К.Роббинс (Великобритания)

ПРОБЛЕМЫ МИРА И ВОЙНЫ

В ВЕЛИКОБРИТАНИИ

[1919-1939 гг.]

 

Коалиционное правительство, как и весь народ Велико­британии, вышли из закончившейся перемирием в ноябре 1918 г. первой мировой войны со смешанным чувством оп­тимизма и тревоги относительно будущего. Сама война длилась дольше, чем большинство людей ожидали в 1914 г. Она привела к потере человеческих жизней в неимоверных масштабах. После некоторого колебания относительно ра­зумности участия Великобритании в войне и вынужденного ухода в отставку отдельных членов правительства кабинетов министров либеральной партии в 1914 г. с энтузиазмом вверг страну в вооруженный конфликт. Нет сомнений, что первоначально война была популярной, хотя Великобрита­ния единственная среди великих держав не имела большой армии и не рассчитывала на воинскую повинность. Пропа­гандистские кампании в поддержку вербовки находили го­рячий отклик. Убедить население, что поведение Германии, особенно в вопросе нарушения нейтралитета Бельгии, недо­пустимо, не представляло труда. Большинство британцев верили, что мотивы вступления страны в войну являлись справедливыми и бескорыстными¹.

Термин пацифизм, или более общий пацифистское дви­жение, вошел в обиход именно в этот период. Точное значе­ние термина оставалось неясным. Он мог означать либо же­сткое и абсолютное неприятие войн при любых обстоятель­ствах и отказ от участия в них в каком бы то ни было виде, либо общее предпочтение мира войне, не исключающее в определенных условиях гибкого подхода к этой проблеме. Эти взгляды являлись крайними, однако в стране было множество людей, относящих себя к сторонникам движения мира и занимающих центристскую платформу².

Общеизвестно, что «моральный» пацифизм, правда невсе­объемлюще, базируется на религиозных основах. Квакеры и другие протестантские вероисповедания считали участие в

237

войне противоречащим воле Господней, хотя реально они не были единодушны во взглядах. После наполеоновских войн, поддерживавшие это направление мужчины, а иногда и женщины непреклонно агитировали против всякой войны, хотя в эру имперской экспансии к их голосам всерьез не прислушивались. Общество мира не имело ни средств, ни поддержки, чтобы оказывать основательное противодейст­вие, и не могло предотвратить вступление в войну ни одного в XIX в. правительства Великобритании, если последнее принимало такое решение. Декларируемые этими общества­ми преимущества мира вызывали уважение, но игнорирова­лись. Одним из подтверждений этому стала война в Южной Африке, и ни одно из событий последующего десятилетия не изменило такого положения.

Поэтому неудивительно, что последовал призыв к новому пацифизму, который мог бы стать более эффективным в случае поддержки со стороны народа. Наиболее известным проповедником такого образа мыслей был человек, извест­ный под псевдонимом Норман Энджел, чья книга «Великая иллюзия» в предвоенные годы, не только являлась бестсел­лером в Великобритании, но была хорошо известна во всем мире. Энджел, имевший опыт работы в области журналис­тики, считал, что к вопросам войны и мира следует подхо­дить радикально. Предпринятое в прошлом простое разоблачение войн не предотвращало их развязывания. Следова­ло показать, и Энджел рассчитывал справиться с этой зада­чей, что в том мире, каковым он становился в XX столетии, война превратится в бессмыслицу. Правительства ввязыва­лись в войну в прошлом и пользовались поддержкой народа, поскольку считали, что из завоеваний можно извлечь выго­ду. Это была великая иллюзия. В процессе войны завоева­тель мог вполне понести такие же потери, что и обрушенные им на завоеванного. Мировая торговля неуклонно станови­лась все более взаимообусловленной и в результате войны пострадали бы все. Аргументы Энджела, приводимые зна­чительно искуснее, нежели в нашем кратком обзоре, были чрезвычайно привлекательны. Однако, какими бы достоин­ствами они не обладали, это была лишь частная точка зре­ния, которая для предотвращения войн должна была бы быть признана всеми правительствами³.

Бытовавшее мнение, будто капитализм и торговля обес­печат мир, а милитаризм является докапиталистическим пе­режитком, не представлялось убедительным различным те­чениям британского социализма, существовавшим в начале XX в. Напротив, капитализм часто представляли как наи-

238

более общую причину войн и вооруженных конфликтов. Уг­роза миру, дескать, будет существовать столько, сколько и капитализм, так как последний по самой своей природе яв­ляется захватническим и хищническим. Однако между анг­лийскими социалистами марксистского и немарксистского течений имелись различия в акцентах и интерпретации, правда, это были крайние, в отличие от центристских пози­ций. Социалисты стремились через II Интернационал завя­зать связи с социалистами континента в надежде, что про­летарская солидарность сделает большую европейскую вой­ну невозможной⁴.

