ГЛАВА VII.

Колония „Криница".

В 1912 г. праздновала свой двадцатипятилетний юбилей интересная русская социалистическая колония „Криница". История ее, описанная в недавно вышедшей книге „Четверть века Криницы", такова.

Инициаторами этой общины были три лица различного общественного положения и характера. Душой всего дела следует считать выдающуюся женщину Н. Н. Коган, рожденную княжну Друцкую Соколинскую. Она была захвачена интеллигентским движением 60—70 годов, но, в противность большинству, не увлекалась революционной идеей. Скоро она совершенно отошла от революционных кружков и стала подыскивать единомышленников для устройства коммуны, в которой можно было бы наладить жизнь согласно идеалам тогдашней интеллигенции.

Вот как она сама описывает свои искания.

„В 1869 году я, после живой, разносторонней педагогической деятельности в родном городе, которой я отдавалась с жаром по окончании Смольного института, после того, как эта деятельность по многим причинам окончилась крахом, приехала в Петербург.

Тяжело было! Стала посещать курсы, ботанические экскурсии, лаборатории.

Любила я естественные науки, увлекалась ими, но чем больше с ними знакомилась, тем большая пропасть разверзалась перед глазами.

Я чувствовала, что надо науке отдаться целиком, раздваиваться нельзя.

Одна же эта деятельность для меня была нежизненна.

Бросилась в революционные кружки.

Почувствовала, что политика мне совсем уже не по душе.

Хотелось что-то делать, творить, созидать, а не разрушать.

Скоро я отошла и от этих кружков. Безотчетно тосковала и не знала, к чему приложить свои рвущиеся наружу силы.

Ближе всего мне была педагогика, но воспитание молодого поколения, при уродливой бессмысленной жизни, без нормальной среды, казалось сизифовой работой.

А среда! Где ее найти?.. Создать?...

Но мир такой огромный, а я такая ничтожная!

Не выдержала ломки — нервно захворала.

— 96 —

Когда поправилась, стала читать социальные книжки (мало их было тогда) делала выписки, думала, размышляла — а в промежутках посещала курсы, имея в виду двоякую цель: учиться и подыскивать единомышленников для какой-то, еще не вполне ясной, практический жизни.

К концу 1870 года собралось нас, единомыслящих, 16 человек.

Выработали программу нормальной жизни (среды).

Собирались для бесед в квартире Серова, куда стекались курсистки, студенты и прочие лица

Тут бывали Виардо, Волкова, Вильберг, Дебогорий-Мокриевич, Бларамберг и другие.

Некоторые перебрались к нам из революционных организаций.

Программы были широкие.

Хотели на весь мир устроить грандиозную коммуну, всех осчастливить.

Ночи напролет шумели, яркие картины рисовались перед нашими взорами.

Увлечение так охватило всех, что когда заявили о необходимости сделать предварительный опыт коммунальной жизни и для этого собрать средства, то на стол стали бросать все, что у кого было

Виардо сорвала часы, брошь, кольца. Бларамберг — серьги, все деньги из кошелька

Кто-то принес турецкую шаль.

А у одной курсистки ничего не было в наличности — она немедленно отправилась к парикмахеру, срезала свои чудные волосы и внесла свою лепту в 3 рубля

Нанята была квартира на Ждановке, приглашен сапожник учить ремеслу женщин; столяр-техник (Перовский) учить мужчин столярному делу.

Среди женщин нашлись умеющие стряпать, шить, стирать. Они обучали неумелых.

Распределили день между физическим и умственным трудом, устроили химическую лабораторию.

Среди участников были лектора по физике, математике, физиологии человека.

Читались разные рефераты.

Наше внезапное исчезновение из поля зрения знакомых заставило многих волноваться, говорить о том, что безнравственно уводить интеллигентную молодежь в глушь, в деревню.

Был сделан донос, но обыск предупредили. В то же время произошел раскол среди нашей группы. Часть осталась в городе, а часть ушла в Смоленскую губ., в мое имение.

Однако и в деревне община не наладилась, и Н. Н через несколько лет опять вернулась в город — на этот раз в Москву. Здесь она встретилась с В. В. Еропкиным, из богатого дворянского рода Тверской губернии, человеком очень образованным

— 97 —

и блестящих умственных способностей, окончившим два факультета Московского университета — математический и естественный. Еропкин также увлекался артельной идеей и организовал в Москве мастерскую учебных пособий на артельных началах, в которой изготовлялись разнообразные инструменты и учебные пособия: многие из последних были изобретены им самим.

Дела этой артели под руководством Еропкина шли настолько хорошо, что члены артели стала зарабатывать значительно больше, чем прежде. Тем не менее, создатель ее скоро разочаровался в своем детище, потому что увеличение заработка нисколько не подняло артельщиков морально. „Вместо саморазвития и сознания своих обязанностей перед семьей, обществом и народом, мастеровые заказали себе хороший костюм, золоченные часы с цепочкой, котелок на голову и калоши на ноги"; стали усиленно посещать цирки, загородные гуляния, а семьи их оказались без ухода, дети — без образования. Мастера увеличили срок выучки учеников и неохотно их принимали, опасаясь конкуренции на рынке труда".

