Дорогой друг, пишу вам эти строки под гнетущим впечатлением судебного убийства Сакко и Ванцетти. Не сомневаюсь, что и вы разделяете мои чувства. Но я считаю необходимым высказать их вам, ибо они могут послужить делу справедливости, если вы согласитесь донести их до всеобщего сведения у себя в стране. Мое свидетельство имеет, я бы сказал, особую ценность, поскольку оно исходит от человека, стоящего вне политических партий, человека, который привык мыслить независимо от повседневных страстей.
Самое страшное в той трагедии, что произошла вчера вечером, на мой взгляд, не только участь двух несчастных, которых смерть избавила, наконец, от длительной пытки, методической, каждодневной пытки, в которой изощрялись судебные палачи (имена их — судьи Тейера и губернатора Фуллера — навеки останутся в списках людей, заклейменных историей), самое страшное та пропасть, которую это злодейство вырыло между Соединенными Штатами и всеми остальными народами мира.
Вопрос о виновности Сакко и Ванцетти сейчас уже стал вопросом второстепенным — хотя ясно, что их невиновность когда-нибудь будет доказана, и правители Соединенных Штатов получат жесточайшее моральное поражение. Виновны они или нет, они прежде всего два несчастных человека, которых в течение долгих лет подвергали таким утонченным пыткам, что даже варвары были превзойдены в своей жестокости этим подлым и бесчеловечным издевательством. Требовалось единственное решение — помилование в любом случае. В любом случае они искупили вину страданиями, превышающими человеческие силы. Какое же требуется озверение, чтобы не успокоиться, пока палач не вырвет последнего вздоха из груди своей жертвы.
Я не удивляюсь тому, что такие звери существуют. Такие были и в деле Дрейфуса: именитые судьи, будь то военные или гражданские (все они на один покрой), раз вынесши приговор, скорее допустят, чтобы рухнул весь мир, нежели признаются в совершенной ими ошибке. Это поистине страшное тщеславие глупцов и мерзавцев, более жестокое, нежели сама жестокость; закусив удила, оно упорствует в своей ошибке, в своем преступлении. И если существует преисподняя, им там уготовано почетное местечко...
Но за все подобные преступления ответственны только сами судьи, все общество не может же отвечать за них. Общество должно доказать свою к ним непричастность! Так поступила в деле Дрейфуса лучшая часть Франции, которая после долгих лет борьбы и страданий вырвала жертву из рук палачей. То же самое попытался сделать — правда, без успеха — в Соединенных Штатах Комитет защиты Сакко и Ванцетти, чем, несомненно, заслужил себе уважение. Однако больше всего потрясает в этой драме то, что ни один из видных деятелей, представляющих правительство Соединенных Штатов, не вмешался, не выступил в защиту человечности, и это для Америки подлинная катастрофа в глазах всего мира. Президент Кулидж счел удобным взять свой ежегодный недельный отпуск (просьба не тревожить!) в тот момент, когда убивали Сакко и Ванцетти. Тафт решил, что не стоит прерывать свое путешествие по Канаде — двумя жертвами больше или меньше, какая важность! Сенатор Бора, независимый характер которого так расхваливали нам, заявил (если слова его переданы точно), что важнее всего противостоять дерзким требованиям заграницы: лишь бы не уступить им, пусть гибнут осужденные!.. (*) Так в угоду самому низменному националистическому самолюбию попирается человечность!..
(* Не забудем включить в этот краткий перечень имен массачусетского епископа Лоуренса, у которого хватило бесстыдства после вынесения приговора послать губернатору Фуллеру поздравительное письмо. — Р. Р. *)
Мы прекрасно знаем, что любая нация без особого восторга выслушивает наставления, идущие из-за рубежа! Нам это отлично известно, и можно только сожалеть, что слишком часто возмущение и скорбь масс за границей выливались в акты насилия, угроз и оскорблений. Вы сами, американцы, отлично знаете, что этим судебным преступлением Америки были потрясены не только крайние элементы, но и умеренные, наиболее здоровая, наиболее уравновешенная часть европейского общества; большинство протестов, хлынувших к вам, исходило от искренних друзей Соединенных Штатов. Они были потрясены подобным злодеянием, порочащим честь великой нации, которую они любили, и разрушающим тот ее образ, который они создали себе.
Сильное правительство, великодушное и дальновидное обязано было перед самим собою и перед миром пренебречь угрозами по его адресу, но оно не могло не внять настоятельным просьбам друзей, и друзей просвещенных. Оно должно было бы само, по собственной инициативе, принять чрезвычайные меры и помиловать несчастных или во всяком случае смягчить приговор, заменив смертную казнь тюремным заключением. Это позволило бы избежать ошибки, которая была бы и уже стала национальной катастрофой.