Эти три различные течения выступали против избранного в 1906 г. правительства либералов первоначально выдви­нувшего программу в поддержку призывов Либеральной партии к «миру, экономии и реформе», но позволившего ввергнуть себя в гонку вооружений в области военно-морского флота в целях достижения превосходства над Германией. Это, в свою очередь, сопровождалось расшире­нием обязательств по англо-французскому соглашению 1904 г. и подписанием в 1907 г. англо-русской конвенции. По мере того как Великобритания все глубже втягивалась в систему континентальных союзов, дни «блестящего одиноче­ства» (английская доктрина отказа от длительных союзов с двумя державами) подходили к концу, хотя ни один фор­мальный договор о союзе к 1914 г. подписан не был. Роль, отводимая Великобритании в Тройственном согласии (Ан­танте), вызывала сильную озабоченность части членов парламента от Либеральной партии, однако правительство не испытывало больших затруднений в проведении своей ли­нии. Политики и чиновники Форин оффиса продолжали считать, что достижение в будущем «баланса сил» есть наи­лучшая основа предотвращения европейской войны. Обыч­но ораторы того времени подчеркивали, что в этой войне Великобритания не имеет собственных интересов, хотя и не исключает участия в ней, ибо в противном случае может возникнуть преимущество какой-либо конкретной силы, что поставит под угрозу британскую независимость.

Это предпочтение мира имело различные истоки. В офи­циальных доктринах Великобритании собственные интересы сочетались с благородством. Во-первых, Британская импе­рия в границах XIX в. уже простиралась по всему миру. Проблематичной представлялась возможность дальнейшего расширения империи и с точки зрения способности Великобритании защищать и управлять своими владениями. Дру­гими словами, Великобритания являлась «удовлетворенной»

239

державой, более заинтересованной в «переваривании» того, чем владела нежели в сопряженных с риском новых коло­ниальных захватах. Стремление Великобритании к миру на этой основе часто характеризовалось в Германии как лице­мерное. Во-вторых, положение Великобритании как мировой державы опиралось на превосходство в военно-морском флоте. Это превосходство вызывало сомнение, и поэтому поддержание Великобританией международного мира было, по крайней мере, частично, связано со стремлением предот­вратить довооружение других военно-морских держав. В-третьих, в годы, предшествующие 1914-му, освоение воздушного пространства свело на нет благоприятное в воен­ном отношении островное положение Великобритании. Страна стала уязвимой для нападения в результате приме­нения ранее неизвестных средств.

В результате в 1914 г. ни правительственная привержен­ность к миру, ни более радикальное отношение к миру со стороны ранее упомянутых трех течений не смогли предотв­ратить вступление Великобритании в войну. Однако это не означало, что решение было принято легко или без опасе­ния возможных последствий. Правительство должно было объявить свое решение в палате общин, и отдельным депу­татам предстояла борьба со своей совестью. Войну предла­галось рассматривать как великий крестовый поход против германского милитаризма. Это не был простой территориальный конфликт. На карту были поставлены великие цели. Первоначально «военные устремления» Великобритании бы­ли сформулированы с трудом, хотя в ходе войны перед ка­бинетом министров была поставлена задача рассмотреть вопрос о возможных «трофеях», в частности колониях Германии. Однако уже с самого начала это должна была быть «война за окончание войн». Простой акт поражения Герма­нии откроет широкие перспективы в этом направлении, по­скольку ответственность за развязывание войны была воз­ложена на Германию. Оставалось неясным, будут ли осуще­ствляться процессы «демилитаризации» и «демократизации» Германии, и если будут — то каким образом; возможно, что указанные два процесса на самом деле являлись одним. Одновременно не покидало беспокойство, что доминирую­щее положение Германии в Европе может быть занято Рос­сией, разве только союзник Великобритании — Россия — также претерпит демократизацию и предоставит независи­мость народам в пределах Российской империи.

Чем дольше продолжалась война, тем более проблематичной она становилась как для правительства Великобри-

240

тании, так и для ее народа. С точки зрения правительства, вызывало беспокойство возможность отказа армии воевать в условиях, когда результат представлялся почти недостижи­мым. Но еще более важной стала задача убедить как сол­дат, так и гражданское население, что результат войны имеет огромное значение для человечества. Если бы мир был восстановлен в результате переговоров, то он лишь со­хранил бы условия, которые сделали войну возможной. Другими словами, было необходимо «уничтожить» войну, чего невозможно было достичь без победы как непременно­го условия.

Именно в этом контексте отдельные индивидуумы и це­лые группы по обе стороны Атлантического океана захва­тила идея создания Лиги наций. Различные схемы такой организации, отличаясь в деталях, исходили из осознания того, что существовавшая до 1914 г. мировая система себя не оправдала и должна быть заменена на нечто лучшее. Стремление к «балансу сил» не обеспечило стабильности, а привело к бесконечному обману, направленному на дости­жение преимущества или превосходства. Создание альтерна­тивы должно было сопровождаться сравнительно фундамен­тальной перестройкой методов международного общения. Дни «старой» или «секретной» дипломатии миновали. Это было время, когда для народов должен был наступить ве­ликий день начала разумной и открытой дискуссии.

