- 66 -

В.Степин

ПЕРСПЕКТИВЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ: ОТ КУЛЬТА СИЛЫ К
ДИАЛОГУ И СОГЛАСИЮ

Особенности культуры техногенного мира. Современная цивилизация находится на очень критическом этапе своего развития. Сейчас создается совершенно новый человеческий мир. Происходящие изменения столь фундаментальны, что западные философы-футурологи не без основания сравнивают их с переходом от каменного века к железному. В самом деле, бурные изменения в сфере техники, технологии, научно-технический прогресс радикально обновляют природную среду человека, возникают совершенно новые типы коммуникаций, способы хранения и передачи информации - одним словом, мир глобализуется. История человечества на наших глазах становится глобальной историей. Раньше она была историей отдельных стран, народов, племен, регионов, историей отдельных, во многом автономных сфер (техники, поэзии, философии и т.д.). Все эти разрозненные истории даже философам типа Гегеля, которые не очень церемонились с фактами, с большим трудом удавалось сводить к единым основаниям. Теперь она отчетливо превращается в глобальную и единую историю, все, что происходит в жизни отдельных стран и народов, сразу резонирует на весь земной шар, то, что происходит в одной сфере жизни, сразу же отражается на всех остальных. Человечество во всех его измерениях связано очень мощными интегральными связями. Несомненно: слияние многочисленных исторических ручейков в единый мощный поток есть прогресс, но столь же несомненно, что прогресс этот сопровождается негативными явлениями. За прогресс надо платить. Но вот вопрос: не высока ли цена?

В истории человечества я различаю два вида цивилизаций: традиционное общество и техногенная цивилизация. Традиционное общество характеризуется наличием очень устойчивых консервативных тенденций воспроизводства на протяжении многих столетий и даже тысячелетий. Конечно, оно тоже изменяется, в нем тоже есть прогресс, но он идет очень медленно (не вообще медленно, а медленно в сравнении со сроками человеческой жизни и жизни поколений). В техногенной цивилизации темп жизни раскручивается с огромной скоростью. Можно сказать так, что экстенсивное развитие истории заменяется интенсивным.

- 67 -

Пространственное существование - временным. Резервы роста черпаются уже не за счет расширения культурных зон, а за счет углубления возможностей. Самое главное и действительно эпохальное, всемирно-историческое изменение, связанное с переходом от традиционного общества к техногенной цивилизации, состоит в возникновении новой системы ценностей. Ценностью считается сама инновация, оригинальность, вообще новое (в известном смысле символом техногенного общества может считаться книга рекордов Гиннеса в отличие, скажем, от семи чудес света - книга Гиннеса наглядно свидетельствует, что каждый индивид может стать единственным в своем роде, достичь чего-то необычного и она же как бы призывает к этому, семь чудес света, напротив, призваны были подчеркнуть завершенность мира и показать, что все грандиозное, действительно необычное уже состоялось). Далее, на одном из самых высоких мест в иерархии ценностей оказывается автономия личности, что традиционному обществу вообще не свойственно. Там личность реализуется только социально, будучи частью более общих корпоративных связей. Если человек не включен в какую-нибудь корпорацию, он - не личность. Так было, например, в средние века. В техногенной цивилизации возникает особый тип автономии личности: человек может менять свои корпоративные связи, он жестко к ним не привязан, может и способен очень гибко строить свои отношения с людьми, погружается в разные традиции, а часто и в разные культурные традиции.

Техногенная цивилизация началась задолго до компьютеров, и задолго до первой машины. Ее преддверьем можно назвать развитие античной культуры, прежде всего культуры полисной, которая подарила человечеству два великих изобретения - демократию и Эвклидову геометрию, вообще развитую науку. Это было условием последующего прогресса цивилизаций. Второй и очень важной вехой стало европейское средневековье с особым пониманием человека,, созданного по подобию Бога, с культом человекобога и культом любви человека к человекобогу, к Христу, с культом человеческого разума, который как маленькая копия божественного разума, способного понять и постигнуть тайну божественного творения, расшифровать те письмена, которые Бог заложил в мир, когда он его создавал. Последнее обстоятельство необходимо отметить особо: целью познания как раз и считалась расшифровка помысла Божьего – страшно еретическая мысль с точки зрения традиционных религий. Но это

- 68 –

все - преддверье.

Впоследствии, в эпоху Ренессанса, происходит синтез этих двух традиций - средневековой с ее культом человека, идеей богоподобности человека, его разума и античной. И вот с этого момента закладывается культурная матрица техногенной цивилизации, которая начинает свое собственное развитие в XVII веке. Она проходи три стадии: сначала - прединдустриальную, потом - индустриальную и наконец - постиндустриальную. Постиндустриальный мир - это те изменения, которые происходят в настоящее время. Когда возникла техногенная цивилизация, основой ее жизнедеятельности было прежде всего развитие техники, технологии за счет генерации всех новых научных знаний, их внедрение в технико-технологические процессы и активное изменение природной среды, предметного мира, в котором живет человек. Изменение предметного мира приводит к очень активным трансформациям социальных связей людей и поэтому в этой цивилизации типы общения людей, типы личности, формы жизни, формы коммуникаций людей очень быстро меняются. Эта цивилизация существует чуть более 300 лет, но она оказалась очень динамичной, подвижной и очень агрессивной: она подавляет, подчиняет себе, переваривает, буквально поглощает традиционные культуры - это мы видим повсеместно и этот процесс идет по всему миру. Такое активное взаимодействие техногенной цивилизации и традиционных обществ, как правило, оказывается столкновением и приводит к гибели последних, уничтожению многих культурных традиций, по существу, к гибели этих культур. Традиционная культура не оттесняется на периферию, но и вообще сохраняется только обрывками, в качестве исторических рудиментов. Вот так произошло и происходит с традиционными культурами восточных стран, то же можно сказать о народах Южной Америки, Африки - везде культурная матрица техногенной цивилизации очень агрессивно разрушает традиционные культуры. В основе техногенной цивилизации с самого начала лежали смысложизненные установки, которые составляют ее мировоззренческую доминанту. Прежде всего, это понимание человека как особого существа, которое должно подчинить себе природу, реализовать свою власть над природой, господствовать над ней. Человек понимается как активное существо, деятельность которого должна быть направлена вовне, на преобразование, переделку внешнего мира. В свое очередь внешний мир рассматривается как арена деятельности человека, как если бы

- 69 -

мир только и был предназначен для того, чтобы человек получил необходимые для себя блага, удовлетворил свои потребности. Отсюда особое понимание к культуре техногенной цивилизации власти, силы, которые в ней всегда высоко ценились. Идея силы, силового преобразования мира - доминанта в культуре техногенной цивилизации. Конечно, в философии, в ее различных проявлениях и областях - этике, философской антропологии и т.п. - возникали и другие конструкции, концепции, но культ подчинения внешних обстоятельств человеку, культ силы - главное в техногенной цивилизации. Человек - не раб. Он господин. Терминология "раб-господин" очень распространена в культуре техногенной цивилизации. В идеале человека умение господствовать над обстоятельствами является решающим свойством. Предполагается, что человек должен уметь преобразовывать не только природную, но и социальную среду. Отсюда - культ борьбы, революций как локомотивов истории. Стоит, кстати, заметить, что наша марксистская концепция классовой борьбы с идеями социальной революции и диктатуры пролетариата как способа решения социальных проблем возникла в контексте традиций технократической культуры, технократической цивилизации, она имеет глубочайшие корни в европейском Просвещении.

Второй очень важный аспект ценностных и мировоззренческих ориентации, который возник в культуре техногенного мира - понимание природы как упорядоченного, закономерно устроенного поля, в котором разумное существо, познавшее законы природы, способно осуществить свою власть над внешними процессами и объектами, поставить их под свой контроль. При этом неявно предполагалось, что природа - неисчерпаемая кладовая ресурсов, из которой человек может потреблять, черпать бесконечно. Надо только изобрести какую-то хитрость, чтобы искусственно изменить природный процесс и поставить его на службу человеку, который потом уже может предаваться свободной деятельности, поскольку укрощенная природа будет удовлетворять человеческие потребности во все расширяющихся масштабах, бесконечно. Кстати, отмечу, что все коммунистические утопии, которые говорили о том, что коммунистическое общество связано с безудержно растущим потреблением, с полным, исчерпывающим удовлетворением потребностей, основаны на той парадигме, согласно которой из природы можно черпать бесконечно по решению и прихоти человека.

- 70 -

Третьей составляющей в интересующем нас комплексе ценностей человека является особая ценность научной рациональности, научно-технического взгляда на мир, ибо научно-техническое отношение к миру является базисным для его преобразования. Оно создает уверенность в том, что человек способен, контролируя внешние обстоятельства, рационально-научно устроить свою жизнь, природу, а затем и саму социальную жизнь. И здесь опять приходится делать побочное замечание о том, что наша революция, как и строительство социалистического государства, проходили под знаком этого типа мышления, также полагавшего, что подобно тому как инженер, рассчитав проект, внедряет его и строит более новую, современную машину, можно, имея социальную науку, рассчитать, построить социальный проект преобразования жизни, построить рационально организованную социальную машину, внутри которой люди будут счастливы. Соответственно человек понимается как материал для построения этой социальной машины - он также должен преобразоваться, чтобы функционально внедряться в качестве своеобразных блоков, механизмов в эту машину, стать "винтиком". Что из этого вышло, мы хорошо знаем. Оказалось, что отношение к человеку как к материалу привело к потере свободы человеком и к многим другим разрушительным последствиям. И это в полной мере находится в русле культуры техногенной цивилизации. Я полагаю, что то, что Маркс, разрабатывая теорию общественно-экономических формаций, предугадал тенденции развития именно техногенного общества. Только в техногенной культуре можно зафиксировать рабство как состояние - Средиземноморье, античный мир. А в истории других регионов, в частности, в Японии, Китае, Индии - нет и не было ничего подобного. Кстати, когда Маркс, исходя из концепции общественно-экономических формаций начал анализировать историю России, он понял, что тут нужна другая классификация социальной жизни (письма В.Засулич), чем восхождение по формациям. И тогда он выделил что-то такое, что связано с анализом традиционного общества в отличие от техногенной цивилизации. Он стал говорить об общинном братстве, об азиатском способе производства. Это, на мой взгляд, характеризует культуру, жизнь, способ общения людей нетехногенной цивилизации, а традиционных обществ. И это - концепция трех этапов развития человеческого общества, в отличие от пяти формаций:

1) Общество отношений личной зависимости;

2) Общество отношений вещной зависимости;

- 71 -

3) Как гипотеза - коммунистическое общежитие.

Вот насколько глубоки корни категорий культуры техногенного мира, которые составляют основу успехов этой цивилизации в технико-технологических инновациях, в улучшении образа жизни людей, ее победоносного шествия по всей планете. Эти внешние успехи в свою очередь укрепляли исходную ценностную матрицу, породили представление, что техногенная цивилизация представляет собой интегральный путь развития, на котором получат воплощение все дерзновенные, богоборческие идеалы человека.

Человечество перед лицом глобальных опасностей. Что показал XX век? Он начался с мировой войны, которая потрясла всех гуманистов и одним махом перечеркнула традиционные идеалы. Но война эта оказалась лишь первой, и все ее дикости превратились в "детские игрушки" по сравнению с ужасами следующей - второй - мировой войны, которая началась всего через двадцать лет после окончания первой и заставила думать о зловещей, апокалиптической закономерности исторического развития. И, хотя современники думали, что человечество дошло в своем безумии до предела, тем не менее конец второй мировой войны - применение атомного оружия - стал началом новой конфронтации лагерей, различных систем, гонки вооружений и выходом на такой виток этой гонки, когда человечество зримо обнаружило свою смертность.

Раньше думали, что человечество бессмертно, а теперь выяснилось, что оно может, способно само себя уничтожить (и технически, и нравственно!). Тогда возникла первая парадоксальная ситуация: наращивание силы, технологической мощи человечества привели его к такому состоянию, когда оно не только не может реализовать начальные претензии всестороннего господства над обстоятельствами, а, напротив, окончательно попадает во власть обстоятельств, становится заложником орудий массового уничтожения, которое оно само же изобретает. Так встает проблема выживания человечества. Она порождена развитием техногенной цивилизации. Это проблема второй половины XX века. До этого проблема выживания человечества как человечества, как рода вообще не стояла.

Старая парадигма, будто природа - бесконечный резервуар ресурсов и возможностей оказалась неверной. Человек сформировался в рамках особой конструкции природы, в рамках биосферы. Биосфера является единым целостным организмом и человек трансплантирован в ней

- 72 -

как орган. Работая внутри этого целостного организма, постоянно внося в него изменения, мутации, он ставит под угрозу свое собственное существование, именно тогда, когда расширяет свою экспансию в природу. Технико-технологическая деятельность человека привела к нарастающему экологическому кризису и грозящая экологическая катастрофа - это вторая проблема, имеющая глобальный характер.

