Т. А. Павлова

Исторические судьбы российского пацифизма

Павлова Татьяна Александровна — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

 

Первая Гаагская конференция мира 1999 г. — одно из ключевых событий международных отношений конца XIX — начала XX века. Она была созвана по инициативе России; в ее работе приняли участие 109 представителей 26 стран — России, Франции, Германии, Великобритании, США, Австро-Венгрии, Италии, Испании, Бельгии, Нидерландов, Дании, Швеции и Норвегии, Греции, Турции, Персии, Японии, Китая и др. Главными вопросами, обсуждавшимися на конференции, были: сокращение и ограничение вооружений; международная кодификация законов и обычаев войны; международный арбитраж и третейский суд. Результатом стали совместно выработанные декларации и резолюции о желательности сокращения военных расходов, об ограничении сухопутных вооружений, в частности, о запрещении особо разрушительных и жестоких видов оружия, таких, как ядовитые газы, оболочечные пули, «легко разворачивающиеся или сплющивающиеся в человеческом теле», а также «Положение о законах и обычаях сухопутной войны» и «Конвенция о мирном решении международных столкновений», следствием чего явилось создание «Постоянного суда Международного арбитража» ¹.

В подготовке и проведении Гаагской конференции большую роль играли российские пацифисты Л. А. Комаровский, М. А. Энгельгардт, В. М. Гессен, И. С. Блиох и другие. Однако деятельность их и труды до сих пор остаются почти неизученными. Пацифизм, особенно отечественный, был как бы запретной темой в течение десятилетий существования советской власти. Милитаризованное до предела общество, агрессивная большевистская идеология исключали возможность объективного изучения истории миротворческих идей и движений в России. К понятию «пацифизм» обязательно прилагались определения «абстрактный» или «буржуазный»; он рассматривался как космополитическое течение, чуждое марксистско-ленинским догмам о классовой борьбе и диктатуре пролетариата. Только в недавнее время стало возможным исследовать феномен пацифизма в России ².

Термин «пацифизм» обозначает довольно узкое историческое понятие, связанное с активными организациями и движениями, появившимися в конце XIX — начале XX века. Говоря о российском пацифизме, или, правильнее сказать, идеях и движениях мира в России, необходимо учитывать исторические и духовные корни этого явления. Исследования показывают, что оно неразрывно связано с христианским учением, пришедшим на Русь более тысячи лет назад, с литургической практикой Русской православной церкви (РПЦ), глубоко проникнутой стремлением к миру (евхаристия, главное ее таинство, издревле считается «таинством мира»), и с идеалами русской святости, выраженными в агиографической литературе и уставах русских монастырей. Отметим, например, что православным монахам и священникам, в отличие от католических, запрещалось брать в руки оружие и участвовать в военных действиях, за исключением походных богослужений. Им не полагалось даже охотиться и забивать домашний скот ³.

Другим духовно-историческим источником российского миротворчества явились учения и повседневная этика российских христианских сект, как собственно русского, так и иностранного происхождения — баптистов, меннонитов, адвентистов Седьмого дня, духоборцев и некоторых других. Эти секты внесли солидный вклад в развитие пацифистских идей в России.

Наконец, говоря об истоках российского пацифизма XX в., нельзя обойти вниманием могучую фигуру Льва Толстого, который в своих философских и религиозных произведениях развивал христианское учение о непротивлении злу насилием, выраженное в Нагорной проповеди, а также на практике помогал многим сектам, движениям и отдельным лицам, исповедовавшим доктрину непротивления. Толстой пожертвовал свой авторский гонорар за книгу «Воскресение» на помощь духоборцам, преследовавшимся царским правительством, и стремившимся эмигрировать в Канаду. Толстой указывал на историческую необходимость и неизбежность не только теоретического изучения, но и практического воплощения в жизнь закона ненасилия. В последних главах своей книги «Царство Божие внутри вас» он провидчески писал о будущих военных и революционных конфликтах, которые явятся логическим следствием идеологии насилия. В то же время он верил, что придет время, когда человечество отвергнет насилие и установит более справедливую, «определенно новую» форму жизни ⁴.

