ГЛАВА III.

Фаланги Фурье.

Гораздо более успеха, чем оуэнитские общины, имели общины, связанные с именем Фурье. Попытки создания фаланстера во Франции не имели значения, но в Америке идеи Фурье создали широкое и очень любопытное практическое движение.

Проповедниками учения Фурье в Соединенных Штатах явились два замечательные человека — Брисбейн и Грили, в особенности первый. Он много путешествовал по Европе и после первого же ознакомления с сочинениями Фурье стал его убежденным последователем. Как он сам об'ясняет, в идеях Фурье его наиболее поразила мысль о возможности сделать физический труд привлекательным и приятным. „Сделать привлекательной эту область грубого, уничижающего труда, — этот грустный удел масс, подавляющий человека своим прозаическим, отупляющим, мертвящим влиянием, поднять этот труд и превратить его в нечто, вызывающее восхищение и почитание — значило произвести величайший переворот, целую революцию".

Вернувшись на родину, Брисбейн издал книгу, излагавшую систему Фурье. Она имела огромный успех среди американской публики и привлекла в ряды фурьеристов одного из самых талантливых журналистов Америки — Горация Грили, издателя самой распространенной в Америке газеты „New-Iork Tribune". Грили предоставил известное место в своей газете пропаганде фурьеризма. Кроме того, Брисбейн основал несколько специальных периодических органов для той же цели.

В скором времени по всей стране стали основываться общества и кружки фурьеристов. Эти общества устраивали лекции, агитационные поездки и от времени до времени местные с'езды фурьеристов. В 1844 г. в Нью Иорке собрался национальный конгресс фурьеристов. Адреса и приветствия были получены со всех концов союза. На конгрессе единственным средством разрешения социального вопроса была признана фурьеристская ассоциация (фаланга). Было решено основать постоянную национальную конференцию ассоциаций, имеющую свой постоянный орган „Фалангу" и исполнительный комитет из 18 членов. Конгресс признал необходимым создание международной организации всех ассоциаций и поручил Брисбейну вступить в сношения по этому поводу с фурьеристами Европы. В то же время конгресс предостерегал против попыток устройства ассоциаций в слишком малом размере и недостаточно обеспеченных в материальном отношении.

— 35 —

Фурье считал достаточным для устройства фаланги капитал в 1 миллион франков, при числе участников в 400 семейств. Брисбейн понизил цифру участников до 400 человек, но повысил размер необходимого капитала до 400 тысяч долларов (по тысяче долларов на участника). Таковы должны были быть нормальные размеры ассоциаций, понижать которые было бы опасно.

Единственным примером более крупной социалистической ассоциации была Нью-Гармони. Фурьеристские фаланги далеко отстали от нее. Тем не менее, они стали быстро вырастать на американской почве, и за одно пятилетие их возникло не менее тридцати, в разных концах Америки; больше двух лет просуществовало из них только одиннадцать.

Число членов в большинстве этих общин колебалось около одной-двух сотен. Наиболее устойчивыми общинами оказались следующие четыре: Брукская ферма (6 лет), Северо-американская фаланга (12 лет), Нортгамптонская ассоциация (4 года) и Висконсинская фаланга (6 лет).

Брукская ферма получила наибольшую известность благодаря тому, что в нее вошло много известных представителей американской интеллигенции. Членом ее был и один из самых популярных до настоящего времени американских писателей — Натаниель Готторн.

Место для этой ассоциации было выбрано очень удачно, недалеко от Бостона, среди живописных холмов, лугов и лесов. Первоначальное основание Брукской фермы принадлежало одному религиозному обществу, большинство членов которого перешло к фурьеризму. В состав ее входило 115 человек. Все получали одинаковое вознаграждение за труд одинаковой продолжительности. Труд каждого лица должен был соответствовать его склонностям и вкусам. Чтобы труд был возможно привлекательнее, занятия должны были разнообразиться для каждого. Дети моложе 10 лет и старики старше 70 лет должны были получать даровое содержание, так же как и неспособные к труду. Каждый мог расходовать свой заработок и вообще свои доходы по своему усмотрению, но, конечно, фактически большая часть потребностей удовлетворялась при помощи общего хозяйства.

О привлекательности жизни в Брукской ферме можно судить по тому, что уже после того, как община распалась, ее бывшие члены и даже их потомки сохранили вплоть до нашего времени обычай собираться вместе в летние месяцы и жить общей жизнью, вспоминая короткий период существования Брукской фермы.

"Брукская ферма была центром всего фурьеристского движения во всей Америке. В ней издавался главный орган американских фурьеристов и в ней были сосредоточены лучшие умственные силы всего движения. Но именно это, повидимому, и погубило дело. Один из его участников, доктор Кодман, следующим образом характеризует причины неудачи: „У нас было достаточно философов, но не хватало простых тружеников, настоящих рабочих и хороших хозяев. Что же было делать? Пустить в свою

— 36 —

среду обыденных людей, способных делать сапоги и шить платья, работать рубанком и пилой, вообще могущих с успехом исполнять физические работы, но никогда не читавших Шиллера и Гёте, а даже, быть может, и Шекспира, Скотта или Бернса, не интересующихся чтением и философией"?

Хотя хозяйственные дела общины шли плохо, тем не менее она долго не распадалась — очевидно, потому что члены ее находили в совместной жизни и работе удовлетворение своим высшим духовным потребностям. Крушение ее было вызвано внешний, случайным несчастием — пожаром ее центрального здания, „социального дворца", который строили в течение двух лет и с окончанием постройки которого связывались все надежды общинников. Дворец неожиданно погиб в пламени и это несчастие оказалось роковым; спустя полгода Брукская ферма распалась.

Нортгамптонская ассоциация просуществовала также несколько лет. Большинство ее членов принадлежало, как и в Брукской ферме, к людям образованных и достаточных классов. Причина крушения этой общины, по мнению ее основателя, Самуеля Гилля, заключалась в недостатке денежных средств, которыми она располагала.

Висконсинская фаланга (180 человек) просуществовала столько же времени, как и Брукская ферма. Но, в отличие от этой последней, Висконсинская фаланга состояла преимущественно или даже исключительно из лиц рабочего класса. Она владела превосходным имением в 1800 акров на правах полной собственности. Ее внутренняя организация не представляет никаких существенных уклонений от обычного типа американских фурьеристских общин: такая же равная оплата труда и свобода расходования заработанных денег. Что касается истории этой фаланги, то она характеризовалась совершенно исключительном хозяйственным успехом, очевидно, благодаря составу членов этой фаланги. Она не только исправно платила по всем обязательствам, но и при ликвидации уплатила всем своим пайщикам на 8% больше внесенного ими пая. Таким образом, о хозяйственном неуспехе в данном случае не может быть и речи. Почему же она все-таки пала? Вот что говорит по этому поводу ее основатель, Уорен Чез: „Причины крушения были общественного характера. Мы не могли сделать жизнь в общине достаточно привлекательной. Многие думали, что вне общины могут достигнуть большего. Мы не могли побудить других лиц со средствами примкнуть к нам и приобрести паи тех членов, которые хотели уйти, и, в конце-концов, недовольные получили большинство и вотировали прекращение ассоциации".