И, наконец, еще одна - третья по счету (но не по значению!) - проблема - это проблема отчуждения, говоря точнее, проблема сохранения человеческой личности, человека как биосоциальной структуры в условиях растущих и всесторонних процессов отчуждения. Человек, усложняя свой мир, вызывает к жизни такие силы, над которыми он уже не господствует. Чем больше он преобразует мир, тем больше он вызывает действие каких-то других непредвиденных социальных факторов, которые начинают порождать структуры, радикально меняющие человеческую жизнь, очевидно ухудшающие ее. Еще в 60-ые годы Франкфуртская школа констатировала появление одномерного человека. Современная индустриальная культура действительно грозит породить такую ситуацию, когда человек становится плоско-одномерным существом, теряет возможность радикально-разумно осмысливать бытие и превращается в своеобразную куклу, которой манипулирует массовая культура. Это своеобразный кукольный театр в мировом масштабе, который разыгрывают человеком же порожденные фантомы. Возникает угроза потери личности. Постоянно меняющийся мир рвет человеческие корни, он все время заставляет человека жить в разных традициях, в разных культурах, приспосабливаться к разным, постоянно обновляющимся обстоятельствам. Связи человека делаются спорадическими, они, с одной стороны, стягивают всех индивидов в единое человечество, а, с другой, изолируют, атомизируют человека, вырывают его из традиционных связей. Мы общаемся с людьми с различных континентов, днем беседуем с коллегами из США, вечером, включив телевизор, узнаем, что делается далеко на юге Африки, но при этом подчас не знаем имен соседей по лестничной клетке, живя подолгу рядом с ними. Это интересный феномен возрастающей атомизации, одиночества человека при одновременной глобализации мира.

Говоря об антропологической проблеме в ее глобально угрожающих проявлениях, особо следует остановиться на человеческой телесности. Мир, в котором мы живем, постоянно погружает нас даже в течение дня в совершенно разные структуры, коллективы, общности. Это

- 73 -

сопряжено с гигантскими нагрузками на человека, стрессами, разрушающее влияние оказывает на здоровье человека. Обвал информации, стрессовые нагрузки, канцерогены, засорение окружающей среды, изменение генофонда - проблемы сегодняшней действительности, ее повседневные реалии. К тому же цивилизация позволяет сегодня сохранить всем здоровье, нейтрализовав существовавший в традиционных обществах естественный отбор. В условиях техногенной цивилизации потомство дают все. Накапливаются рецессивные гены, генофонд человечества ухудшается с каждым годом, растет количество наследственных заболеваний. Выход иногда видят в генной инженерии. Но если дать возможность вмешиваться в человеческий геном, улучшать его, то этот путь может привести к радикальной перестройке человеческого тела, а вслед за тем и всей культуры. Изменение телесности чревато неконтролируемыми воздействиями на биосферу. Ведь тем самым меняются цепи экосистем. Есть опасность появления какой-либо новой популяции микробов, растений, что вообще может изменить окружающую среду. Более того, идет поветрие, связанное с исследованиями и манипуляциями над мозгом и психикой. Так, в частности, есть случаи, когда добровольцы вживляют себе по 12 электродов в мозг, и, хотя чувствуют себя хорошо на протяжении многих лет, последствия неизвестны. Рост наркомании, токсикомании - это тоже манипуляции над мозгом, которые устраивают над собой одуревшая часть человечества.

Если человеческая телесность будет перестраиваться, то вся культура прошлого будет не нужна, все, что человечество ценило, будет разрушено. Может измениться способ размножения людей, как, например, в романе Оруэлла "1984", в котором управляющая обществом внутренняя партия, уничтожив оргазм, борясь упорно против полового инстинкта, пыталась подчинить общество целям внутренней партии. Или допустим, что манипуляции с генами приведут к уничтожению хотя бы части эмоций. Что тогда будет? В таком обществе и Байрон, и Шекспир, и Пушкин не будут поняты - выпадут целые, и, быть может, самые ценные пласты культуры. Вот что значит человеческая телесность. На ней завязана вся культура. И то, как цивилизация влияет на природу человека, имеет первостепенное значение.

Стратегия ненасилия - стратегия будущего. Все это - проблемы выживания человечества, которому осталось немного времени на размышления. Оно не может продолжать свое развитие на прежних путях, закодированных в культурных матрицах техногенной цивилизации.

- 74 -

Сейчас в мире идет напряженный поиск новых путей развития, новых человеческих ориентиров. Поиск осуществляется в различных областях человеческой деятельности - в искусстве, культурологическом учении, науке. Речь идет о фундаментальных основаниях человеческого бытия - поиске иных ценностей, иных смысложизненных ориентиров, пересмотре отношения к природе, нашего понимания идеала будущего человечества.

Предпосылки для новой мировоззренческой переориентации создаются внутри самой техногенной цивилизации. Во-первых, когда человечество глобализуется, между собой сталкиваются совершенно разные традиционные культуры. И человечество осознает, что надо учиться вести диалог. Нужно уметь менять систему отсчета, не считать свои ценности и культуру абсолютными, научиться понимать другого. Нужно найти новые способы социализации человека. Возникает необходимость толерантности, терпимости. Требование отказаться от силы как средства решения человеческих споров, искать и находить консенсус является следствием глобализации человечества. Конфликты в современных цивилизациях чреваты перерастанием в глобальный конфликт. Поэтому поиск стратегий ненасилия - это не благая мечта, а парадигма выживания человечества. При этом стратегия ненасилия предполагает трансформацию всей структуру ценностей техногенной цивилизации. Нужно прежде всего и главным образом пересмотреть сам идеал силы и власти, господства над объектами, обстоятельствами, социальной средой. Нужно решительно и сознательно отказаться от этой парадигмы старого мира.

В новой системе ценностей придется по-новому пересмотреть европейскую культурную традицию. Даррида писал, что универсалии культуры, такие, как страх, любовь, дружба, сила, власть, милосердие пропитаны духом маскулинизма. Неслучайно сейчас создаются феминистические течения, которые пытаются по-новому посмотреть на глубинные программы жизни, деятельности человека, на смыслы, которые мы впитываем из культуры, часто не замечая этого. А ведь универсалии культуры - это своеобразные гены общества. Поиск новых ориентаций - поиск нового способа и образа жизни, отношения к людям, к природе. Интерес к этике ненасилия и бурные исследования в этой области - быть может, даже не всегда осознанное отражение этих глубинных процессов в человеческой культуре, поиск новых ориентиров для жизни.

- 75 -

Предпосылкой для нового понимания природы и человеческой деятельности, для новой стратегии ненасилия в системе техногенной цивилизации является то, что в самой сфере непосредственного контакта с природой в системе производства, технологии возникают новые типы объектов, которых раньше не было. Речь идет о структурах, владеющих синергетическими свойствами (эффектами). Это специфические саморазвивающиеся системы, особый класс которых представляют системы с включенным в них человеком. Они возникают в технике, в технологическом проектировании и активно изучаются наукой. Наука дошла до понимания того, что таким образом является вся биосфера. Согласно такому представлению человек включен в систему биосферы, и его деятельность должна быть соразмерна с поведением и функционированием целостного объекта. Технологические новации необходимо рассматривать не просто как переделку материала, который противостоит человеку и который тот может мять, гнуть, подчинять своей воле. Ведь если человек включен в биосферу как целостную саморазвивающуюся синергетическую систему и его деятельность вызывает резонанс во всей системе, то, нанося укол в какой-то точке, он способствует перестройке всей системы. Поведение таких систем необычно, не укладывается в старые, традиционные схемы. Это значит, что человек должен свою технологическую деятельность рассматривать не как переделку нейтрального материала природы, а как трансплантацию какого-то протеза в живой организм. Это уже совсем другое понимание. Строя какое-то предприятие, запуская какую-то технологию, я должен понимать, что действую подобно тому, как если бы захотел улучшить человеческое тело, вставляя туда электроды-иголки. Подобным же образом биосфера откликается на мои технологические новации, на внедрение новых производственных структур. Они должны быть типа протезов, используемых в человеческом организме. Здесь мы имеем дело с новой мировоззренческой парадигмой, требующей относиться к природе не как к материалу, а как к тому, что составляет живое тело, в которое я должен внедриться, не нарушив его функций. Эта парадигма обращает нас к восточным культурам, где целостное видение мира, мира как организм было извечным. Там неспроста развивалась этика ненасилия. В индийской философской традиции мир - это живое тело, а живой организм и всякое действие по отношению к нему требуют нравственных оснований.

Важно, чтобы человечество от старых техногенных структур

- 76 -

перешло к новому видению мира. Новый способ жизни в этом мире обязательно будет включать в себя стратегию ненасилия. Когда я работаю с объектом, в который включен, насильственное, грубое его переделывание ни к чему хорошему не приведет, а, наоборот, принесет вред. Если новое мировоззрение, возникающее благодаря синтезу восточных и западных культур, является условием выживания в этом мире, сохранения человечества, то этику ненасилия по справедливости следует считать фундаментальной и, я бы добавил, самой лучшей, вдохновляющей частью этого мировоззрения.

- 77 -

Э.Патридж

ПРИМИРЕНИЕ С ПЛАНЕТОЙ: НЕНАСИЛИЕ И ГЛОБАЛЬНЫЕ ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

Во многих случаях Р.Рейган в конце своего президентства замечал, что если бы Земля столкнулась с общей угрозой космического вторжения, СССР и США отложили бы в сторону свои разногласия и сформировали бы союз. Как и многие другие здравые наблюдения Рейгана, это следует из более раннего источника: об этом же говорил Бертран Рассел при вручении ему Нобелевской премии в 1950 году. А сама идея, что союз может существовать только при наличии общей угрозы, известна из учений Гоббса и Макиавелли и восходит к древним грекам.

Общим же для всех этих наблюдений является признание того, что "общая угроза" является связанной с вооруженной мощью агрессора, что союз распадается после победы над ним. Так, мы часто слышим сегодня, что если все-таки холодная война по-настоящему прекратится, старинное соперничество и вражда между странами, составляющими НАТО и организацию Варшавского договора¹ может вновь обостриться. Так же, как после победы над общим врагом – фашизмом - новая глобальная конфронтация возникла на обломках крушения старой, тем временем старые враги стали союзниками, а бывшие союзники стали соперниками.

Космические исследования убедили нас в том, что нападения марсиан не будет никогда. Как же можно обезопасить происходящую разрядку, если общего врага не существует? Должны ли мы искать новых "врагов" или же общей моральной цели и общечеловеческому интересу удастся быть достаточным основанием для обеспечения глобального сотрудничества и мира?

В той же речи Б.Рассел предложил свой ответ, который является поучительным и в своей правоте и в заблуждении: "Мы любим тех, кто ненавидит наших врагов, и если врагов у нас не останется, останется очень мало людей, которых мы будем любить... Все это, тем не менее, является истиной только пока мы душевно относимся к другим

——————————

¹ Текст данного доклада был подготовлен автором в октябре 1989 г., когда действительный масштаб роволюционных изменений, нa-

- 78 -

человеческим существам... Вы должны считать Природу-Мать в целом как своего врага и человеческую жизнь рассматривать как борьбу за получение всего возможного от Матери Природы".

Имея тревожные новости, которые исходят от наук, связанных с изучением окружающей среды, мы получаем настойчивый совет рассматривать Природу-Мать в качестве общей угрозы. Несмотря на это, мы морально будем введены в заблуждение, если станем рассматривать Мать Природу в качестве своего врага. Природа не может совершать преднамеренные поступки, заслуживающие порицания. И пока природа еще не является моральным агентом, она в значимом, а не в фигуральном смысле близка к тому, чтобы разразиться ужасным возмущением против нас. Специалисты по изучению атмосферы и экологии сообщают нам, что те же физические, химические и биологические процессы, которые способствовали возникновению нашего вида и поддержанию его в устойчивом состоянии, были настолько поражены нашим вмешательством в окружающую среду, что мы теперь близки к тому, чтобы столкнуться с последствиями, которые мы можем только предвидеть или с трудом представить себе.

Нет, природа нам не "враг", она наша Мать, - источник и средство нашего существования. И мы сами добиваемся того, что вскоре может сделать с нами природа, путем осквернения "собственного гнезда. Мы встали на этот путь с помощью коллективного безрассудства и мы обязаны спасти себя с помощью коллективной мудрости и самоограничения.

Поскольку критическое положение является глобальным, такой же должна быть наша реакция. Серьезность глобальной практической ситуации такова, что требует международного согласия и отклика, достаточного для того, чтобы приостановить устаревшие и неуместные; но все еще существующие межнациональные конфликты с применением насилия. Так что, по существу, нет такого национального интереса, который по значимости превосходил бы общий глобальный интерес к восстановлению экологического равновесия и обеспечению всеобщего выживания на действующей планете. Эта простейшая суть основополагающего вопроса заключается в нашей способности постичь, оценить и действовать исходя из этого факта и общей экологической угрозы

——————————

рождающихся в странах организации Варшавского договора, трудно было предполагать.

