода. Обычные для её круга отрочество и юность ничем не вы­давали будущего лидера пацифизма. Лишенные всяких средств к существованию, они с мужем уехали в Грузию, к друзьям среди местной аристократии. Здесь Берте впервые пришло в голову зарабатывать на жизнь литера­турным трудом, результатом чего стало несколько книг преимущественно "развлекательного" жанра. Среди них, однако, были и сочинения в духе популярной философии, наполненные ходячими размышлениями о прогрессе, фи­лантропическими и демократическими идеями (*). Уже в 1888 г. в одной из таких книг Б. фон Зуттнер рассуждала о преступности войны и международном движении за мир (**).

 

(* Suttner B. v. Inventarium einer Seele. Leipzig, 1883.)

(** Dieselbe. Das Maschinenzeitalter. 2-е Aufl. Zuerich, 1891.)

 

Однако законченное воплощение её антивоенные идеи получили в вышедшем в 1889 г. романе "Долой ору­жие! (История жизни)" (*). Роман рассказывал о судьбе австрийской аристократки Марты, чей первый муж гибнет в австро-итальянской войне в 1859 г., а второго, после военных испытаний 1864 и 1866 гг., убивают как "немца" французский националисты в 1870-м. Книга была попол­нена натуралистическими описаниями военных сцен, ри­совавших истинный лик войны вместо распространенных слащавых картинок. Такую войну Б. фон Зуттнер могла видеть на картинах русского художника В. Б. Верещагина во время его выставок в Вене в 1882 и 1886 гг.

 

(* Suttner B. v. Die Waffen nieder! Eine Lebensgeschichte. Dres­den, 1889.)

 

Довольно бездарный, по оценке Л. Н. Толстого, с ху­дожественной точки зрения роман все-таки сделал свое дело — привлек внимание к дотоле почти неизвестному широкой публике антивоенному движению. И современники, и исследователи сходятся на том, что успех "Долой оружие!" в Германии дал решающий импульс для нового начала пацифистского движения в стране (*). За короткое время здесь вышло 34 переиздания романа; даже далекие от пацифизма круги по достоинству оценили влияние книги на умы. "Это не книга, это — событие", — писала одна из газет. Предлагалось даже создать общество по распространению "Долой оружие!", подобное Библейскому (**).

 

(* Fried A. H. Vor zwanzig Jahren. S. 361-362; Ноll К. Die deutsche Friedensbewegung. S. 324.)

(** FW. 1943. N 3-4. S. 127-128.)

 

Картины Верещагина и роман Зуттнер оказали ре­шающее влияние и на становление как пацифиста А. Г. Фрида (1864-1921) — главного организатора на начальном этапе, а позднее идеолога немецкого антивоенного дви­жения.

В 1891 г. фон Зуттнер создала Австрийское Общество мира; одновременно она и Фрид изучали возможность основания подобного общества в Берлине — этой, по вы­ражению фон Зуттнер, "цитадели милитаризма". Фриду, специально перебравшемуся ради этого в Берлин, долго не удавалось сформировать круг заинтересованных лиц, хотя леволиберальные политики сами пытались в то же время создать общество мира. На Межпарламентской конференции осенью 1891 г. в Риме группа депутатов Рейхстага от Свободомыслящих, среди них Макс Гирш, Рудольф Вирхов, Людвиг Бамбергер, профессор между­народного права Людвиг фон Бар и Теодор Барт основали "Немецкий парламентский комитет за мир и арбитраж". Из числа его членов под председательством Вирхова тогда же был создан "Временный комитет общества мира в Берлине". Однако организаторы были убеждены в необ­ходимости массовой антивоенной организации, с "ини­циативой, исходящей от народа". Поняв тщетность надежд на такую массовую поддержку, лидеры "Комитета" отказались от своей попытки (*). В результате Вирхов — тогда самая яркая среди прогрессивных интеллектуалов фигура — окончательно разочаровался в пацифизме и впоследствии отказал Фриду в своей поддержке.

 

(* Ibid. 1932. N 11. S. 340.)

 

С начала 1892 г. под редакцией Б. фон Зуттнер в изда­тельстве Фрида в Вене начал выходить журнал "Долой оружие!", рассчитанный на пропаганду идей мира среди немецкой общественности. Тогда же по инициативе Фри­да "Союз берлинской прессы" пригласил Б. фон Зуттнер выступить с публичными лекциями в Берлине. Фрид пола­гал, что по той же схеме, по которой было создано Авст­рийское общество мира, можно превратить светский ве­чер в организационное собрание нового общества. Но и новая попытка успехом не увенчалась (*).

 

(* Hamann В. Op. cit. S. 178-180.)

 

Со своей стороны, Международное бюро мира стара­лось помочь немецким пацифистам. На Международном конгрессе мира в Берне в августе 1892 г. при участии председателя МБМ Э. Дюкоммена от имени немецких делегатов — Ф. Вирта и Адольфа Рихтера, южнонемецко­го либерала и промышленника, участвовавшего в Женев­ской "Лиге мира и свободы" — было выпущено воззвание с призывом к созданию в Германии общества мира. Эф­фект, однако, получился минимальным. Только в октябре того же года был основан Союз мира в Висбадене под председательством члена местной масонской ложи графа А. фон Ботмера (*).

 

(* FW. 1926. N 8. S. 257.)

 

Но в конце концов кипучая энергия Фрида, настойчи­вость фон Зуттнер, бомбардировавшей письмами всех влиятельных персон Германии, включая Бисмарка, а так­же усилия международного пацифистского движения увенчались успехом. В ноябре 1892 г. Фрид организовал в Берлине Подготовительный комитет, который включал в числе прочих берлинского астронома и руководителя близкого по духу пацифизму "Общества этической куль­туры" Вильгельма Ферстера, знаменитого тогда писателя Фридриха Шпильхагена, назвавшего Б. фон Зуттнер "Жанной д'Арк мира", председателей обществ мира во Франкфурте и Висбадене и нескольких леволиберальных депутатов Рейхстага, в т. ч. М. Гирша и Т. Барта. Через месяц, 21 декабря того же года в Берлине было, наконец, официально объявлено о создании Немецкого общества мира (Deutsche Friedensgesellschaft).

В общем, в истории возникновения пацифистской ор­ганизации в Германии бросаются в глаза большая роль личных усилий нескольких энтузиастов и воздействие из-за рубежа. Фрид писал позднее, что в своим стремлении любой ценой объявить о создании Немецкого общества мира он руководствовался прежде всего "точкой зрения Международной психологии" (*). В пацифистском представ­лении роль Германии после 1871 г. была ключевой для предотвращения новой войны, и отсутствие антивоенного движения здесь вызывало тревогу.

 

(* Ibid. 1912. N 10. S. 361.)

 

Но списывать создание НОМ только на внешнее Влияние было бы ошибочно. В основе того, что организо­ванный пацифизм в Германии все же возник и занял оп­ределенную нишу в социально-политической жизни, лежал факт существования небольшого слоя, преимущест­венно из образованных сословий, который был шокирован "национальным духом" новой Германии. Эта среда, сохранившая верность местной (в Южной Германии) или общенемецкой традиции Просвещения и раннего роман­тизма, гуманизму и космополитизму гётевского образца, и попавшая в новом Рейхе в категорию "антигосударст­венной" (staatsfeindlich), определила особенности соци­альной базы и политических союзников пацифистского Движения.

 

 

Организационное становление НОМ проходило в дис­куссиях о том, признать ли открыто его фактическое родство лишь с некоторой частью общественно-политических сил, или опереться на универсализм идеи мира.

Сторонником первого взгляда был Ойген Шлиф (1851-1912), адвокат из Дрездена. В 1892 г. в своей книге "Мир в Европе" он выдвинул идею о "временном межгосудар­ственном договоре" для создания европейской федера­ции, исключавшей территориальные конфликты, и формирования на её основе надгосударственного органа — "международного конгресса". Фрид тут же пригласил ав­тора в Берлин, где Шлиф помог в организации общества мира (*).

 

(* Schlief E. Der Friede in Europa: eine voelkerrechtlich-politische Studie. Leipzig, 1892; HB FB II. S. 106; Dr. Eugen Schlief // F^:W. 1912. N 2. S. 55f.)

 

Но Шлиф и парламентарии из правления НОМ жела­ли видеть в Обществе группу профессиональных полити­ков для лоббирования в Рейхстаге законодательства в па­цифистском духе — прежде всего договоров об арбитра­же в случае конфликтов. В то же время большинство членов НОМ с Фридом и Зуттнер во главе отстаивали идею массовой организации, привлекающей к сотрудни­честву все заинтересованные круги вне зависимости от политического или социального статуса. По словам сторонника этой линии Отто Умфрида, "мы... боремся за на­шу идею, не стремясь сорвать аплодисменты у какой-то политической партии" (*). В результате разногласий часть парламентариев вышла из общества вместе со Шлифом, а отношения НОМ с группой Межпарламентского Союза в Рейхстаге оставались с того времени натянутыми.

 

(* Friedensblaetter (далее — FB). 1900. N 4. S. 55.)

 

Основным соображением сторонников неполитиче­ского характера пацифистской организации была боязнь давления со стороны властей, облегчавшегося антилибе­ральным законодательством об общественных объедине­ниях. По прусскому закону от 11 марта 1850 г., сохра­нявшему силу до 1908 г., запрещалось участие в полити­ческих организациях молодежи, иностранцам и женщи­нам. Для пацифистов, чья аудитория включала большую долю женщин, последнее было особенно чувствительным. Кроме того, сложная процедура регистрации, необходи­мость уведомления полиции о публичных собраниях и ее обязательное присутствие сковывали инициативу и сво­боду деятельности. Убеждал в необходимости открестить­ся от политики и печальный опыт Кенигсбергского и Франкфуртского обществ, столкнувшихся с ограничения­ми именно по этому закону. В пользу сделанного выбора говорили традиции движений немецкой реформистской буржуазии, международных пацифистских организаций, придерживавшихся политического нейтралитета.

Шлиф предсказал, однако, и далеко идущие негатив­ные последствия такой позиции. Обществу, которому придали возможно более универсальный характер, — пи­сал он, — будет навязан штамп филантропической орга­низации. Это всегда служило в Германии поводом к на­смешкам над подобными устремлениями, к тому, чтобы представить их нежизнеспособной утопией. Такое разви­тие событий отпугнет от пацифизма умеренные элементы и властные круги, на которые, по мнению Шлифа, он должен был опереться (*).

 

(* FW. 1912. N 2. S. 55.)

 

Фаза становления Немецкого общества мира закончи­лась выпуском в феврале 1893 г. обращения "К немецко­му народу!" (См. Приложение I), где закреплялись прин­ципы и формы пацифистской деятельности.

Идейные основания НОМ в своих основных чертах совпадали с универсальной пацифистской теорией. К 1890-м гг. пацифизм потерял непосредственный револю­ционный пафос, свойственный движению середины века на континенте. Снова, как в эпоху Просвещения, главное место заняли планы предотвращения войны через между­народные правовые институты. В их основе по-прежнему была вера в природное миролюбие человека, в равенство и братство вопреки социальным и национальным барье­рам.

Стремительный рост международных экономических, транспортных, гуманитарных и иных связей; образование мирового рынка, реальность которого дали почувствовать первые экономические кризисы; создание международ­ных институтов типа Всемирного почтового союза или Международного Общества Красного Креста, — т. е., го­воря вслед за пацифистами, "интернационализация" ми­ра — давали надеждам реальный шанс воплотиться в дей­ствительность. Согласно пацифистской оценке ситуации, теперь нужно было правовым путем упрочить духовное и материальное "мировое сообщество" с тем, чтобы оно переросло в сообщество политическое, и мир в негатив­ном понимании — отсутствие войны — превратился бы в "вечный мир".

В качестве главного метода предотвращения воору­женных конфликтов выдвигался институт арбитража или посредничества — т. е. передача межгосударственного спора либо в нейтральный международный суд, либо для посредничества третьей стране. Международная практика сама давала пацифистам повод возлагать на арбитраж такие надежды, поскольку формула о посредничестве со­держалась уже в Парижском договоре 1856 г., а арбит­ражное разбирательство успешно применялось в 1872 г. для решения Алабамского конфликта между США и Анг­лией. С 70-х гг. идея арбитража все чаще присутствовала в парламентских дебатах по внешней политике в разных странах. Наконец, основанный в 1873 г. в Генте Институт международного права (Insitut du droit international) стал координировать работу специалистов-правоведов в этой области (*).

 

(* Riesenberger D. Op. cit. S. 38f.)

 

Экономическое содержание процесса "интернациона­лизации" мира позволяло естественным образом сочетать международно-правовые теории пацифистов с традици­онным экономическим либерализмом. Идея уничтожения войн в эти годы приобрела не только этическое, но и прагматическое значение: "вечный мир" сулил стать рен­табельным предприятием.

При этом с точки зрения пацифистов благо всего че­ловечества совпадало с благом нации, что позволяло им остаться добрыми патриотами (*). Однако разнополюсное притяжение национального государства и международно­го сообщества осталось и в самой пацифистской среде недооцененным и непреодоленным противоречием, в полной мере сказавшимся в 1914 г.

 

(* Исследователи говорят поэтому о "патриотическом паци­физме" — См. Cooper S. Op. cit.)

 

Естественно, что наряду с этими общими для всего ев­ропейского пацифизма чертами в каждой стране движе­ние имело свою специфику. Идейный облик немецкого пацифизма первоначально сложился под исключительным влиянием Берты фон Зуттнер.

 

 

Противоречивость роли, которую имела для судеб движения в Германии фигура Зуттнер, была вызвана тем обстоятельством, что на гребень общественного интереса её вынесло скорее неожиданно для неё самой. У постав­ленной в положение лидера пацифизма в Германии и Ав­стро-Венгрии фон Зуттнер отсутствовали теоретические задатки к этому. Ей нельзя было отказать в искренности убеждений, страстности, с которой она пыталась их осу­ществить, но не было способности к творческому анали­зу. Фон Зуттнер могла преподать идеи своей эпохи в нужном русле, но умеренность при этом нередко изменяла ей, — суждения были часто противоречивы и поверхностны, особенно там, где она размышляла самостоятельно.

Экзальтированность и эмоциональность сослужили Берте фон Зуттнер плохую службу, поставляя обильную пищу для фельетонов и карикатур в немецкой прессе. Все это наносило удар по образу пацифизма в общественном сознании страны в целом. Нельзя откачать в справедливо­сти высказыванию ставшего после I мировой войны па­цифистом Карла фон Оссецки о "легком душке смехо­творности", исходившем от фигуры и идей фон Зуттнер (*).

 

(* Von Ossietzky С. Pazifisten // Rechenschaft. Politische Publizistik aus den Jahren 1913-1933. В., (DDR) — Weimar. 1970. S. 51.)

 

И, однако, она безусловно играла роль представителя немецкого пацифизма для всего мира. Недаром по опросу "Берлинер Тагблатт" фон Зуттнер была признана в 1903 г. самой знаменитой женщиной Европы (*). Её известность позволяла ей вращаться в кругу высшего света и финан­совых магнатов, результатом чего стало, среди прочего, знаменитое завещание Альфреда Нобеля о премиях мира. Очевидно, что антивоенный роман фон Зуттнер не имел бы такого воздействия, не будь он выразителем идей, носившихся в воздухе. Что же касается сентимен­тальности, то она была свойственна на этом этапе боль­шинству сторонников пацифизма, — отсюда обилие в их прессе и на собраниях обществ патетических стихов, приподнятых проповедей, эмоциональных речей и статей, наполненных безудержным и наивным оптимизмом. Тра­диции идеализма в просвещенных слоях Германии, в от­личие от рациональных англосаксов, были и без того хо­рошей питательной почвой для разного рода эмоциональ­ных порывов.

 

(* Berliner Tagblatt. 7. 05. 1903.)

 

Основная черта Зуттнеровского пацифизма — вера в закономерный моральный прогресс человечества — была основана на идеях позитивизма. Позитивизм — если по­нимать под ним целое мировоззрение, выросшее на тео­риях О. Конта, Г. Спенсера, Ч. Дарвина и др. — давал философское обоснование для пацифистских стремлений. Конт ещё в первой половине 19 в. писал об исчезновении войны по мере перехода от "военного/теологического" общества к "научному/индустриальному" (*). Не случайно и прямое участие в пацифистском движении некоторых философов-позитивистов (Дж. Ст. Милля, Л. Бюхнера).

 

(* Ср. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. С. 87-88.)

 

 

Позитивизм проповедывал непрерывное объективное эволюционное развитие от низших форм к высшим, при­чем природно-биологические детерминирующие законы совпадали с социально-политическими. Это давало опору для устойчивого оптимизма в отношении будущего человечества. Как изменяются виды в природе, так тирания необходимо должна была смениться демократией, но то­гда и война — развивали мысль пацифисты — сменится арбитражем. В эпоху "сумерек богов" должен развеяться и миф войны. Научный разум был призван заменить ре­лигию и играть главенствующую роль в организации об­щества у позитивистов. Познание, таким образом, не только заменяло веру, служило основой морали ("Мо­раль — это разум", — писала фон Зуттнер) (*), но и давало власть. Фон Зуттнер тоже считала себя в числе "познав­ших" закон и поэтому "право имеющих" указать путь массам.

 

(* Suttner В. v. Der Kampf um die Vermeidung des Weltkrieges. hg. v. A. H. Fried. Zuerich, 1917. Bd. 1. S. 543.)

 

Она была уверена, что моральное совершенствование человечества приведет к исчезновению войн. Так как их материальные причины уничтожены "интернационализа­цией" мира, существование войн в настоящем является не более чем пережитком прошлого, "осенней листвой в апреле". Причиной войн могла быть теперь только сила инерции, косность непросвещенных масс, продолжающих верить в извечную данность. Именно поэтому задача Просвещения с большой буквы, в пацифистском смысле, ставилась выше сиюминутной политики. После уже свершившегося перехода, по дарвинистской терминоло­гии фон Зуттнер, от "человека дикого" к "человеку", па­цифистам необходимо было теперь способствовать дальнейшему развитию к "человеку совершенному", населяющему земной рай без войн и исповедующему "ре­лигию человечества" (*).

 

(* Suttner В. v. Das Maschinenzeitalter. Zuerich, 1891. S. 181.)

 

Этот наивный оптимизм заменял анализ реальной действительности и принес впоследствии жестокие раз­очарования. Фон Зуттнер была убеждена в том, что "глу­бинное желание мира сильнее тяги к войне, и что прояв­ляется сегодня в моменты возмущения умов", а неудачи миротворческой миссии она объясняла "не отсутствием единомышленников, а лишь недостатком информации" о пацифистском движении (*).

 

(* Ibid. S. 285; Der Kampf... Bd. I. S. 135.)

 

В результате любое событие истолковывалось фон Зуттнер как "предсказанная тенденция": например, в рус­ско-германском торговом договоре 1894 г. ей хотелось видеть предвестник "союза пяти" великих держав, а во взаимных визитах коронованных особ — залог европей­ской конфедерации (*).

 

(* Ibid. S. 102, 385-386.)

 

Последнее, впрочем, иллюстрирует еще и социальный консерватизм Зуттнеровской трактовки пацифизма. Со­гласно схеме Конта о смене "религия — революция — позитивизм" любые потрясения — и войны, и револю­ции — оставались в прошлом. Поэтому, хотя фон Зуттнер вместе с пацифистами причисляла к "адептам религии человечества" и социал-демократов, она одновременно критиковала "безумные видения коммунизма и анархиз­ма". Идеал будущего представлялся фон Зуттнер в духе государства Платона: "не власть многих, но власть знаю­щих" — "опытных социологов" (*).

 

(* Dieselbe. Das Maschinenzeitalter. S. 179, 263.)

 

Отсюда же её постоянные обращения к "сильным ми­ра сего". Хотя фон Зуттнер и считала демократию показателем прогресса, её либерализм был мировоззренческого, а не политического свойства. Она полагала, что путь к достижению мира мог быть обеспечен моральным про­грессом узкого слоя политической элиты и особые наде­жды возлагала на монархов. "Если бы искренность и ми­ролюбие ... стали лозунгом для правителей, ... это было бы исполнением всех наших целей", — писала фон Зуттнер по поводу восшествия на престол Николая II, а в 1898 г. наивно рассуждала в письме к Фриду: "Вильгельм II хотел военных кораблей ... и получил их. Если бы он так же захотел мира и разоружения, он имел бы и их" (*).

 

(* Dieselbe. Der Kampf... Bd. I. S. 167; Chickering R. Op. cit. P.)

 

Впрочем, противоречие между демократизмом и кон­серватизмом не представляло для Берты фон Зуттнер проблемы, поскольку дело мира и прогресса для неё стоя­ло не только выше всех политических ценностей, но и привычных нравственных норм. "Единственно верным этическим масштабом" было: "Что способствует прогрес­су — хорошо, то, что его сдерживает — плохо" (*).

 

(* Suttner B. v. Das Maschinenzeitalter. S. 252. Hieselbe. Der Kampf... Bd. I. S. 7, 86.)

 

В общем, взгляды австрийской баронессы отражали повсеместное для конца 19 века в обществах мира пре­краснодушие и теоретическую незрелость. Главной силой, стоявшей за тогдашними пацифистами, было скорее го­рячее убеждение в своей моральной правоте, тогда как методы борьбы за свои цели еще предстояло выработать. Берта фон Зуттнер не была оригинальной мыслительницей, однако некоторые её положения и понятия — в т. ч. впервые употребляемый ею термин "межгосударственная анархия" — были впоследствии использованы Фридом для разработки новой теории пацифизма.

 

Берлинский период (1893-1898)

 

В организационном становлении немецкого пацифист­ского движения в эти годы сосуществовали разноречивые тенденции. С одной стороны, налицо был быстрый чис­ленный рост НОМ — с 200 человек в 1893 г. до более 5000 к рубежу веков. Количество региональных отделе­ний возросло с 6-ти в 1893 до 56-ти в 1898 г. Однако структурная слабость движения вкупе с неурядицами ме­жду его лидерами сказывалась на отсутствии единого координирующего центра.

После скандала, вызванного тем, что Фрид выпускал в своём издательстве вместе с пацифистской и сомнитель­ную в нравственном отношении литературу, он вынужден был выйти из правления НОМ и занял позицию сторон­него критика в редактируемом им журнале "Ежемесячная корреспонденция мира" (Monatliche Friedenskorrepondenz). Он даже подумывал одно время о создании вместе с Э. Левенталем своего собственного общества мира.

Уход Фрида ослабил и без того недееспособный Бер­линский центр НОМ. Положение не изменилось и в 1897 г., когда место председателя общества занял Макс Гирш, известный основатель "гирш-дункеровских" проф­союзов и руководитель межпарламентариев в Рейхстаге. Ему также не удалось найти общего языка с Фридом; личные амбиции продолжали до конца века отравлять существование берлинским пацифистам (*).

 

(* Bundesarchiv Potsdam (далее — ВА Р). 90 Hi 2 (NL Мах Hirsch). N 27. В1. 8. (Л. Квидде — М. Гиршу. Мюнхен, 9.03.1899).)

 

В этих условиях Б. фон Зуттнер, живя в Австрии, ос­тавалась фактически и главой немецкого движения, опре­деляя направление его деятельности. Она разделяла ил­люзии тогдашнего международного пацифизма о возможности общей для всех стран и солидарной тактики дейст­вий. Зуттнер даже считала сначала европейское пацифи­стское движение единой международной организацией с центром в Лондоне (Международная ассоциация арбит­ража и мира знакомого нам Ходжсона Пратта). Председа­тель Международного бюро мира Э. Дюкоммен также писал немецким пацифистам, что миротворческое движе­ние в Германии "дабы достичь хороших результатов, должно иметь международную ориентацию, сохраняя национальный характер" (*).

 

(* ВА Р. 90 Hi 2. N 26. В1. 16. (Э. Дюкоммен — М. Гиршу. Берн, 4.02.1899); Suttner B. v. Das Maschinenzeitalter. S. 286f.)

 

Предлагавшаяся Б. фон Зуттнер тактика действий бы­ла в основном заимствована у англосаксонских организа­ций. Требование отказа от политики противоречиво соче­талось здесь с планами образования надпартийной "пар­тии мира" в парламентах для борьбы против военных кредитов, внесения конструктивных предложений прави­тельству по созданию "международного правового поряд­ка" и организации массовых народных петиций по их поддержке (*).

