Вызывает удивление и некоторое разочарование тот факт, что движение за предотвращение атомной войны рассматривается повсеместно на Западе как движение левого крыла или как движение, вдохновляемое каким-то «измом», неприемлемым для большинства простых людей. Борьба против атомной войны должна быть организована отнюдь не таким образом. Она должна быть скорее организована по аналогии с профилактическими мерами против эпидемий. Опасность, таящаяся в атомной войне, угрожает всему человечеству, и, следовательно, в этом случае интересы всех людей едины. Те, кто хочет предотвратить катастрофу, которую влечет за собой война с применением гигантской водородной бомбы, не заинтересованы в защите интересов той или иной страны, того или иного класса, того или иного континента. Их аргументы не имеют ничего общего с преимуществами или недостатками коммунизма или демократии. Аргументы, используемые в кампании против ядерного оружия, должны быть в равной мере убедительны как для Восточного или Западного блока, так и для нейтральных стран, поскольку они связаны с интересами человеческого рода в целом, а не с особыми интересами той или иной группировки.
Весьма прискорбно, что вся проблема ядерной войны так тесно сплелась с вековыми конфликтами политики с позиции силы. Эти конфликты настолько заразительны и так разжигают страсти, что они порождают повсюду неспособность понять очевидные вещи. Если мы хотим здраво размышлять о проблемах, порожденных угрозой ядерной войны, нам нужно научиться совершенно по-новому подходить ко всей проблеме. Ее следует рассматривать как разновидность новой эпидемии, как всеобщую угрозу, которую можно преодолеть лишь совместными действиями.
Позвольте привести пример. Предположим, что внезапно возникла вспышка бешенства среди собак в Берлине. Усомнится ли кто-нибудь в том, что власти и Восточного и Западного Берлина немедленно начнут совместно искать меры для уничтожения бешеных собак. Я не думаю, чтобы какая-нибудь сторона стала рассуждать следующим образом: «Спустим собак с цепи в надежде, что они перекусают наших врагов больше, чем наших друзей; а если их нельзя спустить с цепи, то наденем на них легко снимающиеся намордники и будем их водить на цепочке по улицам так, чтобы в любой момент, когда «враг» спустит своих бешеных собак с цепи, немедленно последовало бы возмездие с нашей стороны». Будут ли власти Восточного или Западного Берлина утверждать, что нельзя доверять «противной стороне» в том, что она уничтожит своих бешеных собак и что, следовательно, «нам со своей стороны» следует иметь запас сдерживающих средств? Все это является абсурдной фантазией, и ясно, что никому не придет в голову использовать это в качестве здравого политического курса, поскольку бешеные собаки не рассматриваются как решающий фактор в политике с позиции силы. К несчастью, ядерное оружие совершенно ошибочно рассматривается как фактор, обеспечивающий победу в войне; а именно поэтому немногие относятся к нему так, чтобы это не противоречило разуму и здравому смыслу.
Возьмем более подходящий пример. В XIV столетии чума охватила Восточное полушарие. В Западной Европе она уничтожила почти половину населения и, по всей вероятности, в такой же степени опустошила Восточную Европу и Азию. В то время не было научных знаний, необходимых для борьбы с эпидемией. В наши дни в случае подобной угрозы все цивилизованные нации объединились бы для борьбы с ней. Никто не стал бы утверждать: «Может быть, эта эпидемия причинит больше вреда нашим врагам, чем нам». Всякого, кто рассуждал бы подобным образом, считали бы бесчеловечным чудовищем. И все же ни чума, ни любая другая эпидемия не представляет собой такой страшной угрозы, как опасность войны с применением ядерного оружия. Страны НАТО, страны Варшавского пакта и нейтральные страны — все одинаково заинтересованы в решении этого вопроса. Фактически они так же заинтересованы в этом, как и в борьбе с новой эпидемией чумы. Если бы это поняли государственные деятели и народы Запада и Востока, многие трудности, кажущиеся непреодолимыми или почти непреодолимыми, были бы устранены. Я, конечно, предполагаю, что точка зрения, которую я защищаю, будет в равной мере приемлема для обеих сторон. Здравое и трезвое рассмотрение возможных последствий неизбежно приведет к соглашению по проблемам, связанным с использованием ядерного оружия. Необязателен призыв к идеалистическим мотивам, хотя и он может оказаться небесполезным. Достаточен призыв к национальным интересам.