- 79 -

и разглядеть то, что эта угроза превышает любую существующую групповую вражду и межнациональные конфликты.

Быть может, серьезные препятствия к осуществлению этого лежат в психологической сфере, в психологических основаниях коллективных действий, как насильственных, так и ненасильственных. При этом парадоксальным является то, что во время войны и насильственных столкновений оба противника одновременно персонализируют и деперсонализируют друг друга. Нация как целостность становится персонифицированным воплощением зла. Уродливые термины этнического пренебрежения, которые в нормальных условиях рассматривались бы как грубые и бескультурные, становятся нормой - так возникают такие эпитеты как "комми", "янки", "джепы" и т.д. В то же самое время граждане вражеской страны становятся деперсонифицированными, когда язык становится жертвой вооруженного конфликта. "Очистить зону огня" означает "стреляй во все, что движется", "косвенный урон" означает "потери среди гражданского населения", а "уничтожение из-за предубеждения" служит очищенным выражением для "политических убийств". Таким образом, любые зверства могут быть оправданы замечаниями типа "они просто так не ценят человеческую жизнь как ценим ее мы", означающим "мы не ценим их человеческую жизнь".

Другой тяжкой моральной потерей при вооруженном конфликте является самооправдание и самовосхваление мобилизованной нации – и наряду с этой моральной близорукостью увеличивается терпимость к недостаткам в области морали и несправедливости, существующей в собственном обществе и в обществе своих союзников. Это рассматривается как необходимая цена, которую мы должны уплатить за защиту нации. Так во время совместной борьбы с фашизмом сталинский режим никогда полностью не заслуживал тех похвал, которое расточало по его поводу американское правительство. А во время последовавшей за этим холодной войны советское правительство, общество и народ никогда не заслуживали того морального осуждения, которое высказывалось им американским правительством и средствами массовой информации. Короче говоря, во время военной угрозы и различных конфликтов наши способности к моральной критике искажаются союзниками и противниками. Мы становимся терпимыми к угнетающим режимам, с которыми сотрудничаем и нетерпимыми к прогрессивным режимам, находящимся "по другую сторону". С одной стороны - "террористы", с другой - "борцы за мир".

- 80 -

В наши дни Советский Союз при мужественном руководстве Президента Горбачева лишает нас нашего "врага", мы сталкиваемся с неудобством признания экономической несправедливости и общественной нищеты среди частного богатства у себя дома. А для нас это гораздо труднее с тех пор, как мы больше не можем убедительно связывать с "Империей зла" необходимость усиления национальной обороны, последующего вынужденного небрежения к бедным и нуждающимся у себя дома и обкрадывания нашего будущего поколения. Теперь, без "Империи зла" мы вынуждены обвинять только себя за то, что продолжаем существовать в таких условиях. Мало народов и обществ, которые способны на моральную беспристрастность и твердость. Потерпев в данном случае неудачу, и будучи подстрекаемым процветающим военно-промышленным комплексом, они продолжают поиск новых "врагов". Так, намного легче разглядеть соринку в глазу другого, чем бревно в собственном.

Как же сможем мы скоординировать общие глобальные усилия по восстановлению окружающей среды и защите самих себя от угрозы наступающего изменения климата, когда причиной этого являемся мы сами, а не внешняя зловещая "Империя зла", когда мы должны взять на себя ответственность за все наши беды, прежде чем обвинить других? Можем ли мы в этих обстоятельствах поднять наш моральный энтузиазм до той степени, чтобы противостоять этой обезличенной угрозе. Короче, сможет ли терпимость и добрая воля существовать в союзе, который не будет скреплен враждебностью и конфликтной ситуацией, осознанной в качестве существования внешней силы соперника?

Конечно, гораздо легче задавать такие вопросы, чем отвечать на них. Но я предлагаю, по крайней мере:

1) Общественность во всем мире должна быть убеждена в наличии этих общих глобальных проблем с помощью методов передовой и очень эффективной технологии, существующей для различных человеческих контактов, отношений, взаимосвязи и просвещения. Мы должны постоянно напоминать о том, что мы теряем в природном мире, чтобы с точностью знать, что достойно сохранения.

2) Для сопоставления мы должны знать, что исчезает и какая угроза с этим связана. Следует выделить тот факт, что эти угрозы не локализуются национальными границами. Другими словами, угроза, связанная с проблемами окружающей среды, должна стать частью на-

- 81 -

шего глобального подсознания - чего-то такого, что определяет нашу убежденность (как холодная война в прежние времена);

3) Для достижения этой цели может быть очень полезной электронная связь. Глобальные контакты через "космические мосты", комплексы и компьютерную сеть - вкратце так называемая "электронная революция", в действительности приведет к формированию одной всемирной деревни.

4) Мы должны постоянно помнить о неделимости мирового кризиса окружающей среды - этому учит нас экология. Глобальное решение не будет найдено путем простого суммирования независимых национальных инициатив. Соответственно межнациональные и международные совместные отважные начинания должны быть поддержаны, например, совместным исследованием космоса и глобальными проектами развития телерадиопередач. Интернационализация таких проектов сейчас важна высшей степени.

Могут ли такие общие старания действительно работать? Я смею утверждать, что они уже действуют. К примеру, международные дебаты по поводу ядерной зимы демонстрируют яркий пример того, как международный поиск неопровержимых научных данных и последующее восприятие общей глобальной угрозы может привести к ненасильственным решениям. Можно надеяться, что продолжающийся "Международный проект по геосфере/биосфере" Международного Совета Научных Союзов будет иметь именно такой результат.

Проекты и, даже более того - конкретные успехи в восстановлении окружающей среды могли бы быть благородно субсидированы правительствами - как проекты по вооружениям и военные успехи сейчас. Эти программы по мировой окружающей среде должны включать широко распространенный обмен научными работниками и студентами. Короче, с достигнутым определенным уровнем уверенности, сотворчества и агрессивности, созданной во время последней войны, мы должны подать сигнал населению земного шара о существовании общей для всех угрозы. На пути к уверенности и достижению целей, заключающихся в познании и в связи с этой угрозой и при этом оценки коллективной ответственности, должен быть основан международный университет окружающей среды и исследовательский институт с действующими центрами на всех континентах.

Мы должны объявить о глобальном освобождении окружающей среды. Определяя вину за свои прежние атаки на природу, даже и за

- 82 -

предпринятые по неведению возможности опасных последствий, мы только привлечем внимание и усилия для решения будущих важнейших задач. Более того, именно та наука, которая привела к загрязнению планеты, может обеспечить орудия для ее восстановления.

Насилие, причиненное природе, угрожает насильственной отдачей виновным. Наше глобальное отношение к природе может быть только ненасильственным, тогда она перестанет реагировать на наши угрозы и не будет "побеждена" последующим насилием над ней. Если природа, жестоко травмированная уже сейчас будет полностью разрушена, потерпим крушение и все мы. Первоначальной задачей является примирение с природой и восстановление ее систем поддержания жизни. Остается выяснить, можем ли мы найти подходящий ответ на уникальную историческую ситуацию или нет, объединиться перед общей безличной угрозой, не сводимой к общему "врагу". Это подразумевает переоценку существующих моральных норм и перестройку политических и экономических институтов.

В китайском языке понятие "кризис" пишется с помощью двух иероглифов - сочетания "опасности" и "возможности". В реальности кризис может выявить как самое лучшее, так и самое дурное. В 1934 году глобальная экономическая необходимость привела к власти и Адольфа Гитлера, и Франклина Рузвельта. Последовавшая война породила как проявление крайнего вандализма, так и чудеса героизма. Пока нет показаний, каким образом добродетель и порок будут уравновешиваться в будущем, сейчас же пора мобилизовать наши моральные усилия для гарантии наиболее благоприятного равновесия.

Перевод Г.А.Мироновой.

- 83 -

Н.Головко

ПОЛИТИКА ЯДЕРНОГО СДЕРЖИВАНИЯ - ИСТОЧНИК ЗЛА И НАСИЛИЯ

Современная эпоха поставила перед человечеством целый ряд новых и сложных проблем, решение которых открывает реальные возможности для преобразования и обновления мировой цивилизации, обретения ею силы для выживания и продвижения по пути прогресса к гуманизму и ненасилию.

Если в социальной жизни внутри общества принцип ненасилия, к сожалению, существует пока как желательный идеал, то в практике международных отношений он начинает, хотя и с большим трудом, прорывать себе дорогу, становиться реальностью. Этому немало способствует осознание мировым сообществом необходимости борьбы за выживание человечества, которому угрожает призрак чудовищной ядерной и экологической катастрофы. В этой связи в решении многих международных проблем государственные деятели и политики начинают выявлять более взвешенный и ответственный подход, готовность к координации действий в поисках эффективных мер безопасности, которые базировались бы не на силе, а на человеческих нуждах, на доверии и честности. То есть на передний план выдвигаются не силовые методы, а прочные правовые и нравственные гарантии, способные приостановить сползание человечества к своему небытию.

Немаловажным фактором утверждения принципа ненасилия в международной жизни является революция, происшедшая в области информации, и общее повышение культурного уровня, приведшие граждан из разных стран к пониманию неперспективности ненасильственных способов достижения политических национальных целей, к необходимости объединения усилий в решении глобальных проблем, определяющих судьбы народов мира.

Нельзя не учитывать тех изменений, которые произошли в теории и практике международных отношений. Военно-политические реалии второй половины XX века радикально поколебали традиционные представления об этой сфере как предмете исключительных интересов политиков и военных, отчасти финансистов и промышленников. Международные отношения все более наполняются гуманитарным содержанием. Все более набирает силу и размах такое явление, как "народная дипломатия", которая требует новых механизмов и способов регулирования междуна-

- 84 -

родных отношений, которые опирались бы не насилие, а на гуманизм, правовые и политические нормы, на духовные, моральные ценности. Неслучайно именно в истории народов мира на новый уровень поднимается значение общечеловеческих ценностей, способных очеловечить, гуманизировать международные отношения.

Вместе с тем встает вопрос, что следует сделать, какие конкретные шаги нужно предпринять, чтобы этический принцип ненасилия превратился в повсеместную практику международной жизни? Ведь известно, что снижение международной напряженности, стирание понятия "образа врага", расширение контактов между людьми разных стран, начавшийся процесс примирения конфликтующих сторон в некоторых государствах, а также разоружение и уничтожение отдельных классов вооружений блоками НАТО и Варшавского Договора, и тенденция к расформированию этих организаций, пока не привели к полному торжеству принципов гуманизма и ненасилия в мировой системе. Еще до конца не ликвидированы все источники международной напряженности и, следовательно, используется ненасильственные методы в решении политических проблем. В частности, в вопросе безопасности все надежды по-прежнему возлагаются на ядерное сдерживание, которое преподносится в качестве радикального средства защиты страны от агрессии. Суть этой политики представляет собой некий способ устранения противника угрозой применения военной силы, убеждения его в том, что будет гораздо лучше, если он не использует военную силу против другого.

Несмотря на то, что термин "сдерживание" в свое время бы пущен в оборот американским политиком-реалистом Дж.Кеннаном, корни этой доктрины простираются далеко в глубь веков. Еще древние греки знали о том, что наделенные мощью нации, чтобы ужиться, должны сдерживать друг друга посредством силы. "Сдерживание" - это свое образное средство достижения баланса сил в мире путем демонстрации силы. Древние римляне, по-своему истолковав эту идею, практически реализовали ее в лозунге "Если хочешь мира, готовься к войне". Позднее тот же смысл вкладывался в стратегию Т.Джефферсона, который предполагал, что предотвратить войну, разжигаемую правонарушителями других наций можно посредством своей способности подвергнуть их наказанию. "Слабость провоцирует оскорбление и ущерб, тогда как способность подвергнуть наказанию зачастую преодолевает такой поход".¹ В данном случае трудно провести какое-либо различие между

- 85 -

способностью защитить себя и способностью, как выражался Джефферсон, "подвергнуть наказанию". Если способность оборонить себя предполагает, что данная сторона находится в безопасности, независимо от того, что сделает противник со своими военными связями, то сдерживание угрозой наказания посредством насилия - это уже попытка повлиять на альтернативы противника: данная сторона находится в безопасности не независимо от военного нападения, а только в том случае, если противник не осмелится напасть из страха военного удара. Подобного рода "стратегия сдерживания", помимо военной, имеет и нравственно-психологический смысл, ибо означает попытку использования человеческих слабостей, страха в качестве средства, гарантирующего мир.

Возникает своеобразный парадокс, на который обратили внимание и сами американские политики из Гарвардской группы: мир, который человечество не смогло достигнуть в течение двух тысячелетий вежливости и братской любви, теперь якобы будет обеспечен за счет страха.

Но внушение страха путем психологического давления - это тоже форма насилия. Значит, политика "сдерживания", базирующаяся в основном на страхе и подкрепленная ядерным оружием - это еще более мощное насилие, которое может привести к гибели все человечество и противоречит человеческой природе, но ставит страну, взявшую на вооружение ядерную бомбу, в прямое противоречие с ее моральными ценностями.