 

(* Dieselbe. Der Kampf... Bd. I. S. 17, 360-361, 420.)

 

Иллюзорность этих надежд продемонстрировали уже дебаты по вопросу о проекте военных расходов в 1892-1893 гг. Их исход был чрезвычайно важен для только что созданного Немецкого общества мира, которое надеялось поднять свою популярность на волне всеобщего интереса к проблеме вооружений. В исторической перспективе речь шла об одной из первых широких пропагандистских кампаний, сопровождавших в дальнейшем во все больших масштабах правительственные инициативы такого рода. В изданной официозной брошюре массам внушался расхо­жий впоследствии тезис: довооружение-де "сделает всю работу и даст нам такую сильную армию, что мир будет этим гарантирован" (*).

 

(* Aufklaerung ueber die Militaervorlage. В., 1893. S. 13.)

 

Реальность показала, что ни о какой надполитической "партии мира" не могло быть и речи: имели место лишь разрозненные акции леволибералов, социал-демократов и тогдашнего Центра. И хотя Берту фон Зуттнер необычай­но воодушевила речь Вильгельма Либкнехта, который употребил её лозунг "Долой оружие!", она разочарован­но констатировала в итоге, что голоса пацифистов в Гер­мании никто не услышал (*).

 

(* Suttner B. v. Der Kampf... Bd. I. S. 10, 16-17, 33. (В июле 1893 г. новым составом Рейхстага военный проект был одобрен).)

 

С течением времени становилось заметным негатив­ное влияние на развитие немецкого пацифизма позити­вистских установок о неизбежном прогрессе. Убеждение в том, что "надо подождать — кажется, само время рабо­тает на нас" (*), часто обманывал пацифистов, служа оп­равданием их пассивности. Обязывал к невмешательству и лозунг внеполитичности. По убеждению Отто Умфрида, например, "мировая политика" (Weltpolitik), увеличение флота и т. п. — были "вопросами с политическим содер­жанием, по которым антивоенному движению ... не сле­дует высказывать своей позиции" (**).

 

(* Ibid. S. 9.)

(** FB. 1900. N 4. S. 41.)

 

Между тем набиравшая обороты кампания за строи­тельство военно-морского флота, колониальная экспан­сия, бурное усиление активности и численности массовых шовинистических союзов — Пангерманского, Флотского, Колониального — заставляли пацифистов пересмотреть их слишком оптимистическую оценку ситуации и извлечь уроки из успехов опиравшихся на сильную организаци­онную и финансовую базу противников. Не все зависит от силы притяжения идеи, — признала после неудачи од­ной из пацифистских петиций фон Зуттнер, — "Дело должно быть организовано, а организация зависит от достаточных финансовых средств... Недаром подписи за уве­личение флота было легко собрать" (*).

(* Suttner B. v. Der Kampf... Bd. I. S. 570.)

 

Тот факт, что Германия все же, несмотря на все сложности, перестала быть "белым пятном" на пацифист­ской карте, был призван подтвердить VIII Международ­ный конгресс мира в Гамбурге, в августе 1897 г. Посколь­ку до конца века отделение НОМ там было крупнейшим (в год конгресса оно насчитывало 1000 человек) (*), естест­венным был выбор этого города, "окна Германии в мир", с его космополитическими традициями, для международного форума пацифизма. Гамбургской группе удалось заручиться моральной и даже небольшой финансовой под­держкой городского Сената. В общем, основная цель кон­гресса была достигнута — преодолен скептицизм между­народной общественности относительно шансов пацифи­стского движения на выживание в суровых немецких условиях и подтверждена тактика солидарных действий вместе с немцами, а не против "осиного гнезда".

 

(* Stiewe D. Op. cit. S. 95.)

 

Спустя год невиданную до того волну активности па­цифистов в Германии и по всей Европе вызвала публика­ция 12/24 августа 1898 г. ноты министра иностранных дел России гр. М. Н. Муравьева с предложением императора Николая II о созыве международной конференции мира.

Каковы бы ни были действительные мотивы, толк­нувшие русского монарха на этот шаг, "царский мани­фест" был восторженно встречен пацифистами. Казалось, неожиданно приблизилось воплощение самых смелых надежд на установление "вечного мира" через пацифизм "сверху", которыми грезила не одна только фон Зуттнер. Для баронессы же, и без того симпатизировавшей России и её монарху, "царский манифест" был "самым ярким документом мира, когда-либо увидевшим свет... Перевернута новая страница истории"; "сегодня бессонная ночь от радо­сти". "Что за северное сияние это царское слово!" — писала она Толстому. "Движение за мир перешло теперь в сферу практического исполнения", "вчерашние утописты, мы стали сегодня "реальными политиками", — вторил Зутт­нер Фрид. Более трезвые оценки, как, например, у мюн­хенского пацифиста Людвига Квидде, сводились к тому, что "независимо от действительных причин русской ак­ции, Россия стала "повивальной бабкой пацифистской идеи", которая достигла теперь уровня "высокой полити­ки" и не исчезнет с него, пока не будет найдено решение проблемы" (*).

 

(* Suttner B. v. Der Kampf... Bd. I. S. 490; Fried A. H. Victoria! // Monatliche Friedenskorrespondenz. 1898. N 9. S. 103; [Quidde L]. Eine Kundgebung des Zaren // Muenchener Freie Presse. (N 195). 30.08.1898.)

 

Этот оптимизм убавлялся по мере того, как выясни­лась повсеместно холодная официальная реакция на предложения России, и в результате первоначальный объем вопросов будущей конференции был значительно урезан. Тем не менее пропагандистские акции пацифи­стов по всей Европе при подготовке и в ходе I Гаагской конференции мира (18 мая — 29 июля 1899 г.) означали действительный прорыв в истории антивоенного движе­ния.

В Германии центр всех общественных инициатив на­ходился в Мюнхене. После выступления здесь Ойгена Шлифа Л. Квидде основал в 1894 г. "Мюнхенский Союз мира". После реорганизации 1897 г. он стал одним из наиболее дееспособных обществ мира в стране (*). Квидде (1858-1941), профессор истории и один из лидеров Южнонемецкой Народной партии, прославился как автор памфлета "Калигула" (1894) с беспощадной критикой нового кайзера. Смелость стоила сочинителю его научной карьеры.

 

(* HB FB II. S. 393.)

 

Деятельность мюнхенских пацифистов вовлекла в свою орбиту и Маргариту Э. Зеленка (1860-1923), активи­стку женского движения. В январе 1899 г. после выступ­ления М. Э. Зеленка собрание Федерации Женских союзов Германии приняло резолюцию в поддержку Гаагской конференции с призывом покончить с войной. В союзе с пацифистскими женскими организациями в других стра­нах Зеленка удалось организовать широкую кампанию по сбору подписей женщин в пользу разоружения, закончившуюся женскими манифестациями 5 и 15 мая 1899 г. (*)

 

(* War against war (далее — WAW). N 2 (20.01.1899). P. 30; Selenka M. E. Die intemationale Kundgebung der Frauen zur Friedenskonferenzvom 15. Mai 1899. Muenchen, 1900.)

 

Ранее М. Э. Зеленка и Л. Квидде совместными уси­лиями образовали в Мюнхене "Комитет демонстраций в поддержку конференции мира", в состав которого уда­лось привлечь помимо нескольких ученых из Мюнхенско­го университета — коллег Квидде — и ряд первых лиц города, включая бургомистра. "Комитет" рассматривал свою деятельность как часть пропагандистской кампании по "разъяснению духа" Гаагской инициативы МБМ в Берне. Она включала в себя, в частности, акцию по сбору подписей под массовыми петициями в поддержку конфе­ренции, организованную английским журналистом Уиль­ямом Стадом (*).

 

(* Стид собирался организовать "крестовый поход за мир" по европейским столицам с конечным пунктом в Петербурге, но из-за организационных трудностей и оппозиции части паци­фистского движения затея провалилась — Ср. Cooper S. Op. cit. P. 98-99.))

 

В январе 1899 г. Мюнхенский комитет выпустил ма­нифест с разъяснением основных целей предстоящей конференции. Авторам документа пришлось учесть нега­тивную в целом реакцию на Гаагские инициативы не только в официальных кругах, но и среди германской общественности. Они впервые вынуждены были отдать дань реально сложившейся обстановке, не обманываясь иллюзиями о скорой и неизбежной победе пацифист­ского дела.

Для успеха необходимо было привлечь "болото", кото­рое преимущественно составляли средние слои. Опыт показал, что ради этого в Германии нужно избегать всех подозрений в нелояльности государству. Поэтому в ма­нифесте отмечалось, что демонстрации не направлены ни на разоружение, ни на ослабление национальной мощи Германии. Там же подчеркивалось, что Комитет в Мюн­хене включает лишь небольшое число пацифистов и об­ращается преимущественно к тем, кто "не во всем согла­сен с деятельностью обществ мира" (*).

 

(* WAW. N 4 (03. 02. 1899). P. 60.)

 

Впрочем, полностью сотрудничество с пацифистами не отвергалось: манифест призывал их помочь организа­ции комитетов, подобных Мюнхенскому, по всей Герма­нии, и они действительно были вскоре созданы в Нюрн­берге и Гамбурге. В Бреслау такой комитет возник стара­ниями местного активиста Немецкого общества мира адвоката Адольфа Хайльберга и военного писателя, сочувствовавшего идеям пацифизма, Фердинанда Рогаллы фон Биберштейна, который пытался привлечь к сотрудничеству без особого успеха и ряд имен из прусской аристокра­тии (*). Во Франкфурте, Штутгарте и по всему Вюртембергу проходили массовые собрания в поддержку Гаагской конференции.

 

(* BA Р. 90 Se I (NL M. E. Selenka). Bl. 11, 13-14, 17-18, 25-26, 38-39 (Ф. Р. фон Биберштейн — М. Э. Зеленка. Бреслау, 28.01, 04.02, 02.03.1899).)

 

Мюнхенский комитет развил по-настоящему бурную деятельность: организовывал поездки по стране лекторов, финансировал издание и распространение среди немец­ких интеллектуалов выдержек из только что вышедшего научного труда русского пацифиста Ивана Станиславовича Блиоха о будущей войне, и других пропагандистских материалов (*). В самом Мюнхене состоялись многолюдные публичные собрания: в том числе организованное совместно с женскими организациями 8 марта 1899 г., в кото­ром участвовало несколько тысяч человек. В числе выступивших были профессора Мюнхенского университета, О. Шлиф, Л. Квидде; приветствие прислал бургомистр города. "Колоссальный, превзошедший все ожидания успех", — писал об этом собрании Квидде (**).

 

(* Ibid. Bl. 15-16 (Д. В. Лотц — М. Э. Зеленка. Мюнхен, 3.02.1899); WAW. N 8 (03.03.1899). Р. 124.)

(** BA Р. 90 Hi 2. N 27. Вl. 7 (Л. Квидде — М. Гиршу. Мюнхен, 9.03.1899).)

 

Под распространявшейся по всей Европе Стидом "Декларацией поддержки Гаагской инициативы" в Герма­нии удалось собрать более 50 000 подписей (40 000 из них, что характерно, на Юге) и направить её как петицию в Рейхстаг (*). Никогда прежде и впоследствии до 1914 г. пацифистские акции не были в Германии столь массовы­ми. Как отмечало Международное бюро мира, успехи мюнхенцев впечатляли даже в сравнении с другими европейскими странами (**).

 

(* WAW. N 10 (17. 03. 1899). Р. 157; FB. 1900. N 3. S. 29.)

(** BА Р. 90 Hi 2. N 26. Вl. 17 (Э. Дюкоммен — "Комитету Союза мира". Берн, 29. 12. 1899).)

 

Немецкое общество мира также предпринимало определенные усилия по оживлению своей деятельности, однако раскол в его рядах сказался и в этот раз. Фрид организовал в Берлине независимый от НОМ "Рабочий коми­тет" по пропаганде Гаагской конференции, куда вошли в основном леволиберальные депутаты Рейхстага (в т. ч. Т. Барт, Р. Вирхов) и симпатизировавший пацифизму член руководства национал-либералов принц Г. Шёнайх-Каролат. Одновременно центральная организация НОМ под руководством М. Гирша провела в январе 1899 г. публич­ное собрание, после которого также было решено напра­вить петицию в Рейхстаг (*).

 

(* Ibid. Bl. 16 (Э. Дюкоммен — М. Гиршу. Берн, 4. 02. 1899); Chickering R. Op. cit. P. 56.)

 

Позиция НОМ по-прежнему зависела в основном от Б. фон Зуттнер. А она считала, что вопросы гуманизации войны (преобладавшие в окончательной повестке дня Га­агской конференции) противоречат пацифистским целям. В этой связи мюнхенцы хотя и поддерживали рабочие контакты с НОМ, однако мягко, но настойчиво отвергали его стремление рассматривать себя как единую организа­цию с Мюнхенским комитетом и навязать последнему свой вариант петиции. Касаясь необходимости учета ре­ального расклада общественных сил и действительных интересов борьбы за мир, Л. Квидде писал М. Гиршу: "Во-первых, соединение... предложений по гуманизации войны с остальной программой конференции, как бы ма­ло значения ни придавали этому пункту собственно "друзья мира", было тем крючком, на который мы пойма­ли немало блестящих имен. Во-вторых, мы должны из тактических соображений ясно подчеркивать независи­мость от обществ мира" (*). В результате Мюнхенский ко­митет предпочел создать свое отделение в Берлине, а рас­колотые на два лагеря остальные пацифисты стали дейст­вовать самостоятельно, послав петицию в парламент толь­ко от имени Берлинской организации НОМ (**).

 

(* ВА P. 90 Hi 2. N 27. Bl. 27 (Л. Квидде — M. Гиршу. Мюнхен, 9. 03. 1899).)

(** WAW. N 8 (3. 03. 1899). Р. 124.)

 

Стремясь преодолеть создавшуюся изоляцию обществ мира и положить начало действительно массовому дви­жению, мюнхенцы остались верны принципу поиска со­юзников "со всех сторон и во всех партиях" (*). Открещиваясь от существовавших до того миротворческих органи­заций, они надеялись упрочить свое влияние среди интеллектуалов, близких антивоенной идее, но державшихся в отдалении от "друзей мира". Однако реакция на обраще­ния мюнхенцев показывала, что за редкими исключениями вроде Ф. Рогаллы фон Биберштейна растущее влияние воинственной национально-государственной идеи все больше ограничивало этот резерв поддержки антивоенно­го движения.

 

(* ВА Р. 90 HI 2. N 27. Bl. 7.)

 

Большинство корреспондентов из академической сре­ды, к которым обращались М. Э. Зеленка с мужем, не желало выйти за рамки "реальнополитической" логики и отнеслось к Гаагской конференции безучастно-враждебно. Немалую роль сыграли традиционные для немецких либералов и усилившиеся с конца века антирусские настроения. Один из корреспондентов Зеленка так выразил распространенную позицию: "Я убежден, что всю историю выдумал... артист, который вдыхает в нынеш­нюю Россию эфемерное подобие жизни, г-н Витте, чтобы… некоторое время удержать государственный корабль на плаву... Я вижу во всей этой русской мирной акции... первейшую ложь нашего времени... Должны ли мы, для которых падение этой державы лжи есть величайшая радость, еще и помогать ей?" (*).

 

(* Ibid. 90 Se 1. Bl. 33-34 (Фридрих Швайнфурт — M. Э. Зеленка. Луксор, 24. 02. 1899); см. также: Ibid. Bl. 10 (Д. В. Лотц — Э. Зеленка. Мюнхен, 17. 01. 1899).)

 

Незначительные результаты дали и попытки мюнхенцев обратиться за поддержкой к социал-демократам. В ответ на Манифест Мюнхенского комитета центральная газета СДПГ "Форвертс" подчеркивала, что единственные последовательные и истинные сторонники мира — социал- демократы, антивоенной борьбе которых противопоставлялся "шум вокруг мира, поднятый буржуазными классами» (*).

 

(* Цит. по: WAW. N 6 (17. 02. 1899). Р. 92.)

 

На деле реакция на Гаагскую инициативу и идеи пацифизма не была у социалистов столь однозначной. Однако даже донельзя благожелательное отношение к мюнхенской акции ревизионистского крыла партии в лице её баварского лидера Георга фон Фольмара не простиралось до прямого сотрудничества. Всё ограничивалось только словесной поддержкой (См. Приложение II).

Во время самой конференции пацифисты пытались лоббировать свои предложения: Берта фон Зуттнер от­крыла в Гааге нечто вроде салона, куда приглашались официальные представители держав и виднейшие пацифисты — У. Стид, Фрид, русские Иван Блиох и Яков Но­виков. Фрид организовал информационное обеспечение конференции, рассылая делегатам пацифистские мате­риалы и снабжая прессу выдержанными в пацифистском духе отчетами о заседаниях.

Однако, несмотря на все усилия, русское предложение о пятилетнем моратории на вооружения было отвергнуто. Конференция ограничилась принятием запрета на приме­нение некоторых боевых веществ и распространила дей­ствие Женевской конвенции Красного Креста 1864 г. на военно-морские конфликты — т. е. продолжила "институционализацию" войны. Хотя первоначальный план обя­зательного арбитражного регулирования конфликтов из-за активного противодействия Германии не прошел, в Гааге тем не менее была создана Международная арбит­ражная судебная палата, к услугам которой государствам рекомендовалось прибегать в кризисных случаях (*).

 

(* См. Конвенции и декларации, подписанные на конферен­ции мира в Гааге 17 (29) июля 1899 года. СПб., 1900.)

 

В общем, Гаагская конференция далеко не оправдала возложенных на неё пацифистами надежд, но и не похо­ронила их окончательно. 18 мая — дата открытия конфе­ренции в день рождения Николая II — стало с тех пор отмечаться пацифистами как Международный День мира. Требование "дальнейшего развития дела Гааги" было за­креплено и в принятой в 1899 г. Программе НОМ (*).

 

(* HStAS. Е 130а. Bu 457. Вl. 77 (Programm und Satzung der Deutschen Friedensgesellschaft e. V.).)

 

Однако мечтам пацифистов, увидевших на пороге 1900 г. в Гааге зарю "новой эпохи" — двадцатого века без войн — был нанесен жестокий удар вспыхнувшей, словно в насмешку над этими иллюзиями, сразу после заключе­ния Гаагских конвенций, англо-бурской войной. "Шанс проигран", — в очередной раз горько заключала фон Зуттнер. Ни один из вооруженных конфликтов конца ве­ка (японо-китайская, греко-турецкая, испано-американская войны) не вызывал такой обостренной реакции па­цифистов. Они были уязвлены цинизмом Англии, которая отказалась прибегнуть к услугам учрежденного только что при её же содействии Гаагского посредничества (*).

 

(* Suttner В. v. Der Kampf... Bd. I. S. 142, 169, 208, 414, 460-465, 575.)

 

На поднявшейся по всей Европе волне симпатии к бурам снова оживилась пропаганда противников войны, настаивавших теперь вместе с президентом буров Крюгером на арбитражном решении конфликта. В Германии пацифисты пытались перевести подогревавшуюся пан­германистами и Флотским союзом ненависть к Англии (Englandhass) в другую плоскость и призвать к борьбе с любой войной.

В этом же духе оценивал ситуацию в Германии и бу­дущий председатель Международного бюро мира Анри Лафонтен. Он писал М. Зеленка, что "в милитаристских странах, как Ваша, нужно использовать все подходящие возможности для того, чтобы поднять голос против войны и подготовки к ней", надеясь на миллионы немецких под­писей под резолюцией протеста, которую разослало МБМ (*). В этом же письме Лафонтен сетовал на пассивность "наших немецких друзей" из Немецкого общества мира. Его председателю А. Рихтеру удалось, правда, соз­дать комитет по организации акций протеста, включав­ший профессора Л. фон Бара, Т. Барта, гр. Ботмера и М. Гирша, но деятельность его не была заметна. Местные общества мира самостоятельно посылали петиции в раз­ные инстанции; усилия Б. фон Зуттнер ограничились на этот раз акциями Австрийского общества мира (**).

 

(* BA Р. 90 Se 1. Bl. 52 (А. Лафонтен — M. Э. Зеленка. Брюссель, 31. 01. 1900).)

(** Ibid. Bl. 47 (Б. ф. Зуттнер — M. Э. Зеленка. Вена, 03.12.1899); Вl. 56 (А. Рихтер — М. Э. Зеленка. Пфорцхайм, 06.02.1900); FB. 1900. N 2. S. 16-17.)

 

Львиная доля всех выступлений снова пришлась на Мюнхен. Квидде и Зеленка организовали здесь в январе 1900 г. "Центральный немецкий комитет за международ­ные усилия по окончанию бурской войны", получивший поддержку и в других городах. На выступлениях в Мюнхене и Штутгарте Квидде призывал к распространению резолюции протеста против войны, под которой поставили в конечном итоге свои подписи около 100 000 человек. После этого она была направлена рейхсканцлеру (*).

 

(* FB 1900. N 4. S. 53; N 7. S. 84.)

 

Однако в целом идея превратить общественный про­тест против английской агрессии в антивоенную борьбу в Германии провалилась. Реакцию в образованных слоях общества пацифисты описывали следующим образом: "Все ослеплены идеей нации и власти; страстно выступа­ют против Англии, но точно так же бескомпромиссны, как Чемберлен, когда речь идет о "Greater Germany" (*). Мюнхенские организаторы недооценили угрозу того, что их деятельность может быть даже использована для своих целей шовинистическими силами внутри страны. Лидер французских пацифистов Ф. Пасси обосновывал отказ на просьбу немцев присоединиться к воззванию за полити­ческое посредничество в англо-бурской войне, подписан­ному прусским военным министром, тем, что "Это поли­тика в чистом виде; соглашение между двумя правитель­ствами — Франции и Германии — против третьего — Великобритании... Результатом был бы оборонительный, а возможно, и агрессивный союз" (**).

 

(* Hamann В. Op. cit. S. 271.)

(** ВА Р. 90 Se 1. Bl. 57-58 (Ф. Пасси — М. Э. Зеленка. Париж, 1. 02₅И 9. 02. 1900).)

 

Раскол М. Э. Зеленка с Немецким обществом мира вызвал в конце концов её разногласия с Международным бюро мира (*). Мюнхенский комитет зимой 1901-02 гг. про­вел, правда, ещё несколько крупных акций, в т. ч. митинг протеста с участием Квидде и представителей женских организаций, но безрезультатность всех усилий пацифи­стов была очевидна. Кроме того, уже с 1900 г. берлинские власти через прусского посланника в Мюнхене настаива­ли на прекращении деятельности комитета, опасаясь ос­ложнения отношений с Англией (**). С окончательной побе­дой англичан над бурами в сентябре 1902 г. активность Мюнхенского центра замерла. Пути его организаторов разошлись: Зеленка отошла от пацифизма, снова посвятив себя женскому движению, а организаторский талант Квидде нашел себе применение на ведущих постах в НОМ.

 

(* Ibid. Bl. 59 (Э. Дюкоммен — М. Э. Зеленка. Берн, 1. 02. 1900).)

(** Wehberg H. (hg.). Ludwig Quidde. S. 75; Chickering R. Op. cit. P. 232 -233.)

 

 

После всех разочарований рубежа веков, на фоне на­раставшего шовинизма и национального отчуждения пацифистам стало ясно, что одновременная мобилизация всего миролюбивого международного общественного мнения — задача маловыполнимая. Логическим следстви­ем было обособление пацифистских организаций по "национальным квартирам" с укреплением местной орга­низационной базы и более взвешенным подходом к условиям каждой отдельной страны.

Неизбежный переходный кризис коснулся пацифист­ского движения многих стран, но в Германии он проходил особенно тяжело. Более мощная и агрессивная милитаристская среда противостояла сравнительно слабому в тео­ретическом и организационном отношении пацифизму. Всплески активности затухали так же быстро, как и воз­никали. Выход из этого тупика немецкий пацифизм искал одновременно в принятии на вооружение новых идей — "концепции "научного пацифизма" Фрида — и создании действительно эффективной организации с центром на юге Германии.