Это разочарование в обычной артели было у Еропкина так глубоко, что при встрече его с Н. Н. Коган он поразил ее своим мрачным видом. Его все больше и больше стала привлекать мысль бросить городские условия жизни и попытаться создать такую общину, которая, по самой своей организации, будет поддерживать людей на известной моральной высоте, не допуская их до морального падения.

Еропкин и Коган скоро столкнулись с сыном сельского священника З. С. Сычуговым. Вот что он пишет о себе самом:

„Проводя детство в бедной, религиозной семье, я питал свой дух житиями святых и настраивал свое воображение на идею мученичества за веру, Христа, и горько сожалел о том, что нет теперь уже ни Диоклетианов, ни Максимилианов, перед которыми я мог бы исповедывать свою веру.

Посты и молитвы меня не удовлетворяли, я мечтал о деятельной борьбе, меня притягивала мысль о миссионерстве.

Отдали меня учиться в бурсу.

Дореформенная бурса способствовала моему физическому развитию, оставив спящими умственные силы.

Реформа 1871—72 года потребовала расширения нелюбимых мной древних языков.

Кроме того, нас тогда лишили Писарева и Добролюбова, которыми мы горячо увлекались.

Через год я вышел и поступил в сельско-хозяйственное училище для подготовки в земские учителя.

Не удалось мне и тут кончить по обстоятельствам, от меня независящим.

Я был арестован и выслан.

Профессия учительства для меня закрылась, и я должен был решать вопрос о насущном хлебе, но о таком хлебе, который

— 98 —

достается без потери образа божьего, без нарушения моих идеальных понятий.

„Бот, если бы землица была, думалось мне, — чего бы лучше?

Велико ли счастье мужицкое, велики ли его достатки; а все-таки он счастливее меня, он лучше, нравственнее меня, хотя и сам того не сознает.

Отчего же это? Мужик, неуч, пьяница, буян — нравственнее меня, человека все же образованного, верующего в человеческий прогресс и стремящегося служить этому прогрессу всеми силами души? А оттого, отвечал я себе, что мужицкий труд производительный, что земледелие — занятие почтенное и коренное.

Земледелие — это альфа человеческого прогресса, а правильная организация земледельческого труда — его омега.

Додумавшись до таких истин, я избрал себе профессию — земледелие.

Но надо было выучиться черному труду, надо было приобрести выдержку, навыки, мозоли.

Зная по литературе деятельность Энгельгардта, я списался с ним и ждал приглашения.

Мне каялось, что письмо его будет для меня хвалебным гимном, удивлением его перед моей идеей, но ответ был холодный.

„Приезжайте. Нанимаю. Плачу столько-то, кормлю так-то, требую того-то".

Все же я закрыл глаза на будущее и поехал к нему.

Открытое симпатичное лицо хозяина, широкий лоб, небрежно закинутые назад густые волосы — носили отпечаток силы, красоты, обаятельности, и вселили в меня ту бодрость, в которой я так нуждался.

Пробыл я там в суровой обстановке целый год и весной 1875 г. уехал из Батищева полный сил, энергии и страстного желания тотчас же приступить к практической деятельности.

Идеал ее был: „никого не эксплоатировать, потреблять лишь то, что заработаешь своим физическим трудом. Это голая истина и, как таковая, вековечна".

Но, не имея земли, трудно было ее и обрабатывать.

Приписаться к крестьянскому обществу — значило из мещан перейти в податное сословие, связанное с телесным наказанием.

В одну из поездок по розыску денег на покупку земли я встретил школьного товарища.

Оказывается, он бросил учительскую профессию, и хочет жить сапожным ремеслом, которое знал очень хорошо.

Пробовал сесть на землю, но неудачно.

Чего же лучше?

В главном мы солидарны, следовательно, остается подыскать кусочек земли и осуществить интеллигентный порядок наличными силами.

А они были незаурядны.

Я — патентованный и крепкий работник; товарищ знает ре-

— 99 —

месло, брат его — столяр, сестры — умелые по домоводству и старуха мать — для порядка в доме.

Мы не задавались тогда большим, как жить своим трудом, не нанимая никого.

Заняв у знакомого тысячу руб. на короткое время и арендовав в Вятской губернии кусочек земли, мы приступили к работе.

Я помню, с каким волнением приходилось переживать мелочи житейские, которые нарушали целость наших задач!

Например, мы не могли никак решиться заплатить мальчику, сыну соседа, за бороньбу, когда наш малый был болен.

Сперва решили ему ничего не платить теперь, а на следующий год после учета доходности дать ему по раскладке, сколько придется.

Но отец мальчика сказал, что впереди еще что будет, а вы уж лучше ему двугривенный-то отдайте.

Очевидно, он не доверял нам, и считал такой порядок ненормальным.

Интересно, что мы, интеллигенты, задаваясь целью вести свою жизнь на началах справедливости и внедрять ее в наших соседей, самые простые отношения запутываем до невозможности во имя той же идеи справедливости.

Наша ассоциация просуществовала немного более года — с 1878 по 1879 год.

Взаимные недоразумения заслонили общую идею и привели к невозможности сотрудничать вместе".

Встретившись в Москве с Еропкиным и Н.Н.Коган, Сычугов быстро с ними сблизился. В скором времени эти трое, вместе с несколькими другими товарищами, основали небольшую общину в Уфимской губ. Уфимская община просуществовав менее двух лет: ее выжили преследования администрации. Была сделана попытка основать общину в Полтавской губернии, но дело опять расстроилось по той же причине. В конце концов община возникла на Кавказе, на берегу Черного моря.