Ныне, когда человечество столкнулось лицом к лицу с нарастанием глобальных вызовов, каждый из которых способен погубить его, необходимо не силовое противостояние, а политический диалог. Соответственно следует отказаться от взаимного ядерного сдерживания, которое является одним из источников напряженности и насилия, ибо с неизбежностью провоцирует всю совокупность конфронтирующих межгосударственных отношений. Политика "сдерживания" должна уступить место широкому международному консенсусу, опирающемуся на баланс интересов, а не на баланс сил.

В последние годы среди американских политиков, военных специ-

——————————

¹ The Harvard Nuclear Study Grope. A.Carnesale, P.Doty, S. Haffmann, S.P.Huntington, J.S.Nye, S.D.Sagan. Living with Nuclear Weapons. London, 1985, p.8.

- 86 -

алистов, философов и других ученых очень активно ведутся дискуссии относительно нравственных дилемм, которые возникают вокруг проблем ядерных вооружений. В обиход даже пущен не имеющий четко обозначенного смысла на наш взгляд, сомнительный термин "ядерная этика". Цель подобных дебатов состоит в том, чтобы, с одной стороны, доказать практическую неосуществленность, бесперспективность стратегии "ядерного сдерживания", ее аморальность. С другой - приостановить наметившийся у значительной части американского общества соблазн к отрицанию, критическому отношению к этой доктрине, к наращиванию ядерного оружия в целом. С этой целью некоторые политики, военные стратеги пытаются этически обосновать необходимость укрепления и расширения политики ядерного сдерживания. Этим, пожалуй, можно объяснить тот факт, что острые дискуссии ведутся в основном на этическом уровне.

Справедливости ради заметим, что в последнее время многие участники этих дискуссий критически оценивают гонку вооружений, относят к величайшему преступлению ядерную войну. В связи с этим призывают отказаться от концепции "ядерного сдерживания", как источника зла, провоцирующего ядерное самоубийство человечества. В частности, Д.Фишер в своей книге "Предотвращение ядерной войны" утверждает, что политика "ядерного сдерживания" "в корне противоречит всем ценностям цивилизации". Она не только недостаточна для обеспечения безопасности страны, но в силу того, что для защиты собственной безопасности должна угрожать безопасности других, делает ее аморальной и несправедливой"².

Аналогичной точки зрения придерживался: Дж.Кеннан. Если еще до 1966 года доктрину "сдерживания" и вытекающие из нее равновесие во имя мира он считал средством реалистическим и моральным, то в настоящее время эту политику он оценивает как порочную. Взамен этого Кеннан предлагает конструктивные меры по налаживанию советско-американских отношений, исходя из того, что США и Советский Союз имеет обоюдную заинтересованность в вопросах выживания в наступившем ядерном веке. Это справедливый и решающий политический

——————————

² Fishcer D. Preventing War in the Nuclear Age. Fotowa, 1984, p. 103, 213.

³ Encountrs with Kennan. The Great Debate. London, 1979, P. 71.

- 87 -

аргумент.

Дж.Стедженг также не только отрицает связь доктрины "ядерного сдерживания" с нравственностью, но относит ее к разряду обанкротившейся идеологии, базирующейся на антигуманных, насильственных, средствах. Она не согласуется с моральными обязательствами и этическими кодексами, распространенными между странами и государственными деятелями в рамках мирового сообщества.⁴

Аморально прежде всего то, что ядерное сдерживание открыто предполагает умышленное убийство десятков, а, может, и сотен миллионов людей, большинство из которых не принимает участия в военных действиях. К тому же не укладывается в этические нормы и сама угроза нанести ответный ядерный удар, ибо возмездие, следствием которого является массовая гибель ни в чем не повинных людей, противоречит традиционной нравственности. В этом смысле угроза ядерного возмездия не может служить законной мерой самообороны, допускаемой статьей 51 Устава ООН. Наконец, политика "ядерного сдерживания" превращает в заложников целые народы, нарушая тем самым положение многих моральных кодексов, направленных против того, чтобы рассматривать человеческую жизнь как средство в достижении той или иной цели.

Несмотря на самоочевидную бесперспективность этического обоснования концепции "ядерного сдерживания", число ее сторонников, к сожалению, пока не уменьшается. Более того, заметно растет количество работ, в которых приводятся многочисленные теоретические аргументы, доказывающие ее моральную ценность. Хотя многие авторы подобных изысканий осознают, что применение даже одного ядерного снаряда, вызвав цепную реакцию, может стать гибелью всей человеческой цивилизации, тем не менее продолжают настаивать на сохранении и совершенствовании "доктрины сдерживания" даже в условиях, когда начался процесс разоружения и налаживания благоразумных отношений между двумя военными блоками.

Например, один из ведущих американских историков Дж.Гэддио во введении к работе "Сдерживание Советского Союза: критика политики США", пытаясь привлечь внимание к некоторым проблемам, которые возникают в непрекращающихся дискуссиях по поводу сдерживания,

——————————

⁴ Levine H., Carlton D. /eds./. The Nuclear Arms Race Debated. New York, 1986, p. 65-67.

- 88 -

отметил, что эта доктрина, первоначально предназначенная для сдерживания невоенной угрозы, быстро приобрела очевидную милитаристскую направленность. И совсем не потому, что Вашингтон действительно ожидал нападения русских на Западную Европу, а потому, что европейцы требовали гарантий даже против маловероятных угроз. Подобное стремление к подстраховке ввиду неопределенности привело, в конечном итоге, к решению о создании водородной бомбы. Затем с обеих сторон началась непредсказуемая и неуправляемая гонка вооружений. Причем, моральное оправдание подобного рода сдерживания опирается на мрачное утверждение Р.Нибура о том, в целях достижения добра бывает необходимым творить зло. А чтобы выяснить вопрос о допустимых границах творимого зла, опираясь на заветы А.Гамильтона: "используемые средства должны быть пропорциональны масштабам зла", хотя при этом остается невыясненным вопрос о том, какие критерии должны определять меру такой пропорциональности и кто должен выявлять это.⁵

Стратегия сдерживания прочно встроена во внешнюю политику США и является ее мощнейшим средством силового решения своих национальных проблем. Вызывает категорическое несогласие позиция некоторых политиков гарвардской группы, которые полагали, что народы должны смириться с реальностью ядерной эпохи и жить под угрозой атомного оружия как единственной надежды на выживание. И тем более неприемлема их попытка поставить знак равенства между концепцией "ядерного сдерживания" и этикой.

Разумеется, доктрина "ядерного сдерживания" имеет ряд аспектов, которые затрагивают нравственность и подлежат этической оценке. Но, с моей точки зрения, в отношении к этой концепции моральные оценки должны иметь отрицательный, критический характер, Нельзя также смириться с тем, когда используются этические аргументы для оправдания политики сдерживания, хотя заведомо известно, что это - средство насилия и не только над противником, но и над своим собственным народом, ибо держит их в качестве ядерных заложников.

Мне представляется, что своеобразие этизация доктрины "ядерного сдерживания" вынуждает некоторых ученых искусственно привязывать к ней и этические проблемы, которые почти или совсем не на-

——————————

⁵ Deibel F., Gaddis J. /eds./. Containing of the Soviet Union: A Critique of U.S. Policy. Washington, 1987.

- 89 -

ходят своего разрешения в силу их надуманности. Так, например, можно ли в условиях неприятия ядерной войны выяснить и обсуждать на этическом уровне вопросы, которые позволили бы найти ответ на то, какие военные действия этичны в случае развязывания ядерного конфликта или какие виды военной стратегии этичны в мирное время? Явная нелепость этих вопросов обнаруживается при попытке их решения участниками вышеназванных дискуссий. Так, в случае первом предполагается соблюсти правило, допускающее использование ядерного оружия очень малой мощности, и при этом очень важно соблюсти различие между солдатами и гражданским населением врага. Однако остается невыясненным вопрос, как можно даже в условиях атомной бомбардировки отделить гражданское население от военного. И вообще, кто будет определять это различие?

Известно, что во время второй мировой войны враждебные стороны, как правило, меньше всего старались щадить гражданское население. На основе своего собственного прецедента в Японии некоторые военные стратеги исходят из того, что в будущих войнах ядерное оружие следует применять против городов, чтобы подорвать экономику, общественный строй страны противника и его моральный дух.

Не исключено также перерастание "малой войны" в тотальную, когда может погибнуть весь человеческий род. Поэтому всякого рода рассуждения относительно этики ядерного сдерживания в военное время, есть ничто иное, как моральное бессмысленное теоретизирование, которое, в конечном итоге, логически приводит к выводу о том, что во избежание вселенской катастрофы лучше не допускать ядерной войны, ибо прервется жизненный путь человеческого рода. Поэтому теряют всякий смысл и все правила ее ведения, которые в свое время хотя и составляли часть "этической культуры человеческой цивилизации", но никогда добросовестно не выполнялись даже в условиях ведения войны обычными средствами.

Настало время говорить не о "сдерживании" с помощью ядерного оружия, а о сдерживании самого ядерного оружия. Так как ядерное оружие все-таки существует как источник насилия, и остается пока противостояние между двумя блоками, то правомерно ставится вопрос, можно предложить в качестве эквивалентной системы международной безопасности в условиях, когда система не отвечает полностью на вопрос о том, каким образом следует поддерживать равновесие в

- 90 -

процессе движения к всеобщей безопасности?

Разумеется, с точки зрения здравого смысла, целесообразно уничтожить ядерное оружие и запретить его производство, что и предлагает Советский Союз. Но это наиболее гуманнейшее и приемлемое решение пока трудно выполнимо, ибо не преодолено недоверие между двумя блоками, хотя в этом направлении уже проделаны определенные шаги. Трудность состоит в том, что невозможно уничтожить знания, технологию производства ядерного оружия.

Создается своеобразный тупик. Как можно найти выход из него? Можно надеяться только на творческие силы и способность человека, порожденных его интеллектом и моральным духом, создать новые средства, благотворно влияющие на изменение экономики, политики других социальных институтов, которые позволяют продолжить существование и развитие человеческой цивилизации.

Большие надежды в этом отношении возлагаются прежде всего на разум и нравственность, который по своей сути призваны создавать атмосферу доверия между народами, обеспечивать равенство интересов и соблюдение норм международного права, проведение открытой мировой политики, свободной от эгоизма и насилия. Именно эти элементы, составляющие в своей основе общечеловеческую культуру, в данный исторический момент должны сыграть решающую роль в спасении человеческой цивилизации, в налаживании гуманных отношений между государствами.

- 91 -

Ж.Ванье

КОРНИ НЕНАСИЛИЯ - СЕРДЦЕ ЧЕЛОВЕКА

Я хочу поделиться своим личным опытом, касающимся того, как умиротворить людей глубоким уважением и любовью. Я поделюсь с вами своими соображениями о взаимозависимости между защитными механизмами личности и агрессией, возникающей, главным образом, от страха при столкновении с другим человеком, с защитными механизмами и вооружениями наших обществ с их военными силами. Макрокосм есть отражение микрокосма. Вооруженные силы общества есть отражение личных защитных механизмов индивидов. Если нам удастся обнаружить способы прекращения агрессии на индивидуальном уровне, возможно, мы сможем идентифицировать и нейтрализовать силы ненависти, страха и предубеждения, которые зачастую захлестывают наши общества и противостоят культурам и странам.

В течение 25 лет я жил в общине, которая называется "Ковчег" (l’Arche) вместе с мужчинами и женщинами, страдающими умственной неполноценностью. В мире существуют 90 других таких общин, подобных этой. Они основаны на глубоком уважении к человеку, когда каждый помогает другому расти и развиваться, не взирая на степень слабости или различия. Эта общинная жизнь со слабыми людьми помогла мне найти новое видение нашего мира, основанное на любви и ненасилии и на знании того, что и в моем собственном бытии пребывает насилие, ненависть и страх, который прорывается из сокровенных тайников моей души. Этот внутренний мрак и насилие, которые обнаруживают свой источник в детских обидах каждого человека, могут или повернуть людей к самим себе, вызывая депрессию, апатию, отказ от жизни, или стать толчком к стяжанию власти и карьеры или, в конечном счете, у нас есть возможность более глубоко проникнуть в них, принять и умиротворить любовью и ненасилием.

М.Ганди утверждал, что невозможно ступить на стезю мира и ненасилия до тех пор, пока мы не соприкасаемся с нашим собственным насилием. Я совершенно с этим согласен.