Всего дольше просуществовала Североамериканская фаланга (112 членов). Эта община была наилучше организованной среди всех американских фаланг. Между прочим, обращает внимание характер вознаграждения в ней труда. Различные роды труда оплачивались не одинаково (в противность большинству других фаланг), — труд оплачивался тем выше, чем он менее был приятен.

— 37 —

Так, напр., кирпичники получали десять центов в час, земледельцы — восемь центов, прислужники и врач — только шесть с четвертью центов. Кроме этой платы, полагалось добавочное вознаграждение за особое искусство или талант; поэтому руководители известными отраслями хозяйства получали добавочное вознаграждение — пять центов в день. Исчисленная таким путем заработная плата колебалась между шестью и десятью центами в час, при чем 10 центов считалось максимумом.

Продолжительность труда предоставлялась усмотрению каждого, также как и выбор занятия. В конце года разверстывался между участниками дела общий избыточный доход, при чем на долю труда приходилось в среднем около 13 долларов, а капитал оплачивался приблизительно 5%.

Жизнь в общине обходилась очень дешево. Комната оплачивалась 12 долларами в год. Кушанья получались по карте, при чем чашка кофе с молоком стоила полцента, мясное блюдо — два цента и т. д. Кроме того, каждый член платил 36 центов в неделю за право пользования столовой, освещением и за услуги подающих кушанья. Обеды отмечались по книжке и к концу каждого месяца делался подсчет.

Община выстроила огромный дом, в котором свободно разместились ее члены. Этот дом представлял собой некоторое подобие фаланстера, о котором мечтал Фурье. Конечно, „социальный дворец" Североамериканской фаланги не отличался пышностью и великолепием своего образца, но все же это было обширное трех'этажное здание из двух сходящихся под прямым углом корпусов, каждый свыше 20 саженей длиной. Комнаты в „социальном дворце" были просторные, светлые и изящно убранные: особенно внушительное впечатление производила огромная главная зала. „Социальный дворец" был окружен цветниками и вьющимся виноградом. Немного поодаль были аллеи с тенистыми деревьями. По близости располагались и два плодовых сада; площадь одного из них превышала 40 акров (около 15 десятин). Неподалеку протекала река, по берегам которой были также разбиты аллеи; на этой же реке была построена мельница, работавшая с большим успехом и покрывавшая своими доходами большую часть расходов общины.

Плавным занятием членов фаланги было земледелие и садоводство. Фаланга производила значительное количество фруктов, находивших хороший сбыт в Нью-Йорке.

Жизнь в фаланге протекала настолько приятно, что, по словам поднесшего издателя New-Iork Tribune, Микера, посетившего поселение, образовавшееся на месте фаланги после ее распадения, и беседовавшего со многими ее бывшими членами, „последние считали время, проведенное в фаланге, счастливейшим временем своей жизни".

Община располагала живописным и очень плодородным участком земли в 700 акров в 40 милях от Нью Иорка. В хозяйственном отношении община имела несомненный успех, хотя и

— 38 —

не столь значительный, как Висконсинская фаланга. Она уплачивала исправно от 4,4 до 5,6% на паевой капитал и должную заработную плату всем своим членам, а также и посторонний рабочим, которые иногда, при особом скоплении работы, привлекались к разного рода хозяйственным операциям на ряду с членами.

Однако, в конце концов рухнула и эта фаланга. Дела ее шли так же удачно, как и раньше, и ничто не предвещало ее близкого конца. Но вот осенью 1854 г. происходит пожар на мельнице. Пожар этот отнюдь не мог считаться непоправимым несчастием, так как Грили предложил ссудить сумму, нужную для возобновления мельницы. Было назначено общее собрание членов для обсуждения вопросов, связанных с построением новой мельницы. На этом собрании, совершенно неожиданно для большинства присутствовавших, так сказать сам собой, возник новый вопрос — не нужно ли, вместо постройки новой мельницы, ликвидировать все дело — и ликвидация была решена, к общему изумлению, огромным большинством голосов.

Очевидно, дело было не в случайном внешнем несчастии, а в чем-то ином. В чем же? Почему пала „Североамериканская фаланга", как и „Висконсинская фаланга" и все прочие организации того же рода?

Более глубокие причины неудачи подобных организаций коренятся вовсе не в невозможности их хозяйственного успеха. Напротив, история Висконсинской и Североамериканской фаланг говорит обратное: как хозяйственные организации, они оказались вполне жизнеспособны.

Они погибли потому, что не было достаточного основания для продолжения их существования. Члены колонии могли с таким же успехом заработать нужное для жизни, оставаясь членами общины, как и вне ее, на стороне. То скромное довольство, которое обеспечивали общины своим членам, доступно в Америке каждому хорошему работнику при обычных условиях труда. А так как в состав организаций рассматриваемого рода обычно входят люди незаурядные, с большей чем обычно инициативой и предприимчивостью, то ясно, что с чисто хозяйственной стороны даже самая успешная социалистическая община не заключает в себе ничего, что могло бы заставить дорожить ею человека способного, с головой на плечах и умеющего работать.

Если Североамериканская фаланга, так долго была дорога ее членам, то не потому, что вне ее общинникам угрожали лишения. Члены фаланги видели в ней зарю нового социального будущего, социальную организацию, долженствующую преобразовать мир и перестроить современное общество на новых на чалах. Именно во имя этой веры люди устраивали фаланги, а вовсе не во имя своего хозяйственного благополучия.

Когда эта вера исчезла, когда опыт показал, что фаланги не размножаются, не вытесняют господствующих капиталисти-

— 39 —

ческих организаций, а, в лучшем случае, только отстаивают с большим трудом свое существование — тогда продолжение существования фаланги утрачивало свой прежний смысл. Для чего жить в фаланге, когда можно существовать и вне ее — должны были говорить себе ее члены и не могли не придти к решению, что самое простое — разойтись в разные стороны.

И они расходились, даже в том случае, когда община имела хозяйственный успех, доказывая этим, что вовсе не хозяйственные интересы об'единяют участников подобных организаций.

———

ГЛАВА IV.

Икарийские общины.

Наибольшую устойчивость среди всех общин, связанных с пропагандой так назыв. утопического социализма, проявила община „Икарийцев" — последователей французского проповедника коммунизма Кабэ.