Концепция создания Лиги наций привлекала как прави­тельство, так и «оппозицию».

Пацифисты равного толка сдерживались в проявлениях своих убеждений, однако их идеи не были полностью анну­лированы. В 1915 г. христиане различных вероисповеданий основали Братство примирения. Созданное ранее братство отказа от воинской повинности не просто призывало к уклонению от призыва на военную службу, но пыталось по­влиять на далеко идущие последствия; во многих случаях это был отказ от различных форм «альтернативной служ­бы», что сделало популярным появление «лиц, отказываю­щихся от военной службы». Вскоре после начала войны возник Союз демократического контроля, сила и влияние которого расширялись по мере продолжения войны. Одна­ко, по крайней мере, формально, эта организация не была пацифистской. Усилия этой организации, как следует из ее названия, были направлены на поиск путей и средств, спо­собных укрепить голос общественности. При этом счита­лось, что в войне виновато правительство, и уделялось мало

241

внимания тому факту, что к войне его, в частности, могло подтолкнуть мнение народа⁵.

В целом нельзя было не согласиться, что Лига наций, по-видимому, сможет обеспечить лучшие возможности для со­хранения мира, чем существовавшая до 1914 г. «междуна­родная анархия». Безусловно, после огромных людских по­терь, которые все понесли, страны должны были объеди­ниться общим интересом к «коллективной безопасности». Несомненно, всем государствам следовало бы объединить уси­лия по пресечению преступных действий. И все же, кроме этих, носящих общий характер аргументов, существовали трудные вопросы, предполагающие различные ответы. Сле­довало ли Лиге быть открытой для всех государств, или она должна была объединить, хотя бы вначале, лишь страны, воевавшие против государств Центральной Европы? Должна ли Германия быть допущена в Лигу на равных условиях с самого начала, жест, свидетельствующий о примирении или ее следовало принять «на пробу» и окончательно допустить лишь впоследствии, при «демонстрации хорошего поведе­ния»? Являлась ли Лига зародышем мирового правительст­ва, которому страны — члены Лиги со временем пожертву­ют, по крайней мере, некоторую часть собственного сувере­нитета (при условии, что суверенитет можно разделить?). Должна ли Лига обладать собственными вооруженными си­лами в составе военного контингента государств — участ­ников Лиги, способного, в определенной степени, действо­вать независимо от них? Или любые разговоры о Лиге на­ций, как об организации, обладающей или даже имеющей доступ к вооруженным силам, являются просто возвратом к идеям, дискредитировавшим себя в 1914 г.? Будут ли в за­дачи Лиги входить не только убеждения и ведение перего­воров, но, если это окажется абсолютно необходимо, они будут дополнены санкциями, в основном экономического характера, которые все страны будут вынуждены применять против государства, совершившего противоправное дейст­вие? Что произойдет с претензиями Лиги на представление мирового сообщества, если кроме тех государств, которые могут быть не допущены в Лигу, окажется еще ряд играв­ших важную роль стран, которые могут уклониться от при­соединения? Все эти перечисленные проблемы формировали отношение Великобритании к Лиге Наций к концу войны. Правительство чувствовало себя обязанным способствовать общему воодушевлению, хотя личное отношение Ллойд Джорджа к этой проблеме оставалось тайной. Не было дру­гого пути, кроме как предоставить этому новому подходу к

242

проблеме войны и мира возможность проявить себя. Для стимулирования этого грандиозного проекта на основе все­сторонней внепартийной поддержки две организации — Общество Лиги Наций и Ассоциация Лиги свободных на­ций — объединились под названием Союз Лиги наций⁶.

Однако, это не являлось единственным новым элементом в международном и внутреннем положении Великобритании. Изменения, происходившие в России в 1917 г. и завершив­шиеся Великой Октябрьской социалистической революцией, вызывали различное отношение у правительства и народа. С официальной точки зрения, выход России из войны и внутренние предубеждения, предполагающие невозможность победы над Германией в 1918 г. в качестве последствий, по крайней мере кратковременных, устраняли опасения, что поражение Германии будет сопровождаться имперской экс­пансией России в Центральную и Юго-Восточную Европу. С той же официальной точки зрения, представлялось вполне вероятным, что сам по себе большевизм, если ему позволить консолидироваться, может представлять угрозу для мира буржуазной демократии Западной Европы. В кабинете ми­нистров происходили острые дебаты относительно возмож­ного вооруженного вмешательства в начавшуюся в России гражданскую войну. Было решено оказать помощь против­никам большевизма, однако, полномасштабная интервенция Великобритании сразу по возвращении к «миру» признава­лась невозможной, хотя и желательной, ни в политической, ни в военной областях. И сторонники, и противники боль­шевиков оказались согласны в том, что положение в Цент­рально-Восточной Европе являлось в значительной степени нестабильным.