Обнаружившаяся в предшествующее десятилетие тщетность усилий наладить пацифистскую работу в Берлине уже давно наводила на мысль о переносе центра в другое место. Сначала наиболее подходящим для этого казался Франкфурт-на-Майне. Благодаря своей кипучей энергии председатель местных пацифистов Франц Вирт имеете с коллегами — аристократом и меценатом Эдуар­дом до Нефвиллем, промышленником Генрихом Ресслем, адвокатом Рихардом Рейтером — основали всего за пять лет на юге и западе Германии 33 местных общества мира. Уже в 1896 г. Вирт и Фрид настаивали на переносе центра НОМ во Франкфурт, но безуспешно. Смерть Вирта в следующем году означала тяжелую потерю для всего немецкого пацифизма, усугубив его кризис на рубеже веков (*).

 

(* Neufville Е. de. Franz With und die Friedensbewegung // FW. 1912. N 11. S. 421-422.)

 

Ведущая роль с этого времени перешла к Штутгарту. Дело в том, что не только здесь, в столице Вюртемберга, существовала крепкая антивоенная организация, но и все королевство охватывала сеть обществ мира (25 к 1898 г.), объединенных в "Земельный союз Вюртемберга" (Landesverein Wuerttemberg). После долгих колебаний общее собрание НОМ в декабре 1899 г. во Франкфурте решило вопрос о переносе центра общества. Участвовавший в собрании Р. Рейтер писал, выражая общее мнение: "Берлин показал себя — увы, увы, увы, — неспособным выполнить задачу, предназначенную ему природой вещей... В Штутгарте и во всем Вюртемберге веет свежий ветер... и я склонен видеть в переносе [сюда] центра (НОМ — Д. С.) начало новой эры немецкого движения за мир" (*).

 

(* ВА Р. 90 Se 1. В1. 45-46 ([Р. Рейтер] — М. Э. Зеленка. Наумбург, 5. 12. 1899).)

 

Тогда же было решено, наконец, придать большую стройность складывавшейся полустихийно организацион­ной структуре НОМ: местные общества мира официально подчинялись теперь Штутгарту и соблюдали определен­ную дисциплину: отчисляли в центр часть членских взно­сов, обменивались корреспонденцией и т. п. Во главе НОМ был поставлен президиум из 15-20 наиболее актив­ных пацифистов и исполнительное бюро, которое осуще­ствляло в Штутгарте непосредственное управление дела­ми. Президиум, впрочем, собирался редко, поэтому бюро в лице Отто Умфрида, служащего Вильгельма Хартманна и казначея Пауля Альбера фактически распоряжалось в обществе всем.

Основанный Умфридом журнал "Листок мира" ("Friedensblaetter"), который выходил в небольшом городке Эсслинген в издательстве друга Умфрида Вильгельма Ланггута под редакцией школьного учителя Мартина Ко­лера, получил статус центрального органа НОМ. Он рас­сылался местным обществам мира и заинтересованным лицам бесплатно. Наряду с ним начал издавать собствен­ный журнал и Фрид, сохранив тем самым позицию независимого наблюдателя. Вместо "Долой оружие!" с 1899 г. выходила "Вахта мира" ("Die Friedenswarte"), снискавшая популярность и ставшая образцом к подражанию для па­цифистов далеко за пределами Германии.

 

 

Существование двух органов антивоенного движения в Германии наглядно отражало разногласия в миротвор­ческой среде относительно дальнейшего развития паци­физма. Полюсами притяжения стали концепция движе­ния у штутгартцев, сформулированная Отто Умфридом, и теория "научного пацифизма" Фрида, становление кото­рой в основном приходится на начало нового века.

Источники силы и слабости идей Фрида, как и у Зуттнер, не в последнюю очередь проистекали из противоречивых черт его личности. Его страстной убежденности в своей правоте так же не хватало интеллектуального обоснования; желаемая роль реформатора движения так же не соответствовала возможностям Фрида.

Образование его, выходца из небогатой семьи венско­го торговца, ограничилось гимназией, после которой он занялся журналистско-издательской деятельностью. "Па­цифистом в глубине души" Фрид, по его словам, стал, посетив в 15 лет выставку картин В. В. Верещагина в Вене. Вступив вначале в Социал-демократическую партию Германии, Фрид в 1891 г. случайно узнал о международ­ном пацифистском конгрессе в Риме — и отныне его путь был определен.

Восприимчивость и эмоциональность, переходившая часто во вспыльчивость, и в дальнейшем отличали Фрида, став причиной частых недоразумений и конфликтов с другими пацифистами. Мешали постоянной коллективной работе и его личные амбиции: претензии на роль "пророка" у Фрида были ещё очевидней, чем у Зуттнер; он "предчувствует", "предсказывает" ход вещей (*).

 

(* Fried А. Н. Der Weg zum Weltfrieden im Jahre 1912. B. — Wien — Leipzig, 1912. S. 3.)

 

Не обладая харизматическим притяжением лидера, Фрид отказывался "выступить трибуном перед массами" и намеренно ограничивался всегда печатным словом. Хуже было, однако, то, что свои слабости он возводил в закон, игнорируя острую нужду в организационно-массовой работе: "Я чувствовал себя в обществах зажатым, хотел быть свободным и оставался одиночкой, — писал он, — ... Общества мира были полезны в свое время, но движение давно переросло их, и мне не казалось нужным всегда отождествлять великую задачу с работой в обществах" (*). На практике это выливалось, однако, в попытки Фрида под­чинить своему влиянию часть НОМ. Его претензии распространились и на все европейское движение: Фрид мечтал о руководстве "Панъевропейским бюро", координирующим усилия по международной организации Европы (**).

 

(* Friedrichs // A. H. Fried. S. 8-9.)

(** FW. 1909. N 10. S. 181-183; Chickering R. Op. cit. P. 81-82.)

 

Сказанное, возможно, поясняет, почему личность Фрида оказалась на долгие десятилетия после его смерти в полном забвении, но не отменяет исключительного влияния этой противоречивой фигуры на судьбы немец­кого пацифизма.

Идеи Фрида не порывали с предшествующей традици­ей рационализма и позитивизма. Речь шла скорее о мо­дернизации пацифистской теории сообразно накоплен­ному за десятилетие опыту и изменившимся условиям. Сразу после Гаагской конференции Фрид окончательно осознал необходимость вооружить антивоенное движение стройной теорией. Проштудировав предварительно рабо­ты немецких коллег — О. Шлифа, Л. Квидде, и русских теоретиков пацифизма — И. С. Блиоха и Я. Новикова — он изложил свои взгляды во "Фриденсварте", завершив труд изданием "Лексикона" идей в 1905 г. (*)

 

(* Fried A. H. Die Ausgestaltung der Friedensaktion in Deutschland // FW. 1902. N 10. S. 146-160; Derselbe. Handbuch der Friedensbewegung. 1-e Aufl. Wien-Leipzig, 1905; FW. 1925. N 2. S. 47.)

 

Теория Фрида характерна для исканий своей эпохи, пытавшейся найти глобальное, рассудочное объяснение миропорядка, свести мир в систему. В Германии этот со­блазн после Гегеля и Маркса был особенно велик, и Фрид отдал ему должное. И здесь есть претензия на абсолют­ную истинность, только роль гегелевского закона разви­тия Мирового духа или смены формаций Маркса играет у Фрида такой же универсальный и объективный закон "организации мира". Вместо Царства Мирового разума или социальной справедливости у предшественников Фрида этот закон служит для осуществления Вечного ми­ра, который объемлет собой всё.

Под мировой историей Фрид понимал "ничто иное, как непрерывный процесс организации", основное со­держание которого составляло "прогрессирующее преоб­разование силы в право" (*). Признавая вообще "борьбу" жизненной необходимостью, Фрид опирался на гумани­стическую критику социал-дарвинизма у русских Я. Но­викова и П. Кропоткина. Согласно их трудам, формы этой борьбы цивилизуются и упорядочиваются по мере эволю­ции человечества от первоначального состояния "войны всех против всех" ко все более высокой социальной организации, достигающей уровня современных националь­ных государств и стремящейся к наднациональному сообществу "цивилизованных" стран (**).

 

(* Fried A. H. Die Grundlagen des revolutionaeren Pazifismus. [1908]. 2^s Aufl. Zuerich, 1916. S. 36-37.)

(** Ср. Novicov J. La critique du darvinisme social. P., Alcan, 1900; Кропоткин П. А. Взаимная помощь среди животных и людей. СПб., 1907.)

 

На этом, современном ему историческом этапе глав­ным фактором организации мира становится, по Фриду, экономическая интернационализация в рамках либераль­ною капитализма. Рост хозяйственных связей, свободная торговля создают объективные предпосылки для оконча­тельной замены власти "силы" правом и "постепенно сре­ди межгосударственной анархии вырастает организация государств" (*), политико-правовая общность на основе экономической и гуманитарной.

 

(* Fried A. H. Die Grundlagen.... S. 31.)

 

Поскольку в глазах Фрида история "всегда была пло­дом усилий немногих, обладавших властью навязать свою волю большинству", то и он подобно Зуттнер рассматри­вает силы, от которых зависит предотвращение войны, как некий элитарный клуб. Кроме власть предержащих, в него входят пацифисты, "понявшие ранее остальной части человечества" действие закона организации мира. Их задача — донести до властных структур "истинное" положение вещей, которое якобы состоит в следующем: в результате прогрессирующей организации мира фатальная необходимость войн исчезла, и только неведение политиков заставляет их бояться новых войн и планировать привентивные нападения. При общей обстановке анархии и нервозности эта среда, управляющая настроениями массы, и ведет дело к войне (*).

 

(* Ibid. S. 11 — 12, 42, 50.)

 

Поэтому Фрид, как и остальные пацифисты, выступал за просвещение умов путём пропаганды пацифистских идей. Но представление об этой пропаганде у него отвечало скорее схеме "героев" и "толпы". Тогда как пацифистам Фрид мог присвоить эпитет "эзотерического круга", масса, по нему, не способна к познанию открытого им закона. Остается только нейтрализовать ("иммунизировать") вредные влияния — разрушая национальные предрассудки, создавая институты посредничества вроде Гаагских, ставя, наконец, внешнюю политику под контроль парламентов (*).

 

(* Ibid. S. 51 — 55.)

 

Однако убеждение в абсолютности "закона организа­ции мира" вело Фрида и дальше, заставляя считать, что пацифизм опирается и не на людей собственно, а на "естественный процесс эволюции социальной жизни". Пацифизм, по нему, "не нуждается в том, чтобы вербо­вать сторонников и ждать, пока убежденность в истинно­сти его целей завоюет широкие массы. До той поры он использует... бессознательно созданные этими массами силы, придавая им нужное направление". Поэтому при­верженцев своей теории Фрид именовал и "техниками мира" (Friedenstechniker) (*). Нетрудно понять, что эта ве­ра в непогрешимость давала "не только безграничный оптимизм, но и вела к определенной пассивности" в ря­дах пацифистов (**).

 

(* Ibid. S. 44.)

(** Chr. Lange // A. H. Fried. S. 49.)

 

Теория Фрида была призвана изменить представление общества о пацифизме как движении сентиментальных мечтателей. Однако в этом стремлении Фрид впадал в другую крайность — холодную утилитарность, рассудоч­ность, когда он утверждал: "Пацифизм совсем не пропо­ведует братство и царство любви. Он проповедует только разум" (*).

 

(* Fried A. H. Die Grundlagen.... S. 55.)

 

Получалось, что Фрид выплескивал вместе с водой и ребенка, вообще лишая миротворчество его традицион­ной этической основы. Понятия "мир" и "война" не несли у него нравственного содержания; нынешний мир имеет смысл сохранять потому только, считал Фрид, что он — "вспомогательное средство" для ускорения процесса ор­ганизации мира в отличие от тормозящей его войны. Хотя и война могла бы играть конструктивную роль — если это карательная экспедиция против нарушителя международ­ного права в будущем мировом сообществе.

В результате "положительное" содержание мира — глобальная организация — даже заслоняла иногда Фриду собственно пацифистский идеал. Можно "спокойно отка­заться от требования "вечного мира", — писал он, — так как даже применение насилия в условиях межгосударственной организации никогда не принесет те пагубные последствия, которые оно имеет при государственной анархии" (*).

 

(* Ibid. S. 17 — 19, 32; НВ FB I. S. 12.)

 

Стратегия и тактика пацифизма должны были быть перестроены на этих новых основах. На место "утопистов "вечного мира", "реформистского пацифизма", по терми­нологии Фрида, должен был прийти пацифизм "революционный", борющийся не со следствием (войнами), а с причиной, анархией межгосударственных отношений, "со всей системой, почти одинаково пагубной, будь то мир или война" (*). Не случайно здесь употреблена и социалистическая фразеология: после юношеского увлечения со­циализмом Фрид всегда имел перед глазами сравнение его с пацифизмом как двух родственных течений. Естественный финал "организации мира", уничтожающий любые конфликты, служил для Фрида альтернативой насильственному способу разрешения социальных кон­фликтов и социалистическому антимилитаризму.

 

(* Fried A. H. Die Grundlagen.... S. 35; FW. 1909. N 2. S. 25. )

 

Если оценивать теорию Фрида в целом, можно считать несомненным шаг вперед. Фрид чувствовал дух време­ни противный всякой сентиментальности и мечтательной филантропии, и критика его была во многом справедливой. Но крайности его теории вызвали у многих пацифистов справедливое отторжение. Даже тесно связанная с Фридом многолетними узами дружбы фон Зуттнер неоднозначно относилась к "революционному пацифизму" из-за "недостатка в нём этики" (*). В ещё большей мере это было характерно для южнонемецкой части движения с Умфридом во главе.

 

(* Hammann B. Op. cit. S. 338.)

 

 

 

Отто Умфрид вырос в семье либерального адвоката в швабском городке Нюртинген. Отец его одним из немногих выступил против патриотической истерии вокруг объ­единения страны и даже приютил у себя во время франко-прусской войны пленных французов. Благодаря отцу, Фрид близко познакомился с идеями местного швабского философа Карла X. Планка, которые легли в основу мировоззрения будущего пацифистского лидера. Основ­ным в пантеистической философии Планка стало для Умфрида утверждение единства всего сущего, из которо­го вытекало требование гармонии во внутри- и межгосу­дарственной жизни. Планк выступал за создание в Гер­мании правового государства и осудил в своем "За­вещании немца" (1881) насильственное объединение Гер­мании, предрекая ей в будущем великие потрясения (*).

 

(* Zum 60. Jahrestag О. Umfrids // FW. 1917. N 4. S. 109; 1930. N 6. S. 173-175.)

 

Став протестантским священником, Умфрид активно включился в Евангелически-социальное движение, наде­ясь на одновременное разрешение вопросов предотвра­щения войн и социального (*). Будучи до переезда в Штут­гарт пастором в нескольких Богом забытых городках Шварцвальда и Вюртемберга, Умфрид досконально изучил быт и нравы "глубинки", особенности психологии своих прихожан; умел с ними говорить и убеждать, что оказало ему позднее неоценимую услугу на посту председателя Немецкого общества мира.

 

(* Karl Gris [O. Umfrid]. Arbeiter-Evangelium. Stuttgart, 1893; Umfrid O. Friede auf Erden! Esslingen, 1898. S. VII-VIII.)

 

Подобно Фриду, Умфрид постепенно пришел к выво­ду, что корень всех проблем — в преобладании политики силы над правом. Церковь, по его убеждению, была при­звана активно содействовать разрешению этого вопроса. Это и привело Умфрида в конечном итоге к участию в пацифистском движении.

Дух служения и дар проповеди, которые привнес в среду миротворцев Умфрид, позволили добиться большей активности. "Восемь мужчин и две женщины сидели в клубной пивной и рассуждали о мире на Земле, — вспоминал Умфрид о своем первом визите в Штутгартское общество мира, — Если мы хотим чего-нибудь добиться, сказал я присутствующим, мы должны идти к обществен­ности и устраивать массовые собрания" (*). И действи­тельно, наряду с редактируемым им "Фриденсблеттер" Умфрид смог наладить издание пацифистских народных календарей и газеты для своих прихожан. Он был авто­ром статей в более чем 50-ти периодических изданиях (в основном в журнале вюртембергских демократов "Der Beobachter" ("Наблюдатель"); больше половины местных обществ мира в Вюртемберге возникли после пропаган­дистских выступлений Умфрида (**).

 

(* Umfrid G. (Hg.). Zum Gedaechtnis von Otto Umfrid. Stut­tgart, o. J. [1921]. S. 10.)

(** Der Friedensbote (Stuttgart). 1899 — 1908; FW. 1920. N 7. S.)

 

Невероятное напряжение сил и постоянные конфлик­ты с церковными властями дали о себе знать: с 1910 г. из-за болезни глаз Умфрид постепенно отошел от роли лиде­ра пацифистов. После известия о ранении сына в 1916 г. он окончательно ослеп и умер в 1920 г., так же, как и го­дом позже Фрид, в безвестности и полунищете (*).

 

(* FW. 1917. N 4. S. 108; 1920. N 2. S. 89.)

 

 

Умфрид представлял ту часть пацифистского движе­ния, которая осталась верна христианской традиции. Он подчёркивал, что борьба против войны ведётся "во имя справедливости, гуманизма и христианства" (*). Умфрид не отказывал в праве на существование и секулярной идее самосовершенствования человечества (т. н. "Kulturarbeit"), сторонниками которой были Фрид, Зуттнер, Квидде и др., так как она ставит единую (по его мнению) с христиан­ской цель — "установление порядка в мире". Но "Цар­ство Божие на Земле", к которому, как считал Умфрид, должно было стремиться христианство, и будет "царством мира, добра, справедливости" (**). Противников идеи мира Умфрид считал антихристианами, а своего злейшего вра­га — Бисмарка — дьявольской фигурой, германским идо­лом.

 

(* FB. 1900. N 5. S. 56.)

(** Umfrid O. Kirche und Friedensbewegung // Kirchlicher Anzeiger fuer Wuerttemberg. N 52 (26.12.1907). Цит. по: FB. 1908. N 1. S. 7.)

 

Антипруссачество и антибисмаркианство пацифистов находит у Умфрида ярчайшее выражение (См. Приложе­ние III) (*). Это важнейшая сторона его размышлений над проблемой этической политики, которые носили конкретно-исторический характер. Умфрид полагал, что государ­ственная философия Бисмарка и была решающей причи­ной господства "маккиавеллизма", отказа от морали в по­литике современной Европы. "Голый принцип необходи­мости, жестокий эгоизм, циничное обожествление успеха, — таково наследие "славного прошлого", — писал он по случаю очередного "Дня Седана" (**).

 

(* См. также: Umfrid O. Bismarcks Gedanken und Erinnerungen im Lichte der Friedensidee und Anderes. Zur Kritik national-sozialer Afterpolitik. Esslingen, 1905.

(** Die Waffen nieder! 1897. Hft. 9. S. 434-446. Фрид также считал современный ему экспансионизм цепной реакцией на "бисмарковские максимы в немецкой политике" (FW. 1910. N 10. S. 189-190).)

 

Близко к вопросу об этике в политике стояла пробле­ма нации и государства. В целом пацифистов отличало здесь единодушие, хотя имелись свои нюансы в трактовке патриотизма. Штутгартцы во главе с Умфридом чаще под­черкивали правомерность существующего пока национального разделения и выступали против "нивелирую­щего различия космополитизма" (*).

 

(* Der Beobachter. (N 196). 24. 08. 1909; Umlrid O. Friede auf Erden! S. 53-54.)

 

Даже в "народных пацифистских календарях" Умфрида его проповеди о вечном мире спокойно соседствовали с популярными картинками типа "Вести из колоний" или "Кайзер Вильгельм скачет на Валгаллу". Показательны жесткая пронемецкая позиция штутгартцев в вопросе об Эльзас-Лотарингии и постоянные стычки на этой почве с французскими пацифистами. Оправдание Умфридом ан­нексии двух провинций тем, что Германия как "страна с избыточным населением имеет природное право на рас­ширение жизненного пространства" вообще выглядело бы естественнее в устах какого-нибудь пангерманиста. Несмотря на все свои антибисмарковские филиппики, Умфрид все-таки требовал признать итоги Франкфуртско­го мира "исторической данностью", воплощением "ис­тинной справедливости" (*).

 

(* Umfrid O. Die Aussoehnung zwischen Deutschland und Frankreich // FW. 1911. N 4. S. 103-104.)

 

Впрочем, вопрос Эльзас-Лотарингии всегда оставался больным местом немецких пацифистов, составляя проти­воречие между их патриотизмом и интернационализмом. "Все южные немцы и прусские либералы полагают, что старому принципу насилия необходимо противопоставить принцип свободы, — писала одна из французских га­зет, — Но в то же время все как один... подчеркнут, ино­гда даже с резкостью, что "никакого вопроса Эльзас-Лотарингии не существует" (*).

 

(* L’Aurore (Paris). N 5 (653). 20. 05. 1913.)

 

Умфрид оценивал положительно даже расистские идеи X. С. Чемберлена, утверждая, что "чем более выра­жен характер народа, тем более имеет он прав на симпа­тии к нему и сохранение своей самостоятельности". Он был сторонником идеи германской общности, открытой, правда, и для романских и славянских народов — т. е., по сути, союза белой расы. Однако здесь же Умфрид огова­ривался, что поддерживает национальную идею лишь постольку, поскольку она не противоречит пацифистскому пониманию нации (*).

 

(* FB. 1904. N 3. S. 17-21; 1910. N 7. S. 62-63.)

 

Вообще у всех немецких пацифистов понятие нации было проникнуто универсализмом, унаследованным от христианства и Просвещения. Раз нация — сообщество историческое и духовно-правовое, а не биологическое и вечное, то соответственно оценивалось и национальное государство.

В 1908 г., в самый разгар дебатов о политике по отно­шению к польскому меньшинству, теолог и публицист Мартин Раде выступил на Немецком конгрессе мира с докладом, который развенчивал миф о национальном государстве. Вопреки распространённому в Германии со времен Л. фон Ранке убеждению, что развитие государ­ственности, рост национально-государственной мощи — основное содержание исторического процесса, пацифи­сты считали таковым эволюцию не имеющей границ пра­вовой идеи. Национальное государство на этом пути — случайный попутчик, частная форма, благоприятная для развития правовых, властных и гуманитарно-культурных институтов, но не подменяющая их (*).

 

(* Rade M. Machtstaat, Rechtstaat, Kulturstaat // Der deutsche Friedenskongress in Jena 1908. Esslingen, o. J. S. 17-29.)

 

"Как ни правомерна сама по себе национальная идея, — подчеркивал Квидде, — ставить её во главу угла было бы узколобо и преступно. Культурное развитие народов — продукт не национального, а межнационального разви­тия". Фрид полагал, что "все великие вопросы времени переросли рамки отдельных государств", "фикция суве­ренитета рушится, ... всякий прогресс возможен лишь после отказа от него" (*).

 

(* Schwaebische Merkur (Stuttgart). (N 222). 15. 05. 1909 (Mittagsblatt); FW. 1909. N 2. S. 35; N 8-9. S. 143.)

 

Пацифисты не разделяли радикальных взглядов анар­хистов или толстовцев, но подчеркивали, что государст­во — не самоцель, как не может быть самоцелью индиви­дуум: общие нравственные законы требуют в обоих слу­чаях подчинения более высокой организации (*).

 

(* См. Umfrid О. Anti-Treitschke. Esslingen, о. J.; FW. 1912. N 8. S. 285.)

 

Исходя из этого, немецкие пацифисты искренне счи­тали свою деятельность патриотичной, учитывающей на­циональные и государственные интересы. По их мнению, Германия для Европы должна быть не неприступной кре­постью, а лидером международной политики заключения договоров об арбитраже. Альтернативой целям сущест­вующей политики должна была стать "мирная гегемония", победа немецкого духа вместо немецкой мощи, страна, связанная договорными отношениями с соседями, а не провоцирующая свою изоляцию бряцанием оружия (*).

 

(* FB. 1904. N 10. S. 78-79; N 11/12. S. 88-89.)