Кабэ был таким же врагом социальной революции и насилия, как и другие социалисты первой половины 19 века. „Насильственные революции — говорил Кабэ в своем социальном романе „Икария" — являются войнами со всеми их случайностями: они крайне трудно осуществимы, так как правительство, благодаря самому факту своего существования, обладает огромной силой в своей организованности, во влиянии аристократии и богатства, в своей законодательной и исполнительной власти в государственной казне, в армии, национальной гвардии, судах, полиции, в тысячах способов подкупа и разделения враждебных сил... Народ не впервые желает революции; с самого начала истории не проходило, быть может, года, чтобы каждый народ не чувствовал потребности сбросить иго аристократии для завоевания своих естественных прав; и, несмотря на это, как мало революционных попыток, сравнительно с желаниями таковых! И среди революционных попыток, как мало удавшихся! А среди этих последних, как мало революций, достигших своих целей и не искаженных или совсем не уничтоженных впоследствии аристократией"!

Но даже вполне удавшаяся социальная революция не кажется желательной Кабэ. Насилие бедных над богатыми есть такое же зло, как и насилие богатых над бедными. Коммунисты должны следовать примеру первых христиан: их единственным орудием должна быть мирная проповедь новой веры, но проповедь энергичная, неутомимая, полная энтузиазма и самопожертвования. „Если коммунизм — химера, то свободное обсуждение докажет это, и народ отвергнет коммунизм; но если эта доктрина есть сама истина, она приобретет многочисленных сторонников среди народа, среди ученых, среди аристократии; и чем больше она будет иметь сторонников, тем скорее будет итти дальнейший их рост... Итак — призывает Кабэ — к коммунизму будущего единственной силой разума и истины! Как бы ни была далека победа, силой общественного мнения она будет достигнута скорее и прочнее, чем при помощи насилия. И мое убеждение в этом так глубоко, что, если бы я держал революцию зажатой в своей руке, я не открыл бы руки, хотя бы и умер в изгнании".

— 41 —

Весьма интересно, что в своем главном произведении, знаменитом романе „Икарии", Кабэ высказывается самым решительным образом против частичных попыток осуществления коммунистического строя, которые, по его мнению „не могут принести существенной пользы, но неудача которых, почти несомненная, может принести много вреда. Нужен только прозелитизм, ничего кроме прозелитизма, пока вся масса народа не выскажется за принципы коммунизма!"

Высказываясь против частичных социальных опытов, Кабэ был верен своей доктрине централистического коммунизма. Для Фурье и Оуэна социалистическая организация труда укладывалась в пределы отдельной общины; Кабэ же представлял себе коммунизм не иначе, как в рамках целого государства. И потому он не должен был ожидать ничего хорошего от попыток создания коммунистического общества в небольших размерах.

Но, очевидно, такие попытки лежали в условиях социалистического движения той эпохи. И Кабэ не долго устоял на своей теоретической позиции. Его пропаганда имела во Франции огромный успех; во всех важнейших городах страны были кружки его сторонников, которые организовывали курсы и лекции коммунизма, распространяли коммунистическую литературу и энергично вербовали новых адептов. Кабэ утверждал, что число последних достигло во Франции перед февральской революцией 400 тысяч душ. Этот успех вскружил голову автора „Икарии" и в 1847 г. он выпустил призыв к икарийцам приступить к осуществлению коммунистического общества. „Идем в Икарию!" провозглашал он в горячих, воодушевленных словах, указывая, что „Икария" лежит совсем близко — в бесконечных степях в то время почти совсем незаселенного Техаса.

Первый авангард икарийцев отплыл в Америку за три недели до февральской революции. Хотя взрыв революции отвел внимание социалистически настроенных рабочих Франции от предприятия Кабэ, тем не менее несколько сот энтузиастов коммунизма переплыло океан и основало, несмотря на разнообразные препятствия и затруднения, коммунистическую общину. Кабэ был в их числе.

Первое время икарийцы испытывали большие лишения и, конечно, их прежняя жизнь на покинутой родине была обставлена большим комфортом и удобством, но, мало по-малу, им удалось достигнуть известного благосостояния. Икарийская община напоминала собой, по описаниям посетителей, монастырь, где царило, правда, самое строгое равенство, но, вместе с тем, царила скука и однообразие монастырской жизни.

Через несколько лет община распалась в силу внутренних раздоров. Кабэ и меньшинство, оставшееся ему верным, были исключены из колонии. Вскоре после этого Кабэ умер, но колония продолжала жить. Меньшинство, выделившееся из колонии, попыталось основать новую общину, которая вначале имела

— 42 —

успех, но в конце концов тоже распалась. Первоначальная колония вскоре после раскола переселилась на новое место в штат Айова и устроилась среди девственных лесов, вдали от всяких населенных пунктов. Как хозяйственное предприятие, община имела успех. В 1876 г., в составе 75 членов, она уже располагает движимым и недвижимым имуществом ценностью около 1 миллиона франков.

Вот как описывал эту общину один из ее посетителей.

„Передо мной была дюжина уютных домиков, расположенных по квадрату; посредине большое центральное здание с общей кухней и общей столовой, служащей также залом для собраний, увеселений и театральных представлений; неподалеку — пекарня и прачешная, и многочисленные бревенчатые домики, напоминавшие о прежней скудной жизни общины... Как только раздается удар колокола, все спешат в столовую, в которой собираются все 75 членов общины, размещающиеся вокруг круглых столиков с чисто французским весельем. Над дверьми написано большими буквами „равенство", на противоположной стене „свобода". Пища сытная и здоровая, но крайне простая. Вечером большинство семейств собирается опять в том же помещении, где болтают, поют и играют на разных инструментах. Всего интереснее побывать в воскресенье вечером. Тогда читают избранные места из сочинений великого икарийского апостола Этьенна Кабэ, поют песни и молодые люди говорят речи, полные энтузиазма к социализму".

В 1877 году распалась и эта колония, вследствие несогласий ее членов по принципиальному вопросу о допустимости частной собственности в пределах общины. Одна часть общины высказалась в пользу такой допустимости и основала „Новую Икарию", число членов которой достигло в 1884 г. 34 человек. Община эта пользовалась известным довольством, но ее члены почти превратились в обыкновенных американских фермеров. Другая, более радикально настроенная часть колонии, переселилась в Калифорнию и также в начале достигла большого хозяйственного успеха. В 1884 году в ней числилось 52 члена, а имущество колонии оценивалось в 60 тыс. долларов. Но и эта община отказалась от строгого коммунизма; кроме того, она допустила наемный труд. В конце концов она распалась.

„Новая Икария" просуществовала до 1895 г., когда, по единогласному решению ее членов, община была об'явлена прекратившейся. Вот что сообщает о прекращении ее последний ее президент Маршан в письме к исследователю американского социализма, Гайднсу. Привожу это письмо текстуально.

„Милостивый Государь!