При существующем настроении в мире некоторые из мер, предложенных на предыдущих страницах, вызовут яростное сопротивление как на Западе, так и на Востоке. Они предлагаются в качестве вероятных минимальных условий, при которых возможно продолжение соревнования homo sapiens. Но некоторые широко распространенные предрассудки затрудняют ясное мышление по вопросу международных отношений, свободное применение разума в этой области. В этой главе я хочу коснуться наиболее важных препятствий и путей их преодоления.
На Западе, и я предполагаю, и на Востоке, существует много людей, которые считают, что уничтожение человечества предпочтительней, чем победа идеологии, которая им не нравится. Они утверждают, что зло, распространяющееся из Кремля или с Уолл-стрита (понимание зла — дело вкуса), так велико, что не стоит жить в мире, в котором оно господствует, и в отношении будущих поколений было бы актом милосердия, если бы им помешали родиться. На этом основании утверждается, что, за исключением атомной войны, ничто не может помешать победе противной стороны. Необходимо вести атомную войну, даже рискуя всеобщим уничтожением. Я могу рассматривать такую точку зрения только как проявление яростного фанатизма. Любопытная непоследовательность, что люди на Западе, придерживающиеся этой точки зрения, утверждают, что они защищают демократию, хотя они должны понимать, что плебисцит во всем мире покажет, что подавляющее большинство не согласно с ними. Эти фанатики считают, что они защищают не только демократию, но также и свободу. Мне иногда любопытно, как бы они формулировали свои аргументы в дискуссии, скажем, с жителем Индии. Индиец, весьма вероятно, скажет, что он считает и русскую и западную идеологию частично хорошей и частично плохой, но большая часть того, что составляет жизнь большинства людей, не зависит от идеологии и может существовать при любой системе. Наш фанатик будет утверждать, что такая точка зрения является подлой, фактически настолько подлой, что она заслуживает смертной казни. Я не думаю, что он смог бы убедить своего индийского собеседника, что такое наказание является заслуженным, будь то во имя демократии или во имя свободы.
Я думаю, что аргументы, которые мы сейчас рассматриваем, могут быть с успехом значительно расширены. Большинство людей даже в политически образованных странах посвящает большую часть своего времени делам, не имеющим никакого отношения к политике. Они едят и пьют, они озабочены любовными и семейными делами, успехом или неудачей в работе, радостями или горестями жизни в зависимости от состояния здоровья. Если бы вы спросили такого простого человека серьезно и в качестве практической проблемы: «Хотели ли бы Вы жить при политической и экономической системе, не похожей на Вашу, или бы вы предпочли, чтобы все человечество погибло от мучительной смерти?» — он счел бы вас сумасшедшим, и не без основания. Только человек, потерявший в пылу спора всякое чувство человеческих ценностей, может колебаться в ответе на этот вопрос, ответе, который дал бы любой здравомыслящий человек. Те, кто заняты борьбой с коммунизмом или борьбой с капитализмом, легко поддаются убеждению, что по сравнению с этим ничто не важно. Оперируя аргументами, от которых несет пылью, они упустили из виду радости и печали повседневной жизни.
Но когда дело доходит до выбора между уничтожением человечества и победой ненавистной нам идеологии, приходится принять во внимание другие более конкретные доводы. И в прошлом были плохие правительства и плохие системы. Чингисхан, например, был таким же плохим, как Сталин в представлении фанатических антикоммунистов. Но его тирания не была вечной. И если бы его враги были в состоянии прикончить жизнь этого человека скорее, чем подчиниться его жестокостям, никто в наши дни не пожалел бы, что они воспользовались этой возможностью. Всякий, кто (согласно своим взглядам) предполагает, что тирания Кремля или тирания Уолл-стрита, даже если она на некоторое время одержит победу во всем мире, будет продолжаться вечно, повинен в антиисторизме и является жертвой кошмаров. Проблемы, которые казались современникам столь же важными, как проблема «коммунизм или капитализм» представляется важной фанатикам наших дней, неоднократно возникали в прошлом, но время показало, что они отнюдь не столь важны, как это казалось современникам. У Гиббона имеется хорошо известный отрывок, в котором он говорит о том, что произошло бы, если бы магометане выиграли битву при Туре. Для христиан того времени эта проблема казалась столь же важной, как проблема «капитализм или коммунизм» казалась важной сенатору Маккарти и Сталину. Но можно сомневаться, что мир сегодня выглядел бы иначе, если бы магометане оказались победителями, а не побежденными в этой знаменитой битве*?