В конце XIX — начале XX в. идеи международной безопасности и разоружения начинают широко обсуждаться государственными деятелями и учеными юристами. Книги М. А. Энгельгардта «Прогресс как эволюция жестокости» (1899), «Вечный мир и разоружение» (1899), профессора Московского университета Л. А. Комаровского «Главные моменты идеи мира в истории» (1895), вице-президента европейского Института международного права Ф. Ф. Мартенса «Современное международное право цивилизованных народов», русского парламентария, пацифиста и филантропа князя В. Н. Тенишева «Вечный мир и международный третейский суд» (1909), пацифиста барона Таубе «Принципы мира и права в международных столкновениях средних веков» (1899) и другие создали серьезную теоретическую базу для развития пацифистской мысли и деятельности в России. Труды Гессена, Я. Новикова и Блиоха, пропагандирующие пацифизм и разоружение, становятся широко известными за рубежом. В 1898 г. выходит фундаментальный 6-томный труд железнодорожного магната, пацифиста и экономиста из Русской Польши Блиоха (известного на Западе как Жан Блох) «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях». На огромном фактическом материале автор доказывает невозможность ведения войн в современном ему мире в связи с достигнутым техническим уровнем вооружений. Он критикует также пагубность состояния «вооруженного мира», то есть сдерживания возможных войн за счет постоянного возрастания количества вооружений великих держав. По утверждению некоторых свидетелей, именно Блиох, имевший длительную аудиенцию с Николаем II, склонил царя к предложению о созыве первой Гаагской конференции в 1899 году ⁵.

Инициатива русского царя способствовала развитию отечественного пацифизма. Уже в 1900—1901 гг. либералы и конституционалисты из политического объединения либеральных земцев в Москве («Беседа»), среди которых особо выделялись Л. А. Комаровский, В. А. Маклаков, Д Н Шипов, князья Петр и Павел Долгорукие, разработали по образцу западноевропейских — устав Российского общества мира, однако министр внутренних дел Д. С. Сипягин не принял устав на рассмотрение. Это свидетельствует о такой особенности российского пацифизма, как тесная связь его с демократическими и либеральными движениями. Примечательно что вождями как либерального, так и пацифистского движения в России были одни и те же лица: князь Павел Долгоруков, лидер прогрессистов И. Н. Ефремов, глава русского либерализма, лидер партии кадетов П. Н. Милюков.

Первые российские пацифистские общества возникли в период революции 1905—07 годов на периферии империи. Это были Польское общество друзей мира в Варшаве (1906) и Витебский союз мира (1905). Поводом для учреждения Общества мира в Москве стало празднование 80-летия Толстого в 1908 году. С зимы этого года начались согласования с властями устава Общества, согласно которому, целями его являлись разработка и популяризация основ международного права, распространение в обществе понятий о международном мире, о третейском суде и международных конференциях мира. Московское Общество мира было зарегистрировано — после ряда проволочек и бюрократических препон — 1 июня 1909 года. Во главе его стали Павел Долгоруков и Комаровский. В том же году было создано Петербургское общество мира, которое возглавил видный юрист, член Государственного совета проф. М.М.Ковалевский. Это общество стало выпускать периодический орган русских пацифистов «Вестник мира» (1912-1914) В 1909 г. польским пацифистом, католиком графом Тышкевичем совместно с другими было основано Киевское общество друзей мира, куда_: входили историки, дипломаты, представители высшего православного духовенства, а также католики. Отделения Общества мира возникли в Ревеле, Новочеркасске и Туле; существовали инициативные группы в Одессе, Харькове и Тифлисе.

К 1914 г. в России насчитывалось 900-1000 членов различных пацифистских обществ (без Польского и Финляндского); реальная же численность активных членов, посещавших собрания и прочие пацифистские акции, не превышала 300 человек. На призыв либералов-пацифистов откликнулись главным образом представители интеллигенции, профессура и политики-либералы. Низкая политическая активность населения, неразвитость политической культуры масс не позволили российскому пацифизму стать широким народным движением.

Российские общества мира участвовали в различных европейских конференциях и акциях; занимались пропагандой идей всеобщего мира в России и за рубежом; выработкой норм международного права; разработкой путей создания международного арбитража; предпринимали попытки, не очень, впрочем, удачные, объединения своих сил и создания единой структуры миротворческих организаций. В то же время члены пацифистских обществ не ставили цели пропаганды отказа от воинской службы, выступая с позиций «нового патриотизма», или, по выражению Милюкова, «просвещенного национализма» ⁶. «Мы вынуждены считаться, писали пацифисты — с современным государством... и не предаваться утопическим надеждам скорого уничтожения зла, вкоренившегося в человека десятилетиями» ⁷. В этом вопросе позиция либеральных пацифистов коренным образом отличалась от взглядов Л. Толстого и его последователей, которые решительно отказывались от несения военной службы.