„На Кавказ, на Кавказ, — писал в споем дневнике Сычугов, которому было поручено приискать место для устройства общины. — В страну полуденного солнца и седой старины, куда ходил легендарный Язон со своими аргонавтами за золотым руном. Не за золотом иду я — я гонюсь за счастьем. Много ли нужно для моего счастья? Небольшой клочек земли, на котором я мог бы, в союзе с симпатичными мне людьми, воспитать и вскормить юное поколение в понятиях абсолютной чести и человеческого достоинства".

Так возникла на Черноморском побережьи колония „Криница". Много раз она была на краю гибели, но, в конце-концов, уцелела. В период своего наибольшего расцвета — около 1900 г. — община включала в себя около 75 человек, из которых, правда, только меньшинство были полноправными членами общины. Наемным трудом община пользовалась почти всегда, но лишь по необходимости — в виду невозможности наличному персоналу

— 100 —

выполнить ту или иную работу. Большую роль в хозяйстве „Криницы" играли также и „практиканты" — молодые люди, приезжавшие в „Криницу" из разных концов России из идейного интереса к общине и работавшие в ней наряду с ее полноправными членами.

Между последними и практикантами нередко возникали неудовольствия и многие из практикантов были склонны обвинять общинников в том, что община эксплоатирует их труд. Но так как условия жизни и труда общинников ничем существенным не отличались от условий жизни и труда практикантов, то обвинения эти никак нельзя признать основательными. Что же касается до нежелания членов общины принимать в свою среду без предварительного искуса каждого желающего, то в этом отношении общинники были безусловно правы, так как успех организации подобного рола зависит, прежде всего, от тщательного подбора людей

Духовным руководителем всего дела была, повидимому, Н.Н. Коган — женщина несомненно исключительная и по уму и по характеру. Но именно ее духовное превосходство взывало неудовольствие многих членов общины и упреки в том, что Н. Н. своим авторитетом подавляет всех других и не дает возможности проявлению индивидуальных различий.

Главной целью общины было нравственное совершенствование ее членов, при чем большое значение в этом отношении придавалось развитию религиозного чувства. Хотя общинники не примыкали ни к какому определенному религиозному культу и отнюдь не были религиозной сектой, тем не менее религиозные интересы играли в их жизни очень большую роль; они собирались в определенные дни для молитв и чтения священных книг, никакие вопросы не вызывали в их среде таких страстных споров, как вопросы религиозные.

На жизнь окружающего населения община большого влияния не имела и даже некоторое время сознательно сторонилась от такого влияния, замыкаясь в своей собственной среде.

В хозяйственном отношении успехи ее были очень невелики, и она не могла бы просуществовать так долго, если бы не находила помощи со стороны, именно из личного заработка одного из ее основателей, Еропкина, который последнее время не жил в общине, стоял во главе крупной фабрики и тратил значительную часть своего заработка на поддержание „Криницы"; без этой помощи община, несомненно, не могла бы покрывать свои расходы.

Когда денежные дела Еропкина расстроились, община очутилась на краю гибели, но, благодаря выгодной продаже части земли, устояла и в настоящее время существует на основании особого договора, как земледельческая артель. В 1911 г. число полноправных членов ее равнялось 16, при 20 детях и несовершеннолетних.

В своем современном виде „Криница" очень напоминает

— 101 —

некоторые американские социалистические общины: труд оплачивается особыми марками.

Наемный труд в „Кринице"' допускается, колеблясь от 3—5% всего труда и в исключительных случаях достигая 50% труда.

В 1905 году в „Кринице" было 4 дес. виноградника, 4 десятины фруктового сада, 2½ дес. огорода, 40 дес. полевой земли. Молочных коров было 20. Всей земли было 250 дес. Население „Криницы" жило в 9 домах, причем семейные жили в отдельных домах, а холостые жили в общем доме. В общем доме имелся большой зал с музыкальными инструментами (роялем и фисгармонией). В колонии имелись своя школа и библиотека с 3000 книг.

В 1906 г. „Криница" была вынуждена продать 4 дома, 2 дес. сада и часть полевой земли. Во владении колонии осталось 164 дес. земли. Зато вновь было засажено 4 дес. фруктового сада и построен 1 новый жилой дом. В 1912 г. колония имела 35 дес. полевой земли, 4 дес. фруктового сада, 4 дес. виноградника, 3 дес. огорода и 1 дес. опытного поля. Всего земли она имела, по прежнему, 164 дес. Молочных коров было 15, волов 6, лошадей 4 и 8 штук молодняка.

Рабочий день в колонии зимой продолжался 7 часов, весной 9 часов, осенью 8 часов и летом 10 часов.

Каждый член оплачивался за час труда одной маркой, причем ценность марки определялась в зависимости от общего дохода колонии. В 1911 г. марка равнялась 11 к.

Всем хозяйством колонии руководил особый распорядитель, выбираемый членами колонии, и особые заведующие отдельными отраслями хозяйства.