Пока существуют люди, они будут стремиться к человеческим целям — и хорошим и плохим. Будут существовать правительственные системы, причиняющие бессмысленные страдания, а также системы, стремящиеся к благосостоянию людей. Но, если не останется людей, разрушится вся та система добра и зла, которую постепенно создали люди. Мне совершенно непонятен пессимизм тех, кто полагает, что при той или иной системе никогда не будет ничего хорошего.
Религиозный фанатизм постепенно угас, когда убедились в бесплодности религиозных войн. Католики и протестанты, христиане и мусульмане научились терпеть существование друг друга, что одно время казалось совершенно невероятным. Но новые противоречия нашего времени заставили многих людей забыть ту терпимость, которой они так недавно научились в XVII и XVIII столетиях. Когда Локк выступал в защиту религиозной терпимости, многие были оскорблены его аргументами, но и в наши дни многие чувствуют себя оскорбленными, когда его аргументы применяются к существующим спорам. Но причины, способствовавшие успеху доказательств Локка, не имеют ничего общего со специфическим характером споров его времени. Эти причины имеют такое же значение сейчас, как и в то время, а доводы против терпимости в наши дни подобны доводам Лойолы и Кальвина. Многие как на Востоке, так и на Западе забыли причины, которые когда-то породили терпимость. Если мы хотим найти решение наших проблем, мы должны вспомнить эти причины. Прежде всего мы должны помнить, что никто не является непогрешимым, даже мы сами, и всякая догма не настолько достоверна, чтобы служить предлогом для распространения жестокости.
При любом подходе к созданию Международного органа некоторые разрушительные силы создадут трудности, которые временами могут казаться почти непреодолимыми. Противоположность между коммунизмом и капитализмом является самым значительным препятствием к мировому единству в наши дни. Но имеется и другое препятствие, именно — национализм, которое сохранится, даже если коммунизм и капитализм научатся терпимо относиться друг к другу. Национализм каждой нации состоит частично из убеждения в превосходстве собственной нации над другими и частично из этических положений, которые, как предполагается, вытекают из этих убеждений.
Я главным образом буду говорить о плохих аспектах национализма: но я хочу подчеркнуть, что у него есть и хорошие стороны. Было бы плохо, если бы все люди в мире были одинаковы. В культурном отношении различия между национальностями дают желательное разнообразие и являются стимулом в литературе и искусстве. Национализм становится опасностью только тогда, когда он приводит к вооруженной борьбе. Хорошо во всех отношениях, когда нация независима во всем, за исключением проявлений яростной вражды по отношению к другим нациям. Если когда-нибудь будет создан Международный орган, ему придется ограничить свое вмешательство в дела национальных государств вопросами, могущими привести к нарушению международного мира. Если он выйдет за пределы этого, он превратится в тиранию.
Но, высказав все это, мы должны обратить наше внимание на опасные стороны национализма. В отличие от капитализма и коммунизма национализм — это не единая общемировая система, а система, имеющая свои особенности в каждой нации. В основном он заключается в коллективном самовосхвалении и убеждении, что справедливо следовать интересам собственной нации, как бы они ни противоречили интересам других. В XVIII столетии британцы провозгласили лозунг «Британцы никогда не будут рабами!» и принялись порабощать столько небританцев, сколько это было в их силах. Французы вскоре после этого провозгласили «Пусть нечистая кровь омоет наши поля!»‚ а нечистая кровь была кровью австрийцев. Я недавно получил письмо из Германии, в котором объясняется, что «Deutschland über alles» означает не то, что Германия должна править миром, а только то, что немец должен думать только об интересах Германии. Можно было бы бесконечно умножать эти примеры, но явление слишком знакомо и не нуждается в дальнейших иллюстрациях.
Довольно странно, что считается добродетелью подчеркивать заслуги своей нации. Что бы вы подумали о человеке, провозгласившем: «В моральном и интеллектуальном отношении я выше всех других людей, и ввиду этого превосходства я имею право пренебрегать всеми интересами, за исключением моих собственных»? Без сомнения, имеется много людей, которые чувствуют так же, но, если они будут провозглашать свои чувства слишком открыто или поступать согласно им слишком явно, они подвергнутся осуждению. Однако когда ряд подобных лиц, составляющих население какого-нибудь района, коллективно провозглашает это о самих себе, их считают благородными, замечательными и остроумными. Они воздвигают памятники друг другу и учат школьников восхищаться наиболее бесстыдными защитниками национального самомнения.