Однако, проблема заключалась не только в этом. Вскоре стало очевидным, что президент Вильсон, так красноречиво говоривший о Лиге наций, не собирался подкреплять свой слова членством Соединенных Штатов Америки в этой ор­ганизации. Внезапно Лига наций становилась очень далекой от всемирной организации. В Форин офисе стали раздавать­ся голоса против участия Великобритании в Лиге наций в новых условиях. Было бы безусловно ошибкой связывать внешнюю политику Великобритании с деятельностью такой ненадежной организации.

Другим важным изменением во внутренней жизни Вели­кобритании к концу войны было утверждение в 1918 г. На­родного акта, дававшего избирательное право всем мужчи­нам и женщинам, достигшим 30-летнего возраста. Первые послевоенные всеобщие выборы одобрили продолжение дея-

243

тельности коалиционного правительства военного времени, возглавляемого Ллойд Джорджем. Политические деятели лейбористской партии, считавшиеся пацифистами, набрали незначительное число голосов. Среди избирателей было сильно стремление заставить Германию платить и обеспе­чить прочный мир, а также ширилось мнение, что это всего лишь кратковременная реакция, которая, видимо, быстро исчезнет по мере ослабления военной лихорадки. В связи с этим лейбористская партия (и, возможно, даже вновь со­зданная Коммунистическая партия Великобритании) в ус­ловиях действия новых правил участия в выборах могла ожидать устойчивого прогресса на выборах, хотя мало кто предвидел появление лейбористского правительства, даже не обладающего всеобщим парламентским большинством, уже в 1923 г., и что Рамсей Макдональд, являвшийся пацифис­том во время войны, станет премьер-министром.

Приход к власти лейбористов породил надежды и трево­ги, в отношении проблем войны и мира. Комментируя Вер­сальский мирный договор, лейбористская партия резко кри­тиковала отдельные его статьи и решения: например, вклю­чение судетского немецкого меньшинства в состав новой Чехословакии. Лейбористы высказывали пожелание при ма­лейшей возможности пересмотреть некоторые из статей это­го договора, и безусловно, не считали Версальское согла­шение идеальным. Среди некоторой части общества под­держивавшей лейбористов, появлялись надежды, что лейбо­ристское правительство предпримет решительные шаги в це­лях установления дипломатических торговых и других от­ношений с Советским Союзом. Это не означало бы, что лейбористы всем сердцем поддерживают происходившие в Советском Союзе перемены, равно как они не желали бы целиком оставаться на позициях критики и подозрительнос­ти. Бытовала также надежда, обычно в тех же кругах, что лейбористы произведут значительные изменения в структуре правительства Великобритании и в самом порядке принятия решений. В частности, они полагали, что Форин офис не будет резко реагировать на существующие взгляды в рабо­чем движении.

Однако лейбористы недолго оставались у власти и не обрели достаточной поддержки в парламенте, чтобы про­двинуться вперед в этих и более радикальных направлениях. Их поражение и замена консервативным правительством, обладавшим всеобщим парламентским большинством, было с разочарованием воспринято небольшими группами паци­фистов, надеявшихся на лучшее. Одной из таких групп яв-

244

лялось Движение за предотвращение войны, основанное в 1921 г. вместо Братства отказа от воинской повинности. Из­вестно также, что Союз демократического контроля так ни­когда и не был восстановлен после того, как в 1924 г. для участия в работе правительства Макдональда союз покинули его ведущие члены, которые так и не смогли воплотить в жизнь свои идеи в существующей в Европе обстановке.

В середине 20-х годов Союз Лиги наций сделал большой шаг вперед и превратился в основной форум, где обсужда­лись проблемы войны и мира. В 1925 г. союзу была пожа­лована Королевская хартия, а число подписей, собранных им в том же году, составило более 250 тыс. — цифра, кото­рая в 1931 г. возросла до более 400 тыс. Масштаб и цели деятельности Союза Лиги наций, как на местах, так и в общенациональных рамках, сразу выделило его в особую категорию по сравнению с другими обществами мира. Это была крестоносная организация, проводящая шумные кам­пании, способная критиковать консервативное правительство (хотя и являющаяся официально «внепартийной»). Лига на­ций пользовалась репутацией настолько честной и лишенной противоречий организации, что ее заслуги изучали в шко­лах Великобритании. Лишь некоторые отделения лейбористской партии усматривали факты, которые позволяли им характеризовать Лигу как «капиталистический заговор».

В этой связи нетрудно понять ту популярность, которой пользовалась Лига. Его сторонники критически относились к тому, что министр иностранных дел консервативного пра­вительства сэр Остин Чемберлен в переговорах с Францией и Германией возвращался к дипломатии старого стиля. Од­нако им успешно удалось ознаменовать начало новой «эры Локарно», в которой Великобритания, Франция, Германия и Италия обязались поддерживать мир с помощью нового ти­па дипломатии «согласия», проводимой параллельно женев­ской. И еще один факт свидетельствовал о примирении — Германия была допущена в Лигу наций. Консервативное правительство Великобритании действовало более уверенно в проведении политики упрочения европейского мира, чем любое другое с момента окончания войны.