Получил Ваше письмо. Со времени Вашего последнего посещения Икарии наша община испытала большие перемены. Сепаратисты остались на прежнем месте, где Вы были, а мы были принуждены переселиться на новый участок земли, в одной миле расстояния, и должны были все начать заново. Тем не

— 43 —

менее, материально мы имели полный успех и привели все в хорошее положение. К нам вступила часть новых членов, но часть членов ушла. В 1895 г., при выборе членов правления, Бетанниер, выбранный нами в президенты, отказался от этой должности. Решено было назначить новые выборы и наметили в президенты меня. Я отказался от этого, в виду моего возраста — мне уже 81 год; никто другой не предлагался в президенты и выборы, таким образом, состояться не могли. Затем было несколько собраний, в которых положение было обсуждено со всех сторон и, в конце-концов, было единодушно решено, что Новоикарийская община должна быть распущена, а все ее имущество разделено между членами согласно договору. По решению суда раздел был поручен Бетанниеру. Я уехал из общины в марте 1895 г. и надеюсь провести оставшиеся годы в мире и покое среди членов моей семьи и близких друзей. Весь Ваш А. А.Маршан".

Маршан был много раз президентом общины и состоял секретарем икарийского авангарда, отплывшего из Франции в 1848 г.

Таким образом, икарийская община просуществовала, несмотря на многочисленные расколы, почти полстолетия. Это лучше всего доказывает, что икарийцы, вышедшие из Франции, обладали действительно выдающимися моральными качествами и отнюдь не были людьми, ищущими только новизны, не боялись лишений и сумели, без значительной поддержки со стороны, завоевать трудом своих рук известный хозяйственный достаток.

Но как скромны были, в сущности, достигнутые ими хозяйственные результаты! В конце концов, они добились не большего, чем то, чего достигает всякий здоровый заурядный американский фермер.

В своем коммунистическом романе Кабэ рисовал яркие картины пышности и великолепия жизни в будущем коммунистическом государстве, как оно представлялось его воображению. Реальная „Икария", в лучшие годы своего существования, была иной: несколько скромных домиков, простая одежда, грубая пища, умеренный достаток и полное отсутствие какого бы то ни было блеска и какой бы то ни было роскоши. Соседи могли относиться к икарийцам с большим уважением, как к людям честным и преданным своему идеалу, но зависти икарийцы внушать не могли и учиться у них было нечему.

———

ГЛАВА V.

Современные социалистические общины Америки.

I.

Если икарийские общины просуществовали около полустолетия, то мы знаем примеры еще гораздо более успешных социалистических организаций. Правда, эти более успешные организации возникли на совершенно иной основе, чем икарийские общины, или вообще какие бы то ни было общины, связанные с современным социалистическим движением.

Уже много раз указывалось в литературе, что все вполне успешные социалистические общины неизменно были основаны на религиозной связи их членов. В этом указании есть и верное и неверное. Совершенно верно, что во всех случаях, когда социалистическая организация хозяйства вполне упрочивалась в известной общественной среде, эта среда всегда оказывалась связанной не только хозяйственными, но и морально-религиозными узами. Неверно, однако, будто во всех этих случаях религиозные интересы стояли на первом плане, а хозяйственные только сопутствовали им, не играя самостоятельной роли, как это мы видим, напр., в коммунистическом хозяйстве монастыря. Монастыри представляют собой уже издавна хорошо известный тип коммунистической организации, которая, конечно, никакого места в истории социализма играть не может по той причине, что основная цель монастырской организации ничего общего с хозяйством не имеет.

Религиозный интерес об'единяет людей в монастыре, и если монастырь является в то же время известной хозяйственной организацией, то только потому, что вне хозяйства вообще жизнь невозможна. Каков бы ни был строй хозяйства в монастыре, этот строй определяется не хозяйственными интересами членов данной организации, а соображениями иного порядка. Успех коммунистической организации хозяйства в такой среде не дает никаких указаний относительно жизнеспособности ее в среде, для которой религиозные интересы отнюдь не являются преобладающими.

Все это необходимо иметь в виду, чтобы правильно оценить значение хозяйственных успехов социалистических общин, возникших на религиозной почве, но отнюдь не имевших и не имеющих монастырского характера. В монастыре мы видим подбор людей с особенно сильными религиозными интересами, настолько сильными, что цели личного благополучия отступают на задний

— 45 —

план. Религиозные же общины, о которых будет итти речь, представляют собой собрания людей, у которых религиозные интересы хотя и сильнее, чем у обычного среднего человека (что доказывается самым фактом выделения данной группы людей в особую религиозную общину), но все же не настолько сильны, чтобы уничтожить обычные мотивы человеческого поведения. При возникновении этих общин происходит известный подбор людей определенных (и сильных) религиозных интересов. Но в дальнейшем существовании общины этот подбор должен, по необходимости, прекратиться, если только в ней существует брак и семья, и община пополняется новыми, родившимися в ее среде членами. Эти новые поколения являются членами общины по рождению, а не по искусственному подбору — и в этом существенное различие таких общин от религиозных организаций, слагающихся из людей, сблизившихся между собой на почве религиозного интереса.

Самым известным примером коммунистической организации, соединяющей людей определенной религиозной секты, но существующей уже много десятилетий в составе тех же семей и их потомства, является знаменитая американская коммунистическая община Амана. История ее такова.

Еще в начале 18-го века в Германии возникла секта, к числу верований которой принадлежало и то, что Бог посылает от времени до времени особых пророков, являющихся носителями божественного вдохновения и обладающих, поэтому, божественным авторитетом. Основатели секты признавались их последователями именно такими пророками. Секта вызвала много гонений вследствие столкновений ее с местными религиозными властями, а также и вследствие ее стремления привести весь строй своей жижи в соответствие с евангельским идеалом. Тем не менее, ни к какой коммунистической организации секта первоначально не стремилась, хотя и признавала необходимость широкой благотворительности и взаимопомощи. Преследования привели к более тесному сплочению между собой членов секты. Необходимость переселения некоторых ее членов из их родных мест привела к тому, что в секте возникла первая коммунистическая организация — общее ведение хозяйства на арендованном земельном участке и устройство за общий счет нескольких ткацких мастерских, с целью обеспечения существования тем членам секты, которые не имели иного заработка.

Однако на своей родине секта не могла создать для себя сносных условий существования. Сама собой возникла мысль о переселении в Новый Свет, которая и получив осуществление в 1842 г.

Всего из Германии переселилось около тысячи членов секты. В Америке хозяйство всей общины было с самого начала организовано на коммунистических началах: община приобрела за общий счет обширный участок земли, на котором и организовала общее производство и потребление. Первоначально купленный участок земли пришлось перепродать, и, в конце-концов, община

— 46 —

прочно устроилась в штате Айова, где она существует и в настоящее время.

Община Амана владеет теперь земельной площадью свыше 26 тысяч акров. Число членов ее правильно увеличивается, хотя не быстро. Вот соответствующие данные:

1871 г. ..... 1466 членов.