Мы так привыкли к национализму, что он кажется нам врожденной чертой человеческой природы. Однако история не подтверждает этой точки зрения. В древности вряд ли существовал национализм, кроме национализма евреев. В средние века, когда духовенство свободно передвигалось по католическому миру, чувства священников были направлены на церковь, а не на нацию. Современный национализм возник в основном как реакция против чужеземного империализма. Можно считать, что он возник во времена Жанны Д'Арк, когда французы сплотились для оказания коллективного сопротивления английским завоевателям. Английский национализм зародился в дни сопротивления испанской Армаде и нашел свое классическое выражение несколько лет спустя у Шекспира. Германский и русский национализм имеют своим источником сопротивление Наполеону; американский национализм — сопротивление английским войскам. К несчастью, существует естественный психологический динамизм, который почти неизбежно определяет развитие национализма. В борьбе против иностранного господства сражающиеся за свободу, вполне естественно, преувеличивают свои собственные достоинства и недостатки чужеземных угнетателей. Когда завоевывается свобода, сохраняются некоторые убеждения прежних дней, и начинают считать, что они оправдывают захват чужих земель. Призыв к групповому самоуважению так хорошо совпадает с естественными склонностями людей, что с ними нелегко бороться, за исключением тех случаев, когда имеются диссидентские группы с коллективным самоуважением, отличным от самоуважения всей нации. Накануне Французской революции Нельсон учил своих мичманов, что им следует ненавидеть французов так же сильно, как дьявола, и юноши, которым он внушал это положение, легко восприняли его и продолжали верить ему в течение двадцати двух лет войны.
До сих пор человечество выживало во всех войнах, но сомнительно, сможет ли оно выжить в войнах будущего. Ввиду этого крайне необходимо, чтобы чувства, способствующие яростной вражде между различными группами, были ослаблены. Я говорил ранее о необходимости терпимости идеологий коммунизма и капитализма по отношению друг к другу, и такая же терпимость нужна в отношениях между нациями. Достичь этого — нелегкая задача, но ее нужно осуществить до того, как будет установлен прочный мир во всем мире и Международный орган получит повсеместное признание. В основном это задача образования. В следующем разделе мы обсудим, что можно сделать в этом направлении, если могущественные правительства будут искренне стремиться к миру во всем мире.
Если великие державы придут к соглашению, что не следует использовать войну в качестве орудия политики, одной из вещей, подлежащих изменению, будет образование. В большинстве стран образование сосредоточено в руках национального государства, и поэтому существует тенденция прививать взгляды, которые, как считают, соответствуют интересам данного государства. До сих пор не считали, что интересы одного государства совпадают с интересами другого. И действительно, в прежние времена этого обычно не было. Развитие современной техники и особенно ядерного оружия сделало тщетными вооруженные конфликты между государствами и привело к тождеству интересов различных стран, тождеству значительно большему, чем когда-либо. Отсюда следует, что ни одна страна не заинтересована в подчеркивании своего превосходства над другими странами, а также в том, чтобы убедить детей в своей непобедимости. В наши дни не подобает выдавать военную славу, за то, чем следует восхищаться в первую очередь.
Особенно нуждается в изменениях преподавание истории. Это относится не только к младшим классам школы, но также и к университетскому образованию. Гегель, заявивший, что он сделал обзор всей истории человечества, указал на трех наиболее выдающихся лиц. Это были Александр, Цезарь и Наполеон. Его последователи в университетах его собственной страны были более националистически настроенными и предпочитали героев германского происхождения. В то время как французских мальчиков учили, что героизм — это специфически французское явление, английских мальчиков убеждают, что это явление английское. Это следует прекратить. Я давно предлагал, хотя и не надеялся, что мое предложение будет принято, чтобы в каждой стране история данной страны преподавалась по учебникам, написанным иностранцами. Без сомнения, такие книги будут содержать предрассудки, но они будут противоположны предрассудкам учеников и результат может быть в известной мере положительным. Но изменения должны произойти не только в преподавании истории. Все, за исключением, может быть, арифметики, должно преподаваться как аспект развития человека и как ряд шагов в преодолении препятствий, с которыми человек сталкивается и с которыми он все еще встречается на своем пути. Существует опасность, что, если перестанут делать упор на войны, преподавание перестанет быть занимательным, но этой опасности можно полностью избежать, если уделять особое внимание борьбе с трудностями и опасностями, помимо военных.