Чтобы помочь нам уяснить себе, как обнаруживаются корни насилия в уязвленном человеческом сердце, позвольте мне рассказать вам об Эндрю. Я встретил его несколько лет назад в тюрьме строгого режима в Канаде. Меня попросили выступить перед группой примерно

- 92 -

в 400 человек в тюремной гимназии. Я рассказал им о страстной потребности в любви, которая скрыта в сердцах умственно ущербных людей, о насилии и депрессии, которые возникают, когда эта потребность остается неудовлетворенной. По окончании моей беседы со своего места вскочил молодой человек - это был Эндрю - и пронзительно закричал: "Вы ничего не знаете о нашей жизни, здесь не все так просто!" Затем он очень взволнованно поведал мне историю своей жизни: "Когда мне было четыре года, прямо на моих глазах изнасиловали мою мать. Когда мне было семь лет, старик (так он называл своего отца) продал меня гомосексуалистам, чтобы получить на выпивку. Когда мне было 13 лет, человек в голубом (то есть полицейский) забрал меня". И он закончил рассказ словами: "Если еще кто-нибудь придет в эту тюрьму, чтобы говорить о любви, я расквашу ему физиономию и вышвырну его отсюда вон". Потом он сел. Установилось напряженное молчание. Я пытался отвечать спокойно, хотя сердце мое сильно билось. "То, что вы только что рассказали мне, очень важно, - сказал я, - ведь очень многие осуждают людей, находящихся в тюрьме. Они не понимают их боли и страданий. Не разрешите ли вы мне рассказать людям, которые находятся на свободе, о том, что сейчас от вас услышал?" Он кивнул и я продолжал: "Если люди чувствуют потребность выслушать и понять вас, может быть, и вам тоже важно выслушать тех, кто мог бы прийти и побеседовать с вами в тюрьме. В один прекрасный день вы выйдете отсюда, и для вас важно знать, что происходит за пределами тюрьмы". И я завершил свою речь словами: "Если я вернусь в этот район, не позволите ли вы мне вернуться и провести беседу в тюрьме?" Он согласился. Таким образом контакт был установлен.

Когда беседа закончилась, я подошел к нему, пожал руку, спросил его имя и откуда он. Затем я спросил, женат ли он. От ответил утвердительно, и я попросил, чтобы он рассказал мне о своей жене. Его глаза наполнились слезами. Внезапно защитные механизмы спали с него, и он стал похож на маленького мальчика. Было ясно, что все его существо томилось по нежности, общению и любви. Он рассказал мне о своей жене, которая живет очень далеко и страдает, прикованная к инвалидной коляске. За его насилием по отношению ко мне в течение нашего разговора скрывалось ранимое сердце, желание установить отношения, построенные на основе любви. Чтобы понять его как личность, я должен был выйти за пределы насилия; я должен

- 93 -

был стать ранимым, чтобы понять его в его уязвимости.

Теперь я расскажу вам об Эрике, молодом человеке, который сильно повлиял на меня и принес мне надежду. Он показал мне, как люди могут излечиться, перейдя от ненависти к себе и насилия к самоприятию и миру.

Когда я впервые встретил Эрика в психиатрической клинике, ему было 16 лет, - и он был слеп, глух и страдал некоторыми умственными отклонениями. Его мать, удивительная женщина, была материально необеспечена и не могла в полной мере содержать его. Она вынуждена была поместить его в госпиталь, который находился так далеко, что она не могла его навещать. Контакт и общение их таким образом были нарушены. Его сердце было разбито, но сердце Эрика было уязвлено еще глубже. Возможно, вы зададите вопрос: "Знал ли Эрик о своей ущербности? Действительно ли он страдал?" Чтобы понять страдания сердца Эрика, давайте сначала присмотримся к нему в детства.

С рождении младенец хрупок и раним, но он хорошо знает, любим он или нет. Ребенок ничего не может сделать сам. Если он голоден, холоден и запачкан, он не может пойти и взять пищу или теплое одеяло, или вымыться самостоятельно. Все, что в его силах, - это позвать свою мать. Если ребенок ощущает себя любимым и желанным, если он чувствует себя источником радости для родителей, то даже несмотря на всю свою ранимость, он глубоко спокоен. Общение между матерью и ребенком, поток любви между ними, доверие, игра, нежность и общение являются источниками обоюдной радости. Ребенок чувствует свою принадлежность, он желанен, он занимает свое место, он защищен, он в безопасности.

Что же происходит, если ребенок чувствует себя нежеланным? Что происходит, когда он чувствует себя лишь источником беспокойства и боли для своих родителей? Если потребность в любви и общении, которая конституирует природа ребенка, остается неуслышанной, если общение с матерью нарушено, если он оказывается в изоляции, подвергается агрессии и оскорблениям, то ребенок мучается и боится. Нет большей боли для ребенка, чем это ужасное ощущение одиночества. Оно подобно внутренней смерти, так как он не может самостоятельно прокормиться. Одиночество и страх оскорблений и агрессии тяжело переносятся любым человеком, но когда люди располагают интеллектуальными или физическими способностями или возможностью отвлечься, то они могут найти компенсацию и облегчить свои стра-

- 94 -

дания. Но у ребенка нет времени, чтобы защититься или избежать угрозы. Он мучается, будучи лишенным всякой возможности отвлечься или получить компенсацию. Эта внутренняя боль быстро превращается в сокрушенный образ "Я" и чувство вины. "Если я нелюбим, значит, я нехорош, значит, во мне сокрыто зло". В сердце ребенка может возникнуть ужасное чувство раздражения, мести и насилия, и даже желания причинять боль своим родителям и родным. Ребенок ощущает силу ненависти, потребность ломать и рушить. Как будто животное вселяется в него. Это создает в ребенке еще более мучительный страх и смущение.

Я привел в качестве примера крайний случай. Все дети различны. Каждый ребенок реагирует по-своему в соответствии со своим окружением и генетическими данными. Конфликты и чувство покинутости, от которых дети могут очень страдать, бывают различны. Гнев, ненависть к себе и депрессия могут доходить до различного уровня. Но на чем я буду настаивать, это на том, что каждый ребенок испытывает боль в то или иное время, из-за того, что его родители устали, больны, перетрудились или просто неспособны ответить на потребность ребенка в любви и общении.

Дети пытаются сделать все, что можно, чтобы забыть эти ужасные ощущения. Они отключаются от них, подавляют их и вытесняют в скрытый потаенный мир, из которого постепенно образуется то, что мы называем "бессознательным". По мере того, как эти дети развиваются, они погружаются в мир снов, игр-фантазий, соревнований и отчаяния.

Темный мир, ощущение вины и насилия, подавленные царством сознания, не исчезают. Они остаются скрытыми в аффективной памяти - памяти сердца и плоти. Они продолжают повелевать ребенком, а затем и взрослым на бессознательном уровне. Ребенок больше не взыскует любви и общения, он скорее хочет доказать, что он - достойный, добрый, честный, "наилучший". Ребенок хочет забыть этот темный мир, который становится мощным импульсом, заставляющим его оттеснять других, чтобы достичь поощрения, известности и ощущения власти.

Человек настолько подвержен страху небытия, и так боится не быть любимым, что он (она) постоянно стремится продвинуться по карьерной и властной лестнице. Если, с другой стороны, человек не может свободно творить и испытывать индивидуальной заинтересован-

- 95 -

ности в славе и богатстве, то он рискует быть затянутым в мир скорби и неопределенности. Подобные люди тяготеют к алкоголю и наркотикам, чтобы ослабить внутреннюю боль и заполнить ужасное чувство пустоты. Таким же образом, когда для человека эта тьма выступает как плацдарм для восхождения по лестнице и происходят события, которые угрожают славе или препятствуют самореализации, то человек может подпасть под влияние раздражения или впасть в депрессию.

В клинике Эрик почувствовал себя потерянным. Его сердце било разбито. Он замкнулся в своем мире мучений и ненависти к себе. У нянечек и попечителей было много трудностей с ним. Они не могли принять его неспособность общаться, отсутствие у него чувства сотрудничества и отказ от жизни. Он отвечал на их агрессию тем, что сам стал более агрессивным.

Мы пригласили Эрика в нашу общину. Я имел удовольствие жить с ним в маленьком доме в течение года, когда я оставил руководство общиной. Каждое утро я купал его, учась относиться к нему с уважением. Мы пытались понять его потребность в страдании. Мы учились общаться с ним на основе любви и доверия, пытаясь постичь его в самых глубинах его бытия, в том, что стоит сверх и за пределами его ненависти к себе. Мало-помалу эта мягкость, понимание и ненасилие пронзили его душу и достигли его потребности в любви. Он начал отвечать. Он утратил свою агрессивность по отношению к себе и по отношению к другим. Он начал улыбаться. Его лицо перестало быть омраченным страданием.

Совместная жизнь с Эриком пробудила во мне мою собственную глубочайшую потребность в любви и нежности. Но в то же время благодаря другим ущербным людям я открыл в себе мир мрака, жесткости и ненависти, о которых я уже говорил. Я был потрясен, когда впервые осознал свою способность причинять вред слабым. У меня было ощущение, что их страдания вызывают мои собственные. Но это открытие было столь же исцеляющим для меня. Я должен был опуститься в свою собственную тьму, чтобы утвердить больший мир и истину. Я должен был спуститься с вершины власти, чтобы увидеть собственную надломленность и научиться принимать ее. Только через этот опыт насилия я смог придти к внутреннему воздержанию и целостности.

Через этот и многие другие опыты мне стало ясно, что в каждом из нас существуют мощные силы и препятствия, истоки которых лежат

- 96 -

в нашем раннем детстве, повелевающем нашими действиями. Эти силы скрывают темную сторону каждого из нас, тьму вины, страдания и сокрушенного образа "Я". Мы оказываемся напуганными и поистине неспособными раскрыть сердце, умиротвориться и стать уязвимыми, особенно перед лицом людей, которые отличны от нас и каким-то образом угрожают нам. Мы находим безопасность, которая льстит нам, в понукании ближних. Мы боимся быть отвергнутыми, униженными и раздавленными, боимся боли, которую нам могут причинить, если мы откроемся в истине. Мы боимся внутренней боли. Но если мы осмелимся стать уязвимыми перед другими, если мы опускаем свои барьеры и принимаем себя такими, как мы есть на самом деле, с нашими пределами осведомленности и тьмы, то и страхи также начинают рассеиваться. Они также начинают снимать искусственные барьеры. Мы начинаем общаться на гораздо более глубоком уровне, на уровне сердца и нашей общей гуманности. Рождается общность более глубокая, чем совместная работа.

Но умиротворить себя таким образом отнюдь не легко. Это можно сделать, лишь если мы примем духовную помощь. Это предполагает, что мы вступаем в борьбу в самих себе между светом и тьмой, истиной и ложью, смирением и гордыней, любовью и эгоизмом. Свет может только проникнуть во тьму и вести к внутреннему исцелению и целостности, если мы признаем прежде всего то, что тьма присутствует в нас и если мы взываем к свету, который бы открыл нам, кем мы являемся в действительности.

Совместная жизнь с людьми, имеющими умственные недостатки, в микросообществах мира, помогла понять этот процесс умиротворения. Любовь помогла преодолеть насилие и ненависть к себе в людях имеющих изъяны. Но они также призывали меня и других идентифицировать наше собственное внутреннее насилие и страхи, они призывали нас к большой любви. Я все больше верю, что в новом мышлении, которое вырабатывается для нашего мира, человечество призвано открыть новые формы сообществ, в которых самые бедные и самые слабые займут свое место, в которых люди смогут преодолеть барьеры и научатся любить друг друга, и эта взаимная любовь откроет сердца без страха впустить туда других людей, сколь ни были бы они отличны от нас.

Но когда же мы поймем, что нужна необычайная сила, чтобы умиротворить себя перед лицом других и поверить им? Эта сила есть

- 97 -

внутренняя власть, мягкая или жестокая, которая исходит из самой глубины нашей личности. Эта вера в правду, вера в свет, сияющий из глубины нашей души независимо от ее принадлежности к определенной культуре, религии или вероисповеданию, невзирая на слабость или силу, видимые или невидимые изъяны. Это вера в наше общее человечество и судьбу, но также это вера в Бога, чей свет истины и чья любовь проникает и преобразует каждого. Эта мягкая или жестокая власть позволяет нам предстать перед лицом бесчестья, неприятия, внешними и внутренними неудачами, тюремным заключением, пытками и смертью. Она позволяет нам оставаться миролюбивыми и честными перед лицом грубой силы. Она укрепляет нашу веру в то, что любовь и вера преодолевают ненависть и страх, что истина преодолевает ложь, иллюзии и ошибки, и что со смертью приходит новая жизнь.

Перевод В.И.Россмана.

- 98 -

Архимандрит Платон

ПОРЯДОК МИРА - В БОГЕ И В ЧЕЛОВЕКЕ

Начиная с древнейших времен мы встречаемся с парадоксами пути рационального объяснения человека. Уже в Ветхом Завете человек представлен как пересечение онтологических противоречий, развертывающихся во времени и в историческом процессе. В своей сотворенности человек противостоит нетварности Бога, но по своей идеальной сущности он - образ Божий. Человек предстоит в открытости и незавершенности. В онтологическом плане он - сплав бытия и небытия и открыт для становления. "Fio, ergo non sum". "Я становлюсь, меня еще нет", - говорит о человеке Вячеслав Иванов. По мысли Московского Митрополита Филарета, человек содержится над бездной собственного ничтожества, под бездной благости Божьей. В плане экзистенции признается одновременная причастность человека двум мирам: миру чувственно воспринимаемому и миру умопостигаемому. Святой Григорий Богослов, учитель церкви IV века, говорит о назначении человека в изысканно блестящих поэтических образах: "Бог поставляет на земле иного ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, таинника твари умосозерцаемой".