 

Приводя слова официального представителя Германии на I Гаагской конференции мира, профессора Ф. Цорна — "Мы должны быть сильны настолько, чтобы не ну­ждаться ни в ком в мире, кроме нас самих" — Фрид от­вечал ему: "Мы согласились бы, если бы это было осуще­ствимо. Но поскольку это невозможно, ... пацифистское мировоззрение патриотичнее позиции фанатиков воору­жений" (*).

 

(* FW. 1909. N 7. S. 129.)

 

Штутгартский период (1900 — 1914)

 

Штутгартский период истории Немецкого общества мира окончательно определил специфику пацифизма в Германии до 1914 г. Характерной чертой было резкое от­личие Юга от прусского Севера. Так, если в 1913 г. на Пруссию восточнее Эльбы приходилось из 100 местных обществ мира только 9, а на всю Пруссию за счет рейн­ских провинций — 18. то в одном маленьком Вюртемберге их было около 40 (*). Эта неравномерность была оче­видным следствием не затухавшего и в едином государст­ве антагонизма между "пруссачеством" (Preussentum) и вольнолюбивой Южной Германией. Пацифистское движения оказалось вольно или невольно во многих отношениях в него втянуто.

 

(* VF. 1913. N 1. S. 7; HB FB II. S. 288 — 289.)

 

После постоянных разочарований в прусских леволибералах политической опорой НОМ стала (Южно)Немецкая демократическая народная партия — ЮНДП (Sued)Deutsche demokratische Volkspartei). Демократиче­ский электорат в Южной Германии, сохранивший преем­ственность с давними традициями общинного самоуправ­ления, либерализма и республиканства, составил основ­ную массу членов обществ мира на местах (*).

 

(* См.: Schmid M. Op. cit. S. 324. То, что антипруссачество в Южной Германии было союзником антивоенной идеи, дока­зывает и пример сына рейхсканцлера X. Гогенлоэ-Шиллингсфюрста Александра, потомка старинного вюртембергского ро­да. Пацифизм он оценивал как "историческую альтернативу прусско-германскому милитаризму" (См. BDMPL. Р. 418-421).)

 

Даже внутри самого Немецкого общества мира явно или скрыто присутствовал антагонизм Севера и Юга. Так, в резолюции Общего собрания в Штутгарте в 1901 г. вы­ражалось возмущение бездействием пацифистов Север­ной Германии. В 1913 г. президиум НОМ в связи с инцидентом в эльзасском городке Цаберн осудил действия военных, "вдвойне неприемлемых ввиду южнонемецкого характера Эльзас-Лотарингии", а опубликованное тогда же письмо французского пацифиста Альбера Гоба ещё сильнее выразило эту мысль: "Если во Франции и есть озлобление против немцев, то оно... относится к Прус­сии; нельзя отрицать, что против северных немцев фран­цузы настроены очень резко" (*).

 

(* FB. 1901. N 4. S. 47 — 48; VF. 1914. N 1. S. 5-6.)

 

Непосредственным образом сказалось на пацифизме изменение общественно-политической атмосферы в Юж­ной Германии под натиском "пруссачества". До 1871 г. в массовом сознании здесь не было буквального преклоне­ния перед армией и милитаристскими ценностями (*). Ме­стная оппозиция прусскому духу солдатчины играла на руку пацифистской пропаганде. Однако новая политиче­ская культура, утверждавшая единую национальную общность, восприняла вместе с этим, несомненно прогрессивным духом, и те известные черты, которые появились в результате объединения страны силой прусского ору­жия.

 

(* Sauer P. Op. cit. S. 109.)

 

Поле для маневра у пацифистов Юга в их взаимоот­ношениях с политической системой и культурой всё рав­но осталось значительно шире, чем в Пруссии, — если и в 1912 г. один из публицистов-"ястребов" ещё с негодова­нием писал о влиянии "Юга с его мирными традициями и жизненным укладом" на немецкую нацию, погрязшую, по его мнению, в "обывательстве, накопительстве и жире" (*). Но не менее обоснованным был и красноречивый ком­ментарий "Фриденсблеттер" по поводу отказа верхней палаты вюргембергского ландтага в субвенции НОМ. От­каз последовал после высказывания одного из ораторов Общества о 1871 г. как "национальном ошельмовании". "Такое выражение, — писал журнал, — лет 30 назад на­шло бы полную поддержку у прямодушного вюртемберг­ского народа... Но времена изменились. И в этой стране есть националисты, стремящиеся не допустить, чтобы кто-то прикоснулся к их идолам — сабле и эполетам... Кто сможет отрицать, что в Германии, где мальчики появля­ются на свет с прусским шишаком на голове и криком "Ура!", [всё]... марширует под палку прусского капрала; что в Вюртемберге добрые народные швабские нравы испорчены внедрившимся с 1870 г. ура-патриотизмом, не имеющим ничего общего с любовью к Отечеству ?" (**)

 

(* Fuchs W. Psychiatrie und Politik // Die Post. 28. 01. 1912.)

(** VF. 1909. N 8. S. 88-90; N 10. S. 110.)

 

Эти изменения политической культуры южной Герма­нии отражались как в капле воды на местном уровне, в деятельности региональных отделений НОМ. Так, к при­меру, в вюртембергском городке Мюнзиген в 1897 г. состоялось организационное собрание пацифистского об­щества по инициативе местного Союза ремесленников и активиста Южнонемецкой Народной партии, который призвал "дать по пальцам, господину Милитаризму". Вы­ступили и лидеры НОМ, в том числе О. Умфрид с крити­кой в адрес Вильгельма I, Мольтке и Бисмарка. После со­брания в общество мира записалось сразу более 80 чело­век. Тут же, однако, последовала негативная реакция го­родской газеты на эти "злобные высказывания", а мест­ный священник даже написал донос в консисторию о "сомнительном влиянии пацифизма на церковную жизнь" (*). Можно ли, учитывая исключительное влияние на умы обывателей в таких вот городках прессы и церк­ви, удивляться тому, что нередко после своего образова­ния пацифистские группы не росли, а иногда и распада­лись?

 

(* Archiv der Evangelischen Landeskirche, Stuttgart (AELK). Personalakten Otto Umfrid. N 3347. Bl. 47-51; Albbote (Muensingen). (N 19). 16. 02. 1897; Kirchlicher Anzeiger fuer Wuerttemberq. (N 8). 25. 02. 1897. S. 66.)

 

Кроме Вюртемберга и соседнего Бадена более благо­приятным для пацифизма оказался общественно-поли­тический климат в Баварии — не только из-за организа­торских способностей Зеленка и Квидде, но и благодаря хорошим контактам с пацифистами местных политиче­ских кругов. Помимо Южнонемецкой Народной партии такие контакты существовали с некоторыми социал-демократами и представителями партии Центра.

Наконец, неплохие позиции пацифизм занимал в Эль­засе, где были с энтузиазмом встречены усилия миро­творцев по сближению с Францией. Вокруг председателя эльзасской евангелической консистории Фридриха Курциуса и газеты "Страсбургер Нойе Цайтунг" сложилось сильное пацифистское общество в Страсбурге. В канун I мировой войны, в связи с ростом франко-немецкой на­пряженности, сопровождавшимся рядом пограничных ин­цидентов, пацифистское движение в Эльзас-Лотарингии превратилось в наиболее динамичное в Германии. В отли­чие от остальной страны, местная протестантская церковь также выступила против милитаризма, "оскорбляющего христианские чувства". Часть депутатов ландтага, разде­лявшая пацифистские симпатии, активно участвовала в деятельности Межпарламентского союза и протестовала против принятия в 1913 г. нового проекта усиления ар­мии. И у здешнего движения был антипрусский подтекст благодаря участию большинства его лидеров в "Лиге за­щиты Эльзас — Лотарингии". Она была создана после т. н. Цабернского инцидента, когда поведение прусских воен­ных оскорбило достоинство эльзасцев (*).

 

(* Strassburger Neue Zeitung. 11. 04. 1913; Fried A. H. Der Weg zum Weltfrieden im Jahre 1913. В., 1913. S. 12; FW. 1914. N 6. S. 208; VF. 1914. N 4. S. 171.)

 

В некоторых других крупных пацифистских центрах — Франкфурте-на-Майне, Гамбурге — притягательность своих идей объяснялась местными пацифистами "духом торговли, международной культурной общности,... само­сознанием вольного города" (*).

 

(* FW. 1923. N 11-12. S. 395.)

 

Активность большинства пацифистских групп в Се­верной Германии ограничивалась в основном энтузиаз­мом нескольких энергичных лидеров — вроде Адольфа Хайльберга в Бреслау или продолжившего традиции Ю. Руппа настоятеля "Свободной евангелической общины" в Кенигсберге Фридриха Фридрихса. В Кенигсберге, как и в Эльзасе, сказалось, впрочем, пограничное положение. Оно обрекало Восточную Пруссию на то, чтобы стать ареной боевых действий с Россией. Неслучайно на фоне часто панических настроений в Кенигсберге накануне 1914 г. расширилось влияние местного общества мира: заметно выросло количество его членов, появились свои отделения (*).

 

(* Deutsche Friedensgesellschaft. Ortsgruppe Koenigsberg. Jahresbericht 1912/13. Koenigsberg, 1913. S. 4f, 13.)

 

Численность местных обществ мира в маленьких го­родках не превышала обычно сотни человек, тогда как в крупных пацифистских центрах она составляла несколько сотен. Крупнейшим оставалось Гамбургское общество мира (1000 членов уже в 1897 г.), за ним шел Франкфурт-на-Майне (830 в 1908) и Штутгарт (700 в 1898) (*).

 

(* FB. 1905. N 4. S. 47; 1909. N 5. S. 57; Stiewe D. Op. cit. S. 95.)

 

Данные об общей численности НОМ разноречивы, т. к. они зачастую намеренно преувеличивались. Это де­лалось для большего пропагандистского эффекта внутри страны и с целью не ударить в грязь лицом перед между­народной пацифистской общественностью (*). Тем не менее нельзя не согласиться с утверждениями исследовате­лей о стагнации роста НОМ с началом нового века: тогда как к рубежу веков численность НОМ составляла около 6000 человек, за десятилетие до 1913 г. она возросла всего на 2500 новых членов (**).

 

(* Так, явно завышенные данные содержит "Народный па­цифистский календарь" Умфрида, изданный для массового распространения (Friedensbote. 1900. Esslingen, S. 40-41).)

(** FW. 1912. N 11. S. 409; 1926. N 8. S. 257; Stiewe D. Op. cit. S. 95f.)

 

С одной стороны, этот факт свидетельствует о небла­гоприятном для пацифистской пропаганды политическом климате вильгельмианской Германии, с другой — наводит на мысль об изначально ограниченном резерве поддерж­ки пацифизма во Второй империи. Существовавшая политическая культура, очевидно, не создавала условий для воспроизводства пацифистского мировоззрения, которое осталось уделом одиночек, в большинстве своем примк­нувших к пацифистскому движению за первое десятиле­тие его существования. Пессимистический итог подводил в 1913 г. Умфрид: "Численность Общества мира не рас­тет. Прирост за счет основания нескольких новых мест­ных групп сводится на нет выходом из общества не до конца убежденных членов" (*).

 

(* VF. 1913. N 12. S. 500.)

 

Лишь накануне войны картина несколько изменилась к лучшему. Донельзя обострившаяся после Балканских войн угроза нового европейского конфликта способство­вала оживлению притока членов в местные организации (во Франкфурте за 1913 г. рост на 400 человек) и в целом в НОМ. Его численность за последний предвоенный год с 8500 достигает 10000 членов (*).

 

(* FW. 1913. N 6. S. 215; 1926. N 8. S. 257.)

 

Другое дело, что по некоторым выкладкам, из этих де­сяти тысяч "мертвых душ" активных пацифистов было не более 2000-3000. Лидеры НОМ и сторонние наблюдатели единодушно отмечали бездействие большинства рядовых обществ. Умфрид сравнил их с "приходами, которые вне­млют проповеди их пастора, но остаются и после этого пассивными" (*). На общих собраниях НОМ зачастую не была представлена и половина местных групп; иногда ор­ганизации распадались потому, что некому было даже распределять бесплатные номера "Фриденсблеттер", — а уж об инициативах и говорить не приходилось.

 

(* Chickering R. Op. cit. P. 66-67. Справедливости ради надо сказать, что фиктивное членство было распространено отнюдь не только в пацифистском движении Германии — См. Die Technik der Friedenspropaganda // Die Friedensbewegung. 1914. N 2. S. 48-49.)

 

Несколько лидеров и энтузиастов не могли восполнить структурную слабость организации. Как тип отсутствова­ли пацифистские лидеры на местах, среднее звено между верхушкой движения и рядовыми сторонниками. "У нас есть прекрасные офицеры... и солдаты, — замечал Умфрид, — но нет унтер-офицеров" (*). Отмеченный в лите­ратуре характер пацифизма как "движения одиночек" (Ein-Mann-Bewegung) (**) нашел отражение и в социальном составе его участников.

 

(* FB. 1905. N 3. S. 35; N 11. S. 129.)

(** Schmid M. Op. cit. S. 332.)

 

О массовой базе немецкого пацифизма до 1914 г. из-за его малочисленности можно говорить лишь весьма ус­ловно. Поскольку в Немецком обществе мира пацифизм намеренно отделялся от интересов каких-то определен­ных слоев общества, поддержка его идей не была социально обусловлена, это оставалось актом личного выбора. Преобладание же определенных групп среди его привер­женцев правильней будет отнести за счет тех, "кто в наименьшей степени мог что-то иметь против вступления в общество мира" (*).

 

(* Chickering R. Op. cit. P. 75.)

 

Социальные категории, наиболее тесно связанные с господствующей политической культурой — "дворянская олигархия", лица с академическим образованием, чинов­ничество, офицеры резерва, как и крупная промышленная и торговая буржуазия — были, по опыту пацифистов, практически недоступны для их пропаганды (*).

 

(* Die Friedensbewegung. 1912. N 2. S. 44; FW. 1912. N 4. S. 126: N 8. S. 284-285.)

 

В основном пацифизм — движение городской (в крупных и средних, а в Вюртемберге и в мелких городах) буржуазии: вне его остались сельское население и проле­тариат. По социальному статусу большинство рядовых пацифистов относилось к средним слоям общества. Так, среди председателей местных обществ большинство со­ставляли учителя начальных и средних школ, мелкие соб­ственники вроде аптекарей, часовщиков и т. п., и торгов­цы. За ними следовали юристы (адвокаты, судьи), духо­венство и лица "свободных профессий" (врачи, писатели, инженеры и т. п.). Из чиновников были представлены только нижние уровни городской администрации (*).

 

(* HB FB II. S. 288-289.)

 

Не очень высокий социальный статус отдалял этих людей в большинстве своем не только от профессиональ­ной военной, но и от государственной службы. Не рассчитывая и в будущем попасть в элитарные круги, они не опасались скомпрометировать себя участием в пацифист­ской организации. К тому же пацифизм создавал свой ореол избранничества и иные критерии для определения элиты общества. Одновременно более или менее устойчивое финансовое положение позволяло заняться обще­ственной деятельностью, что для низших слоев было бы непозволительной роскошью, и препятствовало поддерж­ке радикального социал-демократического антимилита­ризма.

Высокой была доля каким-либо образом дискримини­руемых слоев, в том числе ущемленных в политических правах женщин. Хотя, в отличие от многих европейских стран, женщины и не составляли в Германии основную массу участников миротворческого движения, но и здесь их участие давало от 1/4 до 1/3 всех пацифистов, вклю­чая таких крупных лидеров, как фон Зуттнер, Зеленка, жена председателя кенигсбергского общества мира Эльзбет Фридрихс и др.

Другой активный слой в немецком пацифизме состав­ляли представители национальных меньшинств. Правда, несмотря на то, что НОМ открыто критиковало прави­тельство за дискриминацию польского населения, данные об участии в нем поляков отсутствуют. Зато пацифизм нашел поддержку у эльзасцев и среди немецких евреев. По словам Р. Н. Куденхове-Калерги, "традиция, цивили­зация, этика" еврейского населения были близки идее пацифизма и интернационализма (*). Помимо пацифист­ских лидеров — Фрида, Адольфа Хайльберга и др. — движению помогали отдельные представители финансово-промышленных кругов еврейского происхождения. Совладелец дрезденского банка братьев Арнхольд Георг Арнхольд с момента создания НОМ принимал активное уча­стие в его деятельности. Он основал общество мира в Дрездене и был в числе представителей Германии на ме­ждународных конгрессах мира — что, правда, не помеша­ло ему работать и в правлении "Немецкого колониального общества". Основным вкладом Арнхольда были финансо­вые пожертвования. На его деньги и вклады еврейского табачного фабриканта из Гамбурга Якоба Вольфа в пер­вое десятилетие своего существования издавалась и рас­пространялась "Фриденсварте" и книги Фрида; Я. Вольф участвовал также в финансировании Международного конгресса мира в Гамбурге (**).

 

 (* Coudenhove-Kalergi R. N. Wege zum Pazifismus: Judentum // Die Friedensbewegung. Hg. v. W. Fabian, K. Lenz. Koeln, 1985. S. 73.)

(** FW. 1911. N 1. S. 1-3; 1927. N 1. S. 15; N 3. S. 83.)

 

Однако в целом и среди евреев особого энтузиазма в отношении к пацифизму заметно не было. Некоторые из них встретили пацифизм прямо враждебно, как знамени­тый публицист Максимилиан Гарден. Другая часть была настроена безразлично. Кроме того, сами пацифисты опасались постоянных антисемитских выпадов. По поводу организации Немецкого общества мира фон Зуттнер пи­сала Фриду, что "инициатива не должна исходить от слишком большого числа евреев, — иначе она тут же бу­дет причислена к определенному разряду" (*).

 

(* FB. 1906. N 2. S. 22; FW. 1927. N 10. S. 364; Hamann В. Ор. cit. S. 229.)

 

Верхушка пацифистского движения отличалась слу­чайным характером и пестротой происхождения. Наряду с мелкими служащими и учителями, из которых состояло правление в Штутгарте, здесь были профессор истории Квидде, пастор Умфрид, банкиры Г. Арнхольд и Г. Майер, аристократы А. фон Ботмер и К. фон Путткаммер, филан­тропы и меценаты вроде А. Рихтера или Э. де Нефвилля. Они представляли собой тип "профессиональных" паци­фистов, которые избрали служение делу мира целью жизни и были готовы ради него на возможный конфликт с обществом.

По представлению пацифистов, промышленная и осо­бенно торговая буржуазия природой вещей должна была быть заинтересована в поддержке интернационализма. Однако близкие по своей природе антивоенным идеи экономического либерализма в значительной степени по­теряли к концу XIX в. былую популярность у немецких буржуа, а на уровне экономической мысли они были вы­теснены агрессивной школой "национал-экономии". Среди организаций торговой буржуазии лишь немногие при­знавали родство фритредерских и пацифистских идей: в их числе возглавлявшийся Людвигом Ульманом "Союз коммивояжеров" (Verband reisender Kaufleute) — немец­кое отделение лондонского "Commercial Travellers Association" под почетным председательством Ллойд Джорджа; "Международный торговый союз" (Internationale Handels-union), "Немецко-французский экономический союз" (Deutsch-franzoesischer Wirtschaftsverein) (*).

 

(* Suttner В. v. Der Kampf... Bd. I. S. 97. 136; FW. 1908. N 5. S. 72-73: HB FB II. S. 290-294.)

 

Однако чаще даже те организации, которые были за­интересованы в отмене протекционистских барьеров, отвергали сотрудничество с пацифистами. Разосланные в 1912 г. под впечатлением успехов своих английских кол­лег обращения НОМ к торговым палатам Германии с призывом поддержать усилия по достижению англо­германского взаимопонимания остались без ответа либо были отвергнуты. Адресаты не видели "шансов на успех у акций, которым слишком часто недостает необходимого достоинства и сдержанности" (*).

 

(* FW. 1912. N 3. S. ПО. Такой же прием пацифисты встретили в "Союзе торговцев и промышленников" (См. FW. 1910. N6. S. 114).)

 

В условиях, когда на государственные субсидии рас­считывать не приходилось, поддержка крупной буржуа­зии была жизненно необходима для финансирования па­цифистской пропаганды. Однако, если в 1912 г. обществу мира в Маннгейме удалось собрать по подписному листу у местных торговых тузов тысячу марок, то попытки повто­рить эту акцию в Гамбурге и Кенигсберге закончились неудачей (*).

 

(* V. Deutscher Friedenskongress am 26.-27. Oktober in Berlin. Osslingen, o. J. S. 7-8; Ortsgruppe Koenigsberg. Jahresbericht 1912/13. S. 12.)

 

Намеренно низкий членский взнос составлял одну, позднее полторы марки, да и с их сбором возникали по­стоянные проблемы. Местные общества мира зачастую отказывались направлять условленную 1/4 собранных взносов в Штутгарт. К тому же часть этих денег Немец­кое общество мира еще и обязано было отсылать в Меж­дународное бюро мира. В результате бюджет НОМ не поднялся выше 12600 марок накануне войны, которых не хватало даже на оплату секретаря (*). До того, как в 1905 г. Берта фон Зуттнер получила Нобелевскую премию мира, даже она постоянно была вынуждена просить средств на свою пропагандистскую деятельность у обес­печенных лиц.

 

(* FW. 1914. N 6. S. 209; Riesenberger D. Op. cit. S. 71.)

 

К числу таких меценатов принадлежали в Германии, кроме Арнхольда, ювелирный промышленник Генрих Ресслер, Эдуард де Нефвилль и Франц Вирт. После смерти Вирт завещал свое состояние Франкфуртскому обществу мира, что позволило франкфуртцам некоторое время вести дела на широкую ногу. Де Нефвилль финансировал пребывание фон Зуттнер на II Гаагской конференции мира и агитационные поездки пацифистского лектора Ри­харда Фельдхауза по Германии, а в 1905 г. основал фонд пропаганды при Международном бюро мира. В 1901 г. мюн­хенский пацифист Карл Кольб создал фонд в сумме 100 000 марок, разделив его между МБМ и НОМ (*).

 

(* FB. 1901. N 3. S. 36; 1905. N 4. S. 47; FW. 1927. N 1. S. 15; Holl К. Е. de Neufville // BDMPL. P. 688-689.)

 

Определенную помощь Немецкое общество мира по­лучало и от международных благотворительных фондов, основанных одновременно в 1902 г. французским худож­ником Нарсиссом Тибо и И. Блиохом. Фонд Блиоха фи­нансировал, кроме учреждения музея войны и мира в Люцерне, также пропаганду трудов своего основателя. На средства этого фонда немецкие пацифисты вели пропа­гандистскую кампанию в 1903-1904 гг. Субвенции из фонда Тибо составляли некоторое время весомую шестую часть общего бюджета НОМ (*).

 

(* FB. 1905. N 3. S. 35; VF. 1911. N 6. S. 48; HB FB II. S. 277.)

 

Однако регулярные субсидии немецким пацифистам впервые предоставил фонд, учрежденный американским миллионером-филантропом Эндрю Карнеги. Кроме лич­ной ренты для Фрида и Зуттнер фонд выделял с 1911 г. щедрые 6000 долларов (т. е. вдвое больше бюджета НОМ) в год на издание и распространение "Фриденсварте". Её тираж поднялся в результате с двух до шести тысяч, че­тыре из которых распространялись бесплатно. Однако от этого денежного ливня НОМ перепали только крохи, по­скольку заложенная в программу Фонда Карнеги концеп­ция пацифизма отличалась от представлений НОМ, — и тому оставалось лишь жаловаться на недостаток внимания и скудость направленных средств (*).

 

(* FW. 1912. NILS. 409; 1927. N 1. S. 15; VF. N 8/9. S. 78; Schwalb M. // A. H. Fried.... S. 66.)

 

Ключевые проблемы социальной и материальной базы немецкого пацифизма точно сформулировал уже после мировой катастрофы прагматичный Георг Арнхольд: "Просветленным умам,... которые в изящно сформулиро­ванном виде могли умело проповедовать солидарность народов и кроить бумажные резолюции, не хватало масс и... той экономической силы, которая была бы способна завоевать массы и прессу: организаторов из предприни­мателей и солидных денежных средств". Ибо "... если для войны нужны деньги, деньги и ещё раз деньги, то это же самое необходимо для завоевания прочного мира" (*).