1881 „ ...... 1521 „

1891 „ ...... 1688 „

1901 „ ...... 1767 „

Увеличение числа членов происходит путем естественного прироста. Бросается в глаза медленный темп этого прироста — за последнее десятилетие прирост не достиг и пяти процентов. Повидимому, это об’ясняется очень большим процентом в составе населения лиц преклонного возраста. По этому поводу известный экономист Лифман, лично посетивший Аману, равно как и другие религиозные общины коммунистического характера в Америке, замечает, что ему бросились в глаза долговечность членов коммунистических колоний. В Амане он нашел 37 стариков, свыше восьмидесяти лет.

Община состоит из 7 деревень, из которых каждая имеет особый отель для посетителей со стороны. Отели эти далеко не пустуют, так как община играет для окружающего населения роль курорта, куда в летнее время стекается множество гостей, привлекаемых красивым местоположением, а также дешевизной и добросовестностью содержания.

Все имущество общины оценено властями для налоговых сборов в 1901 г. в 1.645 тысяч долларов (в 1891 г. — в 1.320 тыс. прирост ценности зависит от роста ценности земли).

Каждая семья живет в особом доме. Как общее правило, браки совершаются между членами общины; случай брака между членами общины и посторонними являются исключением. Столуются члены общины не дома, но в общественных столовых, которых в каждой деревне имеется от 4 до 16. В этих столовых, равно как и во время богослужения и во всех общественных собраниях, мужчины и женщины занимают особые места. Пища, по словам Лифмана, не изысканная, но превосходного качества.

Другие предметы потребления (кроме пищи) члены общины получают из общественных магазинов, которых имеется по одному в каждой деревне. Никакой платы за эти предметы не производится (в денежной форме), но цена купленного предмета записывается на счет покупателя, причем каждому члену открывается определенный кредит, не совершенно одинаковый, но изменяющийся в узких пределах, в соответствии с потребностями данного члена. Размер кредита на одного члена колеблется между 25 и 40 долларами в год. В пределах этого кредита каждый выбирает предметы потребления совершенно свободно. Допускается и превышение, в небольших размерах, назначенного кредита. Но община разрешает своим членам и значительно большие расходы, когда это необходимо — напр., при жизни на

— 47 —

стороне для получения образования (некоторые члены общины учились в Нью-Йоркском университете).

Одежду женщины шьют для себя и своих детей сами; для мужчин одежду шьют особые портные. Одежда мужчин имеет обычный характер, но одежда женщин довольно своеобразна: они носят на голове большой черный платок, который совершенно покрывает волосы. Вообще одежда и женщин, и мужчин отличается крайней простотой и отсутствием каких бы то ни было украшений.

Лифман отмечает, что общий строй жизни аманитов носит на себе отпечаток аскетического духа; в общине совершенно отсутствует элемент развлечений (употребление музыкальных инструментов запрещено). Однако, в настоящее время не заметно особенно сильного религиозного чувства и воодушевления, которые характеризовали секту при ее возникновении. Главным (но далеко не единственным) занятием жителей является земледелие. Часть земли сдается в аренду, так как многие из членов общины предпочитают работу в мастерских. Большая часть наемных рабочих общины (число доходит до 200) также занята в земледелии.

Живой инвентарь общины довольно велик: она имеет 950 быков, 700 коров, 3000 овец, 2000 свиней и очень много птиц. Община возделывает виноград и приготовляет из него для своих надобностей вино, в то время как в окружающей местности культура винограда неизвестна.

Однако, несмотря на то, что сельское хозяйство поглощает большую часть рабочих сил общины, большую часть своих доходов община получает не из сельского хозяйства, а от промышленности. Община имеет свои мельницы, кузницы, мыловаренные заводы, суконную и ситцепечатную фабрики. На суконной фабрике работает около 125 человек, в том числе 16—18 не членов общины, на ситцепечатной 26—35 членов общины.

Техническое снаряжение фабрик несколько старомодно, но имеются и машины самой новейшей конструкции, а также машины, изобретенные членами общины, на которые община не берет патентов потому что не стремится извлекать из них нетрудовой доход. Движущей силой всех этих машин является частью вода, частью пар.

Лифмана поразил характер работы на этих фабриках. Здесь не было ничего похожего на тип обычной американской фабричной работы. Работают не спеша, с продолжительными отдыхами и со всевозможными удобствами; вблизи места работы у каждого рабочего имеется удобный стул, чтобы посидеть и отдохнуть. Все это производит на человека, привыкшего к условиям работы на капиталистической фабрике, впечатление чего-то очень странного. В такой хозяйственной организации, как Амана, подобный характер работы, однако, вполне естественен и понятен; ведь аманиты работают не для обогащения капиталиста, а ради соб-

— 48 —

ственной пользы — для чего же им надрывать свои силы утомительным трудом? Несмотря на медленность работы (или именно вследствие ее), продукты аманитских фабрик пользуются высокой репутацией во всей стране и сбываются без малейшего затруднения. Лифман считает, что фабричное производство Аманы могло бы быть легко расширено в огромных размерах, если бы только община этого пожелала; но она не стремится к богатству и не пользуется благоприятными условиями сбыта своих продуктов для расширения их производства.

Согласно утвержденному уставу Аманы, она является «религиозной общиной, преследующей не земные цели, а приближение к божественной любви и выполнение Божеских заветов». Община управляется ежегодно переизбираемыми старейшинами. Каждый член общины обязан при вступлении в нее передать ей все свое имущество, как движимое, так и недвижимое. При уходе из общины он имеет право требовать возвращения внесенного имущества.

Число вновь поступающих в общину членов невелико; почти всегда это немцы из Германии, а не окружающие жители. Большинство молодежи, родившейся в общине, остается в ней навсегда.

Амана практикует коммунизм отнюдь не как средство разрешения современного социального вопроса, а только как форму хозяйства, всего более соответствующую духу христианской любви. Поэтому ни к какой пропаганде коммунизма Амана не стремится.

Вообще в Амане бросается в глаза слабость интеллектуальной жизни: для всех семи деревень Аманы имеется всего одна общественная библиотека, и община не издает ни одного периодического органа. Она живет своей собственной, замкнутой, уединенной жизнью, отнюдь не влияя на формы быта окружающего населения и не стремясь к такому влиянию. Пропагаторское влияние этой крупнейшей коммунистической организации мира совершенно ничтожно. Лифман говорит, что когда он расспрашивал, под'езжая к Амане, железнодорожных служащих и случайных соседей по вагону об общине с таким своеобразным хозяйственным строем, то никто не мог о ней ему сообщить решительно ничего. Очень характерно, что хотя аманиты живут в Америке уже более семидесяти лет, разговорным языком их остается немецкий: характерно также и то, что аманитские женщины носят и теперь еще ту самую одежду, того самого покроя, который их бабушки вывезли в сороковых годах прошлого века из их старой родины.