Человек не только причастен двум мирам - материальному и идеальному, но и является носителем двух природ: физической и духовной. "Своим телом, - говорит Фрамм, - человек принадлежит земле, но своим умом он вышел за пределы этого мира и больше ему не принадлежит". В ноуменальном плане человек - образ Бессмертного, земной ангел, таинник умосозерцаемого творения, носитель Божественной благодати. В эмпирическом плане человек облечен в тело, созданное из земного состава, он - плотоносец и зритель видимого творения. В предвечном Божественном замысле человек призван к бессмертной блаженной жизни; в конкретно-эмпирическом смысле он отпал от равноангельской жизни, лишился Божественной благодати, облекся в дебелую плоть как в ризу, как в мертвенный хитон. В идеальном плане человек как образ Божий является носителем высшего иерархического достоинства, однако в эмпирической плоскости его достоинство, как отмечает С.С.Аверинцев, находится под знаком физического и морального унижения. Человек жалок в своей подверженности нравственному беспорядку и злу, оказывается беспомощным и бессильным в про-

- 99 -

тивоборстве со смертъю. С идеально-аксиологической точки зрения человеческая личность является высшей и царящей в мире ценностью, превосходящей другие ценности мира. Однако в действительности личность теряется в географическом и социальном мире. Благо каждой отдельной личности составляет цель цивилизации и всеобщего прогресса. Однако часть личности рассматривается в качестве средства частных (эгоистических) и общих (но все же локальных и временных) интересов. С точки зрения психосоматической организации человек предназначен для переживания блага. Однако парадоксальным образом человек более чувствителен и более уязвим для переживания, страдания и боли. Устройство сенсорных органов и высшей нервной системы таково, что переживание физического или душевного страдания превосходит переживание счастья, своей силой, интенсивностью, продолжительностью и глубиной. При этом человек переживает больше, чем он может об этом сказать. Английский физиолог Ч.Шеррингтон сформулировал "принцип воронки", согласно которому количество поступающих в сознание человека впечатлений превосходит возможности их словесного выражения. Адекватных средств для передачи эмоциональных состояний человека при помощи абстрактных понятий не существует. Наконец, в плане познания человеком самого себя, вопросов, загадок и тайн, по-видимому, неизмеримо больше, чем ответов и смысла. На уровне рационального познания антроподицея становится невозможна.

Все перечисленные парадоксы на пути объяснения человека могут быть уложены в парадигму того определенного представления, которое сочетается с библейским пониманием прародительского греха и изгнания из рая как исходной точки исторического времени. Названные парадоксы могли бы оставаться лишь в сфере диалектики и умозрения самых утонченных интеллектуалов, если бы многовековая история человечества не была бы полна беспокойством, беспорядком и личными тревогами. В беспокойной и вечно тревожной жизни, где нет достоверного, очень понятными становятся слова, взывающие к порядку жизни и благословляющие тишину и покой.

"Мысль о беспокойствах и тревогах жизни, вносящих в душу человечную смуту и неустроенность, - отмечает А.Ф.Лосев, - мы находим повсюду в греческой литературе. Подобно этому в христианстве отцы Востока и Запада призывают к духовному безмолвию, к тишине, чистоте и бесстрастности".

- 100 -

Каждая эпоха выдвигает свои авторитеты и составляет свои программы в качестве средств усовершенствования порядка и жизни. Достигнутыми в этом направлении успехами цивилизации обязана труду и опыту многих народов практически всех предшествующих времен. Церковь в течение многих веков проявляла главную заботу о нравственном благосостоянии народов Европы и других континентов в личной и в общественной жизни. Духовное наследие Церкви является фондом, на который все чаще обращаются взоры секуляризованного мира. Но Православная Церковь - нечто большее, чем склад древних сокровищ. Неверно представлять Церковь как неизменную и статичную икону, которая прочно закрепило в своей позиции общество. Церковь, - как отмечает современный русский православный богослов прот. Г.Флоровский, - это не тихая пристань для усталых и разочарованных душ, а сила, просвещающая и преобразующая мировую жизнь. Церковь - это не только истина, но и путь, не только жизнь, но и процесс. В.С. Соловьев представил Церковь как богочеловечество, точнее как динамический богочеловеческий процесс, сущность которого составляет освобождение каждой человеческой личности и всего человеческого общества в целом от личного и мирового греха. Глазами эсхатологической веры Церковь видит несовершенство нашего человеческого миpa, но знает и исповедует, что наступит его конечное обновление и преображение.

Надежда Церкви, устремленная в будущее, проистекает из факта воскресения Христа. Его победа над смертью и мировым злом вообще.

Зло многолико в своем проявлении. В вероучении и этике Церкви зло и грех выступают как вполне тождественные понятия. Грех может быть объяснен психологически. В этиологии прародительского греха сыграли роль инертность тварной природы, "инстинкт момента" - предпочтение сиюминутной и здешней ценности более отдаленной и высшей ценности. Классический пример Библии - продажа Исавом своего первородства младшему брату Иакову за чечевичную похлебку - представляет один из архетипов, иллюстрирующих, как срабатывает "инстинкт момента". Как сложное и многоликое явление грех представляет собой совокупность трех основных компонентов: ошибку в плане ценностной ориентации, нарушение нормы в плане нравственного повеления и отклонение от цели в плане Божественного предназначения. Грех произвел губительное последствия в богозданной человеческой природе. Из них в данный момент нас больше всего интере-

- 101 -

сует агрессивность и гедонизм. В агрессивных и гедонистических чертах, характеризующих падшего¹ человека, Церковь видит не изначальный, не субстанциональный и не безусловный элемент человеческого существования, а привнесенный, внешний; случайный и потому в принципе преодолимый фактор. Эти черты в человеке преодолевается в духовно-сакраментальной жизни Церкви, остаются за порогом покаяния, которое есть переплавление, мета-нойя, метабола души. "Есть в падшей природе человека, - говорит Е.Н.Трубецкой, нечто принадлежащее царству смерти, то, что не достигнет будущего преображения и прославления. Это те темные влечения, инстинкты и страсти, которые являются источником эгоизма, агрессивности, беспорядка и вражды. Первичными факторами, помогающими человеку преодолеть агрессивность, нравственный беспорядок и эгоизм, являются три человеческих чувства: стыд, симпатия и благоговение. В системе В.С.Соловьева эти чувства суть основные агенты нравственной деятельности человека. Предпосылкой этой схемы является тройственный характер человеческих отношений, поскольку три области человеческого бытия: природное существование, межличностные отношения и религиозная жизнь включают в себя отношение личности к природному началу, к ближнему и к Богу. Из этих трех основ нравственности вытекают три важнейшие принципа: из стыда, выражающего отношение человека к природному началу, вытекает принцип христианской аскезы, из симпатии, выражающей отношение к ближнему - принцип христианской любви, из благоговения, выражающего отношение человека к Богу - принцип христианского богопочитания. Аскеза, воздержание, в своем самом обобщенном смысле означает преодоление в структуре человеческой личности природного, искаженного грехом, начала. Аскеза связана с самообладанием. Это известное каждому человеку стремление возвыситься над естественным порядком жизни, овладение процессом собственного поведения. Для человека, не очищенного подвигом воздержания и не преображенного Божественной благодатью, в высшей степени являются характерными недисциплинированность ума, неупорядоченность чувств и необузданность воли. Недисциплинированное сознание, особенно у молодых людей, становится источником безнравственных и преступных наклонностей и желаний и открывает простор стихийных и намеренно вызванных нежелательных эмоций. Самой серьезной причиной греха является, однако, преднамеренно злая во-

——————————

¹ Падший - не нравственно-социологический, а догматический

- 102 -

ля, которая сознательно избирает беспорядок и духовный ущерб в своей личной жизни и в жизни ближних.

В отличие от чувственной страсти, которая ищет временного удовлетворения, озлобленность воли делает грешника еще более тяжелым и мрачным, так как он является более постоянным источником беспорядка и зла.

Современный человек начинает понимать, что ему нужно не только изобилие, но и воздержание, не только роскошь, но и аскеза, чтобы успешно преодолеть противоречие и разрыв между материальным и идеальным на уровне отдельной личности и между экономикой и духовной культурой на уровне целых общественных структур.

Материальное и идеальное соотносятся в христианстве как текст и контекст, как "быть" и "иметь". "Быть" и "иметь" - это две важнейшие посылки, две основные категории, два вида самоопределения в общей онтологии личностного существования. Различаясь и связываясь друг с другом внешне и внутренне, друг друга взаимоисключая и взаимодополняя, эти две категории составляют основной стержень человеческого существования, двойную спираль тайны смысла личной и мировой жизни.

Все другие категории и понятия суть только ветви этого ствола древа жизни. Какие бы примеры не выдвигала история, речь идет о реализации этих двух принципов - "быть" и "иметь".

Понятие "иметь" является более доступным, более привлекательным и более заманчивым, чем понятие "быть", которое требует умозрения и действия, связанных с напряжением творческих сил. Тяготение дохристианского мира к реализации принципа "иметь" объясняется "материалистический" характер ветхозаветной и языческой психологии. Известны, конечно, исключения из этого принципа и в ветхозаветном, и в языческом мире. Но то, что было исключением для античного мира, стало нормой для мировосприятия в Новом завете. Здесь становление есть жертвенный путь, совершаемый под знаком "отдать" и во имя "быть". Отдать все, что может иметь человек, вплоть до того, чтобы отдать даже рубашку и быть Сыном Небесного Отца - основанный на милосердии и любви к человеку призыв Нагорной проповеди Христа. Апостол Павел учит христиан, имеющих что-либо в этой жизни, быть как неимеющими, и пользующихся благами земной жизни быть как непользующимися. Сам Христос в литургических про-

——————————

термин.

- 103 -

поведях и текстах называется солнцем правды, то есть справедливости и истины. Святой Дионисий Ареопагит называет солнце иконой мирового Блага. М.М.Бахтин, автор работ по общей эстетике, символогии и философии языка, дает нам образ того, как нужно воспринимать понятие "отдать", комментируя стихотворение поэта-символиста Вячеслава Иванова "Солнце Эммауса". Здесь взят момент из Евангелия. После распятия Христа двое из его учеников идут в селение Эммаус. На пути они встречают воскресшего Господа, но, удрученные скорбью о любимом Учителе и подавленные крушением своих жизненный надежд, они не узнают Его. Евангелист Лука подчеркивает здесь особый провиденциальный момент: "глаза их были удержаны". Для учеников встал вопрос, как совместить страдания и смерть Христа с представлением о Боге, который был для них торжествующим Богом. В ответ они слышат слова Господа: "Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в Славу Свою?" Глубокая смысловая параллель между заходящим солнцем ("склонился к вечеру день") и горением сердец учеников устанавливает связь между Богом и Его даром. Бог по-человечески не торжествует. Его торжество - это отдача Себя. Солнце может только отдавать, а не брать. Бог является подателем дара жизни как высшего и абсолютного блага. Бог воплотился, учит Церковь, не в жизни имея нужду, но желая нашего спасения. Идеал следования за Христом включает требование раздать богатства, чтобы ничего не "иметь", но чтобы "быть" наследником вечной жизни ("иметь богатство на небе").

В реализации принципов "иметь" и "быть" христианство открывает новый, парадоксальный и притом универсальный порядок. В блаженствах Нагорной проповеди Христа блаженными называются все те, кто в этой жизни является так или иначе несчастным. Причем эта "несчастность" определяется законом обратного соотношения между ценностью бытия и его внешней привлекательностью, блеском и силой. Чем более ценно какое-либо бытие, тем оно более невзрачно, более хрупко, более уязвимо от бытия низшего по своему составу. Апостол Павел, говоря о христианском призвании, напоминает христианам, что Бог избрал их из мира как нечто "немощное", "немудрое", "незнатное", "уничиженное" и ничего "не значащее" (I Кор. I, 27-28). Но этот закон обратного соотношения между ценностью бытия и отсутствием его внешнего преимущества, благодаря чему в земной жизни зло и насилие часто торжествует над преданностью и добром, отно-

- 104 -

сится только к нашему несовершенному материальному царству бытия в его временном становлении. Надежда, проистекающая из Воскресения Христова, предвосхищает преодоление всех парадоксов в структуре природы человека и в структуре мирового порядка жизни в целом. В преодолении через приобщение к Божественной благодати и жизни Церкви внесенного в человеческую жизнь энтропийного начала, заключается сущность и смысл мировой жизни как процесса как в личном, биографическом, так и всеобщем, историческом плане.