 

(* Arnhold G. // А. Н. Fried.... S. 11-12.)

 

 

 

Реформирование Фридом идейных основ пацифист­ского движения в Германии отразилось на принятой в 1905 г. II Программе НОМ. Вся филантропическая рито­рика исчезла, зато был внесен пункт о поддержке "ор­ганизации мира" с опорой на созданные Гаагской конфе­ренцией институты (*).

 

(* Programm und Satzung der Deutschen Friedensgesellschaft e. V.)

 

Следующим крупным событием в пацифистской жиз­ни Германии стал Международный конгресс мира в Мюнхене в 1907 г. Основная заслуга его подготовки при­надлежала Л. Квидде, который после успеха мюнхенских акций рубежа веков убедил международное антивоенное движение в возможности провести очередной пацифист­ский форум в столице Баварии. Реакция общественности и даже официальных властей на эту инициативу была действительно вдохновляющей. В подготовительный ко­митет вошли, кроме главы баварского правительства К. фон Подевильса, известный писатель-демократ Людвиг Тома и экономист Луйо Брентано. Несмотря на то, что МИД Германии настоятельно рекомендовал местной ад­министрации быть "сдержанной" по отношению к кон­грессу, он получил финансовую и моральную поддержку со стороны городских и баварских властей. В год II Гааг­ской конференции мира свою роль могли сыграть, впро­чем, и соображения о создании благоприятного образа страны на международной арене.

Как бы там ни было, успех конгресса вселил в его участников со всей Европы — более трехсот человек — оптимизм и поднял престиж Немецкого Общества мира. Должную оценку получили усилия Квидде, роль которого в пацифистском движении страны с этого времени неук­лонно возрастала. Мюнхенский конгресс был признан международным пацифизмом образцовым (*).

 

(* См. НВ FB II. S. 223; Taube U.-F. Ludwig Quidde.... S. 153-156; Chickering R. Op. cit. P. 69-70.)

 

Шагом вперед стало и учреждение с 1908 г. ежегод­ных Немецких конгрессов мира (Deutsche Friedenskongresse), пришедших на смену годовым собраниям НОМ. Их замысел давно возник у Фрида. Такие форумы, существовавшие уже в Англии, Франции, США, должны были укрепить авторитет пацифизма, а освещение в прессе — служить пропаганде его идей. Притом Фрид и Зуттнер настаивали на учреждении совместных австро-герман­ских конгрессов. Однако руководство НОМ отвергало эти предложения на том основании, что и обычные общие собрания посещаются из рук вон плохо. В конце концов всё же решено было проводить ежегодные национальные конгрессы с приглашением представителей сочувствую­щих организаций (*). Всего с 1908 по 1914 гг. их состоя­лось семь.

 

(* FB. 1904. N 7. S. 51; 1906. N 6. S. 71; FW. 1908. N 4. S. 76; HB FB II. S. 188.)

 

Обстоятельства проведения этих форумов свидетель­ствовали чаще всего о недоверии местных властей к па­цифистским акциям. Так, даже пример Мюнхенского конгресса, на который ссылалось руководство НОМ, не рассеял подозрительности властей Вюртемберга, пригла­шенных пацифистами на II Немецкий конгресс мира в Штутгарте в 1909 г. Ссылаясь на "внешние обстоятельст­ва", официальные лица Вюртембергского королевства и городской администрации отказали даже в своем представительстве, что, по тогдашним понятиям, наносило серьёзный удар по престижу мероприятия (*).

 

(* HStAS. E130a. Bu 457. Bl. 75, 78-79 (Государственное мини­стерство Вюртемберга — А. Рихтеру. Штутгарт, 13. 05. 1909).)

 

Финансовую субсидию, на проведение конгресса "вви­ду идеальных устремлений общества мира" выделило только общинное самоуправление (Buergerliche Kollegien) Штутгарта, контролировавшееся либералами из Южно­немецкой Народной партии. Та же партия в лице одного из её лидеров Ф. Пайера и депутатов из местного ландта­га оказалась единственной политической организацией, поддержавшей конгресс. По её инициативе собравшиеся выразили протест против такого отношения властей к миротворчеству (*).

 

(* Stadtarchiv Stuttgart (SASt). В VI 9. Bd. I. N 6. Bl. 5 (Немецкое общество мира — Бюргерколлегиям Штутгарта. Штутгарт, 03. 05. 1909); Вl. 11-14.)

 

Штутгартский съезд продемонстрировал и более ак­тивное участие НОМ в политической жизни страны в целом. Особенно заметно это проявилось при обсужде­нии т. н. "польского вопроса", снова поставившего в по­вестку дня споры о политическом или неполитическом характере движения.

Пацифисты, объединившееся вокруг "Фриденсварте", в т. ч. фон Зуттнер и вдохновленный теорией Фрида марбургский правовед Вальтер Шюкинг, открыто выступили против политики притеснения поляков на прусских землях, ущемления их земельных и иных прав. По инициати­ве К. фон Путткаммера, который возглавил берлинских пацифистов, местное общество мира направило в Прус­ский ландтаг протест против принятия закона об отчуж­дении польских земель (*).

 

(* FW. 1908. N 2. S. 29-37; Suttner B. v. Der Kampf... Bd. II. S. 84, 89; Schuecking W. Das Nationalitaetenproblem. Dresden, 1908.)

 

На 1-м Национальном конгрессе мира в Йене (1908) эта группа, поддержанная Квидде, натолкнулась на проти­водействие штутгартского правления и председателя НОМ А. Рихтера, опасавшихся нарушить принцип поли­тического нейтралитета пацифизма и настаивавших на сохранении прежнего гуманитарного характера движе­ния (*). Однако после либерализации в том же году закона об общественных объединениях многие возражения от­пали. В принятой конгрессом в Штутгарте по предложе­нию Квидде резолюции Немецкое общество мира высту­пало за равноправие наций не только в международной, но и внутригосударственной политике, впервые открыто признав неразрывную связь этих двух сфер (**).

 

(* FW. 1908. N 4. S. 79; N 6. S. 105.)

(** Schwaebischer Merkur (Stuttgart). (N 224) 17. 05. 1909.)

 

Реакция прессы на Штутгартский конгресс и его решения была в общем благожелательной (*), хотя и в этом случае, и в последующих информация не распространя­лась за пределы печатных изданий того города, где проходил очередной конгресс. Крупные же газеты хранили упорное молчание. Между тем, затронув сферу внутрен­ней политики, съезд утвердил власти в их опасениях. В результате, когда через несколько месяцев Немецкое об­щество мира направило в Вюртембергский ландтаг прось­бу об официальной субсидии, ему было отказано на том основании, что Штутгартский конгресс "нанес урон пре­стижу и достоинству целей движения за мир" (**).

 

(* Ibid. (N 222) 15. 05. 1909. Mittagsblatt; (N223) 15. 05. 1909; (N 224) 17. 05. 1909; Schwarzwaelder Bote (Stuttgart). (N 115) 19. 05. 1909; Neues Tagblatt (Stuttgart). (N 111) 14. 05. 1909; FW. 1909. N 6. S. 108.)

(** FW. 1909. N 8/9. S. 168.)

 

На конгрессе вновь проявилось отчуждение между южногерманскими и прусскими пацифистами. Послед­ние голосовали в большинстве против "польской" резо­люции. Северогерманские члены НОМ стремились уменьшить свою зависимость от Штутгарта, в связи с чем их представитель, энергичный К. фон Путткаммер пред­ложил на IV Национальном конгрессе во Франкфурте-на-Майне создать "генеральный секретариат" в Берлине, дублирующий функции правления. Реверансом в сторону Севера выглядело проведение V Национального конгресса мира в 1912 г. в Берлине. Стремление к автономизации высказали и Эльзас с Рейнско-Вестфальской областью, создав накануне 1914 г. свои земельные союзы наподобие Вюртембергского (*).

 

(* VF. 1910. N 6; 1911. N 1. S. 4; N 6. S. 46-47; FW. 1911. N 6. S. 186; 1913. N 10. S. 392.)

 

В последние предвоенные годы не прекращались спо­ры вокруг внутри- и внешнеполитических проблем (от­ношение к странам Антанты, проекту увеличения воен­ных расходов 1913 г.) и в целом о концепции пацифизма между Штутгартским центром и местными группами — пока избрание председателем Общества мира Л. Квидде и разразившаяся вслед за тем война не положили предел штутгартской эпохе развития немецкого пацифизма.

 

1. 2. Новые веяния в пацифизме и Союз Международного Согласия

 

Более чем скромные результаты деятельности НОМ давно заставляли часть пацифистов задуматься о возможной альтернативной организации и новых идеях. Опреде­ленным шагом в этом направлении стали планы Фрида по созданию собственного общества мира; вспомним также демонстративное подчеркивание Мюнхенским комитетом Зеленка-Квидде своего отличия от прежнего немецкого пацифистского движения. Общественный резонанс в Германии на I Гаагскую конференцию мира показал бес­почвенность надежд на изменение политического климата в стране без серьезной пропагандистской работы.

Одиозная слава, созданная прежним пацифистам-моралистам с Зуттнер во главе, заставляла многих миро­творцев скептически оценивать шансы НОМ вести такую работу в будущем. Стала очевидной необходимость многообразия подходов к проблеме войны и мира, методов и направленности пропаганды с учетом господствующей политической культуры.

В то же время после Гааги в Германии расширился круг лиц, заинтересованных в пацифистских идеях — и особенно в кругах немецкого образованного бюргерства. Прежде всего речь шла о представителях международно-правовой науки: изменения в ней решающим образом повлияли на зарождение альтернативного "классичес­кому" пацифизму НОМ движения.

 

Международно-правовой пацифизм

 

В академической среде многих европейских стран специалисты по международному праву были традицион­но близки пацифистам, которые рассматривали эту от­расль науки как теоретическое обоснование их практиче­ских усилий. Иная ситуация сложилась в Германии. В XIX веке здесь господствовала враждебная идее "естествен­ного права" Просвещения т. н. "историческая школа пра­ва". Высшие нравственные принципы здесь не признава­лись источником права; единственным его творцом вы­ступала "Staatswille" — воля государства. Юридической науке отводилась лишь задача систематизации, формаль­ного толкования уже существующих правовых норм, но исключалось их любое "идейное", а тем паче политиче­ское осмысление (*).

 

(* Acker D. Op. cit. S. 13-15.)

 

 

Международно-правовые нормы признавались по­стольку, поскольку они не противоречили государствен­ному суверенитету, если государство добровольно брало на себя какие-либо обязательства. Однако любой источник права вне национального государства категорически исключался. Последовательным воплощением этой пози­ции был отказ Германии на обеих Гаагских конференци­ях поддержать обязательный арбитраж.

На позициях "естественного права" остались редкие правоведы, как правило, леволиберальных убеждений. В их числе Иоганн К. Блунчли, который предложил в 1878 г. создать европейский союз государств с единым парла­ментом и конституцией, Людвиг фон Бар, Франц фон Лист, Георг Еллинек (*).

 

(* Umfrid О. Friede auf Erden! S. 56.)

 

Перемены к лучшему в Германии наметились после I Гаагской конференции: несмотря на свои скромные ре­зультаты, этот форум на официально-государственном уровне продемонстрировал возможность нового подхода к международному праву. Бывшие до того для немецких правоведов табу вопросы разоружения, арбитража пере­стали ассоциироваться только с "утопиями" пацифизма. Ф. фон Лист одним из первых уже в 1901 г. заключал, что после Гааги "невозможно более видеть пустую утопию во всех усилиях, направленных на устранение войны" (*).

 

(* HB FB I. S. 231-232.)

 

Нельзя вместе с тем недооценить и влияния на часть академического правоведения появившейся в те же годы новой концепции пацифизма Фрида. За выходом в свет в 1905 г. его "Лексикона движения за мир" последовал це­лый ряд трудов немецких юристов с переоценкой собст­венной безоговорочной критики пацифизма и признани­ем перспективы развития международно-правового по­рядка. Профессор Теодор Нимейер писал по поводу труда Фрида: "Следует самым серьезным образом оценить зна­чение движения за мир благодаря его теперь уже несо­мненным успехам... В практической и научной сферах международного права необходимо признать [это движе­ние] прогрессирующим фактором" (*).

 

(* Zeitschrift fuer privates und oeffentliches Recht. Bd. XV. 1905. S. 509.)

 

Критик пацифистов, официальный юридический со­ветник немецкой делегации на I Гаагской конференции мира, маститый профессор Филипп Цорн — и тот в 1906 г. признал, что "от современного движения за мир нельзя отмахнуться, скептически пожав плечами". Позд­нее, положительно переоценив идею международного арбитражного суда, Цорн замечал: "И я не боюсь при­знаться, что [моим] воспитателем в этом отношении был пацифизм... Благодаря широкой пропаганде пацифизма... идея международного арбитража стала, по крайней мере, за пределами Германии, достоянием общественности" (*).

 

(* HB FB I. S. 247-248.)

 

Появились труды, глубоко и подробно исследовавшие опыт Гааги: в том числе профессора Христиана Мойрера, который, по словам Фрида, "научно узаконил пацифизм", швейцарцев Макса Хубера и бернского правоведа Отфрида Ниппольда, будущего основателя "Союза Между­народного Согласия" (CMC). Черпая свои аргументы в значительной степени из пацифистской литературы, эти авторы подчеркивали необходимость упрочить междуна­родный правовой порядок, который был заложен на I Гаагской конференции. Католический правовед, декан юри­дического факультета Берлинского университета Йозеф Колер, возглавлявший Немецкое общество мира короткий период по его основании, защищал антивоенное движе­ние от нападок противников и выступал за сотрудничество с ним академической науки. По мнению, высказанно­му Фридом в 1907 г., именно "переориентация большей части международного правоведения" была крупнейшим успехом пацифистов (*).

 

(* Meurer Ch. Das Friedensrecht der Haager Konferenz. Muenchen, 1905; Nippold O. Die Fortbildung des Verfahrens in voelkerrechtlichen Streitigkeiten. Leipzig, 1907; Kohler J. Die Friedensbewegung und das Voelkerrecht // Zeitschrift fuer Voelkerrecht und Bundesstaatsrecht. Bd. IV. Heft 2-3. 1910.)

 

II Гаагская конференция 1907 г. стала еще одним сти­мулом для развития новой школы международного права в Германии. Именно в этом году к движению присоеди­нился ученик Л. фон Бара, профессор права из Марбурга Вальтер Шюкинг (1875-1935). В статье "Современный космополитизм", опубликованной во время конференции, Шюкинг первым осмелился прямо заявить, что "истори­ческая школа права" дискредитировала себя забвением социальных и международных вопросов. Он считал, что задача правоведов-международников — использовать на­копленные за это время пацифистами теоретические зна­ния, работая с ними "рука об руку" (*).

 

(* Schuecking W. Modernes Weltbuergertum // Die Zukunft. 17. 08. 1907. S. 244-245.)

 

Сам Шюкинг присоединился к теории Фрида об "орга­низации мира": в опубликованной под таким же названи­ем в 1909 г. книге Шюкинг исследовал историческое раз­витие этой идеи и пришел к выводу о необходимости теоретически переосмыслить реальные изменения в между­народной сфере. Для этого требовалось вернуться к принципам "естественного права", занимаясь не только систематизацией существующих, но и разработкой новых правовых норм, которые соответствовали бы достигнуто­му уровню международных связей — прежде всего путем развития института обязательного международного ар­битража. С докладом на ту же тему Шюкинг выступил и на II Немецком конгрессе мира. В дальнейшем он без колебаний объявил себя пацифистом и "почитателем Б. фон Зуттнер" (*).

 

(* Он же. Die Organisation der Welt. Leipzig, 1909; HB FB II. S. 250.)

 

Другим горячим сторонником пацифистских идей в академической среде стал ученик Ф. Цорна Ганс Веберг (1885-1962). Его обращение к пацифизму также произош­ло под влиянием I Гаагской конференции и статей Фрида. В солидном журнале немецкой интеллигенции "Дойче Ревю" Веберг впервые выступил в 1910 г. за синтез идей Гаагских конференций, международно-правовой науки и пацифизма. Позднее Веберг сформулировал свою предельно ясную позицию: "Немецкое международное пра­воведение будет пацифистским или его не будет вовсе" (*).

 

(* Wehberg H. Die Friedensbewegung, die Voelkerrechtswissenschaft und die Haager Friedenskonferenzen // Deutsche Revue. Maerz 1910. S. 349-354; FW. 1912. N 9. S. 326.)

 

Оба — и Шюкинг, и Веберг — вышли из леволиберальной среды рейнских провинций и воплощали в себе антимилитаристские традиции 1848-го года. Они пред­ставляли уже новую плеяду немецких миротворцев, тех, кто пришел к пацифизму под влиянием пропаганды анти­военного движения. Впоследствии в тесном сотрудниче­стве они вместе старались привнести пацифистские идеа­лы в академическую науку. Одновременно с деятельностью в НОМ и CMC Шюкинг пытался при поддержке Веберга организовать университетское преподавание ме­ждународного права в Марбурге, но постоянно сталкивал­ся с сопротивлением своих коллег и администрации (*).

 

(* Он же. Walter Schuecking. Ein deutscher Voelkerrechtslehrer // FW. 1929. N 3. S. 65-76; Ibid. 1935. N 5. S. 224-226; 1937. N 6. S. 232-236.

Только в 1912 г. удалось организовать кафедру международ­ного права в Киле — FW. 1912. N 9. S. 345.)

 

От своих коллег эти ученые-пацифисты отличались иным подходом к науке, которую Шюкинг хотел видеть "практической", основой "научной политики". Он требо­вал от немецких правоведов вернуться к Кантовскому моральному императиву, перестать быть сторонними на­блюдателями и регистраторами, руководствоваться поло­жительными идеалами.

Если во внутренней политике таким идеалом для Шюкинга была демократизация и "соединение индивидуа­лизма с социализмом", то в политике внешней — "со­единение национализма и интернационализма в надгосударственной организации". Наступала, по мнению Шюкинга, "новая эра космополитизма", не уничтожающая, но дополняющая национально-государственные ценности, "Новый лозунг — писал он, — гласит: чем больше госу­дарственного сознания, тем больше интернационализма, а цель их должна быть единой — международная организа­ция!" (*)

 

(* Schuecking W. Die Organisation der Welt. S. 5-9; Он же. B. v. Suttner und die Wissenschaft vom Voelkerrecht // FW. N 7. S. 253.)

 

Эта надгосударственная политическая организация могла вырасти, по мнению Шюкинга и Веберга, из Гааг­ских установлений, которые получали, следовательно, политическое, а не просто гуманитарное звучание. На распространении этого процесса — разработке процеду­ры разоружения и обязательного арбитража — необхо­димо было сосредоточить практические и теоретические усилия пацифистов (*).

 

(* Он же. Der Staatenverband der Haager Konferenzen. Muenchen-Leipzig, 1912. S. VII-VIII; FW. 1913. N 4. S. 139.)

 

Однако круг ученых, исповедовавших в таком виде международно-правовой пацифизм, Шюкингом и Вебергом в основном ограничивался. Многие из симпатизировавших пацифизму правоведов-международников — та­ких как Генрих Ламмаш, Макс Хубер, Йозеф Колер, Тео­дор Нимейер и др. — высоко оценивали труды пацифистов, но между этой высокой оценкой и реальным участием в движении была дистанция огромного размера. Междуна­родное право по-прежнему оставалось для большинства областью теории, а не политического действия (*).

 

(* См. Acker D. Op. cit. S. 47f.)

 

Помимо того, что эти "умеренные" признавали поло­жительную роль антивоенного движения, они в общем руководствовались той же посылкой, что и пацифисты: предотвратить войну путем правового регулирования. Но понятие права коренным образом отличалось от пацифи­стского: для большинства его творцом оставалось госу­дарство, облекавшее свои интересы (Staatsraison) в право­вые нормы. Межгосударственное право было, т. о, не бо­лее чем оформлением баланса властных интересов, за ним не стояло и не могло стоять никакой "общечелове­ческой идеи", как то утверждали пацифистские авторы (*).

 

(* См. Scheler M. Op. cit. S. 45-47; Bar L. v. Grundlage und Kodifikation des Voelkerrechts — Цит. по FW. 1912. N 11. S. 436.)

 

Это различие сказалось прежде всего на понимании суверенитета государства в международной сфере. Пра­воведы-пацифисты не отрицали временной необходимости оставить строго определенные международным со­глашением т. н. "жизненно важные" для государства во­просы в его исключительном ведении, изъяв их таким образом из сферы применения международного права (при арбитраже, например). Но эта позиция не устраивала ни "чистых" пацифистов, настаивавших, как Умфрид, на универсальном применении международного права (*), ни умеренных академиков.

 

(* См. полемику Умфрида с Вебергом но этому вопросу в: FW. 1912. N 9. S. 337-8; N 11. S. 411-2.)

 

Для последних "вопросы чести и жизненно важных интересов государства... ставят интернационализм в же­сткие... рамки, которые не могут быть изменены путем международных договоров", а решать о содержании этих вопросов могло лишь само государство (*). В этой связи категорически неприемлемым для академиков было не только требование разоружения, но и само обсуждение его на международном уровне. Выразивший общую пози­цию Ф. Цорн писал: "По вопросу разоружения мы можем заявить лишь наше спокойное, но твердое "нет" (**).

 

(* Wehberg H. Realpolitik und Friedensbewegung // FW. 1912. N 7. S. 247.)

(** Zorn Ph. Das voelkerrechtliche Werk der beiden Haager Konferenzen — Цит. no FW. 1909. N 7. S. I28-9; Wehberg H. Offener Brief an H. E. Posse // FW. 1912. N 5. S. 177-180.)

 

Заимствовав многие пацифистские идеи о междуна­родной организации, арбитраже и т. д., интеллектуалы все-таки не желали напрямую сотрудничать с миротворцами. Они требовали отличать "пацифизм и пацифизм": их умеренный ("позитивный") пацифизм от "негативного", выступающего за разоружение и обязательный арбитраж. Последний они сопоставляли с пангерманизмом как два крайних выражения национализма и интернационализма (космополитизма) (*). Академикам грезился третий путь, идеологию которого должна была выражать новая орга­низация.

 

(* Cm. Niemeyer Th. Politische Extreme und Voelkerrecht // Deut­sche Revue. 1910. N 8. S. 173-178; Huber M. Beitraege zur Kenntnis der soziologischen Grandlagen des Voelkerrechts und der Gesellschaft — Цит. по: FW. 1910. N 7. S. 126-7; 1912. N 11. S. 433-4.)

 

 

"Союз Международного Согласия"

 

В большой степени создание "Союза" было вызвано изменениями, которые претерпел международный паци­физм во второй половине 1900-х гг. Речь шла прежде все­го об усилении американского влияния на мировое анти­военное движение. "Надежда на "свет с Востока" (Ни­колая II — Д. С.) сменилась девизом "свет с Запада", — писала Б. фон Зуттнер в 1913 г., комментируя избрание В. Вильсона почетным председателем американского об­щества мира (*).

 

(* Suttner B. v. Der Kampf... Bd. II. S. 473.)

 

В общественном мнении США того времени быстро росли симпатии к пацифистской идее, не в последнюю очередь благодаря представлению о миссионерской роли Америки в мире: привнести в международную политику основанные на принципах этики, демократизма и от­крытости начала. Миротворческая идея в такой форме обеспечила себе сторонников не только среди политиков обеих ведущих партий (У. Г. Тафт, Э. Рут, У. Брайан, В. Вильсон), но и в промышленно-финансовой сфере. Среди последних особую роль сыграл миллионер Эндрю Карнеги, который пожертвовал огромные суммы на стро­ительство нескольких "дворцов мира" и основал ряд меж­дународных антивоенных институтов, прежде всего "Фонд Карнеги за международный мир" (*).

 

(* См. История США в четырех томах (под ред. Севостьянова Т. В. и др.) Т. 2 (1877-1918). М, 1985. С. 322 — 324.)

 

В Европе ключевой фигурой организации нового те­чения стал французский сенатор Поль Анри д'Эстурнель де Констан. Именно ему принадлежит авторство термина "согласие" (conciliation, Voelkerverstaendigung) в качестве основной цели движения в международной политике. В 1905 году д'Эстурнель основал общество "Международное согласие" (Conciliation International, далее — МС) с цен­тром в Париже и отделениями в нескольких европейских странах.