Беспощадная черствость американских правителей, их полнейшее равнодушие к вопросу не справедливости даже, а простой, ясной и высокой человечности произвели самое зловещее впечатление повсюду. Вот уже второй десяток лет во всем мире крепнет представление, будто таково и есть подлинное лицо Соединенных Штатов. И глухая враждебность нарастала в сердцах народов. Мы боролись против подобного представления; мы знали, что у вас, как и у нас, сосуществуют две нации — две Америки, и мы доверяли лучшей из них. И вдруг эта всемирная трагедия (а не американская только, точно так же, как дело Дрейфуса было не только французским) наглядно показала подавляющее господство другой, страшной Америки, с каменным сердцем, для которой не существует человечности, а существует лишь "законность". И какая? Законность чудовищная, ибо пересмотр дела осужденных в апелляционной инстанции поручается тем же судьям, которые уже вынесли свой приговор! Постыдная насмешка над подлинным правосудием, сочетающая цинизм с лицемерием!..
А что же делать теперь? Пропасть уже вырыта. Я слишком хорошо знаю народы Европы и ту внутреннюю работу, что происходит в них, и знаю, что с этого момента они и Соединенные Штаты Америки находятся в состоянии моральной войны. И через десять, через двадцать, через пятьдесят или через сто лет, это состояние моральной войны проявится в один прекрасный день в действии. Ибо совесть мира была оскорблена. А всякое тяжкое оскорбление, нанесенное совести мира, история помнит до тех пор, пока не свершится возмездие. Именно вследствие сатанинского упорства судьи Тейера и губернатора Фуллера, которые делали все, чтобы уничтожить две свои жертвы, эти несчастные, ничем не примечательные итальянцы (*) причислены отныне цивилизованным миром к пантеону мучеников. Долгие века люди будут говорить о Сакко и Ванцетти, как говорят сейчас о Каласе и о Сирвене. Но Сакко и Ванцетти не нашли в Америке своего Вольтера.
(* Это неверно. Приношу им свои извинения. Когда я писал эти строки, я не знал еще их моральной силы. Она раскрылась нам позднее, когда были опубликованы их чудесные письма. — Р. Р. *)
Я не американец. Но я люблю Америку. И потому я обвиняю в государственной измене Америке людей, запятнавших ее в глазах всего мира этим судебным злодеянием. Разыгранная ими ужасная пародия на правосудие оскорбила самые священные права человечества (*).
(* Это письмо в номере "Эроп" (от 15 октября 1927 г.) сопровождалось примечанием автора, датированным 27 сентября 1927 г.:
"Когда я писал это письмо, предназначавшееся для американской публики, я намеренно направлял главный удар против судей-убийц, преступление которых бросает тень на всю американскую нацию. Но я никогда не забывал о тысячах неустрашимых людей, которые боролись в Соединенных Штатах и еще борются сейчас за дело Сакко и Ванцетти. Я воспользуюсь первым же случаем, чтобы напомнить французскому читателю об их героических усилиях. Несмотря на наше негодование, мы не должны отождествлять Соединенные Штаты с убийцами Сакко и Ванцетти, так же как мы не отождествляем Италию с убийцами Амендолы и Маттеотти: такое отождествление было бы только на руку мерзавцам!
После того как письмо было отослано моим американским друзьям, я узнал от них, что это трагическое событие вызвало в Соединенных Штатах огромное нравственное потрясение. Я расскажу об этом читателям "Эроп" в ближайших номерах. Я предвижу, что отвращение и скорбь, вызванные небывалым преступлением, сделают, больше для необходимого пробуждения совести Америки, чем сделало бы для него освобождение Сакко и Ванцетти. Так жизнь двух невинных, быть может не напрасно, была принесена в жертву. Это не первая жертва, которой человечество расплачивается за прогресс". — P. P. *)
24 августа 1927 г.
"Письмо американскому другу в связи с судебным убийством Сакко и Ванцетти" — написано 24 августа 1927 года, опубликовано журналом "Эроп" 15 октября 1927 года, нью-йоркской газетой "Нейшн" от 28 октября 1927 года и некоторыми другими печатными органами Соединенных Штатов. Декабрьский номер "Эроп" того же года поместил ответ — "Письмо американского друга Ромену Роллану в связи с казнью Сакко и Ванцетти". Автор этого письма — уже не адресат Роллана Люсьен Прайс, а американец — Джеймс Пауэрс. Здесь письмо Роллана печатается по тексту сб. "Пятнадцать лет борьбы".
Изд: Р.Роллан. Собрание сочинений в 14 тт., т. 13, М., "ГИХЛ", 1958
Пер: с французского Н. Довгалевской
Date: 16-17 декабря 2002
OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)