Накануне первой мировой войны, особенно в период Балканских войн, когда в Европе все более усиливались тенденции шовинизма и милитаризма, российские пацифисты безуспешно пытались применить на практике свои международно-правовые идеи и добиться примирения воюющих сторон. Однако они оставались маловлиятельным движением в общественной жизни страны.

Более стойкими и успешными оказались антимилитаристские движения сектантов. Еще в 1895 г. духоборцы демонстративно сожгли оружие; их твердый отказ от участия в военной службе привел к репрессиям со стороны царских властей и вынудил значительную часть секты эмигрировать в Каналу. Те, кто остался в России, были менее последовательны: они принимали участие в русско-японской и в первой мировой войнах. В первые годы существования советской власти духоборцы были согласно декрету 1919 г., освобождены от несения военной службы, но впоследствии подверглись преследованиям и были вынуждены идти в армию.

 Толстовцы были более настойчивы. Накануне и во время первой мировой войны они пытались остановить рост милитаризма, выпуская и расклеивая по стенам городов антивоенные воззвания, в которых напоминали, что противление злу насилием способно только умножить зло, что все люди — дети одного Бога и потому не должны убивать друг друга. Местные власти разыскивали участников антивоенных акций и бросали их в тюрьмы. Московский военный суд проговорил 28 толстовцев к каторжным работам. То же случилось с другими толстовцами, которые отказывались служить в войсках.

Из других сект, заявлявших о своей приверженности безусловному пацифизму, самой многочисленной была секта меннонитов — выходцев из Германии. Они поселились на юге России еще в XVII в. и тогда же получили от царского правительства освобождение от военной службы, которая заменялась им работой в лесах и другими повинностями. Отказывались от военной службы также некоторые баптисты и близко связанные с ними евангельские христиане, отдельные общины молокан, особенно группы, называвшие себя «скакуны» и «малеванцы», а также адвентисты Седьмого дня. Меннониты и адвентисты во время первой мировой войны соглашались работать в военных госпиталях.

Октябрьская революция 1917 г. открыла собой новую эпоху в истории российского пацифизма. С одной стороны, жестокая братоубийственная гражданская война захватила массы прежде мирного населения; одни присоединились к Белой армии, другие — к Красной, многие вступали в различные отряды и банды, сражавшиеся на территории России. По мере развития событий ожесточение росло; все участвовавшие в борьбе стороны практиковали массовые расстрелы, пытки, казни. С другой стороны, жестокости гражданской войны преисполнили сердца многих людей отвращением и ужасом. В воспоминаниях русских писателей-очевидцев о событиях тех дней — «Солнце мертвых» И. С. Шмелева, «Окаянные дни» И. С. Бунина, «Красный террор» С. Мельгунова и др. — эти чувства выступают как очевидные.

Представляется, что можно говорить о ненасильственной альтернативе в России в те страшные годы. Прежде всего массовая эмиграция мирного населения — адвокатов, врачей, писателей, работников образования, юристов, купцов, банкиров и многих других — в Европу и Америку явилась осознанным или подсознательным пассивным протестом против насилий революции и гражданской войны. Этот протест отчетливо прочитывается в произведениях русских писателей-эмигрантов и вообще в мемуарной литературе тех лет, опубликованной за рубежом. Наконец, существовали отдельные смельчаки, на практике осуществлявшие принципы миролюбия и ненасилия.

Среди них в первую очередь выделяется фигура Максимилиана Волошина — известного поэта и живописца. Еще в годы революции 1905—1907 гг. Волошин, свидетель кровавых событий, в стихотворении «Ангел мщения» предостерегает от будущих жестокостей и насилий революционной борьбы: «Не сеятель сберет конечный колос сева. / Принявший меч погибнет от меча. / Кто раз испил хмельной отравы гнева, / Тот станет палачом иль жертвой палача» ⁸. С юных лет Волошин отвергал всякое насилие — будь то революционное или над душой человека; он выступал против смертной казни и натуралистического изображения жестокостей в искусстве.

В начале первой мировой войны Волошин пишет цикл антивоенных стихов и ряд статей, разоблачающих бессмысленность и преступность массовых жертв. «Всякая война неприемлема, — пишет он, — нынешняя же есть нагноение всей лжи, скопившейся в европейской культуре и в европейских международных отношениях» ⁹. Он решительно отвергает принцип всеобщей воинской повинности и сам дважды отказывается служить в армии — сначала в царской, а затем в Красной (в 1919 г. ему предлагали служить в ГПУ). Участие в войне он считал преступлением ¹⁰.