Можно сказать, что в постепенном движении человека к мудрости имеются три большие области, в которых происходит борьба**. Существует борьба с природой, борьба людей друг с другом и борьба человека с самим собой. Каждая из них имеет свою собственную историю и свое значение.
Борьба с природой, которая начинается с проблемы добывания пищи, шаг за шагом ведет к научному пониманию процессов природы и возможности технического использования источников энергии. Именно в этой области человек добился величайших побед, и вероятно, что не в очень далеком будущем он добьется еще больших. История постепенного покорения природы человеком интересна сама по себе, и такой она и воспринимается молодежью, за исключением тех случаев, когда ее преподают в школах. Она могла бы быть также интересной и в школе, если бы имелись подходящие преподаватели и соответствующие методы. Любовь к приключениям, которая до сих пор слишком часто служила побудительным мотивом к войне, может найти многократный выход в области познания природы. Исследование Америки, Африки, полюсов и Гималаев можно сделать очень красочным, иллюстрируя его соответствующими кинокартинами. Возможности будущих путешествий в космосе, в настоящий момент отданные на откуп необузданной фантазии, могли бы рассматриваться более трезво, не переставая быть интересными, и можно было бы показать молодежи, даже наиболее склонной к приключениям, что мир без войны отнюдь не будет миром без приключений и славы. Нет пределов этой борьбе. Каждая победа является только преддверием к другой, и разумная надежда не знает пределов.
Второй вид конфликта, именно людей с людьми, когда происходят вооруженные столкновения, является тем предметом, которому мы уделили особое внимание в этой книге. Это конфликт такого рода, что по здравому размышлению он должен быть устранен, если человеку суждено прогрессировать. Я не удовлетворяюсь, как это сделал бы законченный пацифист, тем, что конфликты между различными группами людей никогда не служили полезной цели в прошлом. Я думаю, что это не так. Неоднократно случалось, что варвары спускались с гор в плодородные долины, обрушивались на города высокой культуры и причиняли огромные разрушения, прежде чем силы цивилизации смогли сломить их разрушительную силу. Расширение площади, занимаемой культурным человечеством, а также увеличение мощи, которое дает ему развитие современной техники, свело к минимуму опасность катастроф, подобных разгрому Римской империи варварами. Но ныне не варвары представляют собой опасность. Наоборот, она исходит от тех, кто стоит в первых рядах цивилизации. Одна из задач образования состоит в том, чтобы запечатлеть в умах молодежи выгоды цивилизованного образа жизни и ту ненужную опасность, которой этот образ жизни подвергается со стороны сохранившихся устаревших идеалов, соперничающих друг с другом.
Для подавляющего большинства людей, помимо конфликтов внешних, существует внутренний конфликт между различными несовместимыми импульсами и желаниями. Для борьбы с этими конфликтами предназначаются теории морали, и в известной степени они достигают успеха. Но я думаю, что изменения в условиях жизни человека делают по временам необходимыми изменения в морали. Одно из таких изменений, которое особенно необходимо в настоящее время, состоит в том, что каждый должен научиться смотреть на других людей как на возможных сотрудников, а не вероятных противников. Но это слишком большая тема, и ее рассмотрение уведет нас слишком далеко от нашей главной темы. То, в чем больше всего нуждается мир как в области образования, так и в других аспектах человеческой жизни, — это в надежде вместо страха, а также в понимании того, какой великолепной вещью может быть жизнь, если человечество, как единая семья, позволит себе реализовать лучшие возможности жизни.
* Речь идет о битве между арабами и франками при Туре во Франции в 732 году. Сражение закончилось победой франков, и дальнейшее распространение власти арабского халифата было приостановлено. — Прим. ред.
** См. мою книгу („New Hopes for a Changing World"). («Новые надежды для неустойчивого мира»).
Изд: Рассел Б. “Здравый смысл и ядерная война” (= Common sense and nuclear warfare), М., Изд-во иностранной литературы, 1959.
Пер: с англ. В. М. Карзинкина
Date: 10 июля 2013
OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)