Из своего заработка члены колонии оплачивают свое содержание, при чем за стол они платят 3 марки в день, за помещение 1 марку. Остальной заработок выдается, по желанию лица, или деньгами или товарами из лавки, принадлежащей колонии. Дети до 4 лет ничего не платят.

Плата за все роды труда одна и та же.

Будущее „Криницы" рисуется ее руководителям в настоящее время в благоприятном виде. Весьма возможно, что „Криница" выработается, в конце-концов, в устойчивую хозяйственную организацию, способную существовать собственными силами. Но для этого, требуется, прежде всего, самый тщательный подбор ее членов.

———

ГЛАВА VIII

Кооперативные общины.

I.

Социалистические общины совершенно порывают с существующим хозяйственным строем, об'единяют в руках общины как владение средствами производства, так и хозяйственный труд членов общины; напротив, кооперативные общины в большей или меньшей степени сохраняют и частную собственность на средства производства и единоличный хозяйственный труд. В этом существенное различие общин того и другого рода.

Подобно тому, как социалистические общины связаны с социалистическим движением одной из ветвей которого они являются, так кооперативные общины являются ветвью великого кооперативного движения нашего времени.

Однако, несмотря на огромный рост кооперации в наше время, кооперативные общины представляют собой крайне редкую хозяйственную организацию, наименее распространенный вид кооперации.

В печати этот вид кооперации встречал очень горячих защитников. Из современных экономистов наиболее выдающимся и убежденным проповедником кооперативных общин является известный германский экономист Франц Оппенгеймер. В целом ряде книг и статей основной работой Оппенгеймера в этой области является его обширный труд („Die Siedelungsgenossenschaft"). Оппенгеймер стремится доказать, что кооперативная община не только вполне осуществима, но и представляет собой единственное средство решения социального вопроса нашего времени.

Центром социального вопроса современности является, по мнению Оппергеймера, не город, а деревня, ибо недостаточная заработная плата в городах есть следствие прилива деревенского населения в город. Если бы были созданы такие условия, при которых деревенское население находило бы себе хороший заработок в деревне, то и в городе заработная плата немедленно повысилась бы, благодаря исчезновению избыточных городских рабочих, конкуренция которых сбивает заработную плату городского рабочего до современного низкого уровня.

Поэтому важнейшей задачей нашего времени является создание в деревне такой хозяйственной организации, при которой деревенский производитель получил бы достаточную оплату своего труда. Но опыт показывает, что хозяйство крестьянина,

— 103 —

своими единоличными силами обрабатывающего свое поле, не может обеспечить ему безбедного существования. Еще в худшем положении находится земледельческий рабочий, работающий по найму в капиталистическом сельскохозяйственном предприятии.

Таким образом, следует признать, что на основе существующих форм сельскохозяйственного предприятия социальная проблема современности разрешена быть не может.

Не следует ли поэтому отказаться от частной собственности и искать решения социального вопроса в создании коммунистического хозяйства.

И этот путь Оппенгеймер отрицает. Он не верит в коммунистические общины и думает, что они неизбежно должны терпеть неудачу, так как они не дают простора личному интересу и личной инициативе человека.

Отвергнувши одинаково решительно как частнохозяйственные предприятия, так и коммунизм, Оппенгеймер видит единственное средство спасения человечества от угнетающей его теперь нищеты в кооперации.

Он предлагает заменить существующее теперь частнохозяйственное предприятие в деревне кооперативной организацией. Должны быть созданы кооперативные общины, называемые им „поселковыми товариществами" (Siedelungsgenossenschaften). Поселковое товарищество есть сложная кооперативная организация, в которой имеется и единоличное и общее владение, и единоличный и общий труд. Это — не коммунистическая община, но и не частнохозяйственное предприятие: это — кооперация.

С одной стороны, в поселковом товариществе основой должен явиться совместный труд всех членов товарищества. Большая часть земли такого товарищества должна обрабатываться сообща всеми членами товарищества, и собранный таким образом продукт должен распределяться между всеми участниками общего труда.

Но на ряду с этим должна быть сохранена возможность и единоличного производства. Для этого каждая отдельная семья получает в наследственное арендное пользование небольшой земельный участок в 6—8 моргенов с домиком на нем. На этом участке семья могла бы содержать свою корову, своих птиц, иметь свой сад, огород и свой собственный посев.

В поселковом товариществе должны получить полное развитие все виды кооперации. Все необходимое для жизни и для труда должно приобретаться через посредство закупочного товарищества и потребительного общества.

Для пользования машинами должно быть организовано машинное товарищество (производительноподсобная артель). Маслодельная артель должна перерабатывать молоко в масло. Товарищество по сбыту должно сбывать все продукты труда членов товарищества, предназначенные для продажи.

При посредстве кредитного товарищества поселковое товарищество получит нужный ему денежный капитал. Таким путем

— 104 —

товарищество может приобрести крупные денежные средства, требующиеся для постройки домов, машин, скота и пр.

Но поселковое товарищество не должно ограничивать свою задачу кооперативной организацией сельского хозяйства. Оно должно идти дальше — должно кооперативно организовать в среде своих членов и промышленный труд.

Для этого товарищество должно всячески привлекать в свою среду ремесленников и вообще промышленных производителей.