Тем не менее, хотя Амана и не является такой формой хозяйственной организации, которая могла бы в каком бы то ни было отношении угрожать прочности существующего хозяйственного строя, она несомненно, на опыте, доказала свою устойчивость и жизнеспособность. Можно думать что коммунизм Аманы есть окончательная форма хозяйственной жизни

— 49 —

данной общественной группы. В этом смысле опыт Аманы весьма поучителен. Хозяйственный успех Аманы несомненен. Около трехсот семейств Аманы располагают общим имуществом ценностью около шести тысяч долларов на семью и около 85 акров земли на семью. Если бы это имущество и эта земля были разделены между отдельными семьями в частную собственность, то, вероятно, хозяйственное положение членов данной общины испытало бы ухудшение.

Но, с другой стороны, преимущества коммунистической организации в рамках Аманы не могут считаться и особенно значительными. Амана обеспечила своим сочленам хозяйственный достаток — не более. Возможно, что скромность достигнутых хозяйственных результатов объясняется тем, что данная община и не стремится ни к чему большему. Ставя на первый план в своем уставе религиозно-нравственные цели, община не ищет богатства; не удивительно, что она этого богатства и не имеет.

II.

Мы знаем примеры коммунистических организаций, просуществовавших еще гораздо более продолжительное время, чем Амана. В коллективном труде германских социалистов — „Истории социализма", под редакцией Каутского, — имеется обширная статья самого Каутского, посвященная истории самой крупной коммунистической организации, которую знала история, так называемым моравским или гутеровским братствам перекрещенцев. Каждое из таких братств представляло собой коммунистическую общину крупных размеров, в несколько сот человек, занимавшуюся преимущественно промышленной деятельностью. Общее число членов этих общин достигло в период их наибольшего расцвета шестидесяти тысяч и более. Общины эти производили в больших размерах разного рода промышленные изделия для сбыта на широком рынке, и изделия их славились во всей Германии. В таком виде общины эти просуществовали около полутораста лет и только в половине 18 века распались, под влиянием причин чисто внешнего характера: перекрещенцы были изгнаны из пределов Австрии, переселились в Турцию, и след их затерялся. Дальнейшая судьба их до последнего времени была неизвестна, и Каутский заканчивает свой очерк выражением сожаления, что он ничего не может сообщить о дальнейшей судьбе этой любопытной коммунистической организации.

Лифману удалось отыскать во время своей поездки по Америке следы этих перекрещенских братств. Оказалось, что история их после изгнания из Австрии была такова. Когда они, спасаясь от религиозных преследований, поселились в Валахии, то селения их оказались на пути следования русских войск во время Русско-турецкой войны восьмидесятых годов 18 века. Перекрещенцы обратились к графу Румянцеву с просьбой о переселении их в Россию, и он поселил их в конце века в Черниговской губернии, в своем селе Вишенке.

— 50 —

В сороковых годах 19 века гутеровская община из Черниговской губ. переселилась в Таврическую губернию и основала недалеко от Мелитополя колонию Гутерсталь. Вслед затем возникло еще несколько гутеровских общин в Таврической и Екатеринославской губерниях. Когда в 1874 г. в России была введена всеобщая воинская повинность, гутеровцы не пожелали подчиниться новому закону, несогласному с их религиозными убеждениями, и предприняли новое переселение — на этот раз в Америку, где их Лифман и нашел, в 1908 г., в Южной Дакоте.

Первоначально в Америке возникло три гутеровских общины. Число членов в этих общинах быстро увеличилось и в 1908 г. в Южной Дакоте было уже 12 гутеровских общин, с 1300 членами.

По словам Лифмана. посещенные им гутеровские общины живут в настоящее время совершенно также, как жили перекрещенцы в Моравии в начале 17 века. Коммунизм гутеровских общин является значительно более полным, чем в общине Амана: все семьи гутеровцев живут в общих домах и все предметы потребления у них общие. Когда ребенок достигает двух с половиной лет, он поступает в „малую школу" — детский сад особого образца, тип которого гутеровцы ввели у себя впервые 800 лет тому назад и с тех пор сохранили в неизменном виде. Дети в этой школе остаются в течение целого дня, под присмотром особых „школьных матерей" и „школьных сестер". По достижении шестилетнего возраста дети поступают в „большую школу", где воспитание и образование их проходит под руководством особого учителя.

Руководство делами общины принадлежит в религиозной области — „служителю слова", в хозяйственной области — „служителю земных нужд". И тот, и другой избираются всеми членами общины. Кроме того, община имеет свой совет старейшин. Все это сохранилось в неизменном виде со времени средневековья.

Религиозная книга гутеровцев обосновывает их коммунизм учением евангелия и доказывает это целым рядом евангельских текстов.

Гутеровские общины, в противность своим прототипам 17 века в Моравии, совершенно не занимаются промышленной деятельностью, а только сельским хозяйством. Члены общины не имеют никакого частного денежного дохода (который имеется, как мы видели, в Амане).

При вступлении в члены общины каждый должен передать ей все свое имущество, и община не возвращает этого имущества при выходе данного члена из общины.

В жизни общины царит резко выраженный аскетический дух. В ней не допускаются никакие развлечения, даже самые невинные, как танцы. Не допускается курение (не говоря уже об употреблении спиртных напитков). Община представляет замкнутый в себе мир, чуждающийся всякого общения с осталь-

— 51 —

ным миром. Этим и об'ясняется, что гутеровские общины так долго оставалась никому неизвестными и не были описаны до Лифмана, хотя литература о коммунистических общинах Америки громадна.

Хотя гутеровцы покинули свою родину уже в начале 17 века, когда они переселились из Тироля в Моравию, и жили несколько столетий среди народов, не говорящих по-немецки (чехов, русских и американцев), разговорным языком их остался немецкий, что является лучшим доказательством изолированности их от окружающего населения.

Коммунистический строй хозяйства до такой степени вошел в их нравы, что они остались ему верны при всех превратностях их судьбы. Правда, в России на продолжительное время они были вынуждены отказаться от коммунизма и с 1818 до 1857 г. жили в условиях частного хозяйства. Но лучшим доказательством их преданности коммунизму является то, что при первой возможности они опять вернулись к этому строю хозяйства и в Америке устроили свою жизнь на коммунистической основе. По их собственным словам, отказ от коммунизма был для них равносилен общему упадку, а возвращение к коммунизму восстановило их прежнюю силу.

Итак, перед нами пример коммунистической организации, которая продолжалась уже несколько веков и настолько вошла в нравы соответствующей общественной группы, что последняя оказалась в силах восстановить коммунистический строй хозяйства после того, как в течение нескольких десятилетий его не практиковала.