Если согласиться с тем, «что деятельность в пользу со­хранения мира» обычно «наилучшим образом расцветает на симбиозе пессимизма и оптимизма», то это хорошее время для движения мира, с успехом занимавшего центральное место в политике Великобритании. Это движение не входило в фундаментальные противоречия с современным ему правительством, за исключением настоятельно высказанного мне-

245

ния о том, что приспело время начинать тщательную подго­товку мировой конференции по разоружению. Безусловно, само консервативное правительство не желало начинать больших оборонных дорогостоящих программ. Существова­ло общее мнение, что Великобритания не должна помыш­лять о создании крупной армии, которой пришлось бы вое­вать в основном на территории Европы. Совместное воздей­ствие политического и экономического давления в 1919 г. определило значительное сокращение созданной к концу войны армии.

Королевский военно-морской флот по-прежнему оставал­ся основной силой Великобритании, однако никакой флот уже не мог иметь того преимущества, которым он когда-то обладал; этот факт был подтвержден на конференции в Ва­шингтоне и при последующих обсуждениях вопросов паритета между ведущими военно-морскими державами мира. Настолько всеохватывающей была вера в то, что мир стал «нормой», что планирование обороны Великобритании осу­ществлялось в соответствии с «Принципом десяти лет» — ежедневно обновляемым предложением, что в течение ближайших десяти лет войны не будет. К тому же имелись ос­нования считать, что Британская империя находится в от­носительной безопасности. Были факты, свидетельствующие о недовольстве в Индии, однако эта страна не выходила из-под контроля. Ирландская проблема была «решена». В 1926 г. была найдена формула, предоставляющая статус самоуправления «доминионам» в пределах Британской им­перии — Содружество; эта формула удовлетворила их не­посредственные чаяния.

Во многих сферах проявился некий «изоляционизм». Роль английской дипломатии сводилась к содействию установле­ния хороших отношений между Францией и Германией. Консервативное правительство не собиралось налаживать более тесные взаимоотношения с Советским Союзом; напро­тив, дипломатические отношения были близки к разрыву.

Поэтому подписание Пакта Бриана—Келлога через де­сять лет после окончания войны воспринималось как еще одно свидетельство решимости государств исключить войну из политического инструментария. В Великобритании это сопровождалось дальнейшими призывами «усилить» роль Лиги в рассмотрении международных споров, однако их ре­зультаты были весьма скромными. После прихода к власти консерваторы отвергли женевский протокол, однако пре­мьер-министр лейбористов Макдональд, оставайся он у вла­сти, по-видимому, поступил бы так же. В общем, при по-

246

добном положении дел лейбористская партия становилась более приемлемой для Лиги. Отдельным лицам оставалось расставить различные акценты, как это было в случае «Письма мира» — радикального пацифистского документа, отправленного министром находящегося в отставке лейбо­ристского правительства Артуром Понсонби премьер-министру Болдуину в декабре 1927 г. После длительной кампании Понсонби удалось собрать 128 тыс. подписей. Ес­ли бы он направил свое послание годом позже, то мог бы рассчитывать на большее число подписей, поскольку деся­тая годовщина перемирия вызвала публикацию книг, пьес и мемуаров, касающихся первой мировой войны. Название книги Роберта Грейва «Прощай все это» было весьма пока­зательно. Война была бесплодна и бессмысленна⁷.

На этом фоне после всеобщих выборов 1929 г. было сформировано лейбористское правительство. Впервые лей­бористы стали крупнейшей партией в парламенте, однако им по-прежнему недоставало большинства в палате общин. Премьер-министром вновь стал Макдональд, но на сей раз министром иностранных дел он назначил А.Гендерсона. Макдональд всегда несколько скептически относился к Лиге наций, однако Гендерсон являлся ярым ее сторонником и был полон решимости сделать успешную деятельность Лиги ключевым аспектом внешней политики Великобритании. По­этому неудивительно, что между ними возникали трения в подходах к международным проблемам.

В известной степени эти расхождения не вызывали беспо­койства общественного мнения, которое было возбуждено грядущей возможностью всеобщего разоружения. В январе 1931 г. было достигнуто соглашение, что Всеобщая конфе­ренция по разоружению состоится в Женеве в феврале 1923 г. В сложившейся обстановке не было смысла тратить время, обсуждая истинный смысл «коллективной безопасно­сти». Широкое распространение получила точка зрения, что развязывание войны все менее и менее вероятно. По мнению Великобритании, намного более неотложной проблемой яв­лялся разразившийся в конце лета 1931 г. финансовый кри­зис, приведший к краху лейбористского правительства и его замене на «национальное» правительство, премьер-минист­ром которого, по-прежнему, являлся Макдональд, но кото­рое теперь почти полностью зависело от поддержки консер­ваторов. Это новое правительство на последних всеобщих выборах получило подавляющее большинство. Лейборист­ская партия оказалась в униженном положении.