Ремесленник, вступающий членом в такое товарищество, получает, как и другие члены товарищества, участок земли в свое личное пользование, но менее значительный, так как его главный труд не требует земли. Ему нужен участок для дома и мастерской, а также для тех сельскохозяйственных работ, которые он и его семья выполнят своими силами во время, свободное от промышленного труда.

Но ремесленник не принимает участия в работе на общем поле и не получает никаких доходов от последнего. Во всех же других отношениях он является равноправным членом товарищества, пользующимся всеми учреждениями товарищества, предназначенными для общего пользования, как например: больница, школа, библиотека и т. п.

Промышленные работники товарищества могут образовывать производительные ассоциации и таким образом кооперативно объединять свой производительный труд.

Не довольствуясь теоретической пропагандой кооперативные общин, Оппенгеймер пытался устраивать их в действительной жизни. Однако его попытки в этом направлении к определенным практическим результатам не привели.

Тем не менее, вне всякой связи с деятельностью Оппенгеймера, кооперативные общины все же возникли и возникают хотя и в очень небольшом числе.

Недалеко от Берлина, у городка Ораниенбаума существует, напр., и в настоящее время такая община, названная „Эдем", основанная в 189З г. последователями американского апостола национализации земли — Генри Джорджа.

Они купили 150 моргенов земли и выстроили для общей жизни дом. В общем пользовании они оставили 50 моргенов земли, остальную же землю разбили на участки в 1½ моргена для отдачи их за арендную плату в пользование членам.

В 1905 г. община прикупила еще 36 моргенов земли.

На общей земле ведется интенсивное огородническое и плодоводческое хозяйство исключительно для сбыта. Часть получаемых плодов перерабатывается в мармелад и сиропы. Работают на общей земле общинники за определенную плату. На участках, находящихся в индивидуальном пользовании, устраиваются огороды и сады как для собственного потребления, так и для сбыта.

В 1906 г. в „Эдеме" было 25 тысяч фруктовых деревьев и несколько сот тысяч ягодных кустов. Для орошения своих садов

— 105 —

общинники провели особый канал, обошедшийся им в 25 тысяч марок.

Кроме общего дома с квартирами для общинников, общими залами, школой, библиотекой и читальней, община выстроила еще 2 дома с пансионом и рестораном для летних и зимних гостей.

При общине функционируют кредитное и строительное товарищества, причем кредитное товарищество принимает вклады как от членов общины, так и от посторонних.

От лиц, желающих быть принятыми в члены общины, требуется, прежде всего, стремление к нравственному самосовершенствованию. Вступительный взнос равняется всего 20 маркам, но постепенно должен быть приобретен пай в 500 марок. Никто не может иметь в своих руках более 100 паев. На общих собраниях каждый имеет равный голос независимо от числа паев.

Община образует собой товарищество по всем закупкам для нужд общины и ее членов, а также товарищество по сбыту продуктов труда общинников.

Процент на пай ограничен 4. Чтобы получить в общине помещение и садовый участок, требуется затратить от 1 до 2 тысяч марок. Общинники имеют право строить дома на своих участках только для жизни своей семьи, но не для сдачи дома в наем.

Постройка дома производится при помощи строительного товарищества, причем товарищество выдает денежную ссуду в размере 90% всей капитальной суммы, с погашением в срок до 66 лет. Строительное товарищество располагает капиталом в 100 тыс. марок и долговыми обязательствами на 300 тыс. марок.

В 1910 г. в общине было 175 членов, а с семействами — 324 человека. Было 94 постройки стоимостью в 638 тыс. марок

За 1910 г. община продала 76.482 килогр. фруктов общего производства; кроме того, продано фруктов, произведенных отдельными общинниками, 72.394 килогр.

Целый ряд кооперативных общин имеется в Америке. Примером может служить основанное в 1908 г. унитарианским пастором Литтльфельдом община в штате Массачузет в Вествуде. В ней живет около 40 семейств, каждая семья имеет в своем личном пользовании по 1 акру земли; в общем пользовании имеется 36 акров.

Община имеет общие мастерские, свое собственное издательство, некоторые общие орудия производства. Продукты общины сбываются через ее собственный кооператив по сбыту. На общей земле самостоятельного хозяйства не ведется, и земля служит для обучения практикантов нечленов.

Община издает журнал под названием „Ариель".

Для характеристики духа общины можно привести следующее изречение из общинного журнала.

— 106 —

„Он должен взять акр земли и жить на нем; взять лопату и копать; слезть с плеч рабочих людей; стряхнуть со своих плеч неработающих людей, быть честным, трудиться".

„Она должна сделать из своего дома уютный семейный очаг; взять веник и мести; дать своей кухарке возможность иметь такой же очаг; возвратить своей горничной свободу; быть мужественной; украсить свою жизнь искусством."

В штате Колорадо имеется кооперативная община под названием „Грили". Основателем ее был один из участников известной социалистической общины, „Брукской фермы" — Микер. Земля в этой общине сдается для индивидуальной обработки отдельным членам общины. Кооперативная община, под названием „Риверзайд", в долине Бернардино, в Калифорнии занята культурой апельсинов, причем каждый сам культивирует свой сад, но продажа фруктов производится всей общиной. Кооперативно организовано орошение садов, имеющее в этой местности, благодаря ее сухому климату, особое значение. По словам В. Ф. Тотомианца, у которого я заимствую сведения об этих общинах, „колония поражает посетителей массой зелени, красотой и удобством своих домов. В каждом доме есть электричество, вода и ванна".