В виду того, что гутеровские общины существуют в форме коммунистической организации уже несколько веков, нельзя думать, чтобы основой их коммунизма была исключительная религиозность членов этих общин. Религиозное воодушевление не могло бы держаться в течение столь продолжительного времени, в особенности с тех пор, как всякие религиозные преследования этих общин прекратились. Скорее, наоборот, именно коммунистическая организация и вытекающие из нее выгоды общего ведения хозяйства поддерживают в настоящее время религиозную обособленность гутеровцев и изолируют их до такой степени от всего окружающего мира.

III.

Гутеровские общины представляют собой пример самой продолжительной коммунистической организации. Гораздо менее удачны были другие попытки создать на религиозной основе коммунистические общины, хотя таких попыток в Америке было немало.

Одна из наиболее известных организаций этого рода связана с сектой шекеров. Религиозные верования этой секты имеют мистический характер: ее сторонники впадают от времени до

— 52 —

времени в религиозный экстаз, сопровождаемый конвульсиями всего тела; у них происходит или происходило нечто вроде наших хлыстовских радений. Секта эта появилась в Америке в конце 18 века и по религиозный соображениям ввела коммунистический строй хозяйства.

Шекеры отрицают брак и берут на воспитание детей со стороны, в расчете, что воспитанные ими дети примкнут к их общине. В половине прошлого века шекеров в Америке было свыше пяти тысяч. В настоящее время число их в течение многих лет падает и теперь их насчитывается только около 700 человек, образующих 15 общин.

Благодаря сокращению числа шекеров, оставшиеся члены располагают очень крупным имуществом; по словам Гайднса, они владеют, в совокупности, не менее чем 100 тысячами акров земли. При таком значительном земельном имуществе они не имеют возможности сами возделывать землю и сдают ее преимущественно в аренду, или же обрабатывают ее наемным трудом.

Таким образом, шекеровские общины утратили в настоящее время коммунистический характер и, без сомнения, по мере дальнейшего сокращения числа шекеров, все более и более будут удаляться от своего первоначального коммунистического идеала. Но и в эпоху своего наибольшего расцвета общины эти не представляли бы для нас интереса, так как у шекеров, благодаря отсутствию брака, религиозные задачи выступали на первый план и определяли собой все остальное.

Из других социалистических общин Америки, существующих в настоящее время или существовавших еще недавно, я остановлюсь, прежде всего, на двух — общине Онейида и общине Пойнт-Лома.

Первая община особенно интересна в том отношении, что она сделала попытку создать совершенно новые формы семьи и брака. Онейида отказалась от современной моногамной семьи, но не для безбрачия, а для свободных соединений мужчины и женщины по соображениям улучшения расы. В этих видах в общине Онейида (подобно тому, как это предлагал в своем „государстве разума" Платон) каждый мужчина мог иметь много жен, равно как каждая женщина могла иметь много мужей, при чем признавались особенно желательными соединения мужчин и женщин разных возрастов.

Число членов этой общины (вместе с ее отделениями), возникшей в 1848 г., достигаю нескольких сот (в начале пятидесятых годов — около двухсот, в конце семидесятых годов — около трехсот). Среди общины были представители разных профессий и не мало людей с высшим образованием. Дети рассматривались в ней как дети всей общины, и мать не обладала никакими исключительными правами на своего ребенка; все дети воспитывались сообща.

За несколько десятков лет своего существования община достигла значительного хозяйственного успеха. Главное здание

— 53 —

имело вид роскошной виллы или дворца в три этажа. В этом здании помещалась и библиотека, состоявшая больше чем из пяти тысяч томов. Община имела типографию, которая выпустила ряд ценных изданий (между прочим „Историю американского социализма" главы общины Нойеса) и в течение всего времени существования общины печатала ее периодический орган.

Молодежь, выросшая в общине, получала хорошее образование, которое заканчивалось нередко в одном из американских университетов. Хотя в основе общины и лежали религиозные цели, тем не менее аскетический дух был ей совершенно чужд. Культурные развлечения всячески поощрялись; были особые помещения для фотографии. Община имела участок земли на берегу близлежащего большого озера, куда летом переселялись члены „Онейиды" для рыбной ловли, охоты и вообще разного рода спорта.

Главным занятием общины было садоводство, тканье шелковых материй и разного рода слесарные работы. Внутренняя духовная жизнь „Онейиды" была очень своеобразна. Большое значение придавалось полной откровенности во взаимных сношениях и так называемой „взаимной критике", для чего был особый постоянный „комитет критики", выбранный всеми членами, и ставивший себе задачей открытое обсуждение личностной поведения членов общины. Кроме того, каждый член общины мог подвергать критике каждого другого члена и по собственной инициативе. Этой открытой и широкой критике члены общины придавали особое значение. „Нельзя преувеличивать значение взаимной критики при общинной жизни" — писали они. „Она играет при коммунизме такую же роль, какую в обычном обществе играет суд. Общество не может существовать без управления, без известных судебных и полицейских функции; коммунизм же требует для своего наилучшего развития системы свободной критики. Наша задача заключается в самоусовершенствовании, и мы пришли долгим опытом к убеждению, что свободная критика — добросовестное, честное и строгое высказывание правды — есть лучшее средство для достижения этой цели".

При исполнении разного рода хозяйственного труда „Онейида„ выработала особые приемы. Так, для увеличения энергии и производительности труда община прибегала к труду „роем" — скоплению больших групп рабочих мужчин, женщин и детей, чтобы общими силами и при наибольшем напряжении сил выполнить ту или иную трудную работу. При этом иногда играла музыка и пелись песни. Одежда членов общины имела свои особенности: женщины, между прочем, не носили длинных волос.

Хозяйственные дела общины шли хорошо, и она имела бы все шансы на дальнейшее благополучное существование, если бы не причины внешнего характера. Отношения полов в Онейиде навлекли на нее гонения пресвитерианского духовенства. Под давлением общественного мнения община оказалась от практиковавшейся в ней формы брака. При этом первоначально

— 54 —

имелось в виду сохранить без всяких перемен общность имущества и труда. Но вскоре среди членов общины обнаружилось стремление вместе с восстановлением обычной семьи перейти и к обычным формам собственности. В 1881 г. „Онейида", просуществовавшая в форме коммунистической общины 33 года, была преобразована в акционерную компанию.

Эта компания в финансовом отношении имела полный успех. Капитал ее при ее возникновении был определен в 600 тысяч долларов. В настоящее время во главе ее стоит Гайндс, автор лучшего труда по истории американских коммунистических общин.

Кое что из прежнего духа сохранилось и в преобразованной „Онейиде", которая является в настоящее время сложной организацией, отчасти капиталистической, отчасти кооперативной. В 1907 г. капитал ее достигал уже 1312 тыс. долларов, т.-е. с 1881 г. увеличился более чем вдвое. Компания имеет до двух тысяч наемных рабочих, работающих в разнообразных предприятиях, начатых прежней общиной и продолжающихся с полным финансовым успехом. Достаточно сказать, что общая стоимость проданных компанией продуктов достигла в 1906 г. почти двух с половиной миллионов долларов. Но, конечно, в современном виде „Онейида" уже не является коммунистической общиной, и успех ее интересен лишь в том отношении, что он свидетельствует о здоровых хозяйственных основах прежней общины, передавшей новой компании свои хозяйственные постройки, имущество и начатые предприятия.