- 105 -

В.Иванов

"НЕ УБИЙ" - ОТ ЗАПОВЕДИ К ПРИНЦИПУ ЖИЗНИ

Мудрый человек не имеет собственного сердца. Его сердце состоит из сердец народа. Добрым я делаю добро и недобрым тоже желаю добра. Это и есть добродетель... - говорил Лао-цзы, мечтая о благе народа: "Надо сделать вкусным его питание, прекрасным его одеяние, устроить ему спокойное жилище, сделать веселой его жизнь. Соседние государства смотрели бы друг на друга издали, слушали бы друг у друга пенье петухов и лай собак, и люди до старости и смерти не должны были бы кочевать с места на место".¹

Но достичь этого возможно, вернувшись к принципу недеяния, полностью соответствуя естественному закону - Дао.

Жить в согласии с природой, творить добро бескорыстно из любви к людям: таковы простые наставления древних Учителей мудрости, сходные у всех, даже при различии обоснований.

У Кун-цзы спросили: "Что значит человеколюбие?" Он ответил: Это значит любить людей. Тот, кто истинно стремится к человеколюбию, не совершит зла..»"

Цзы-гун спросил: "Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?" - Учитель ответил: "Это слово - взаимность. Не делай другому того, чего не желаешь себе".

Творить добро - значит уметь сострадать человеческому страданию, быть милосердным, - и не только к человеку - к любому живому существу, - настаивал Будда: "Пусть тот, кто к добродетели стремится, не отрекается от сострадания, дающего желанные плоды. Ведь росту добродетелей оно полезно, как дождь хлебам.³ Красной нитью в "Гирлянде Джатак", описывающей перевоплощения Будды, проходит мысль о ненасилии: даже на зло не следует отвечать злом. Так поступает Будда, будучи воплощен в дятла, прощая льва, который отплатил злом на добро: "Дятел вытащил из горла льва застрявшую там кость, но позднее лев прогнал дятла, страдающего от голода, не дав ему даже остатков своего пиршества; однако, когда некий лес-

——————————

¹ Хин-шун Я. Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение. М.-Л., 1950. С. 158-159.

² Древнекитайская философия. М., 1972-73. Т.II. С. 167.

³ Арья Шура. Гирлянда Джатак. М., 1962. С. 245-246.

- 106 -

ной божок предложил дятлу, указывая на уснувшего льва, отомстить и выклевать льву глаза, дятел отказывается, не желая за зло платить злом..."

Мудрая в своей бесхитростности притча: сколько их запечатлела народная память на Востоке и Западе! И среди заповедей, в которых кристаллизовались общечеловеческие моральные ценности, одной из наиболее древних, постепенно выступавшей на первый план, была заповедь милосердия, запрещающая нанесение вреда другому: в нравственных принципах джайнизма и буддизма ("Панча-махаврата" или "Панча-шила") она сформулирована как первая из пяти и определяющая остальные четыре.

Велика в своей простоте заповедь ахимсы, что означает неповреждение жизни. В ее основании учение о всеодушевленности, поскольку не только животные, но и растения имеют душу, а "вред жизни" - это и "вред душе", которая есть высшая ценность. Но долгий, мучительно долгий путь от древности к новому времени ведет через преодоление как прямых, так и косвенных отступлений от этой заповеди или ее ограничений.

Библейская заповедь "Не убий" ("равно как и соотнесенная с ней не запрещающая, а побуждающая заповедь: "Возлюби ближнего как самого себя") основана на сходном с древнеиндийским убеждении в бессмертии и высшей ценности души и потому трактовалась во многих богословских трактатах уже со времен Блаженного Августина как забота о бессмертной душе и пренебрежение "греховным телом", как временным обиталищем и даже "темницей души"... Но как не вспомнить, сколько жестокостей, от массового истребления еретиков до "священных" (за веру истинную!) войн оправдывалось подобными суждениями, возведенными в канон и в магометанстве, и в христианстве!

Осознание органического единства тела и души, их нераздельность медленно, но неуклонно пробивало себе дорогу: "уже великие мыслители арабского мира провидели эту идею". И в учениях ал-Фараби и Ибн Халдуна высшей ценностью полагается земное счастье людей, живущих в согласии и исключающих насилие из всех сфер общества: "Город, в котором объединение людей имеет своей целью взаимопомощь в делах, коими обретается счастье, является добродетельным городом, и общество, где люди помогают друг другу в целях достижения счастья, есть добродетельное общество. Народ, все города которого помогают друг другу в целях достижения счастья, есть

- 107 -

добродетельный народ. Таким образом, вся земля станет добродетельной, если народы будут помогать друг другу для достижения счастья".⁴ Но для этого необходимо исключить насилие не только в отношениях между народами, но и в самом его истоке - в семье, в воспитании детей: "насилие, - писал Ибн Халдун, - порождает в ученике страх, который мешает совершенствованию души и уносит усердие, приводя к лени, лжи и обману... Душа его становится ленивой, не воспринимающей добродетелей и хороших качеств, и он приобретает все больше дурных качеств; так он становится нижайшим их низких. Поэтому нельзя, чтобы воспитатель или родитель прибегал к насилию при воспитании".⁵

От заповедей "Не убий!" и "Возлюби ближнего" следует путь к гуманизации воспитания, как формирования человека добродетельного и способного поступать по добру: в этом едины наставники в разных землях и у разных народов. Так, в "Домострое" - своеобразном своде политических, экономических, бытовых наставлений в Московской Руси XVI века, его составитель Сильвестр Адашев говорит, обращаясь к сыну: "Имей, чадо, истинную правду и любовь нелицемерную ко всем... Чего сам не любишь, того и другу не твори... Да держися, чадо, добрых людей, во всяких чинах, и ревнуй добрым делом их".⁶

Его современник, великий гуманист Мишель Монтень, подобно ибн Халдуну, говоря о воспитании детей, подчеркивал: "Откажитесь от насилия и принуждения; нет ничего, по моему мнению, что так уродовало и извращало натуру с хорошими задатками".

Отметим, каждый из наставников в добродетелях сочетает осуждение насилия, как характернейшего проявления зла, с утверждением активного и сознательного добродеяния. Истинно нравственен тот, кто поступает, сознавая, что творит. Уже Кун-цзы, видя в благородном муже образец гуманного поведения, говорил: "Благородный муж это инструмент"⁷, а Мишель Монтень видел образец добродетели в мудреце, достигшем глубокого понимания простых норм морали и сознательно обращающегося к высшим нравственным ценностям как единствен-

——————————

⁴ Ал-Фараби. Философские трактаты. Алма-ата, 1970. С. 305.

⁵ Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока. М., 1961. С. 627.

⁶ Домострой. Спб., 1902. С. 63, 65.

⁷ Семененко И.И. Афоризмы Конфуция. М., 1987. С. 264.

- 108 -

но достойным человека. Отсюда - категорическое отрицание и осуждение им любых форм насилия и проявления жестокости.

Историческая эстафета осуждения насилия и утверждения высшей ценности человеческой жизни и блага человеческого общества без труда прослеживается в чаяниях великих учителей и педагогов-гуманистов от Квинтиллиана до Яна Амоса Коменского, от Песталоцци до Дистервега, от Пирогова до Ушинского, от Януша Корчака до Василия Сухомлинского.

Вряд ли есть необходимость перечислять подробно тот калейдоскоп насилия, массового истребления человеческих жизней, какое дал наш век от англо-бурской войны и русско-японской до современных войн: будь то арабо-израильский многолетний конфликт или гражданские войны в странах Латинской Америки.

Однако, наряду с катаклизмами социальными, потрясшими как целый мир, так и многие страны, следует вспомнить и потери от эпидемий, разгула преступлений и иных социальных недугов (алкоголизм, наркомания), от экологических катастроф, влекущих за собой тяжелейшие последствия на непредсказуемо длительный период. К бедам, которые приносят народам войны, прибавились беды от чрезмерного, выходящего за рамки контроля, могущества техники. Страшный урок Чернобыля, из которого, думается мне, даже сегодня не извлечены все жестокие в далеко идущих следствиях уроки.

Говорю об этом потому, что подобного рода убийства - смерть от голода, нищеты, негодной для здорового образа жизни окружающей среды - вроде бы "не имеет отношения" к проблемам этики ненасилия, поскольку прямого насилия, типичного для условий войны, или для одной из язв нашего мира - преступности с ее самыми тяжкими из преступлений - преступлениями против личности, - в подобных ситуациях, казалось бы, нет; - но это оказывается ли насилие над природой в конечном счете - насилием над людьми; и не должно ли расплачиваться за это по всей строгости человеческих законов. Так, заповедь ахимсы ("не повреди") и заповедь "Не убий!" становятся принципом нашей жизни, и пора им в полной мере стать и принципом законодательства с учетом лишь частично упомянутых мною грозных реалий нашего времени.

- 109 -

Однако даже в сфере непосредственных межчеловеческих отношений казалось бы, бесспорное утверждение жизни человека и выживания человечества в качестве высшей ценности и принципа - встречает бесчисленное количество оговорок, отступлений и исключений. Одно из наиболее разительных - существующее еще во многих странах узаконенное убийство, именуемое смертной казнью. Не считаю нужным аргументировать жестокость, антигуманностъ и бессмысленность этого человеческого установления, продиктованного полновластием государства над личностью, питаемого жаждой мести (облагороженной понятием "возмездия"), на тысячи ладов повторяемой идеи целесообразности "защиты общества" и т.п. Как бы не апеллировали к "необходимости устрашения", сколь бы ни были отвратительны потерявшие облик человеческий конкретные насильники и убийцы, невозможно опровергать простейшие умозаключения: смертная казнь находится в вопиющем противоречии с принципом "Не убий!". Она лишь удваивает преступление, отвечая убийством на убийство, - причем второе убийство, совершаемое "в добром уме и твердой памяти", не имеет даже тени оправдания, подобного тем, каким оправдывают - в конкретных случаях - убийцу: "В состоянии крайнего аффекта", "при необходимой самообороне" и т.п. Кроме всего прочего (вопреки защитникам идеи "упреждающего" эффекта, какой, якобы, имеет существование смертной казни для потенциального преступника), это узаконенное отнятие жизни как раз способствует укоренению мысли о принципиальной возможности отнятия жизни, обесценивая жизнь человека, низводя ее с "низшей ценности" до элемента случайности, и, уж конечно, исключает суждение об уникальности и неповторимости каждой человеческой жизни.

Иначе говоря, позитивный эффект этой "высшей меры социальной защиты" сомнителен, а негативный - более чем очевиден, ибо общество, провозглашая высшей ценностью человеческую жизнь, законом о смертной казни девальвирует провозглашенную ценность, отнимает у нее важнейший атрибут действительной высшей ценности - ее абсолютность, не допускающую исключений.

Для последовательно, неукоснительно проводимого во всех сферах межчеловеческих отношений гуманизма, отвечающего максимам, положенным в основание этики ненасилия, является признание человеческой жизни как высшей ценности, иначе говоря - признание абсолютности высказанной в глубокой древности заповеди "Не убий!"

- 110 -

Р.Петропавловский

ДЛЯ НЕНАСИЛИЯ НУЖНА ЗРЕЛОСТЬ

Доктрины могут нас разводить, но цели должны нас соединять. И хотя не со всем, что было сказано на нашей конференции, я мог бы согласиться, мне кажется, что плодотворнее говорить о том, что нас сближает, а не разделяет. И в этом плане не могу не отметить, что здесь было высказано много таких идей и продемонстрировано много таких чувств, которые у меня вызывают отклик, симпатию и благодарность.

В первую очередь хотел бы отметить в выступлениях наших западных коллег - мысли Ж.Госса о базовых понятиях ненасилия, Ж.Ванье о корнях ненасилия в сердце человека, В.Штерштайна о роли насилия и ненасилия в строительстве социализма. (Не могу, правда, не упомянуть, что в выступлениях господина Штерштайна многое у меня вызывает и несогласие, очень многое. Я иначе вижу доказательность неизбежного и ненеизбежного в процессах истории).

Хотелось бы коснуться и выступления Ю.Давыдова, говорившего о заповеди "Не убий" как об абсолюте. В свое время мне доводилось достаточно остро полемизировать с Юрием Николаевичем. Но вот я слушал его, вникал в его аргументы и мотивы, в его более развернутые, чем прежде, пояснения и почувствовал, что в своей критике той позиции, которую он защищал в книге "Этика любви и метафизика своеволия", я был не всегда прав. Однако мне и сейчас представляется, что идея нравственных абсолютов не слишком плодотворна. Но то, как он аргументировал возможность признать заповедь "Не убий" одним из абсолютов, у меня вызывает склонность согласиться с ним.

В идеале у коммунистов, как о том говорил В.И.Ленин, нет места насилию. Это специально надо подчеркнуть. И это в определенном смысле означает, что и для коммунистов есть нравственный абсолют. Он, как ни печально, не получает полного воплощения в реальности, но все же остается постоянной целью, без которой были бы в значительной степени ослаблены наши стремления. В этом смысле, с известным ограничением утверждаемого, можно признать и ненасилие, и заповедь "Не убий", и заповедь любви, и согласие между людьми абсолютными. Я охотно делаю этот шаг навстречу позиции Ю.Н.Давыдова.