В Германии отделение "МС" составили в основном специалисты в области права и этики, лично связанные с д'Эстурнелем — профессора Ф. Цорн, Л. фон Бар, биолог Эрнст Геккель, принц Шенайх-Каролат, и собственно пацифисты — председатель НОМ А. Рихтер, руководители его Берлинского и Франкфуртского отделений Вильгельм Ферстер и А. Диц, и др. Руководство группой вскоре перешло к В. Ферстеру, которого, однако, по его собст­венным словам, "в официальных и политических кругах Берлина не принимали всерьез" (*).

 

(* В. Ферстер — Д'Эстурнелю де Констану. 22. 06. 1908 — Цит. по: Wild A. Op. cit. S. 256. Anm. 67.)

 

Тогда д'Эстурнель попытался лично воздействовать на политическую элиту Германии, надеясь склонить высших лиц Рейха — включая рейхсканцлера и самого кайзера — к идее "согласия". Во время своего визита в Берлин для встречи с немецкими членами "МС" д'Эстурнель имел продолжительный разговор с рейхсканцлером Б. фон Бюловым. Он призвал Бюлова в связи с Марокканским кризисом уяснить наконец, чего хочет официальная не­мецкая политика — мира или войны — и не дискредитировать французских сторонников сближения с Гер­манией воинственными заявлениями (*). В 1909 г. д'Эстур­нель выступал в Палате господ Прусского ландтага перед "представителями парламента, дипломатии, искусства и высшей финансовой сферы", а в ходе "Кильской регаты" в том же году пытался лично убедить Вильгельма II в не­обходимости политики взаимопонимания. Но и такое пря­мое лоббирование не давало эффекта; более того, позднее Вильгельм II вообще окрестил д'Эстурнеля "нашим врагом" (**).

 

(* Documents diplomatiques frangais. Ser. 2 (1901-1911). T. 9. pt. l (16 Janvier — 1 mars 1906). P., 1946. N 22.)

(** D'Estournelles de Constant P. Deutschland und Frankreich. В., 1910; Die Grosse Politik der europaeischen Kabinette (далее — GP). Bd. XXXIX. N 15701. Randbem. 1.)

 

Как и существовавшие общества мира, организация д'Эстурнеля ставила своей основной целью воспитание общественного мнения, но пути для достижения этой за­дачи существенным образом отличались друг от друга. Вращаясь долгое время во французских и международ­ных правительственно-дипломатических кругах, д'Эстур­нель решил использовать разветвленную сеть знакомств по всему миру для объединения близких ему по духу лю­дей в "интернациональную семью". По своей форме "МС" должно было напоминать традиционный для Фран­ции политический клуб: проводить дискуссии, консульта­ции, но прежде всего — "воспитывать кадры среди ду­ховной и политической элиты". Блеск имен превращал общество в несвязанную с формальными политическими организациями, но могущественную теневую "группу давления". "Эта элита, — подчеркивал д'Эстурнель, — изменит процесс воспитания во всем мире. … Ее слова и дела будут оказывать все возрастающее влияние на миро­вое общественное мнение, [которое]... в свою очередь окажет воздействие на правительства" (*). Методы пропа­ганды "МС" выглядели, соответственно, иначе, чем у обычных пацифистов: в основном это были встречи ограниченного круга влиятельных лиц и еще более интимные "diners" (обеды).

 

(* Зд. и выше — Wild A. Op. cit. S. 220-223.)

 

Доподлинно неизвестно, являлись ли организаторы МС вольными каменщиками, хотя их деятельность при­ветствовалась в масонских кругах. Однако в любом случае концепция пропаганды в "МС" была аналогична масонской: оба движения обращались к "тем кругам и личностям, ко­торые являются ведущими в национальной общности у каж­дого народа". У одних "микрокосм" ложи должен был пе­рерасти в "макрокосм" нации и человечества, у других — новое общество по замыслу создателей становилось "заро­дышем иного, современного миропорядка" (*).

 

(* Bischoff D. Freimaurerei, Vaterland und Voelkerfriede. Leipzig, o. J. [1913]. S. 137; Wild A. Op. cit. S. 225.)

 

Д'Эстурнель с самого начала подчеркивал, что его ор­ганизация "не сентиментальная и гуманитарная; она пред­ставляет собой ... необходимое сегодня дополнение к эко­номическим усилиям всех цивилизованных стран". И хотя речь об отдельном от пацифизма антивоенном движении никогда не шла, со временем стало очевидно, что появи­лась новая его модель.

Главной тенденцией в этой измененной модели паци­физма было усиление рациональных, практических со­ображений, прагматизма англо-американского образца, — если не разрыв, то дистанцирование от традиционного морализма миротворцев. Назревавшие изменения обоб­щил в своей книге "Великая иллюзия" английский жур­налист Ральф Лейн, который жил в Париже и был извес­тен под псевдонимом Норманн Энджелл (*). Используя тру­ды ранних теоретиков фритредерства — Кобдена и др., а также Блиоха, Фрида, Новикова, Энджелл построил свою антивоенную аргументацию на трезвом расчете мате­риальных выгод от войны — на примере потенциального конфликта между Англией и Германией. Подкрепленные социально-экономическими выкладками, выводы Энджелла сводились к тому, что при уровне интернационализа­ции, достигнутом в мировой системе капитализма, любая война нанесет урон всем государствам, включенным в эту систему, независимо от того, на чьей стороне будет формальная победа.

 

(* Angell N. The Great Illusion: a study of the relations of military power in nations to their economic and social advantage. London, 1910.)

 

"Великая иллюзия" эпохи состояла, по Энджеллу, в убеждении, разделявшемся на официальном уровне и большей частью общественного мнения, что рост нацио­нально-государственной мощи напрямую связан с уровнем социально-экономического благосостояния. В отличие от Блиоха, который настаивал на невозможности войны, здесь делался акцент на ее практической бес­смысленности. Энджелл призывал руководствоваться в борьбе за мир "материальной выгодой или деловитостью". И это произвело впечатление: книга англичанина возбудила огромный интерес и разошлась до 1914 г. массовыми тиражами во всех "цивилизованных" странах, включая Россию (в популярном изложении П. Н. Милюкова) (*).

 

(* Cooper S. Patriotic pacifism. P. 156-157; Милюков П. Н. Воору­женный мир и ограничение вооружений. СПб., 1911.)

 

Энджелл постоянно подчеркивал, что он не пацифист, пренебрежительно отзывался о конгрессах мира и был убежден в провале Гаагских конференций. Будущее анти­военного движения он видел в превращении "просвети­тельской организации, которая хочет привить человечест­ву... более высокий уровень нравственности в политике", в институт, "занимающийся изучением фактов" (*). Именно это учение, которое даже окрестили "энджеллизмом", взяли на вооружение вновь возникшие организационные структуры антивоенного движения.

 

(* Offener Brief an den Verband fuer Internationale Verstaendigung und an den Verband der intemationalen Studentenvereine an den deutschen Hochschulen von Normann Angell. Goettingen, o. J; Angell N. Die falsche Rechnung — Рецензия А. Г. Фрида в: FW. 1913. N 2. S. 73-74.)

 

После учреждения в 1910 г. Фонда Карнеги, распо­лагавшего колоссальным по тому времени капиталом в 10 млн. долларов, на следующий год в Париже было осно­вано его европейское отделение. Фактически структуры Фонда и "Международного согласия" совпадали, посколь­ку Парижское бюро возглавили сотрудники д'Эстурнеля, а с американской стороны работой фонда руководил его друг и председатель американской ветви "МС" — "Ассо­циации международного согласия" — Никлас Меррей Батлер.

Мощная американская поддержка давала Парижскому бюро право рассматривать себя как альтернативный Ме­ждународному Бюро Мира в Берне общеевропейский центр антивоенного движения. В его руководство вошли преимущественно сторонники идеи "согласия" и умерен­ного международно-правового пацифизма. Германию ха­рактерным образом представляли три профессора — Ф. Цорн, В. Ферстер, а также сторонник этического дви­жения Вильгельм Оствальд. Вскоре Европейское Бюро Фонда Карнеги действительно заняло лидирующее в смысле организационных инициатив положение на кон­тиненте, поскольку все деньги из Америки — включая субвенцию Бернскому центру — шли через руки руководства Бюро. Оно по соглашению с Вашингтоном и расставляло приоритеты, отпуская лишь скупо средства собственно обществам мира. Основная работа велась с "теми... кто, хотя и не желает примкнуть к какому-либо обществу мира, готов поддержать усилия по достижению международного взаимопонимания и тесных междуна­родных связей, из которых мир вырастет как сопутствующее явление" (*).

 

(* Carnegie Endowment for International Peace. Year Book for 1912. Washington D. C., 1912. P. 4H.)

 

Главной внешнеполитической целью нового течения было создание демократической федерации стран Запад­ной Европы в союзе с США, которая обязательно должна была включить в себя и Германию. Эти идеи пользова­лись поддержкой как во влиятельных либеральных кругах Англии, Франции и США, так и среди немецких леволибералов. Теодор Барт, например, лелеял мысль о демокра­тическом "мирном Тройственном союзе" Германии, Анг­лии и Франции. Именно поэтому Германия пользовалась особым вниманием "Международного Согласия" и Фонда Карнеги. Основные организационные и финансовые за­траты приходились на это "слабое звено" в пацифистской цепи Европы (*). Так, из всех европейских пацифистских изданий наибольшая денежная поддержка была оказана "Фриденсварте" Фрида: она составила 6000 долларов в год, что позволило увеличить тираж с 2000 до 6000. Причем 4000 распространялись бесплатно среди органи­заций, библиотек и частных лиц из политической и ин­теллектуальной немецкой элиты (**). Самой щедрой финан­совой помощью среди национальных организаций поль­зовался и немецкий "Союз Международного Согласия".

 

(* FW. 1905. N 11. S. 21; Barth Th. Ein neuer Dreibund // Die Nation. N 42. 15. 07. 1905. S. 659; Wild A Op. cit. S. 242-3.)

(** Wild A. Op. cit. S. 370.)

 

 

Предыстория CMC достаточно сложна. Приоритет идеи такой организации в Германии принадлежал Фриду. Предпосылки для ее создания он увидел в распростра­нении международно-правовой идеи среди интеллектуа­лов. В новых условиях Фрид обратился к отвергнутой при основании НОМ концепции Ойгена Шлифа, которая предусматривала создание пацифистского околополитиче­ского лобби ("партии мира"). Однако самого Шлифа заинтересовать предприятием не удалось (*). Вероятно, Фрид учел и опыт деятельности "Венского Академического Союза Мира", созданного при участии Б. фон Зуттнер как дочерняя организация Общества мира, со специальной целью привлечь просвещенные слои к делу пацифизма (**).

 

(* Schlief E. Die Partei der internationalen Ordnung // FW. 1909. N 2. S. 27-28; Ibid. 1925. N 2. S. 47.)

(** FW. 1909. N 2. S. 40.)

 

В 1905 г. на Конгрессе мира в Люцерне Фрид встре­тился с Отфридом Ниппольдом и поделился с ним своей идеей о создании организации нового типа (*). Ниппольд (1864-1938) преподавал до того международное право в Токио, затем два года работал сотрудником МИДа в Берлине, а с 1898 по 1909 гг. был приват-доцентом меж­дународного права в Бернском университете. В 1907 г. при поддержке председателя II Гаагской конференции мира гр. А. И. Нелидова Ниппольд предложил создать международную высшую школу права в Гааге, и в том же году он начал вместе с Фридом практическую работу по созданию нового общества в Германии (**). Позднее в число основных организаторов вошел также Шюкинг.

 

(* VF. 1911. N7. S. 59.)

(** Cm. Gasser A. O. Nippold O. // BDMPL. P. 698-699; HB FB II. S. 384.)

 

С 1908 г. Ниппольд начал предварительные консульта­ции с немецкими международными правоведами — фон Баром, Цорном, Еллинеком, Колером и др. предполага­емыми членами новой организации. В 1909 г. он принял предложение либерально-демократической газеты "Франкфуртер Цайтунг" стать членом редакции и переселился под Франкфурт, надеясь, по его словам, "содействовать демократизации Германии и упрочению международной политики в духе мира" (*). Остается неясным, каким действительным весом обладал Ниппольд: вряд ли работа в де­партаменте МИДа и довольно скромное положение при­ват-доцента одни позволили бы ему объединить вокруг общества действительно блестящие имена высшей не­мецкой академической элиты. В этом смысле вопрос известного политика и ученого Фридриха Наумана, задан­ный им при первой встрече с Ниппольдом — "Какие люди стоят за Вами?" — звучал более чем резонно, однако ответа на него Ниппольд нигде не дает (**).

 

(* Nippold O. Meine Erlebnisse in Deutschland vor dem Weltkriege (1909-1914). S. 8-10.)

(** Ibidem. S. I7.)

 

Очевидна, во всяком случае, значительная роль в под­держке антивоенного движения в Германии обществен­но-политических сил Швейцарии, гражданином которой был Ниппольд. Швейцарцы не без оснований опасались притязаний своего северного соседа, не раз именовавше­го устами пангерманистов территорию альпийской рес­публики "исконно немецкой". Показательно, что не толь­ко многие деятели немецкого пацифизма были швей­царцами по национальности (Р. Фельдхауз, Л. Штайн, М. Хубер и др.), но усилия по "умиротворению" Германии пользовались здесь поддержкой официальных властей. Сам Ниппольд упоминает, что его миссия была предпри­нята "в интересах Швейцарии" с ведома и при содействии ее президента (*).

 

(*Ibidem. S. 10, 39; HStAS. Q 1/2. Bu 4 (А. Гоба — К. Хаусману. Берн, 12. 03. 1914); Stiewe D. Op. cit. S. 66-73.)

 

Как бы там ни было, к весне 1910 г. удалось создать оргкомитет по созданию "Союза Международного Согла­сия", выпустивший "Обращение к немецкой интеллиген­ции" за подписями таких видных ее представителей как Герман Коген, Пауль Наторп, Адольф Харнак, Эрнст Геккель, Карл Лампрехт, Фридрих Науман, Эрнст Трельч, Макс Вебер и др. В президиум комитета вошли, кроме Шюкинга и Ниппольда, профессора международного пра­ва Роберт Пилоти и Эмануэль Риттер фон Ульманн, впо­следствии председатель CMC.

В обращении, написанном Шюкингом, говорилось, что время национальных государств прошло и наступила эпо­ха интернационализма. Для того, чтобы довести полити­ческое устройство цивилизованных стран до этого со­временного уровня, подчеркивалось в обращении, необ­ходимо развивать международное взаимопонимание и создавать прежде всего новую межгосударственную сис­тему путем заключения обычных и арбитражных дого­воров.

Особо отмечалось, что "речь не идет об одно­стороннем отрицании войны из этико-гуманитарных со­ображений, ... [а] о практических целях международной по­литики". По словам обращения, в Германии налицо "добрая воля правительства"; но, в отличие от других стран, общественное мнение здесь из-за позднего оформления национального государства "все еще видит высший поли­тический идеал в решении исключительно национальных задач", поэтому необходима пропаганда интернациона­лизма в стране. Заканчивалось обращение призывом к немецким гражданам обоих полов без различия партий поддержать общество (*).

 

(* HStAS. Q 1/2. Bu 4 (Aufruf zur Begruendung eines Verbandes fuer Internationale Verstaendigung); Acker D. Op. cit. S. 51f.)

 

Еще до окончательного оформления общества стало ясно его господствующее умеренное направление, кото­рое представляли Ниппольд и большинство членов оргко­митета. Несмотря на протесты Шюкинга, Ниппольд на­стоял на том, чтобы "из тактических соображений" от­странить Фрида от руководства будущего союза и на­прочь "забыл" потом о той роли, которую Фрид сыграл в его организации и становлении. В дальнейшем только Шюкинг и Веберг представляли в CMC "левое радикаль­ное крыло". Они по-прежнему считали, что "главная за­дача [Союза] — воспитывать вождей немецкого народа как пацифистов, пусть даже руководство "Союза" и при­держивается иного мнения" (*).

 

(* FW. 1912. N 7. S. 249; 1925. N 2. S. 47; 1929. N 3. S. 70.)

 

Официально "Союз" конституировался на собрании во Франкфурте 11 июня 1911 г. Еще в 1910 г. д'Эстурнель связался через главу немецкой группы "МС" В. Фёрстера с Ниппольдом, которому было предложено включить соз­даваемую организацию в "МС" на правах автономного национального отделения. Со своей стороны, Н. М. Батлер из США посулил в этом случае щедрую финансовую по­мощь Фонда Карнеги. С июля 1912 г. CMC формально числился филиалом "МС" в Германии, заимствовав девиз последнего "Pro patria per orbis concordiam" ("За Отечест­во через мировое согласие") (*).

 

(* Wild A. Op. cit. S. 388-9.)

 

Это обеспечило Ниппольду ежегодные вливания в размере 6000 долларов или 20 000 марок. О значительно­сти этой суммы можно судить по тому, что она составляла столько же, сколько приходилось на Центральное бюро "МС" в Париже и превосходила субвенцию для всех традиционных европейских обществ мира (*). Правда, эта под­держка из-за рубежа тут же стала мишенью критики пан­германистов и шовинистов, обвинивших "мечтателей-космополитов" в "ненемецком характере" их организации (**).

 

(* Carnegie Endowment. Year-Book for 1912. P. 80; Acker D. Op. cit. S. 53. Anm. 113.)

(** Dehn P. Fuer internationale Verstaendigung // Alldeutsche Blaetter. 22. 06. 12. S. 217-8.)

 

Несмотря на то, что пацифисты — Л. Квидде и Г. Ресслер — также вошли в руководство "Союза", любые упоминания о связи CMC с прежним пацифизмом ис­ключались. В отличие от пацифистов, CMC с самого на­чала заявил о себе как об элитной организации немецкой профессуры — несмотря на то, что формально доступ в нее был открыт всем, а на учредительном собрании вы­ступил некий опереточный "простой рабочий". Сфера влияния "Союза" очерчивалась прежде всего той же ака­демической интеллигенцией; затем предполагалось покро­вительствовать преподавателям более низкого ранга и студенческой молодежи, а также наладить сотрудничество с торгово-промышленной буржуазией и властями разного уровня. Согласно стратегии основателей CMC, духовная элита при поддержке финансистов и промышленников должна была воздействовать на верховные властные кру­ги, а характер этого воздействия определяли понятия "право", "согласие" и "культура".

Последние два явно представляли собой мимикрию пацифистских лозунгов, с тем, чтобы сделать идеологию "Союза" удобоваримой для косных немецких академиков. "Согласие" замещало неприемлемую в этой среде идею "организации мира". "Согласие, — подчеркивалось в про­граммном документе "Союза", — есть не только средство практического прогресса в государстве, оно имеет право господства над государством и международными отноше­ниями" (*). "Согласие" предполагало собой изменение на­чал международной политики путем обращения к гуманистическим, идеальным ценностям или "культуре". Обще­европейское культурное начало должны были осознать те, от кого зависело формирование общественного мнения. Ниппольд был убежден, что причина продолжающейся вражды между "культурными народами" сводится к вза­имному незнанию и непониманию, которые необходимо преодолеть. Пример Тройственного согласия, сделавшего союзниками недавних недоброжелателей — Англию и Францию, Россию и Англию — утверждал организаторов CMC в том, что подобное возможно и для Германии (**).

 

(* Mitteilungen des Verbandes fuer internationale Verstaendi­gung (далее — MVIV). 1913. N 1. S. 1.)

(** D'Estournelles de Constant. Es ist kein Traum // Frankfurter Zeitung. 25. 12. 13. 1. Morgenblatt; FB. 1908. N 3. S. 36-37.)

 

Естественно, поэтому, что проповедниками "согласия" должны были стать "культурные слои". Претендуя на то, что в его составе — "элита Германии духа", "Союз" по­нимал себя продолжателем традиционного для немецкой интеллигенции "Kulturbewegung" — общественного дви­жения с идеальными целями (*).

 

(* Wehberg H. Der Verband fuer internationale Verstaendigung // FW. 1911. N6. S. 171-4.)

 

Но достижение этих целей связывалось с рациональ­ным и прагматическим подходом к политике. К своей сфере деятельности идеологи CMC относили только "практическую политику". Это означало, что при внешнем сходстве целей с пацифистскими задачей "Союза" было не сочетание политики и этики, но "этики и власти". Национально-государственное начало оставалось при этом непоколебленным, здоровый национализм признавался "единственно правильной основой для достижения согла­сия с другими нациями". Речь шла, таким образом, только об изменении Machtpolitik (политики силы) Германии на "политику согласия" или "культурную политику".

Идеологи CMC настаивали на проведении "прагмати­ческой "мировой политики", ... которая соответствовала бы международным экономическим интересам в противо­вес односторонней политике силы, пользующейся покро­вительством пангерманистов и генералов "Оборонного союза". Такая истинная "мировая политика" послужит согласию с основными культурными государствами — Англией и Францией — вместо мировой войны". Лозунг Ниппольда "война или согласие" не был жесткой альтер­нативой "война или мир" пацифистов, — скорее вопро­сом правильно понятого национального интереса, по­скольку "согласие" по сравнению с войной просто "более здравый, человечный и обычно более перспективный путь".

 

(* BA P. 90 Na 3. N 265. Bl. 12 (О. Ниппольд — М. Раде. Оберурзель ам Таунус, 27. 06. 1913).)

 

"Союз" отошел от духовного фундамента немецкого миротворчества — идей Канта и других просветителей. По мнению его лидеров, "идея всеобщего космополитиз­ма нереальна", практика "согласия" важнее теоретиче­ских конструкций о "вечном мире". "Путь согласия необ­ходим не ради мира [как такового], а ради истинной вы­годы, — писал Р. Пилоти, — Правительства не должны избегать войны, если того требует честь или истинный национальный интерес. Но предотвратить войну — это не значит бояться ее, ... взаимные уступки не будут равно­значны отступлению" (*).

 

(* MVTV. 1913. N 1. S. 6; N 2. S. 21, 23; Piloty R. Internationale Verstaendigung // Korrespondenz des Verbandes fuer internationale Verstaendigung (далее — KVTV). 1912. N 1.)

 

Такой широкий компромисс между антивоенной иде­ей и мышлением с позиций силы (Machtgedanke) был необходим идеологам CMC, чтобы попытаться расширить плацдарм, завоеванный международно-правовыми идеями среди академической интеллигенции. Необходимо было объединить усилия со сторонниками "культурного импе­риализма" Пауля Рорбаха, "социального империализма" Фридриха Наумана и других сил, выступавших против крайних решений во внешней политике. На этой широкой основе для правящих верхов должна была быть вырабо­тана практическая концепция изменения международной политики страны.

Стратегическими замыслами Ниппольда объяснялась выражавшаяся им неоднократно надежда на то, что CMC "составит противовес устремлениям пангерманистов, с которыми нужно бороться так же, как, с другой стороны, с "друзьями мира". Ещё более красноречиво звучало дру­гое заявление Ниппольда: "Союз" не имеет ничего обще­го ни с политическим алкоголизмом пангерманистов, ни с воздержанием пацифистов; наша цель — умеренность во всём" (*).

 

(* BA P. 90 Na 3. N 265. Bl. 3 (О. Ниппольд — Ф. Науману. Оберурзель а. Т., 8. 07. 1912); Revue de la Paix. 1913. N 20 (25. 10. 1913). P. 632.)

 

Не случайны частые почти верноподданические реве­рансы CMC в сторону властей: "Немецкое правительство и дипломатия, — утверждал Ниппольд, — основательно поработали для поддержания мира между европейскими держа­вами. Об этом свидетельствует не только почти каждое вы­ступление кайзера (И это о Вильгельме II! — Д. С.) и его до­веренных лиц, это доказывают и реальные факты" (*).

 

(* MVTV. 1913. N 2. S. 17.)