247

Смена администрации стала очень важным событием, совпавшим по времени с действиями японцев в Маньчжу­рии — первое указание на то, что грядущее десятилетие 30-х годов разочарует тех, кто считал войну отжившим яв­лением. Пока лейбористы находились у власти, Макдональд был озабочен тем, чтобы реакция партии была «соответ­ствующей». Теперь ситуация изменилась, и, поскольку Мак­дональд дискредитировал себя, находящаяся в оппозиции лейбористская партия более не чувствовала за собой обяза­тельств вести себя сдержанно. Консенсус, вобравший в себя широкий спектр «пацифистских» воззрений, начинал распа­даться. В среде «левых» росло ощущение происходящего глобального политического и экономического кризиса. По-видимому, эре, которую можно было бы охарактеризовать как триумф фашизма, требовалась новая стратегия борьбы за мир. Напряженность между «воинствующим фашизмом» и «сохранением мира» стала более очевидной.

Существовавшие в 30-х годах движения мира наилучшим образом можно представить как ряд обществ и организа­ций, тянущих в известном смысле в разные стороны. С од­ной стороны, существовало антивоенное движение Велико­британии, образованное в ноябре 1932 г., сформированное в результате состоявшегося в августе в Амстердаме Мирового антивоенного конгресса. На октябрьской 1933 г. конферен­ции лейбористской партии лидеры заявили, что не будут участвовать в войне. Последовал еще один призыв ко все­общей стачке, направленной против военной истерии. Но при всем этом, все же оставались члены партии, считавшие, что в свете прихода Гитлера к власти в Германии подобная позиция ошибочна, хотя они и разделяли мнение, что наци­ональное правительство не заслуживает доверия⁸.

К этому же периоду относятся различные другие вошед­шие в историю 30-х годов события, отражавшие беспокой­ство и озабоченность. В феврале 1933 г. студенты Оксфорд­ского университета, члены дискуссионного общества, раз­вернули движение под лозунгом «этот дом ни при каких ус­ловиях не будет воевать за своего короля и страну». Это течение, имевшее в определенном смысле лишь очень огра­ниченное местное значение, вскоре приобрело широкую поддержку. Сливки молодежи нации явно отвергали призы­вы к патриотизму. Ясно, что основной удар был направлен против любой войны, хотя позже и было провозглашено, что некоторые из тех, кто поддерживал движение, должны приготовиться к борьбе по другому поводу. Тогда же, в ок­тябре 1933 г., после кампании, в ходе которой отмечалось,

248

что лишь лейбористы серьезно озабочены вопросами мира и разоружения, консерваторы на выборах в Восточном Фулхэме уступили свои позиции лейбористам.

Приведенные примеры свидетельствуют о неоднозначнос­ти таких слов, как «пацифизм», в современном представле­нии. Разные люди под этим термином понимают различные вещи, и, кроме того, под влиянием изменений в междуна­родной жизни образ мыслей людей или, по крайней мере, акценты, ими расставляемые, также очень быстро меняются. Широкое распространение получили диспуты вокруг поня­тия «непротивление», и в этой связи деятельность Ганди в Индии обладала несомненной притягательностью в глазах определенных кругов. Некоторые ораторы и писатели отме­чали логическую последовательность «всеобщего пацифизма», однако они также были согласны с тем, что маловеро­ятно, чтобы это убеждение превратилось в «практическую политику». Так правильно ли было именовать «пацифиста­ми» сторонников «коллективной безопасности»?⁹

Эти различные аспекты можно проиллюстрировать на примере двух значительных событий в середине 30-х годов. В октябре 1934 г. Дик Шеппард — широко известный свя­щенник англиканской церкви — разослал в газеты письмо с просьбой к читателям прислать ему почтовые карточки, в которых они давали бы обет никогда более не поддержи­вать войну. Отклик оказался весьма обнадеживающим, и в последующие несколько месяцев он находился в центре об­щественного внимания. В итоге, в мае 1936 г. был образо­ван Союз приверженцев мира, быстро получивший около 100 тыс. «обетов» и поддержку таких интеллектуалов, как Бертран Расселл и Олдас Хаксли. Непродолжительное вре­мя даже считалось, что это движение может оказать воздей­ствие на политическую жизнь.