Но тут же нельзя не подчеркнуть того, что относимое к сфере

- 111 -

идеала, притом идеала, обладающего степенью абсолюта, далеко не наполняет собой жизненную практику, реалии жизни. Очевидно, что в обществе, где имеются противоположные социальные интересы, неизбежны силовые отношения. И в этом плане я целиком согласен с А.А.Гусейновым. Государство как раз и является прежде всего выразителем положения, при котором без силовых отношений наше общество просто вряд ли еще могло бы существовать. Другое дело, что силовыми отношениями не исчерпывается вся совокупность отношений в обществе. Они неизбежно дополняются отношениями ненасильственными. Поэтому обычные пути движения жизни - через компромиссы, паллиативы, средние решения, уход от крайностей. И вопрос только в том, где, когда и что из крайностей в "средних решениях" начинает превалировать.

Попытки абсолютизировать ненасилие, поскольку они относились не к идеалу, а к повседневной практике, как показывает история общества, бывали направлены главным образом в сторону усиления требований лишь к тем, кто слаб и угнетен. Даже в Евангелии, как вы знаете, сказано, начальник "не напрасно носит меч" (Римл. 13, 4). Результаты этого были двойственны. Адресованная слабым и угнетенным проповедь ненасилия, несомненно, побуждала их к духовному возвышению личности. Она, безусловно, поддерживала и укрепляла антиэгоистическую направленность в развитии личности, умение понимать другого, умение прощать, а не мстить, умение давать, а не только брать. Все это высоко ценно. И это на самом деле способствовало облагораживанию нравственности и духовному обогащению, возвышению личности.

Вместе с тем проповедь ненасилия, обращенная к слабым, бедствующим, имела и другой результат. Он в значительной степени выражается, что тоже неоспоримо, в согласии людей с неулучшением их жизненного положения, в их полоненности чувствами безнадежности, смирения и покорности, в безропотном приятии своей приниженности, в отказе от сопротивления гнету со стороны сильных.

Если мы ставим целью улучшение жизненных условий всех людей, жизни как таковой, то, по-видимому, неизбежно признание, что такая борьба не достигает успеха без некоторого насилия, поскольку обладающие властью и привилегиями не склонны добровольно отрекаться от своего исключительного положения.

Конечно, это противоречивая ситуация. Маркс некогда употребил использованное затем и Лениным выражение, что Петр Первый вар-

- 112 -

варством, варварскими средствами побеждал, искоренял варварство в России. Эта формула может быть (конечно, с использованием других слов, более спокойных и мягких) обобщена. К сожалению, во многих случаях в мире, который не вышел еще, не вырвался из социальных противоположностей, приходится прибегать, даже во имя самых гуманных целей, к средствам, остающимся в известном смысле варварским, к средствам насилия.

Но здесь-то и встает задача: вынужденно используя эти средства, не выходить за рамки действительной необходимости. Если для достижения нужного результата возможны и достаточно мягкие, несуровые средства, необходимо отказываться от использования насилия и в любом случае сводить его к минимуму, проявлять тенденцию к ненасилию.

При всех обстоятельствах употребление средств варварских, насильственных, даже когда оно отвечает прямой необходимости, чревато большими опасностями и для личности, и для общества. В целом можно, по-видимому, сказать, что такие способы действия, если их применение становится массовым, неизбежно ведут к одичанию и личности, и общества. Так, если мы обратимся к истории революционного движения, то остается фактом, что при всей чистоте своих целей оно далеко не избежало проявления в нем вот этих моментов "одичалости", "дикости" - привычки к жестокости, а порой и огрубления души у участников этого движения. Очень верно это отметил в начале 20-х годов, по окончании гражданской войны в нашей стране, Луначарский. Он писал тогда, что за годы ожесточенной борьбы сердца наши немножко обросли шерстью и молодежь-то наша - волчата... Такова была оборотная сторона победы в революционной борьбе, заставлявшая Луначарского звать, как он говорил, "сынов революции", чтобы, достигнув своего, они постарались смягчиться, заимствуя себе "кое-что от Короленки", от его этики, от его светлого и прекрасного гуманизма.

Причем посмотрите, какая линия выстраивается. Революционер часто начинает с признания необходимости личного самопожертвования в борьбе за достижение революционной цели. Далее идея самого жертвования распространяется им же не только на себя одного, но и на группу революционеров, его соратников, которые добровольно идут рядом с ним, разделяя все его идеи и стремления. Но дальше мысль о необходимости жертв переносится и на других. И оказывается

- 113 -

ся, что на каких-то этапах развернувшейся жестокой, насильственной борьбы уже признавалось возможным жертвовать в интересах революции многими людьми, массами людей, причем о добровольности тут речь уже не велась или велась не всегда. До каких крайностей доходило дело, вспоминать сейчас не стоит. Все это уже не тайна.

Говорю о подобном обороте дел в истории общества вовсе не ради поругания революционной борьбы, которая была и остается в моих глазах священной. Говорю, лишь чтобы обратить внимание на двойственность результатов - положительных и отрицательных, или, иначе, достижений ценой утрат - при использовании жестоких, насильственных средств в стремлении к гуманным и прогрессивным целям даже тогда, когда обращение к таким средствам становится необходимостью.

И, возможно, именно в связи с таким заключением особенно уместно и верно подчеркнуть, что наша готовность избегать насилия, прибегать больше или только к ненасильственным способам действия зависит в громадной степени от нашей социально-культурной зрелости.

Человек не всегда бывает в состоянии - по своим реальным возможностям - добиваться своего, того, что ему действительно необходимо, ненасильственным путем. При многих обстоятельствах он даже в наше время, не говоря уже о прошлом, встает перед неизбежностью пускать в ход силу, насилие, ибо иначе его цели остаются недостижимыми. Для минимизации насилия как средства и далее для ненасилия мы, люди, как личности, как общности, как общества, должны подняться на более или менее высокие уровни и в общесоциальном, и культурно-историческом, и в интеллектуальном, и в психологическом, и в нравственном отношениях. Иными словами, нужна достаточная зрелость: иногда в одном, а чаще в нескольких отношениях. Чем более способными мы становимся рассчитывать все последствия предпринимаемых акций, чем лучше соразмеряем действия с желаемыми результатами, чем шире сами наши возможности в выборе средств и чем сильнее в нас умение понимать не только самих себя, но и других людей, в чем-то нам противостоящих, тем полнее наша готовность отказаться от какого-либо насилия.

При этом должная зрелость, предопределяющая выбор способов действия без насилия, - не всегда одно и то же. В разных конкретных ситуациях она разная. Ее "минимум", ее уровень бывает нужен то один, то другой, то в том, то в ином отношении. Он и в прошлом

-- 114 --

в себе собственное, эгоистическое "я" или "мое", человек достигает состояния нирваны, спокойствия. В этическом отношении буддийское учение о ненасильственном отношении к другим прежде всего, опирается на следующие четыре категории: милосердие (maitri), сострадание (karun), равенство (mudita) и радость (upeksa).

В этих нравственных принципах заложены идеи о равном милосердном отношении ко всем иным существам - как высшим, так и низшим, как далеким, так и близким, о сострадании к ним без всяких различий, о радости, испытываемой человеком, помогающим другим. Буддизм, опираясь на эти четыре принципа, требует строго придерживаться священных правил совершенствования тела, речи и души. Он обосновал свои нравственные принципы для утверждения спокойной, мирной, гармонической и справедливой жизни. Значение этих принципов, несомненно, высоко и сегодня. Они приобретают более глубокий, широкий смысл, относясь не только к отдельному человеку, а к целым нациям и народам, государствам и державам.

Таким образом, путем совершенствования внутреннего мира человека буддизм стремится подчинить физическую силу человека силе разума.

Буддисты считают, что если человечество не сумеет обогатить свои духовные ценности и достичь нравственного совершенства, то оно не будет в состоянии правильно использовать те огромные материальные богатства, которые оно накопило на сегодня, что может привести даже к уничтожению самого человечества. Сегодня мы лишь только богатством и совершенством души и помыслов, подчиняя им наши практические действия, можем разумным путем уничтожить силу оружий, устранить угрозу войны. Против силы оружий нужно противопоставить не силу оружий, а силу разума, человечности. И поэтому сегодня особенно высоко значение идеи и практические действия ненасилия. Рассматривать ненасилие как признак бессилия или слабости глубоко ошибочно.

Всем известно, что главными отличительными чертами человека являются его мышление, разум и нравственность. Эти качества являются мерилами человеческого в нем, выражением его силы. Однако насилие человека над человеком, применение оружия против других в целях достижения своих стремлений свидетельствует о недостаточности разума, человечности и о невысокой нравственности, иными словами, о слабости его натуры. В это время как разрешение возни-

- 115 -

часто посилен, доступен многим: было бы желание его в себе, обнаружить, ощутить. Следовательно, тут очень важен субъективный момент, получающий свое значение, естественно, при наличии объективного. С этой точки зрения, как мне представляется, необходимая зрелость должна выражаться прежде всего в обращенном к себе и к другим требовании помнить об ужасах насилия, чтобы по возможности не допускать ничего подобного. Этот тезис, это требование - помнить об ужасах насилия, - как мне кажется, нам нужно было бы постоянно иметь в виду и усвоить себе как большую заповедь. Я ее попытался ради ее значимости сформулировать и на латыни: "Memento violentiae horore". Все же первичным остается не требование ненасилия, а право народов на выбор своего главного решения, своей общей судьбы и права осуществления этого выбора. Вот с этим условием, с учетом такого приоритета и необходимо сводить к минимуму применение насилия.

Мне кажется, что в наши дни мир определенно идет к положению, когда ненасилие приобретает характер решающей тенденции. А насилие, наоборот, должно сходить и уже постепенно может сходить на нет. К сожалению, такой процесс имеет большую объективную ограниченность, и для его успешного развития недостаточно только одного желания или сознания.

Но в сегодняшнем мире имеется и известная внешняя необходимость, которая буквально вынуждает усиление такого процесса. Это прежде всего та опасность апокалипсиса, возможного ядерного всеуничтожения, которая над нами нависла самым явным образом. Необходимость уйти от нее эффективно просвещает сознание людей во всех уголках нашего мира, во всех слоях, группах, региональных и национальных общностях человечества, склоняя всех к большему взаимопониманию, к готовности действовать дальше средствами менее варварскими, чем ранее. Мы, таким образом, приходим к большей зрелости в обращении к средствам достижения наших целей. Это может быть отмечено и на уровне личностном, и на уровне общественном.

Одним из показателей такой зрелости становится большее взаимопонимание, большее внимание друг к другу в нашей жизни. Очень важно при этом добиться, чтобы те доктрины, которых мы придерживаемся, нас не разделяли. Из всех доктрин, которыми руководствуются люди, мы должны выбрать и выдвинуть на первый план то, что нас может соединять. В этом нам следует проявить никак не узость, а

- 116 -

широту, терпимость к тому, с чем кто-то из нас не согласен, не заслоняя несогласием во второстепенном согласие в главном.

Полагаю, что мы должны считать себя наследниками некоторых существенных сторон христианства и не только христианства. Мы должны наследовать, в частности, таким идейным веяниям, которые идут от Франсуа Рабле. Его идея "Телемской обители", где действует единственная заповедь "Делай что хочешь!", как мне кажется, не может нас не подкупать. Конечно, условием осуществления этой заповеди является высокий уровень и новое качество духовности, когда человек хочет делать только добро и не хочет, не может делать зла, относясь к интересам "других" так же, как и к своим. Пусть тогда делает все, что хочет, и это будет то, что нужно людям. Мы должны, вероятно, наследовать и идеи морали без долга, теоретиком которой был французский мыслитель прошлого века Ж.-М. Гюйо. Эта идея хороша в той мере, в которой означает, что человек высоконравственный действует не из-за внешнего принуждения, не из-под палки, а в силу внутренней моральности, побуждаемой собственной совестью. Мы во многом должны быть благодарны этике П.А.Кропоткина, который выдвигал принцип взаимопомощи, взаимности, "мьютуализма". Этот принцип получил большое признание во французской традиции, главным образом социалистической. Мне кажется, что мы не должны чураться даже, о ужас, Ф.Ницше. Это ведь ему принадлежит мысль, что этика будущей это - эстетика. Мысль, не лишенная своих резонов. Если мы берем такие идеи в их определенных аспектах, а не во всей их тотальности, не во всей полноте, отказываясь от того в них, что противоречит нашему мировоззрению, то нам ничего бояться никакого Ницше. Нужно уметь видеть и в нем то, что обладает какой-то, немалой привлекательностью, конструктивностью, перспективностью.

Date: 5-13 января 2014

Изд: Этика ненасилия. Материалы международной конф. нояб. 1989 г. Отв. ред. Р.Г.Апресян. Сост. Философское об-во СССР. М., Б. и., 1991

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)