Октябрьский переворот 1917 г. представлялся Волошину делом бесовским, вселенским злом, ужасом кровавой народной усобицы. Он так и называл его «всенародным бесовским шабашем 17-го года» ¹¹. Отношение Волошина к русской революции и России заслуживает специального исследования. Здесь отметим только, что поэт уверен: революцию вершили «над русской землей темные и мстительные силы»; в ней «проступили черты Разиновщины и Пугачевщины», то есть народного бунта, бессмысленного и беспощадного.

Говоря о причинах войны и революции, Волошин, как и многие другие теоретики мирной доктрины, выступавшие на всем протяжении истории человечества, указывает на алчность, жажду наживы как на движущую силу вооруженных действий. Теми, кто «хотят весь мир пересоздать», движет «Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, / — А вслед героям и вождям / Крадется хищник стаей жадной, / Чтоб мощь России неоглядной / Размыкать и продать врагам!» ¹².

Революция для Волошина — это «пароксизм чувства справедливости». Он писал об этом еще в 1906 г.: «Идея справедливости — самая жестокая и самая цепкая из всех идей, овладевавших когда-либо человеческим мозгом. Когда она вселяется в сердца и мутит взгляд человека, то люди начинают убивать друг друга». Об этой идее, принесшей столько насилия и бедствий, Максимилиан Волошин размышляет и применительно к Великой французской революции. Разрушительную силу всенародного стремления к справедливости, пишет он, остановить невозможно. «Большевизм нельзя победить одной силой оружия, от бесноватости нельзя исцелиться путем хирургическим». Ответное насилие не может спасти Россию. Но повсеместное насилие остановить уже нельзя было: заполыхала гражданская война и перед поэтом встал вопрос об отношении к этому насилию и личном поведении в этих условиях. «Пламя, в котором мы горим сейчас, — писал Волошин в 1920 г., — это пламя гражданской войны. Кто они — эти беспощадные борющиеся враги? Пролетарии и буржуи? Но мы знаем, что это только маскарадные псевдонимы, под которыми ничего не скрывается. Каковы же их подлинные имена? Что разделило их?..» Волошин подчеркивает всю противоестественность братоубийственной войны и находит для себя единственно возможную позицию: «Молитва поэта во время гражданской войны может быть только за тех и за других: когда дети единой матери убивают друг друга, надо быть с матерью, а не с одним из братьев» ¹³.

В этой последней мысли — корень того, что критики характеризовали как «абстрактный гуманизм» или как позицию «над схваткой» ¹⁴. На самом деле гуманизм был вполне конкретным. На протяжении всей гражданской войны Волошин с поразительной самоотверженностью и бесстрашием спасал людей — красных от белых и белых от красных. Здесь слово и дело у него не расходились, и до сих пор он остается одним из ярчайших и наиболее последовательных представителей мирной идеи и миротворческого действия в России.

Одним из парадоксов в истории российского пацифизма явился тот факт, что еще до окончания кровопролитной гражданской войны, во время и сразу после ужасов красного террора была создана официальная организация, помогавшая сектантам-пацифистам в освобождении от военной службы. Организация называлась Объединенным советом религиозных общин и групп (ОСРОГ). Ее поддерживали и ей помогали на государственном уровне А. В. Луначарский, В. Д. Бонч-Бруевич, П. Г. Смидович и Н. К. Крупская. Ведущую роль в ней играли бывший секретарь Толстого В. Г. Чертков, обладавший большим международным авторитетом, и до середины 1920 г. К. С. Шохор-Троцкий. В ОСРОГ входили в первую очередь толстовцы, а также меннониты, евангельские христиане и христиане-баптисты, а также адвентисты Седьмого дня и некоторые «внеисповедные течения»» ¹⁵,

Причинами, толкнувшими ярых атеистов-большевиков, поборников классового и революционного насилия, на создание ОСРОГ, явились прежде всего нестабильность советской власти на местах и нужда в опоре на массы, среди которых было много неортодоксальных верующих. Известно, что РПЦ во главе с патриархом Тихоном заняла в то время непримиримо враждебную позицию по отношению к атеистам-большевикам, глумившимися над ее святынями и отбиравшими церковное имущество. Она в свое время являлась одной из незыблемых опор самодержавия и сейчас определенно поддерживала контрреволюционные силы. Сектанты же, притеснявшиеся при царе, напротив, были готовы поддержать новую власть; некоторые из них, например, толстовцы и лидеры других сектантских группировок, в печати и в публичных выступлениях доказывали общность сектантского и большевистского идеала.