 

В общем, если Фрид называл свою теорию "ре­волюционным" пацифизмом, то пацифизм, представлен­ный в МС и "Союзе", вполне можно назвать "реви­зионистским". Консервативная модель миротворчества в нем исключала всякие резкие изменения существующих институтов, а о будущем мировом сообществе говорилось туманно; массы из процесса этого миротворчества ис­ключались. Однако положительная сторона нового течения заключалась в том, что пацифистские идеи были ус­воены кругами, которые имели реальные финансовые и общественно-политические рычаги управления и искали реформистские методы предотвращения общественных катаклизмов.

В соответствии с задачами "ревизионистского" паци­физма деятельность "Союза" развивалась в нескольких направлениях. В области внешней политики CMC пропа­гандировал сближение с Англией, Францией и США. С этой целью "Союз" участвовал в подготовке "Конферен­ции по англо-германскому согласию" в Лондоне (1912 г.), франко-германских встреч парламентариев в Берне и Базеле (1913 и 1914 гг.). "Союз" организовал, кроме вы­ступлений на своих съездах, поездки с лекциями по Гер­мании (преимущественно по университетам) Норманна Энджелла, американского пацифиста Дэвида Старр Джордана и д'Эстурнеля (*).

 

(* ВА Р. 90 Na 3. N 265. В1. 7 (О. Ниппольд — Ф. Науману. Оберурзель а. Т., 3. 05. 1913); MVIV. 1913. N 2. S. 82ff; VF. 1913. N 12. S. I33.)

 

С 1912 г. издавался внутренний печатный орган CMC ("Сообщения CMC") и специальный бюллетень, бесплат­но рассылавшийся по редакциям — "Корреспонденция CMC". Кроме того, в периодической серии "Публикации CMC" были напечатаны приличными тиражами работы основоположников "ревизионистского" пацифизма — Н. М. Батлера, д'Эстурнеля, Ниппольда, Р. Пилота и др. Всего за 1912-14 гг. вышло 15 книжек. Статьи членов CMC — прежде всего самого Ниппольда — постоянно печатались в маститом журнале "Дойче Ревю" и мюнхен­ском еженедельнике "Дер Мерц". Несколько главных редакторов и ряд журналистов стали членами "Союза" (*).

 

(* Mitgliederliste des VTV // MVTV. 1913. N 2; Wild A. Op. cit. S. 389-390.)

 

Основной формой привлечения "Союзом" обществен­ного интереса к своей деятельности стали съезды. Всего до войны их успели провести два и велась подготовка к третьему. Каждый из съездов был посвящен определенной тематике, связанной с соответствующим обществен­ным слоем.

Для проведения I съезда в октябре 1912 г. была с умыслом выбрана академическая цитадель Германии — Гейдельберг, а выступления касались преимущественно миссии немецкой интеллигенции во внешней политике страны. Участвовало ок. 250 человек — в подавляющем большинстве университетские профессора. Среди них — Эрнст Трельч, Альфред и Макс Веберы, входившие в орг­комитет съезда, Гуго Пройс, Макс Леман и др., а также иностранные представители. Д'Эстурнель от имени руко­водства "Международного Согласия" передал CMC как немецкому отделению поздравления от других нацио­нальных организаций МС, в том числе и из России. Кро­ме того, в центре внимания съезда было программное выступление д'Эстурнеля о франко-немецком согласии и возможных перспективах сотрудничества обеих стран в экономическом освоении Азии и Африки (*). Официальную поддержку съезд получил от университетских властей, принявших его в своих стенах, от бургомистра и прави­тельства Бадена (**).

(* HStAS. Q 1/2. Bu 3 (Auszug aus der Rede d'Estoumelles de Constants); Baron d'Estoumelles de Constant. Frankreich und Deutschland. Veroeffentlichungen des VW. Heft 5. Stuttgart, 1913.)

(** MVIV. 1913. N 1. S. 1.)

 

Основной темой на II съезде, который проходил в ок­тябре 1913 г. в старинном купеческом Нюрнберге, было мировое экономическое положение и влияние его на ме­ждународную политику. По словам авторов программы съезда, они ставили своей целью "ознакомить с нашими устремлениями экономические, промышленные и торго­вые круги, и показать, что мы представляем их собственные интересы — с тем, чтобы они не замедлили последо­вать призыву, исходящему от интеллигенции" (*).

 

(* HStAS. Q 1/2. Bu 4 (Programm der Nuernberger Tagung des VIV.))

 

"Союз" пытался использовать заинтересованность в свободной торговле определенной части немецкой торгово-финансовой буржуазии, чтобы объединить вокруг себя эти круги и играть роль организации, защищавшей их интересы (Interessenverband). Частично это и удалось осуществить: корпоративными членами CMC стали не­сколько торговых палат, банков и объединений торговой буржуазии — таких, как "Норддойчер Ллойд" во главе с А. фон Гвиннером, например. "Союз немецких экспорте­ров" участвовал в Лондонской конференции по англо­-германскому согласию (*). На Нюрнбергском съезде выс­шие финансовые и промышленные тузы составляли большинство оргкомитета. Активное участие в нем при­няли южнонемецкие торговые организации и созданный для защиты интересов торговой буржуазии "Ганзейский союз". Его лидерам, М. Хёберляйну и К. Рицлеру. идеи либерализма и "согласия" были особенно близки (**). Под­держал CMC и знаменитый нюрнбергский карандашный фабрикант Фабер.

 

(* Stiewe D. Op. cit, S. 110; Chickering R. Imperial Germany. P. 154-5.)

(** HStAS. Q 1/2. Bu 104 (К. Рицлер — К. Хаусману. Берлин, 23. 01. 1912); La paix par le droit. 1913. N 20. P. 631.)

 

Для основного доклада на тему о "Мировой политике и мировой экономике" ("влияние капитала на войну и мир") Ниппольд планировал привлечь знаменитые име­на — Пауля Рорбаха, Луйо Брентано или Фридриха Наумана, однако по разным причинам этот замысел не удал­ся. Зато с докладом на съезде о влиянии внешнеполити­ческих кризисов на банковско-биржевую сферу выступил Герман Майер, президент "Дойче Банк" во Франкфурте, который стал казначеем "Союза Международного Согла­сия" (*).

 

(* BA P. 90 Na 3. N 265. Bl. 8 (О. Ниппольд — Ф. Науману. Оберурзель а. Т., 16. 05. 1913); В1. 9 (1), 12 (2) (О. Ниппольд — М. Раде. Оберурзель а. Т., 27. 06 и 29. 06. 1913); Programm der Nuernberger Tagung des VIV.)

 

Председатель одной из южнонемецких торговых палат заявил на съезде, что "промышленные и торговые круги устойчиво заинтересованы в сохранении мира" (*). Однако в целом "Союзу", как и Немецкому Обществу мира, не удалось обеспечить себе прочную опору среди крупной буржуазии. Ниппольд подытожил в своих мемуарах, что последняя "стала добычей идей пангерманистов и их аги­тации", проповедь "согласия" именно здесь "встретила наименьший отклик" (**).

 

(* MVIV. 1913. N 2. S. 4.)

(** Nippold О. Meine Erlebnisse.... S. 20.)

 

Тем не менее организаторы съезда могли с удовлетво­рением констатировать возросшее число его участников (до 350 человек). Особенно заметным свидетельством ин­тереса к съезду стало посвященное франко-германскому сотрудничеству публичное заседание, которое собрало до 2000 человек. Эмоциональные речи д'Эстурнеля и Конра­да Хаусмана, призвавших, пока не поздно, примирить обе великие нации, эхом прокатились по всей немецкой и французской прессе (*).

 

(* HStAS. Q 1/2. Bu 4 (О. Ниппольд — К. Хаусману. Оберурзель a. T., 12. 10. 1913); Wild A. Op. cit. S. 395-8.)

 

На III съезде "Союза Международного Согласия", проведение которого планировалось на осень 1914 г. в Айзенахе, основной темой должно было стать воспитание молодежи. Акцент соответственно делался на привлечении к работе съезда школьных учителей и студенчества. В подготовленном докладе Р. Пилоти "Национальное воспи­тание молодежи" говорилось о необходимости перехода к педагогике в духе космополитического гуманизма, кото­рый не отменял бы, а дополнял существующие формы национально-государственного воспитания. В рамках под­готовки к съезду "Союз" объявил конкурс студенческих работ на тему о "влиянии международного обмена на по­литические отношения наций" (*).

 

(* KVIV. 1914. N 1. S. 12; N 3. S. 4-9; FW. 1914. N 2. S. 78.)

 

Помимо этого, Ниппольд всеми силами добивался, что­бы на съезде 1914 г. была продемонстрирована поддержка "ревизионистского" пацифизма околоправительственны­ми кругами Европы. Францию должен был представлять в качестве члена Сената д'Эстурнель, Англию — председа­тель Межпарламентского Союза лорд Уэрдейл и глава английской миссии на переговорах с Германией по мор­ским вооружениям, военный министр лорд Холден. Ди­намика в настроениях официальных властей Германии давала Ниппольду право надеяться и здесь на поддержку определенных сил. Однако начавшаяся война сорвала все эти планы.

В общем, с 1911 по 1914 гг. численность "Союза" дос­тигла, по оценке Ниппольда, примерно 1000 членов, — однако по другим, более реалистичным данным, эта циф­ра не превышала 300 человек. В социальном отношении вторую по численности группу после профессоров со­ставляли юристы, затем шли государственные чиновники рангом не ниже тайного советника и представители торгово-финансовой сферы (*). За эти годы помимо централь­ного бюро во Франкфурте-на-Майне были основаны от­деления CMC в Страсбурге, Мюнхене, Дрездене, Нюрн­берге и Гейдельберге. Кроме того, родственная "Союзу" организация была образована в Вене (**).

 

(* Nippold О. Meine Erlebnisse... S. 23; VII. Deutscher Friedenskongress in Kaiserslautern. Esslingen, o. J. S. 5; Stiewe D. Op. cit. S. 103.)

(** MVW. 1913. N 2. S. 75-84; FW. 1914. N 2. S. 55-57, 79; Acker D. Op. cit. S. 57.)

 

Динамика развития "Союза" обнадеживала междуна­родные антивоенные силы. По мнению руководства Фон­да Карнеги, в лице CMC впервые в Германии существо­вало "компактное и хорошо организованное сообщество влиятельных лиц, работающих на дело ... [мира]. Это ... са­мое радостное и обнадеживающее событие [1913-го] го­да" (*). В то же время исследователи оставляют значитель­но меньше места для оптимизма в оценке реальной роли "Союза Международного Согласия" в Германии до 1914 г. Например, Г. Хальгартен назвал CMC вслед за В. Шюкингом "блестящим собранием генералов без армии" (**).

 

(* KVIV. 1913. N 4. S. 13.)

(** Хальгартен Г. Империализм до 1914 г. Социологическое ис­следование германской внешней политики до первой мировой войны. М„ 1961. С. 598.)

 

На самом деле, вопрос о влиянии "Союза" в Германии связан с методами участия в политической жизни, кото­рых придерживался международный "ревизионистский" пацифизм. Они, как говорилось, предусматривали отнюдь не демократические методы воздействия на правящие верхи. Массовость для элитарной организации, какой был CMC, не могла, таким образом, служить критерием успе­ха. Даже при небольшом числе участников "Союз" охватывал довольно влиятельный сектор академической про­фессуры, формировавшей общественное мнение страны. К тому же за это время была создана финансировавшаяся Фондом Карнеги организационная структура "ревизионистского" пацифизма, охватывавшая основные европей­ские страны, США, Россию и даже Японию. Поэтому сто­ит серьезно отнестись к словам Ниппольда о том, что "Союз" "стал фактором, с которым считалось немецкое общественное мнение" (*).

 

(* Nippold О. Meine Erlebnisse... S. 24-25.)

 

Остается сказать, что после начала войны Ниппольд немедленно вернулся в Швейцарию, оттолкнув своей яр­ко выраженной про-антантовской позицией даже уме­ренных патриотов из "Союза". Под председательством Шюкинга CMC пытался стать центром оппозиции аннек­сионистским военным планам, однако уступил эту роль "Союзу "Новое Отечество", куда вошли многие из быв­ших членов CMC (*).

 

(* HStAS. Q l/2. Bu 4 (Д. Конштедт — Р. Хаусману. Франкфурт н. М., 24. 01. 1925); Acker D. Op. cit. S. 58.)

 

Что касается "традиционных" пацифистов, то они бы­ли согласны с особой миссией CMC. Но они считали "Союз" всё же "верхней палатой антивоенного движе­ния", созданной только для того, чтобы "собрать вокруг себя круги, которым стали близки проблемы пацифизма, но которые не желают из-за своих убеждений, социаль­ного статуса и т. д. примкнуть к "традиционному" паци­физму". Как с иронией писал Фрид уже после войны, "Союз" сыграл роль "приюта для стыдливых пацифи­стов" (*).

 

(* FW. 1911. N 6. S. 171; НВ FB II. S. 234-5; Quidde L. Die Geschichte des Pazifismus // Die Friedensbewegung. S. 25.)

 

"Очень хорошо, — писал тот же Фрид, — что "Союз" утверждает о своей непричастности к "старому" паци­физму. Этим он создает себе почву для развития. Только не надо бы ему это делать чересчур резко" (*). Между тем Ниппольд видел в этом разрыве с традиционным паци­физмом как раз не тактическую, а стратегическую ли­нию. При учреждении "Союза" он заявил, что пацифист­ские требования мирового государства и разоружения "немыслимы при теперешней системе" (**). Вслед за тем, летом 1911 г. Ниппольд отстранил членов Немецкого Об­щества мира Квидде и Ресслера от участия в руководстве CMC.

 

(* FW. 1912. N 10. S. 381.)

(** Ibid. 1911. N 8. S. 228.)

 

Хотя впоследствии, при посредничестве д'Эстурнеля, конфликт удалось притушить, отношения между НОМ и CMC застыли на точке замерзания, ослабляя и без того невеликие ряды миротворцев. Ниппольд согласился с признанием "идеального значения деятельности обществ мира", но "в остальном, — подчеркнул он, — у них другие задачи, отличные от наших" (*). Помимо этого, члены CMC "были отделены от обычного пацифизма строго соблю­давшейся социологической границей, всегда пролегавшей между профессорской средой и прочей интеллигенци­ей" (**).

 

(* MVTV. 1913. N 2. S. 23.)

(** Хальгартен Г. Цит. соч. С. 598.)

 

Немецкое общество мира, со своей стороны, по-прежнему держало дверь для сотрудничества с CMC от­крытой, считая, что у них "общие цели и общие враги" (*). Часть его членов пыталось найти компромисс между "Энджеллизмом" и пацифизмом, отрицая их противоре­чивость. Другие выступили за переоценку ценностей в пацифизме. Фрид, тесно связанный с Фондом Карнеги, в конечном итоге высказался за "современные методы работы", призвал брать пример с пацифистов США и "Международного Согласия": опираться на людей "с ве­сом в обществе", "давать слово только специалистам" (**).

(* VF. 1914. N 7/8. S. 77.)

(** Ср. Nithak-Stahn W. 1st der Krieg eine ideale oder wirtschaftliche Notwendigkeit? // V. Deutscher Friedenskongress am 26.-27. Oktober 1912 in Berlin. S. 27; FW. 1913. N 2. S. 47, 67, 73; N 9. S. 326.)

 

Однако среди большинства членов НОМ нарастала волна противодействия "ревизионистскому" пацифизму, и глашатаем её стал Л. Квидде.

 

 

На протяжении всего предвоенного десятилетия Квидде, блестяще образованный историк, владевший несколь­кими иностранными языками, в основном представлял немецкий пацифизм на международной арене. Он стал преемником Я. Новикова на посту председателя комиссии "по актуальным вопросам" Международных конгрессов мира, а в 1912-13 гг. работал над проектом "Международ­ного договора о моратории на вооружения", представлен­ном им на XX МКМ в Гааге (1913) (*).

 

(* См. Wehberg H. (Hg.) L. Quidde; Holl К. Quidde (1858-1941) // Wider den Krieg. S. 133-8.)

 

Влияние Квидде на антивоенное движение стало расти после того, как в союзе с Умфридом он выступил с кри­тикой ревизии пацифизма (*). По мнению обоих, корень зла лежал в концепции "научного пацифизма" Фрида. Отвергая романтизм раннего антивоенного движения, Фрид, а вслед за ним Энджелл с последователями вы­плеснули вместе с водой и ребенка, придя к отрицанию всяких нравственных мотивов борьбы за мир. В противо­вес этому Квидде и его сторонники прибегли к аргумен­там, основанным на этическом учении Канта. Поэтому справедливо назвать эту новую тенденцию в немецком пацифизме "неокантианским ренессансом" (**).

 

(*Stiewe D. Op. cit. S. 104.)

(** Chickering R. Imperial Germany... P. 105.)

 

Квидде опирался на постулат Канта о том, что "... при­рода гарантирует вечный мир ... с достоверностью, кото­рая недостаточна, чтобы ... предсказать время его наступ­ления, но которая ... обязывает нас добиваться этой ... це­ли" (*). Квидде все еще не терял веру в исторические зако­номерности, подспудно работающие на пацифизм. Но он считал, что их проявление возможно только благодаря личному нравственному усилию.

 

(* "К вечному миру" И. Канта. С. 50.)

 

Свои соображения Квидде обобщил в выступлении о "Гонимом идеализме в антивоенном движении" на Не­мецком конгрессе мира 1914 г. Пацифизм, по его мне­нию — это не только наука и не только движение с праг­матическими интересами — но прежде всего "усилие во­ли человечества". Экономические и правовые средства для установления мира сами по себе бездейственны, если за ними не будет стоять "этического делания". Критикуя "распространяющийся в антивоенном движении "реа­лизм" и поверхностность" сторонников Энджелла, Квидде заключал: "... Нравственное отрицание войны — основа движения. Без идеализма пацифизм перестанет сущест­вовать. [Он] должен остаться верным идеализму, если не хочет потерять свою главную силу" (*). То, что Квидде был избран вслед за тем председателем Немецкого Общества мира, служит доказательством поддержки его линии большинством пацифистов.

 

(* FW. 1914. N 6. S. 210; VF. 1914. N 7/8. S. 81.)

 

Периодически вспыхивавшие до 1914 г. региональные войны наносили серьезный удар по сторонникам механи­стических закономерностей в антивоенном движении. Эти кризисы доказывали, по мнению "идеалистов", что любые установления сверху "окажутся в серьезной си­туации бумажным крючкотворством, если не совершится переворот в сознании правительств и масс". Именно в таком духе листовка НОМ, написанная Квидде и Умфри­дом, комментировала и начало I мировой войны (*).

 

(* Kriegsflugblatt der Deutschen Friedensgesellschaft // FW. 1914. N 8. S. 308.)

 

Призыв к "нравственному деланию" стал последним этапом осмысления пацифистами Германии проблем вой­ны и мира до 1914 г. В полемике с "ревизионистами" Квидде отстоял основные постулаты немецкого миротворчества, заложенные Кантом, не отбрасывая все нако­пленное за предыдущие два десятилетия. В конечном сче­те, именно пацифистские идеи Квидде определили дея­тельность миротворцев и в послевоенную эпоху Веймар­ской республики.

Идейные и организационные изменения в Немецком Обществе мира накануне войны благотворно сказались и на развитии связей пацифистов с Россией, которые со­ставляют особую главу в истории немецкого миротворче­ства.

 

1. 3. Немецко-русские связи через призму миротворчества

 

Практика международных миротворческих инициатив, создание обществ дружбы и взаимопонимания самого разного характера всегда составляла важнейшую часть деятельности противников войны в Германии. Однако долгое время из-за односторонней прозападной ориентации немецких пацифистов эти усилия оставались сосре­доточенными на Франции, Англии и США (*).

 

(* Я не касаюсь специально истории этих франко-, англо- и американо-германских международных организаций, достаточ­но подробно изложенной в трудах Р. Чикеринга (Imperial Ger­many... Р. 286-326). А. Вильда (Op. cit.) и др. Сравнительный ана­лиз русского и немецкого пацифизма см. в: Сдвижков Д. А. Пацифизм и политическая культура в России и Германии накануне I мировой войны // Россия и Германия. Сб. под ред. Б. М. Туполева, вып. 1. М., 1998.)

 

Кроме всплеска симпатий к России после Гаагского манифеста Николая II, отношение к ней немецких миро­творцев было окрашено европоцентризмом, который от­казывал русским в праве считать себя частью западной культуры (Abendland). Подъем таких настроений пришел­ся на русско-японскую войну. Фрид охарактеризовал её как следствие противоречия между варварством и циви­лизацией в России. "Русские и японцы — нецивилизо­ванные народы, — ещё более безаппеляционно выражал­ся другой пацифистский оратор, — а нецивилизованные народы нас не интересуют. Наша задача — воспитать в духе мира цивилизованные нации" (*).

 

(* FB. 1904. N 7. S. 49; НВ FB II. S. 154.)

 

Отголоском этого убеждения звучит и совсем уж не­пацифистский пассаж в одной из статей Умфрида по ко­лониальному вопросу, с сетованиями на то, что "неполноценная в культурном отношении область россий­ского господства" охватывает значительно большую тер­риторию, чем поле приложения для "намного более высо­кой немецкой культуры" (*).

 

(* Umfrid О. Der Kampf um den Boden // FW. 1911. N 1. S. 10.)

 

Многие русские пацифисты, в свою очередь, считали Германию "цитаделью шовинизма, реакции и междуна­родных осложнений", с "более низким типом политиче­ской культуры", чем у Франции и Англии (*).

 

(* Семёнов Е. П. XIX Международный Конгресс Мира в Же­неве в 1912 г. // Общество мира в Москве (далее — ОММ). Вып. III. 1912-13. М., 1913. С. 21; Милюков П. Н. Цит. соч. С. 139.)

 

При всем том можно говорить о значительном влиянии на немецкий пацифизм с самого его зарождения русской миротворческой мысли. Так, не только обращение юного Фрида в пацифиста, но и возникновение замысла романа "Долой оружие!" у фон Зуттнер было во многом обязано воздействию посвященных ужасам войны картин В. В. Верещагина. Русский художник сотрудничал и с журна­лом "Долой оружие!", В отведенной ему главе воспоми­наний фон Зуттнер называет Верещагина своим "другом и единомышленником" (*).

 

(* Suttner B. v. Wassilj Wereschtschagin // Dieselbe. Stimmen und Gestalten. S. 113-120. По этой теме см. Шалимов О. А. В. плену у фурии войны (Антимилитаристский протест художника В. В. Верещагина) // Долгий путь российского пацифизма. С. 215-224.)

 

Несмотря на противоречия между христианским не­противлением и либеральным пацифизмом, в оценке ог­ромного влияния Л. Толстого на миротворческую мысль Германии были единодушны все ведущие немецкие па­цифисты. Для Б. фон Зуттнер же яснополянский отшель­ник всегда оставался "дорогим учителем" (*).

 

(* См. подробнее: Беленчиков В. Я. Творчество Берты Зуттнер (Дисс. на соискание уч. степ. канд. фил. наук). Л., 1974. С. 110, 129-150,167-169; Fried АН. Leo Tolstoj // FW. 1910. N 12. S. 221-3.)

 

Теоретическую основу "научного пацифизма" Фрида составляли труды русского социолога Якова Новикова и железнодорожного магната из Русской Польши Ивана Станиславовича Блиоха, исследовавших природу пробле­мы войны и милитаризма, их воздействие на общество. С обоими Фрид и Зуттнер состояли в переписке и не раз встречались лично. Ещё в 1896 г. Фрид перевел на немец­кий книгу "Война и ее мнимые блага" Новикова. Ему, считал Фрид, "в первую очередь следует быть обязанным тем, что первоначальная чисто этическая идея [отрицания войны] получила научное обоснование". В Блиохе глав­ный теоретик немецких пацифистов видел "первопро­ходца", который исследовал сценарий будущей войны с учетом не только военно-технических, но и экономиче­ских, социальных, национально-психологических факторов (*).

 

(* Novikow J. Der Krieg und seine angeblichen Wohltaten. Leipzig, 1896. Труд И. С. Блиоха ("Будущая война в техничес­ком, экономическом и политическом отношениях. Т. 1-6. СПб, 1898) был одним из первых переведен на немецкий язык: [Blioch I. S.] Der Krieg. Ubersetzung des rassischen Werkes des Autors: Der zukbnftige Krieg in seiner technischen, volkswirtschaftlichen und politischen Bedeutung. Bd. 1-6. В., 1899 и многократно пере­издавался затем пацифистами.)