Община Пойнт-Лома является центром всемирной теософической организации. Возникла она в 1900 г. в самом живописном месте Калифорнии, на полуострове, вдающемся далеко в океан и возвышающемся над ним на 400 футов. Со стороны материка горизонт заканчивается снежными горами. По словам основателей общины, ничего более прекрасного, в смысле местоположения, нельзя найти на земном шаре.

При помощи обширных денежных средств, которыми располагает теософическое братство, было воздвигнуто громадное здание, представляющее собой, судя по фотографиям, настоящий дворец причудливой архитектуры, к которому примыкает целый ряд других построек в том же роде. В этих зданиях живут около 200 взрослых членов общины и около 300 воспитываемых ими детей. К общине принадлежит много образованных людей; некоторые из них имеют большое личное состояние. Никто не получает в общине никакого вознаграждения за свой труд, а только участвует в общем потреблении.

По словам Лифмана, во время его посещения этой общины привратником главного здания был известный скрипач; в общинной работе принимали участие один миллионер из Питтсбурга, вместе со своей дочерью, один генерал со всей своей семьей, несколько писателей и живописцев.

Постройки Пойнт-Ломы, обошедшиеся более чем в миллион

— 55 —

долларов, были возведены при помощи наемных рабочих, но в настоящее время все работы в общине исполняются самими ее членами.

Цели общины, которая, как сказано, располагает крупными капиталами, имеют всецело религиозно-этический характер. Община отнюдь не требует от своих членов, чтобы они передавали ей свое имущество, но многие из них добровольно жертвуют ей значительные денежные средства или щедро оплачивают свою жизнь в общине. С другой стороны, многие живут в Пойнт-Ломе на средства общины. Таким образом, Пойнт-Лома является не столько коммунистической общиной, сколько культурным и просветительным филантропическим учреждением, в задачи которого входит нравственное воспитание человека путем приучения его к физическому труду.

За последнее время стремление к устройству разного рода общин, вполне или отчасти социалистического характера очень возросло, и в Америке возникло таких общин не мало... Гайндс сообщает о многих подобных общинах, существующих в настоящее время в Америке, напр., о социалистической ферме в окрестностях Бостона с 40 членами, о колонии Эстеро секты „корешанцев" с несколькими сотнями членов и др.

Остановлюсь в заключение на одной крупной социалистической общине, возникшей в последние годы. Это колония Ллано в Калифорнии, в графстве Лосангелос. Колония эта основана известным американским социалистом Гарриманом.

Колония расположена в очень живописной долине вблизи реки и носит название „Llano del Rio Cooperative Colony". Она издает свой орган „Llano Colonist". Число членов ее очень велико и в ней постоянно живет свыше 800 членов. Община владеет довольно значительной земельной площадью в 9000 акров.

Колония, основанная в 1914 г., занимается, повидимому, преимущественно плодовым садоводством и виноградоводством в крупных размерах. В 1915 году она расширила площадь своего плодового сада на 120 акров, при чем было посажено 26 тысяч фруктовых деревьев. Под грушевыми деревьями колония имеет свыше 100 акров и, кроме того, несколько сот акров под другими фруктовыми деревьями разных пород. Виноградник включает много тысяч виноградных лоз.

Община имеет 105 молочных коров джерсейской породы, 75 рабочих лошадей, 2 больших трактора и много автомобилей. В больших размерах практикуется также пчеловодство, причем мед собирается сотнями пудов.

На ряду с сельским хозяйством община занята и промышленным трудом. Она имеет и лесопильни, дубильные заведения, ткацкие мастерские, кирпичные заводы, типографию, где печатает свой периодический орган и другие промышленные предприятия.

На воспитание детей обращено особое внимание — в колонии имеются не только начальные школы, но и средняя школа.

Автор статьи в „Cooperative News" (1916 г. № 36), откуда я

— 56 —

заимствую большую часть приводимых сведений, являющийся, повидимому, одним из колонистов, с восторгом описывает привлекательность жизни в колонии, в которой сильно развиты всевозможные виды спорта, охота, рыбная ловля, купанье и проч.

Вся территория общины обрабатывается общими силами членов при самом широком употреблении машин. Во главе общины стоит правление, избираемое всеми членами ее. Хозяйственная деятельность разбита на 25 особых отделов, причем во главе каждого отдела стоит особый руководитель работ. Власть руководителей, повидимому, весьма велика.

Каждый вновь поступающий член должен внести пай двоякого рода — деньгами и своим трудом, причем и тот и другой пай должен равнятся каждый по своей ценности 1000 долларов. Повидимому, уплата денежного пая может быть рассрочена, а трудовой пай, очевидно, образуется путем учета труда, исполняемого членом в пользу колонии.

Члены общины получают за свой труд определенную плату, равную для всех 4 доллара в сутки, причем, однако, на руки они получают лишь 3 доллара, 1 же доллар удерживается в пользу общины на поддержание ее капитала.

Эта община находится, повидимому, в цветущем состоянии и анонимный автор статьи в „Cooperative News" выражает твердую уверенность в ее блестящем будущем.

По данным, сообщаемым в International Cooperative Bulletin (1917 November) в общине Llano имеется особая школа искусства, с отделениями скульптуры, рисования, живописи, драматический театр, оркестр. Все то, что находится в общем пользовании общины является общей собственностью; но имеется и частная собственность на предметы личного пользования — на мебель, предметы домашней обстановки, автомобиль и пр.

Помещением все члены общины пользуются безплатно, за остальное — стол, одежду и проч. полагается особая плата. Получаемый заработок не выдается полностью деньгами, но на соответствующую сумму открывается каждому определенный кредит, в счет которого и можно оплачивать продукты, получаемые от колонии. Деньгами же на руки можно получать не свыше 75 долларов в год.

Довольно крупной коммунистической общиной является основанная в 1894 г. община, именующая себя „Кооперативное братство". В состав „Кооперативного братства" входит около 400 членов. В 1899 г. оно купило в штате Вашингтона на берегу моря 120 гектаров земли. В 1903 г. в колонии было 25 жилых домов с общей столовой. Община имеет лесопильный завод и токарную мастерскую. Она издает особый орган „The Cooperative". Члены ее распадаются на две категории — живущие в колонии и не живущие в ней. В 1903 г. в колонии жило 130 членов.

———

Date: сентябрь 2013

Изд: М. И. Туган-Барановский. «В поисках нового мира. Социалистические общины нашего времени», М., «Всерос. центр. союз потребит. о-в», 1919

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)