В непосредственной связи с войной и вызванным ею мировым продовольственным кризисом вопрос о развитии сельского хозяйства во всех странах, страдающих недостатком продовольственных продуктов выдвинулся на первый план. Развитие огородной культуры на кооперативных началах обратило на себя общее внимание, и в ближайшем будущем следует ожидать повсеместно широкого развития кооперативных общин.

Так, напр., в Англии последние годы делается в этом отношении очень многое. Как пример возникающих кооперативов этого рода можно указать хотя бы на Вангардскую ферму в Кенте, около Медстона, о которой имеется отчет в журнале Cooperative News (22 декабря 1917 г.).

Ферма эта была учреждена несколькими интеллигентными женщинами, близко знакомыми с сельским хозяйством. В аренду взят небольшой земельный участок в 65 акров, на котором предполагается построить 30 отдельных коттеджей для 30 семейств. Уже теперь организованы на этой ферме три различных отрасли сельского хозяйства: садоводство, птицеводство и молочное хозяйство. Большая часть земли остается в общем пользовании, но дома и сады при домах будут в пользовании отдельных семейств. Все закупки и продажи будут совершаться через посредство соответствующих кооперативов.

III.

Я сказал, что кооперативные общины представляют собой самый редкий вил кооперации. Действительно, в то время как

— 107 —

участники других кооперативов считаются на всем свете многими десятками миллионов, члены кооперативных общин считаются даже не тысячами, а сотнями.

Но даже, если сравнивать кооперативные общины не с кооперативами, а с коммунистическими общинами, то и тут сравнение оказывается для них очень неблагоприятным.

Коммунистические общины представляют собой, несомненно, совершенно исключительную хозяйственную организацию в строе современного общества. И все же участники этих общин считаются многими тысячами — их гораздо больше, чем участников общин кооперативных.

Это последнее обстоятельство может показаться особенно странным и непонятным. Казалось бы, кооперативные общины, гораздо ближе стоящие к условиям современного хозяйства, должны были бы иметь, во всяком случае, больше распространения и больший успех, чем коммунистические.

Между тем, факты показывают обратное. Как все это об'яснить?

Прежде всего следует указать, что кооперативные общины занимают исключительное место среди других кооперативных организаций по трудности своего устройства.

Дело в следующем. Потребительные общества, кредитные товарищества, кооперативы по закупке и сбыту, товарищества по переработке, все эти кооперативы, достигающие ныне такого грандиозного развития, ни малейшим образом не разрушают строя домашнего хозяйства своих членов. Они доставляют своим участникам определенные хозяйственные выгоды, требуя от членов очень небольших пожертвований. Самый заурядный человек, не привыкший ни к какой инициативе и совершенно неспособный к смелому шагу, легко может стать и, действительно, становится участником этих организаций, ибо участие в них отнюдь не приводит к разрыву со старыми условиями повседневной жизни и вступлению на новый жизненный путь.

Словом, массовая кооперация, находящая себе выражение в указанных кооперативах, по плечу каждому — потому-то она и имеет такой колоссальный успех.

Иное нужно сказать о кооперативных общинах. Они в корне изменяют условия повседневной жизни, домашнего хозяйства, и потому по плечу очень немногим.

Уже одно то имеет огромное значение, что кооперативная община, как общее правило, предполагает перемещение местожительства ее членов. Эти последние должны бросить свои прежние жилища и поселиться на новом месте, вблизи друг от круга. Как это трудно сделать и как мало способен заурядный, средний человек толпы на такой шаг!

Это не то, что поступить членом в потребительное общество. Нет, тут нужно ломать всю свою жизнь — и для чего? Для чего-то нового и неизвестного. Много ли людей, которые решатся на нечто подобное.

Затем, кооперативная община предполагает гораздо большую

— 108 —

близость во всей домашней жизни ее членов друг к другу, чем остальные кооперативы.

Члены потребительного общества для успеха последнего отнюдь не должны непременно питать взаимную симпатию. Напротив, кооперативная община только в том случае может иметь успех, если ее члены составляют как бы одну семью. При отчуждении, а тем более при неприязни общинников, друг к другу, община неизбежно должна распасться.

Итак, и в моральном отношении (не только по отношению к способности к инициативе) кооперативная община пред'являет к своим участникам несравненно более высокие требования, чем другие кооперативы.

То же нужно сказать и о чисто экономической стороне дела. Устройство кооперативной общины предполагает очень крупные затраты на каждого участника. Пай в такой общине выражается не рублями, а многими сотнями и тысячами рублей. Пролетарию, не располагающему сбережениями, эта кооперация недоступна.

Таковы только некоторые, наиболее важные, трудности, стоящие на пути к успеху этого вида кооперации, охватывающей всю жизнь человека и обещающей совершенно преобразовать и облагородить его существование, но зато очень дорогой ценой — ценой полного отказа человека от его прежних, обычных условий жизни.

Гораздо более слабое развитие кооперативов этого рода среди всех других кооперативов — таким образом, вполне понятно. Но я должен еще об'яснить самое казалось бы, странное — почему кооперативные общины встречаются гораздо реже социалистических? Ведь к социалистическим общинам относится в сугубой степени все сказанное относительно препятствий к успеху кооперативных общин.