С другой стороны, существовала идея «Плебисцита ми­ра», выдвинутая лордом Сесилом из Союза Лиги наций. Предполагалось провести референдум среди населения Ве­ликобритании по конкретной проблеме мира. С осени 1934 г. по май 1935 г. по всей Англии шла подготовка к референдуму под руководством Комитета «Национальная декларация» при поддержке лейбористской и либеральной партий, обществ мира и церквей. Это было грандиозное ме­роприятие, сыгравшее, как выяснилось впоследствии его ор­ганизаторами, роль вердикта для национального правитель­ства. Основной целью плебисцита было определение степени поддержки народов Лиги наций, разоружения и всемирного запрета на производство и продажу вооружений частными

249

фирмами. Однако, по-видимому, центральный вопрос касал­ся государств-агрессоров. Участвовавших в плебисците про­сили ответить, поддерживают ли они: а) экономические ме­ры и меры невоенного характера, или б) военные меры. Почти 90% поддержали первую группу мер и менее 60% одобрили группу мер военного воздействия. Безусловно, сторонники правительства часто выступали с критическими заявлениями, что выдвинутые для рассмотрения вопросы вводят в заблуждение, и нет сомнения в том, что они пред­намеренно составлены чтобы показать в возможно большей степени наличие единства между пацифистами. В итоге, в этом мероприятии приняло участие почти 40% от общего контингента избирателей¹⁰. Правительство было вынуждено принять во внимание сделанные заявления.

Результаты голосования поставили национальное прави­тельство в очень неловкое положение. Было ясно, что кон­цепция «коллективной безопасности» чрезвычайно привле­кательна для населения Великобритании, однако это вовсе не означало, что эта концепция жизнеспособна в существо­вавших условиях. Разразившийся в конце 1935 г. абиссин­ский кризис вновь затронул проблемы войны и мира. Пра­вительство Болдуина заявило о приверженности идее мира, однако отметило, что желаемый результат может быть до­стигнут лишь в случае, если все государства примут ее. Критики позиции правительства считали, что оно в действи­тельности не принимает указанную концепцию всерьез, а надеется, что наиболее эффективными санкциями против агрессии являются близкие к военным. Безусловно, спектр существовавших мнений представлен здесь чрезвычайно уп­рощенно. Некоторые представители левых партий счита­ли, что критика британским империализмом итальянского империализма лицемерна. Некоторые «правые» считали Германию наиболее серьезной угрозой европейскому миру, а разрыв с Италией в подобных условиях полагали аб­сурдным.

Результатом стала общая неразбериха. С этого времени поддержка Лиги наций со стороны народа пошла на убыль несмотря на вступление в эту организацию Советского Сою­за. Представлялось, что выбирать следовало из двух кон­цепций: либо не зависящий от обстоятельств абсолютный пацифизм, либо мнение в традиционном духе баланса сил. В этой связи наиболее привлекательным для многих левых сил, а также и для некоторых правых являлся альянс с Со­ветским Союзом. Казалось, что мир наилучшим образом можно сохранить, создав твердый оборонительный союз Ве-

250

ликобритании, Франции и СССР, с участием ряда малых государств. Но также было очевидно, что ни Болдуин, ни его преемник Чемберлен не испытывали энтузиазма относи­тельно этого проекта. Следующие всеобщие выборы должны были состояться лишь в 1940 г.

Даже в этой обстановке многие продолжали считать себя пацифистами, не приемлющими подход, при котором безо­пасности можно было достичь лишь в результате создания устрашающих союзов. По их мнению, подобная система провалилась в 1914 г. и могла легко провалиться вновь. Тревога общественности относительно природы будущей войны неуклонно возрастала по мере приближения самой ее возможности. Можно было лишь строить предположения, однако во многих кругах бытовало мнение, что в момент начала войны населенные пункты Великобритании подверг­нуться опустошительной бомбардировке. Поэтому не вызы­вает удивления, что многие пацифисты усматривали некую добродетель в умиротворении. Общепризнанным считался тот факт, что Германия была ущемлена Версальским дого­вором. Следовало попытаться договориться о заключении нового соглашения, которое бы ликвидировало часть за­конных поводов для недовольства со стороны Германии. К сказанному следует добавить существование «изоляционист­ского» лобби, которое энергично выступало против воору­женного вмешательства Великобритании в будущий европейский конфликт. В этих условиях невозможно было про­вести твердую линию между мнениями «умиротворителей», «пацифистов» и «изоляционистов»¹¹.

Летом 1938 г. большинство англичан склонялось в сто­рону примирения и переговоров, а не к принятию идеи не­избежности войны. Пацифисты в принципе были представ­лены сторонниками прагматического подхода, которые считали, что Великобритания не готова к участию в каком-либо вооруженном конфликте. Соответствующая подготов­ка, по их мнению, требовала большого времени. В других кругах полагали, что даже если Великобритания победит в возможной войне или окажется в лагере одержавшей победу коалиции, сами последствия конфликта роковым образом подорвут жизнеспособность и энергию Британской империи.

Таковы были настроения, лежащие в основе той под­держки, которую Чемберлен получил до, в момент и после Мюнхенского соглашения в сентябре 1938 г. Трудно было противиться заявлению, что премьер-министр действительно достиг «мира в наше время», и хотелось верить, что это соглашение будет долгосрочным, несмотря на то, что проис-

251

ходило в Чехословакии, и несмотря на определенный скеп­тицизм, связанный с устремлениями Гитлера. Достигнутое вызвало огромное чувство облегчения в душах многих па­цифистов, хотя и смешанное с чувством стыда. Однако к весне 1939 г. после вторжения Германии в Богемию и Мора­вию по общему признанию общественное мнение в Великобритании начало становиться более жестким. Война начи­нала представляться неизбежной, и единственным благора­зумным курсом представлялось перевооружение.