 

Блиоху как "реальному политику мира" Фрид посвятил и свою книгу о I Гаагской конференции (*).

 

(* Fried A. H. Die Haager Conferenz, ihre Bedeutung und ihre Ergebnisse. В., 1900. S. 22; Chickering R. Imperial Germany... P. 96-106, 289, 387-392.)

 

Не менее значительное влияние — и не только на Фрида, но и в целом на всю школу международно-правового пацифизма в Германии — оказали труды зна­менитого дипломата и юриста Ф. Ф. Мартенса, одного из основателей "Института Международного Права" гр. Л. А. Камаровского, П. Л. Вакселя и др. (*)

 

(* FW. 1909. N 7. S. 121-2; VF. 1909. N 8. S. 94; Fried A. H. Die moderne Friedensbewegung. Leipzig, 1907. S. 87-88; ОММ. вып. 1. 1909-10. M., 1910. C. 14-16; Через Вакселя Зуттнер даже передала Николаю II свою книгу о I Гаагской конференции — Отдел Рукописей Российской Национальной Библиотеки (СПб), ф. 123. № 733 (Б. фон Зуттнер — П. Л. Вакселю. Харманнсдорф, 18 и 30. 07. 1900).)

 

Особые дружеские чувства питала к России фон Зуттнер, сохранившая эту симпатию со времен своего пребы­вания на Кавказе. Среди ее многочисленных русских корреспондентов и знакомых были, кроме названных лиц, основатель первого русского пацифистского общества, один из лидеров партии кадетов, кн. Павел Д. Долгоруков, министр иностранных дел России, главный дипломатиче­ский организатор I Гаагской конференции гр. М. Н. Му­равьев, влиятельный владелец Бакинских нефтяных при­исков, племянник Альфреда Нобеля Эммануэль (Емельян) Нобель, который даже состоял членом Австрийского Об­щества мира и оказывал ему финансовую поддержку, известный русский писатель и драматург Леонид Андреев и др. В отличие от своих коллег фон Зуттнер выступала за тесный союз Германии с Россией и утверждала, что рус­ские — "один из самых добрых и миролюбивых народов, какие только есть" (*).

 

(* FW. 1909. N 3. S. 60; 1910. N 2. S. 40; 1920. N 5/6. S. 137-9; Suttner B. v. Memoiren. S. 368-370; Hamann B. Op. cit. S. 90. 347.)

 

Не меньшим было и обратное влияние немецкого па­цифизма на общественную жизнь и антивоенное движе­ние в России. Роман "Долой оружие!" появился у нас вслед за оригиналом сразу в пяти переводах и впоследст­вии многократно переиздавался. Его знали не только Тол­стой и его последователи — эту книгу изучали даже в большевистских рабочих кружках, несмотря на то, что Ленин обрушивался на "болтовню о мире на манер Зутт­нер" (*).

 

(* См. Беленчиков В. Я. Цит. соч. С. 9-13. 107-8; Ленинский сборник. XIV. М.-Л., 1930. С. 367.)

 

Пользовались популярностью среди русских пацифистов антивоенные произведения Г. Гауптмана и Ф. Шпильхагена, переводчица которых, И. А. Гриневская, участвовала в дея­тельности Петербургского общества мира (*).

 

(* Федоров М. П. Экономические интересы, замешанные в большой европейской войне (С.-Петербургское Общество мира. вып. 2). СПб., 1913.)

 

Заложенные в теории "организации мира" у Фрида идеи русских мыслителей уже в этом переработанном виде вернулись в Россию и оказали решающее воздейст­вие на идеологию здешнего Общества мира. Особенно заметным был авторитет Фрида среди петербургских па­цифистов: здесь его называли "нашим товарищем" и по­стоянно цитировали. Конспектом трудов Фрида выглядит, например, статья И. Н. Ефремова, лидера партии прогрессистов и председателя русских межпарламентариев в Ду­ме: "Вооружения и война — симптомы анархии. Третей­ский суд — следствие организации. Надо лечить не симпто­мы, а болезнь." (*)

 

(* Ефремов И. Н. Доклад об истории пацифистского дви­жения и о создании пацифистских организаций в России и других странах (черновик) — Государственный Архив Российс­кой Федерации (далее — ГАРФ). ф. 927. оп. 1. e. x. ll. C. 45; Вестник Мира (далее — BM). 1913. № 6. к. 8.)

 

 

Периодические издания Фрида послужили образцом и для русской пацифистской печати. Уже в конце XIX в. его журнал "Долой оружие!" был широко известен в России; "Фриденсварте" выписывалась и читалась во всех круп­ных университетах страны. Русский "Вестник мира" во многом ее копировал и перепечатывал массу материа­лов (*).

 

(* См. Гессен В. М. О вечном мире. СПб., 1899. С. 20; FW. 1913. N 12. S. 452-459.)

 

Тесные связи существовали между председателем не­мецкой группы Межпарламентского Союза Р. Эйкгоффом и И. Н. Ефремовым. Эйкгофф был основным консультан­том при организации межпарламентариев в России, посредником в их сношениях с центральным руководством МПС. Комментируя встречу Николая II с Вильгельмом II в шхерах в 1909 г., Эйкгофф писал Ефремову. "Будем наде­яться, что [русские власти] возьмут пример с установив­шихся между русской и немецкой группами Межпарламентского Союза добрососедских отношений..., которые, хочется верить, останутся таковыми и впредь" (*)

 

(* ГАРФ. ф. 927. оп. 1. е. х. 8. Л. 22 (Р. Эйкгофф — И. Н. Ефремову. 19. 06. 1909); См. Астафьев И. И. Русско-германские дипломатические отношения (от Портсмутского мира до Потсдамского соглашения). М., 1972. С. 210-218.)

 

И все же, при всех этих положительных изменениях, создание особого общества для организации миротворче­ских контактов между русскими и немецкими пацифи­стами затянулось на многие годы.

Несмотря на свои противоречивые высказывания, давним сторонником сближения двух стран был О. Умфрид. После Гаагской конференции он выражал надежду, что Николай II осуществит идею европейской континентальной федерации. В России Умфид видел посредника между Германией и Францией в общей борьбе с "англосаксонским империализмом" (*). Впоследствии Умфрид выступал за поддержание с русскими добрососедских отношений по образцу существовавших при Бис­марке и за заключение договора об арбитражном разре­шении конфликтов между Россией и Германией. В 1904 г. Немецкое общество мира даже обратилось к рейхсканц­леру с петицией о заключении такого договора.

 

(* Umfrid О. Vom Zaren // FB. 1901. N 11. S. 127-131.)

 

Убедившись в том, что их призывы к правящим кру­гам остаются без ответа, немецкие пацифисты стали на­лаживать контакты с представителями либерально-демо­кратического лагеря в России, многие из которых поддерживали пацифистские идеалы. Во время революции 1905 г. Немецкое общество мира открыто поддержало "русских борцов за свободу" и пригласило для выступле­ния на собрании Общества адвоката К. В. Жданова — Терского, будущего сотрудника "Вестника мира".

 

(* FB. 1906. N 8. S. 88. Интересно, что членами организован­ного в 1913 г. немецкого отделения международного "Союза помощи политзаключенным и ссыльным России" были многие пацифисты, в т. ч. О. Умфрид, О. Ниппольд, В. Нитхак-Штан, Г. фон Герлах, феминистка и пацифистка Минна Кауэр и др. — GStA PK. I. HA Rep. 77. Ministerium des lnneren. Tit. 1102. N 2 (Die politischen und Volksvereine im Regierungsbezirk Wiesbaden). Bl. 101-111.)

 

В 1909 г. Немецкий конгресс мира в Штутгарте обсу­ждал предложение о создании по образцу существовав­ших франко- и англо-германского комитетов согласия также "Германо-славянской лиги" с польским и русским отделениями. Но председатель НОМ А. Рихтер отверг то­гда эту идею "как несвоевременную" (*).

 

(* FB. 1909. N 6. S. 66; N 8. S. 86; N 9. S. 103-4.)

 

Активизировать усилия для достижения русско-не­мецкого согласия пацифистов заставлял рост междуна­родной напряженности, связанный с Балканскими война­ми. Еще более обстановку накалило принятие в 1913 г. Германией нового закона о военных расходах. На стра­ницах пацифистской печати все чаще звучали пророчест­ва о грядущей войне, в которую Германия может быть втянута из-за австро-русских противоречий на Балканах (*).

 

(* VF. 1913. N 3. S. 32-33; Nippold O. Der deutsche Chauvmismus. Veroeffentlichungen des VTV. Heft 9. Stuttgart, 1913. S. 120.)

 

Для Зуттнер и ее единомышленников в Австро-Вен­грии первостепенной задачей стало способствовать авст­ро-русскому примирению: в Международном бюро мира еще в 1912 г. живо обсуждалась идея конференции по русско-австрийскому согласию параллельно проходившей тогда же англо-германской встрече в Лондоне. "Для под­ключения славянского мира к участию в международном антивоенном движении" намечалось широкое участие славян, и прежде всего России, на XX Международном конгрессе мира, который должен был пройти в сентябре 1914 г. под патронажем Б. фон Зуттнер. В том же ряду — попытка создания Стефаном Цвейгом "группы содействия духовному взаимопониманию" с Россией (*).

 

(* Die Friedensbewegung (Bern). 1912. N 23/24. S. 406; 1914. N 2. S. 43; Цвейг С. Вчерашний мир. Воспоминания европейца. М., 1987. С. 298.)

 

Стремление к налаживанию контактов с русскими крепло и среди пацифистов в самой Германии. В 1913 г. Немецкое общество мира впервые пригласило учителей из России на свой ежегодный летний международный семинар по пацифистской педагогике (*). В том же году петербургский "Вестник мира" опубликовал приветствен­ное письмо Фрида русским пацифистам с предложением тесного сотрудничества во имя "преодоления элементов ненависти и вражды", написанное под впечатлением Бал­канских войн. Как и Международное бюро мира, Фрид надеялся воздействовать через Россию и на всё славянст­во. Вероятно, он учитывал тесную связь русских либе­ральных пацифистов с "неославянским движением", значительный вес М. М. Ковалевского, П. Н. Милюкова и др. среди прогрессивной общественности южных и западных славян (**). Говоря о сущности неославянизма, Ковалевский подчеркивал еще в 1908 г., в своем интервью либеральной венской "Нойе Фрайе Прессе", что "старое панславянство ушло в прошлое. Я убежденный западник.... Нет ника­кой почвы для противоречий между Россией, Австро-Венгрией и Германией." (***)

 

(* VF. 1913. N 12. S. 131f.)

(** ВМ. № 2. к. 11-12; Подробнее об этом См.: Хайлова Н. Б. М. М. Ковалевский // Политическая история России в партиях и лицах. Сб. М., 1994. С. 212-13; Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991. С. 309-11.)

(*** Цит. по: FB. 1908. N 7. S. 85.)

 

В ответ на письмо Фрида член финляндского и петер­бургского обществ мира, профессор Гельсингфорского университета барон С. А. Корф направил во "Фриденсварте" "Письмо из России". В нем он оценивал состояние австро-русских и русско-германских связей, отношение русской общественности к внешней политике Австрии и Германии (миссии Сандерса фон Лимана). Кроме того, не­мецкие пацифисты узнали о деятельности Московского и Петербургского обществ мира в 1913-14 гг. (*)

 

(* Korf S. A. Brief aus Russland // FW. 1914. N 3. S. 87-89.)

 

Немецкие и русские миротворцы сообща работали под эгидой европейского бюро Фонда Карнеги и в "Меж­дународном Согласии" д'Эстурнеля, который посетил в 1910 г. общества мира в России (*). Тогда как большая часть профессоров из "Союза международного согласия" была настроена антирусски и выступала, подобно Р. Пилоти, за федерацию только культурного Abendland'a, Ниппольд и д'Эстурнель поддерживали включение России в союз ци­вилизованных государств. Этот вопрос стал даже поводом к конфликту между Ниппольдом и известным экономи­стом Луйо Брентано. Последний отказался выступать на съезде CMC после того, как Ниппольд потребовал исклю­чить из текста доклада антирусские выпады (**). В России, в свою очередь, деятельность немецкого "Союза междуна­родного согласия" встречала сочувственные отклики в пацифистской печати (***).

 

(* Следует заметить, что Фонд Карнеги финансировал через МБМ и деятельность обществ мира в России (См. ОММ. вып. II (1911-1912). С. 4; вып. III (1912-1913). С. 82).)

(** Piloty R. Op. cit.; Chickering R. Imperial Germany... P. 156. n. 114.)

(*** BM. 1913. № 2 (янв. 1913). к. 25.)

 

П. Н. Милюков участвовал вместе с В. Шюкингом в работе комиссии Фонда Карнеги по расследованию воен­ных злодеяний на Балканах. Не случайно именно к нему в мае 1914 г. обратился редактор немецкой газеты "Ди Цайтунг" по вопросу о способах улучшить отношения между враждебными блоками (*). За несколько дней до убийства Франца-Фердинанда, в июле 1914 г. на состоявшемся в Па­риже заседании бюро Фонда Карнеги последний раз участ­вовали вместе Милюков, Фрид, Ниппольд и др. (**)

 

(* ГАРФ. ф. 579 (Милюков П. Н.). on. l. e. x. 1451, 1453, 3313.)

(** Fried A. H. Mein Kriegstagebuch. Bd. I-4. Zuerich, 1918-1919. Bd. I. S. 17; Nippold O. Meine Erlebnisse.... S. 37.)

 

В свою очередь, Умфрид в 1912-13 гг. окончательно пришел к мысли о том, что единственный путь предотвра­тить войну — создать союз, или, по меньшей мере, воен­ную конвенцию между державами Антанты и Тройственного блока. Подготовить почву для этого должно было взаимодействие миролюбивых сил по достижению меж­дународного согласия (*). Умфрид был убежден, что "угроза агрессии с Востока — это ложь. На деле противоречия между интересами Берлина и Петербурга сыщутся разве что под увеличительным стеклом" (**).

 

(* Umfrid O. Europe den Europaeern. Politische Ketzereien. Esslingen,1913. S. 79.)

(** Цит. по Mauch Ch., Brenner T. Op. cit. S. 127.)

 

Пышные торжества 100-летия победы над Наполео­ном, прошедшие в России в 1912-м, а в Германии в 1913-м гг. были, конечно, прежде всего демонстрацией патриоти­ческих фраз и воинственного духа, но они же напомнили о былом согласии русских и немцев. В прессе Германии появились осторожные голоса о том, что немецко-русское согласие "не кажется абсурдом, поскольку теперь ожило воспоминание о братстве по оружию сто лет назад" (*).

 

(* FW. 1913. N 2. S. 78.)

 

В этот момент как нельзя кстати пришлось предложе­ние Умфриду о сотрудничестве со стороны горячего сто­ронника русско-немецкого согласия Павла Кузьминско­го — писателя, бывшего мирового судьи из Одессы, который переселился в Берлин. Напоминая о совместном ис­торическом прошлом, Кузьминский доказывал, что у Рос­сии и Германии нет коренных противоречий и непреодо­лимых препятствий для сближения. Его брошюра "Гер­мания и Россия в 1813-1913 гг. Размышления русского писателя у подножия памятника Битве народов" вышла отдельным изданием в Германии и была перепечатана Умфридом в "Фелькерфриде". При этом Умфрид сопро­водил статью призывом к достижению немецко-русского согласия в качестве первого шага для преодоления раско­ла Европы. Одновременно немецкоязычная "Санкт-Петерсбургер Герольд" напечатала статью в России (*).

 

(* Kusminski P. Deutschland und Russland in den Jahren 1813 bis 1913. Gedanken eines russischen Schriftstellers am Fusse des Voelkerschlachtdenkmals // VF. 1914. N 3. S. 28-30; // St.-Petersburger Herold. 7(20). 12. 1913.)

 

Весной-летом 1914 г. Кузьминский и Умфрид совмест­но выработали план создания немецко-русской "Лиги ми­ра" на базе демократического пацифизма. В мае того же года на VII Немецком конгрессе мира проект получил горячую поддержку НОМ в целом и избранного предсе­дателем Общества Квидде (*). Особый прием инициатива Умфрида и Кузьминского встретила в Обществе мира Кенигсберга. В силу своего пограничного положения здесь больше всех были заинтересованы в сохранении добрососедских отношений с Россией (**).

 

(* VF. 1914. N 7-8. S. 81.)

(** Die Friedensbewegung. 1914. N 4. S. 177.)

 

Вначале Умфрид и Кузьминский обратились с посла­нием к нескольким виднейшим русским пацифистам, а уже перед самой войной, в июле 1914 г., при участии Квидде было опубликовано "Письмо представителям рус­ской интеллигенции", адресованное широкой обществен­ности в России (См. Приложение V).

Главным адресатом немцев были те же русские либе­ральные пацифисты, особенно Ковалевский, уже возглав­лявший общества англо-русского и американо-русского согласия (*). В своей статье, помещенной либеральной "Франкфуртер Цайтунг", Ковалевский утверждал, что "все слои русского общества разделяют идею германо-русского сближения". Впрочем, одновременно он давал понять, что предпосылкой такого сближения могло бы стать изменение протекционистской позиции Германии по отношению к импорту зерна из России и "большее понимание" с немецкой стороны в вопросе о черномор­ских проливах (**).

 

(* Российский Государственный Исторический Архив (СПб). ф. 1284. оп. 187. 1915. № 100; Хайлова Н. Б. Цит. соч. С. 211.)

(** Frankfurter Zeitung. 31. 05. 1914.)

 

Как и Милюков, Ковалевский выразил свое согласие на участие в "Лиге мира". "Всей душой поддерживаю не­обходимость русско-германского сближения и дружбы двух соседних наций", — писал он в телеграмме Умфри­ду. В конечном счете удалось заполучить согласие сотруд­ничать с "Лигой" от "шести крупных общественных дея­телей с каждой из сторон", — но времени на создание самой организации уже не осталось (*).

 

(* VF. 1914. N 9. S. 99; 1915. N 1. S. 1.)

 

 

 

Надо упомянуть и о созданном в 1913 г. "Немецком обществе изучения России" (НОИР) (Deutsche Gesellschaft zum Studium Russlands — DGSR) — на основе существо­вавшего еще с 1903 г. "Союза по изучению России и русской культуры". Главным сторонником реорганизации и придания чисто научному обществу более широких функций был берлинский историк-русист Отто Хётч. Сторонник умеренного либерализма, Хётч считал, что демократизация России после 1905 г. будет способство­вать ослаблению русской внешней экспансии и развитию миролюбивых отношений с Германией.

"Общество", в этой связи, должно было "служить развитию дружеских отношений между двумя странами пу­тем взаимного изучения Германии и России" и укрепле­ния культурных связей. Хётч планировал назвать его "Германо-русским обществом", однако в МИД'е слово "дружественные" вычеркнули и настояли на исключительно академическом характере организации (*).

 

(* GStA PK. I HA. Rep. 92 (NL Th. Schiemann). N 11 (Satzungen der DGSR; О. Хётч — Т. Шиману. 30. 06. 1913. Берлин). См. также: Vogit G. Russland in der deutschen Geschichtsschreibung. 1843-1945. B., 1994. S. 97, 102-5.)

 

Тем не менее целью НОИР провозглашалось искоре­нение "ложных представлений немцев и русских друг о друге". Благодаря этому общество, утверждали его организаторы, "способствуя взаимопониманию народов, вне­ свой вклад и в установление мирных и дружеских (курсив мой — Д. С.) отношений между государствами".

Кроме представителей интеллигенции (в т. ч. знамени­того историка и теолога Адольфа фон Харнака), в "Общество" вошли представители организаций торговой буржуазии, заинтересованные в добрососедских отноше­ниях с Россией. В их числе были делегаты от компаний русских немцев, "Немецко-русского общества поддерж­ки и укрепления взаимных торговых связей" (Deutsch-russicher Verein zur Pflege und Foerderung der gegenseitigen Handelsbeziehvmgen) в Берлине, а также "Союза немецких промышленников и экспортёров по торговле с Россией" (Verein Deutscher Fabrikanten und Exporteure fuer den Handel mit Russland) в Ремшайде (Рур). Послед­ний в президиуме НОИР представлял никто иной как знакомый нам председатель немецких межпарламентари­ев Р. Эйкгофф, депутат Рейхстага от рурских промыш­ленников Ремшайда, тесно связанный и с торговыми кругами Германии (*).

 

(* GStA PK. I HA. Rep. 92. N 11 (Deutsche Gesellschaft zum Studium Russlands. O. J. O. O); Interparlamentarische Union. Jahrbuch der deutschen Gruppe fuer Schidsgericht und Frieden. B., 1913. S. 4-5.)

 

Планировалось наладить контакты с соответствующи­ми организациями русской торговой буржуазии, а в каче­стве первого шага пригласить для выступления в Герма­нию председателя Российской экспортной палаты В. И. Денисова. В перспективе НОИР намеревалось способст­вовать подписанию к 1917 г. нового немецко-русского торгового договора.

Другими направлениями работы НОИР должны были стать: "поддержка негерманской прессы, способствующей установлению хороших отношений между двумя страна­ми" (прежде всего имелись в виду немецкоязычные русские издания "Санкт-Петерсбургер Герольд", "Санкт-Петерсбургер Цайтунг", "Ригаер Цайтунг" и др.); переводческо-издательская деятельность, изучение русского языка, доклады и лекции в Германии русских ученых и общест­венных деятелей — знакомых О. Хётча. Среди них были член правления Общества мира в Москве проф. С. А. Котляревский и проф. Б. Э. Нольде, член правления Пе­тербургского Общества мира (*).

 

(* ОММ. вып. 1. С. 2; Voigt G. Op. cit. S. 343.)

 

Из официальных лиц в "Общество" входили посол Германии в России гр. Фр. фон Пурталес и немецкий генконсул в Москве. Несмотря на прохладное и даже враждебное отношение со стороны германского МИД'а (*), НОИР планировало добиться содействия дипломатической службы в сборе информации для своего периодического издания "Восточно-европейские исследования" и в соз­дании сети корреспондентов в крупных городах России.

 

(* Ср. Fischer F. Krieg der Ulusionen: Die deutsche Politik von 1911 bis 1914. Duesseldorf, 1969. S. 542 — 543.)

 

К весне 1914 г. численность НОИР составляла 230 чле­нов, однако почти ничего из задуманного — как и в слу­чае с немецко-русской "Лигой мира" — осуществить уже не удалось. В 1916 г. общество окончательно прекратило свое существование (*).

 

(* GStA PK. I HA. Rep. 92. N 11 (Deutsche Gesellschaft zum Studium Russlands; Vorschlaege ueber die Arbeit der Gesellschaft). S. 1-17.)

 

С началом войны для большинства немецких пацифи­стов стала снова притягательной идея европоцентризма, на сей раз уже прямо направленная против России. "Германия, — записывал Фрид в своем "Военном дневни­ке", — должна ради союза с Англией и Францией сделать Эльзас-Лотарингию нейтральным государством и высту­пить затем во главе объединенного европейского куль­турного мира на борьбу с Россией. Компенсацией для немцев могут быть [русские] остзейские провинции и территории на Дальнем Востоке". "Если хотя бы это была только война с Россией! — сетовал он, — Тогда бы мож­но было радоваться, что будет положен предел варварству (Unkultur)" (*).

 

(* Fried A. H. Mein Kriegstagebuch. Bd. l. S. 3-4. В., 1913. S. 4-5.)

 

Правда, опыт предвоенных контактов не был оконча­тельно забыт. Свидетельство тому — направленное Квидде от имени Немецкого Общества мира уже после Фев­ральской революции, в апреле 1917 г. "Послание русским друзьям мира". Оно было адресовано "пацифистски настроенным кругам русской демократии" (*).Однако Ковалевский к тому времени умер, либералы во главе с Милюковым давно раскаялись в "абстрактном пацифизме", да и править "русской демократии" оставалось совсем немного.

 

(* Quidde L. Der deutsche Pazifismus wahrend des Weltkrieges 1914-1918. S. 136-141.)

 

 

Изд: Сдвижков Д. “Против «железа и крови». Пацифизм в Германской империи”, М., "ИВИ РАН", 1999