Казалось бы, кооперативные общины должны были бы быть, во всяком случае, организацией гораздо более частой, чем коммунистические. Действительность же показывает, как мы видим, обратное.

Однако, и это может быть об'яснено без труда. Дело в том, что и кооперативные и социалистические общины могут привлекать только людей необычного душевного склада, людей более или менее исключительных, с очень повышенными духовными интересами. Человек, живущий изо дня в день, знающий только хозяйственные интересы, не склонен ломать свою жизнь ради призрака нового мира, и, конечно, не пойдет ни в кооперативную, ни в социалистическую общину.

Но кто способен к такому смелому шагу, тот склонен итти до конца. Кооперативная община, при всех ее выгодах с точки зрения высших интересов человека, все же кажется компромиссом, компромиссом нового и старого строя, компромиссом альтруизма и эгоизма, в то время как социалистическая община кажется более радикальным решателем вопроса ― и, в результате,

— 109 —

искатели нового мира, несклонные к компромиссам предпочитают социалистическую общину.

Но главное дело не в этом, а в том, что кооперативная община есть организация более сложная, чем социалистическая, в особенности в форме коммунизма,

Коммунизм есть простейшая форма хозяйства, с которой начинается все хозяйственное развитие человечества. Коммунистический идеал был знаком и античным мыслителям, в лице, хотя бы, Платона. Христианское мировоззрение естественно приводит к коммунизму, и христианство с самого своего возникновения порождало коммунистические секты.

Напротив, кооперация — социальное движение самого недавнего времени и кооперативный идеал еще мало осознан самими кооператорами. И потому социальные идеалисты нашего времени чаще идут под флагом коммунистического, чем кооперативного идеала.

Вот почему кооперативные общины до последнего времени были самой редкой хозяйственной организацией.

Теперь, однако, создается во всем мире новое положение дела и можно ожидать сильного движения, как в пользу социалистических, так и, особенно, кооперативных общин. В этом направлении действуют разнообразные факторы. С одной стороны, рост социалистического движения и все возрастающее обаяние социалистического идеала, привлекающего на свою сторону все большие и большие общественные массы. С другой стороны, продовольственный кризис, приобревший в связи с мировой войной мировой характер, воздвигает на первый план заботу о развитии сельскохозяйственного производства, а так как мелкое производство сельско-хозяйственных продуктов в техническом отношении неизбежно должно остаться весьма несовершенным, то сама собой выдвигается на первый план задача создать условия, при которых сельское хозяйство оставалось бы трудовым и в то же время крупным. Задача эта может быть удовлетворительно разрешена только социалистическими или кооперативными общинами.

Я лично думаю, что наиболее желательной формой таких общин должны быть именно кооперативные общины, по причинам двоякого рода: во-первых, кооперативные общины представляют собой более свободную форму об’единения, чем общины, совершенно отрицающие частную собственность на средства производства и единоличный труд; во-вторых, кооперативные общины ближе к существующим формам хозяйства и потому могут более расчитывать на значительное распространение.

Даже с точки зрения высшего социального идеала в обществе должна быть предоставлена возможность как обобществленного, так и единоличного хозяйственного труда. На этом вопросе я останавливаться здесь не буду, отсылая интересующегося читателя к моей книге „Социализм, как положительное учение",

— 110 —

где моя точка зрения на форму будущего общественного строя развита и обоснована.

Ничтожное распространение в настоящее время кооперативных общин отнюдь не должно побуждать нас относиться пессимистически к возможности их успеха в будущем, ибо теперь, в силу указанных условий, следует ожидать мощного общественного движения в сторону кооперирования сельско-хозяйственного производства, а таковое может быть легче всего достигнуто в кооперативной общине.

И потому этот самый редкий вид кооперации теперь неизбежно должен стать во всем мире в центре общественного внимания.

IV.

Не подлежит сомнению, что в первое время кооперативные общины будут привлекать, все же, людей исключительных, а не народную массу. Особенно они должны заинтересовать собой трудовую интеллигенцию, которая может найти себе в них наиболее подходящую хозяйственную организацию для жизни согласно своим социальным и моральным идеалам.

Наиболее подходящим типом кооперативной общины для людей умственного труда является, по моему мнению, община следующего рода.

Во-первых, она должна ставить своей главной хозяйственной задачей организацию не столько полеводства, сколько садоводства, огородничества и птицеводства. Полеводство требует гораздо более обширной площади земли, которую получить очень трудно; для наиболее рациональной постановки земледелия необходимо соединение в одно производительное целое очень значительного количества работников. Лишь при очень крупных размерах обрабатываемой земельной площади возможно пользование такими земледельческими машинами, как паровые плуги, тракторы и т. п.; небольшой общине, а для таких общин легче подобрать необходимый рабочий персонал, все это совершенно не под силу.

Затем земледелие гораздо хуже оплачивает ручной труд, чем вышеуказанные отрасли сельского хозяйства. Община, участниками которой будут, в значительной мере, люди умственного труда, не привыкшие к тяжелой физической работе и, в то же время, с большими культурными запросами от жизни, должна заняться именно теми родами труда, которые обещают наиболее крупные хозяйственные результаты. Таковыми являются интенсивные садоводство, огородничество и птицеводство — эти отрасли сельского хозяйства могут вознаграждать физический труд даже выше, чем получают многие категории умственных рабочих.