По словам Мартина Сидела, имелись «небольшие группы социалистических противников войны, отдельные пронацистски настроенные попутчики и пацифистское движение довольно внушительных размеров по историческим или сравнительным меркам, но в то же время слишком неболь­шое, покоренное и усмиренное, чтобы оказывать политичес­кое воздействие, на которое оно когда-то рассчитывало»¹². Короче говоря, мало кто теперь верил, что войну удастся предотвратить. Правительство могло бы объявить о начале войны в сентябре 1939 г., и это не вызвало бы массового протеста, как это могло бы быть еще пять лет тому назад. Оставались еще десятки тысяч лиц, отказывающихся от во­енной службы либо по религиозным мотивам, либо по мир­ским соображениям, однако они не представляли серьезных политических препятствий. Несмотря на все сказанное об ужасах войны за предыдущие 20 лет, казалось, что в конце концов существуют бедствия еще более страшные, чем сама война.

 

* * *

 

Каковы же выводы? «Движение мира» в Великобритании в период между двумя войнами было четким и выразитель­ным. Его призывы получали отклик среди населения, кото­рое надеялось, что война 1914-1918 гг. положит конец вой­нам. Основательных расхождений между правительствами различной политической окраски и народом не было. Ни одно из правительств Великобритании не собиралось участ­вовать в войне, если этого можно было избежать. Однако имелись разногласия этого толка не только между правительствами и группами общественного мнения, но также и в самом движении мира, касающиеся наилучшей стратегии в достижении «окончания войн». На некоторое время возник­ло общее согласие, что Лига наций может быть «органи­зацией мира», однако, когда в 30-х годах надо было при­нимать жесткие решения, этот консенсус стал распадаться.

252

Движение мира не могло оказывать сильного и последова­тельного давления, поскольку оно не было однородно. Но несмотря на последовавшее в итоге поражение, обществен­ный интерес к проблемам войны и мира в период между двумя войнами находился в Великобритании, по-видимому, на наиболее высоком уровне, чем в любом другом европейском государстве.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

¹ Robbins К. Sir Edward Grey. L., 1971; Steiner Z. Britain and the Origins of the First World War. L., 1977.

² Общее обсуждение проблем, связанных с терминологией и определением см.: Ceadel M. The Peace Movement between the wars; problems of definition // R.Taylor, Campaigns for Peace Eds. R.Teylor., N. Young. Manchester, 1987. P. 73-99, Thinking about Peace and War. Oxford, 1987. Peace Movements and Political Cultures Ed. C.Chatfield, P. van den Dungen. Knoxville. 1988.

³ Miller J.D.B. Norman Angell and the Futility of War: Peace and the Public Mind. L., 1986; Cornelia Navari. The great illusion re-visted: the international theory of Norman Angell // Review of In­ternational Studies. 1989. Oct. Vol. 15 (4). 1989. P. 341-358.

⁴ Newton D.J. British Labour European Socialism and the Strug­gle for Peace 1889-1914. Oxford, 1985.

⁵ Robbine K. The Abolition of War / The «Peace Movement in Britain 1914-1919. Oxford, 1976; Swartz M. The Union of Democratic Control in British Politics during the First World War. Oxford, 1971; Kennedy T.C. The Hound of Conscience. Fayeteville. 1981.

⁶ Birn D.S. The League of Nations Union 1918-1945. Oxford, 1981.

⁷ Ceade L.M. Popular Fiction and the Next War, 1918-1939 // Cloversmith F. Class, Culture and Social Change: a New View of the 1930s Bringhton, 1980.

⁸ Shaw Martin. War, Peace and British Marxism, 1895-1945 // Campaigns for Peace. P. 49-72.

⁹ Ceadel Martin. Pacifism in Britain 1914-1945: The Defining of a Faith. Oxford, 1980. Idem. The King and Country debate, 1933: student politics, pacifism and the dictators // Historical Journal 1979. 22. N.

¹⁰ Ceadel Martin. The First British Referendum: the Peace Bal­lot, 1934-1935 // English Historical Review (1980); Pugh M. Pacifism and Politics in Britain, 1931-1935, Historical Journal 1980 № 23.

253

¹¹ Robins K. Appeasement Oxford 1988 Bisceglia L.R. Nor­man Angell and the «Pacifist Muflddle // Bulletin on the Institute of Historical Research 1972 № 45. Lukowitz D. British Pacifist and Peace Pledge Union // Journal of Contemporary History. Jan. 1974, № 9. P. 115-127.

¹² Campaigns for Peace. P. 95; Hinton James Protests and Visions: Peace Politics in Twentieth-century Britain. L., 1989. P. 114-117.

254

 

Изд: «Пацифизм в истории. Идеи и движения мира», М., ИВИ РАН, 1998.

(290 с. Тир. 600 экз.)