ОСРОГ был создан в ноябре 1918 г. по инициативе толстовцев и других сектантов (толстовцев в то время власти также причисляли к сектантам). Как было зафиксировано в уставе организации, целью ее было представлять интересы различных религиозных течений, защищать от различных посягательств принцип свободы совести, содействовать объединению религиозных людей, принадлежавших к различным внецерковным направлениям. Кроме того, важнейшей задачей Совета было, по словам Черткова, «содействовать тому разумному, осторожному, не виданному при царском строе подходу высшей советской власти к лицам, по совести не приемлющим участия в военном деле» ¹⁶.

Эта последняя цель была по существу главной в деятельности ОСРОГ. Как свидетельствует Бонч-Бруевич, еще в начале 1918 г. многие крестьяне обращались к В. И. Ленину с просьбой разрешить им не служить в армии. В конце октября 1918 г. вышел приказ Реввоенсовета республики «об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям» ¹⁷. Этот приказ разрешал заменять сектантам-пацифистам военную службу санитарной. Однако деятели различных пацифистских групп, объединившись во главе с Чертковым, стали требовать от СНК более последовательного и полного соблюдения принципа свободы совести. В результате их активной работы 4 января 1919 г. СНК был подписан декрет об освобождении от воинской службы по религиозным убеждениям. Декрет возлагал на ОСРОГ обязанность давать экспертное заключение о том, действительно ли то или иное религиозное убеждение исключает участие в военной службе, а также о том, насколько искренне и добросовестно заявление того или иного лица о невозможности нести воинскую обязанность. Лица, освобождавшиеся от военной службы по решению ОСРОГ, должны были вместо нее работать в заразных госпиталях, колониях для беспризорников или выполнять иную общеполезную работу по своему выбору.

Россия стала третьей в мире страной, признавшей право на отказ от военной службы по мотивам совести. В разных частях страны ОСРОГ назначил уполномоченных, которые должны были собирать сведения об отказниках от военной службы, направлять их в ОСРОГ и выступать экспертами в местных судах. В первые месяцы 1919 г. им удалось помочь многим сектантам-пацифистам освободиться от военной службы. На местах экспертам удавалось предотвращать расстрелы или отменять противозаконные решения местных властей.

Однако уже в конце 1919 г. работа ОСРОГ осложняется. Это было связано, во-первых, с огромным, все нараставшим объемом работы — отказников от военной службы становилось все больше. К ним присоединялись бывшие офицеры, священники, врачи, что заставляло власти со все возрастающей подозрительностью относиться к деятельности Совета. Следует также помнить о том, что и в 1919, и в 1920 годах существовали и продолжали активно действовать реввоентрибуналы. Как свидетельствует К. X. Данишевский, они имели «право непосредственной немедленной расправы с дезертирами и с агитаторами против гражданской войны (т. е. с пацифистами)» ¹⁸.

Постепенно ухудшались отношения с Наркомюстом, который с 1920 г. стал отменять положительные решения Совета; с мест приходили известия о массовых казнях отказывающихся от военной службы по мотивам совести. В апреле 1920 г. Ревизионная комиссия Наркомюста, рассматривавшая деятельность Объединенного совета, сделала заключение о том, что он стал источником антимилитаристской пропаганды, религиозного и анархического мировоззрения и деятельность его «вредно отражается на Красной Армии». Канцелярия Совета была опечатана, много дел конфисковано. Декретом СНК от 14 декабря 1920 г. ОСРОГ лишался исключительного права на экспертизу по делам сектантов, отказывающихся от военной службы. Декрет от 4 января 1919 г. стал называться в документах декретом «об уклоняющихся от воинской повинности по так называемым религиозным убеждениям». С этого времени отношение к сектантам-отказникам и в центре, и на местах стало заметно меняться. В печати и в циркулярах Наркомюста их зачастую называли «шкурниками, уклоняющимися от отбывания службы в Красной Армии». Множилась судебная и бюрократическая волокита; декрет от 4 января 1919 г. неоднократно нарушался, о чем Чертков лично докладывал Ленину. В марте 1921 г. Первый съезд сектантских земледельческих и производительных объединений записал, что «тюрьмы, концентрационные лагеря и прочие места заключения вновь начинают наполняться мучениками за веру, не желающими по своим религиозным убеждениям или велению совести продолжать участвовать в военном деле» и что подчас таких людей даже расстреливают ¹⁹.