Наконец, имеет большое значение и то обстоятельство, что в полеводстве знание и искусство обещают гораздо меньше в смысле поднятия производительности труда, чем в области указанных отраслей интенсивного сельского хозяйства.

— 111 —

Каких поразительных, прямо баснословных результатов можно достигнуть в интенсивном огородничестве на самой незначительной земельной площади, это убедительно показал Кропоткин в своей известной книге „Поля, фабрики и мастерские", к которой я и отсылаю читателя.

Не менее производителен труд в интенсивном садоводстве и птицеводстве. Во всех этих трех отраслях сельского хозяйства занимаемая земельная площадь, сравнительно с высокой ценностью трудового продукта, очень не велика, и в тоже время успех дела в чрезвычайной степени зависит от интеллигентности, знания, умелости и искусства рабочего; само же предприятие, для наиболее рациональной своей постановки, отнюдь не требует очень крупных размеров.

Имеет известное значение также и то обстоятельство, что в этих трех отраслях сельского хозяйства машина играет лишь совершенно небольшую роль — преобладает же ручной труд, почему и успешность труда зависит, главным образом, от качества труда, а не от достоинств тех или иных орудий и механизмов.

По всем этим причинам кооперативной общине, в состав которой входят в значительном числе интеллигенты, следует выбирать преимущественно указанные отрасли сельского хозяйства.

В непосредственной связи с этим очень желательно, чтобы кооперативные общины возникали недалеко от города. Близость к городу имеет дня общины разнообразное значение. Во-первых, — и это самое главное, — город является местом сбыта для продуктов, изготовляемых общиной. По этой причине интенсивное огородничество вообще возможно только недалеко от города.

Затем город доставляет садоводу и огороднику необходимое удобрение.

Наконец, близость города важна и по отношению к условиям умственной жизни членов общины. В подгородной общине общинники-интеллигенты не утрачивают связи с духовной жизнью той общественной среды, из которой они вышли.

Если города вблизи от общины нет, то, по крайней мере, она должна быть расположена недалеко от железнодорожной станции, ибо только в этом случае можно удачно организовать сбыт продуктов общины.

В общине интеллигентов существенно важно, чтобы она не теряла связи с остальным интеллигентным миром. Это может быть достигнуто лишь в том случае, если община будет допускать в свою среду не только тех лиц, которые в ней работают и живут постоянно, но также и лиц, не принимающих участия в ее труде и приезжающих в нее лишь пожить на время, в качестве гостей.

Иначе говоря, община должна служить местом, где мог бы поселиться на время и тот, кто не является ее постоянным членом. Этим достигаются цели двоякого рода. Во-первых, благодаря такой доступности жизни и общине для всех желающих (по

— 112 —

скольку для них находится место, поскольку они лично представляют интерес для общины) община получает возможность привлекать в свою среду широкий круг людей умственного труда — писателей, художников, ученых, артистов, врачей и т. д. Этим устраняется та замкнутость в кругу небольшой группы лиц, которая часто делает тягостной и скучной жизнь в общине. Видеть постоянно одних и тех же людей и иметь всегда дело только с ними — это отнюдь не заманчиво. Город тем и привлекает очень многих, что в городе можно сталкиваться с разнообразными людьми и выбирать себе общество по вкусу.

Если община откроет широкий доступ в свою среду всем тем, общение с кем признается желательным, то общинники не будут „вариться в собственном соку", и члены ее найдут в среде самой общины разнообразное, постоянно обновляющееся и интересное общество.

Но привлечение в общину временных гостей имеет, кроме того, и большое хозяйственное значение для общины: она может извлекать отсюда значительный добавочный доход, сбывая гостям продукты общинного труда. Рынок для сбыта этих продуктов придвигается, таким образом, в среду самой общины.

Затем, очень важно чтобы внутри самой общины была предоставлена возможно большая свобода для широкого проявления развития индивидуальности каждого. Идеалом кооперативной общины в смысле ее внутреннего устройства должна быть полная свобода каждому следовать влечениям его природы. Конечно, этот фурьеристский идеал недостижим, но возможное приближение к нему должно быть положено в основу внутреннего строя общинной жизни.

Однако, община никоим образом не может стоять на почве „аморализма" Фурье. Наоборот, нравственное самовоспитание должно быть необходимой задачей общины, ибо лишь люди с сильными моральными интересами могут быть полезными членами общины.

Моральная высота участников общины является необходимейшим условием самой возможности существования последней. Человек, привыкший следовать только своим эгоистическим стремлениям, никогда не уживется в общине, как бы хорошо она ни была организована, Только люди, привыкшие ставить общие интересы выше своих частных и обладающие достаточной моральной дисциплиной, чтобы подчинять этому правилу свои повседневны поступки, способны к общинной жизни и общинному труду.

По этой причине никакие формы социальной эксплоатации в общине недопустимы. Пользование наемным трудом в кооперативной общине возможно лишь при условии оплаты труда по полному трудовому продукту.

———

Date: сентябрь 2013

Изд: М. И. Туган-Барановский. «В поисках нового мира. Социалистические общины нашего времени», М., «Всерос. центр. союз потребит. о-в», 1919

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)