Весной 1921 г. Наркомюст вынес заключение, что ОСРОГ не выполнил возложенных на него задач, и 10 марта того же года состоялся суд над его членами. Материалы суда не сохранились, но, по-видимому, приговор был оправдательным, так как ОСРОГ еще некоторое время продолжал свою деятельность. Она прекратилась в конце 1923 года. После этого органы Советской власти продолжали все чаще ограничивать льготы отказникам от военной службы по мотивам совести и постепенно свели их на нет. С конца 20-х годов открытое выражение пацифистских убеждений стало практически невозможным. Декрет от 7 декабря 1931 г. приговаривал отказников от военной службы к заключению в трудовой лагерь с выплатой 20% заработной платы.

Однако пацифистские секты продолжали существовать еще некоторое время. Среди них ведущую роль по-прежнему играли толстовцы, вокруг которых сплачивались трезвенники, малеванцы, добролюбовцы. Их общины, или коммуны, сохранились до конца 30-х годов в Западной Сибири. Члены крестьянской толстовской общины «Братский труд» в 1936 г. направили в Коминтерн и ЦК ВКП(б) декларацию «К трудящимся всех стран!», которая призывала к отказу от войны и созданию «нового свободного строя — мирного, безнасильственного коммунизма» ²⁰. Это воззвание было переведено на ряд европейских языков и опубликовано в зарубежной печати. Самих же толстовцев, малеванцев и прочих сектантов-пацифистов с конца 30-х годов захлестнула волна репрессий.

Однако идеи мира, ненасилия и пацифизма не исчезли. Мы не имеем возможности исследовать обширную подпольную литературу эпохи Гулага — кое-что безвозвратно погибло в кострах Лубянки, кое-что до сих пор недоступно исследователям. До нас дошел только один поразительный пример пацифистской по духу литературы: это мистическая утопия Даниила Андреева «Роза мира», написанная во Владимирской тюрьме в 50-е годы Весь пафос книги направлен против войны и тирании; автор ее призывал к созданию «Всемирной федерации государств» ²¹.

По окончании второй мировой войны в развитии русской мирной идеи появились некоторые новые тенденции. Поскольку во время войны правящий режим нуждался в более широкой поддержке народа, были даны некоторые послабления как РПЦ, так и отдельным сектантским группам. Однако свобода вероисповедания носила весьма относительный характер: и церковь, и секты должны были постоянно демонстрировать свою лояльность и преданность советскому режиму. Они находились под постоянным контролем КГБ, богослужения вне храмов запрещались, проповеди священников проходили предварительную цензуру. Одно разрешалось: проповедовать мир между народами; и здесь миротворческий дух Православия стал переживать некоторое возрождение.

Другим новым явлением было создание официального «движения за мир» и его организующего центра — Советского Комитета защиты мира. Комитет играл двоякую роль. С одной стороны, он развертывал широкую демагогически-пропагандистскую кампанию «борьбы за мир», не забывая, однако, подчеркивать разделение всего мира на два враждебных лагеря и тем самым поддерживая холодную войну. С другой стороны, руководители, да и многие рядовые сотрудники Комитета защиты мира являлись тайными сотрудниками КГБ и контролировали всякие возможные связи жителей СССР с представителями зарубежных стран, всячески препятствуя возникновению неформальных отношений. Кроме того, Комитет своим существованием прикрывал растущую милитаризацию общества, гонку вооружений, авантюристскую внешнюю политику СССР и многочисленные факты нарушения прав человека.

С конца 50-х годов, во время так называемой хрущевской «оттепели» в официальных кругах возникает и затем усиленно пропагандируется идея мирного сосуществования стран с различным общественным и государственным строем. Это означало существенный шаг вперед по сравнению с господствовавшей ранее идеологией абсолютного неприятия «капиталистических стран» и враждебности к ним. Однако идеология эта оставалась в значительной мере декларативной. Так, осенью 1961 г. Н. С. Хрущев неожиданно принял решение о возобновлении в СССР испытаний ядерного оружия, хотя в предыдущие годы ведущие ядерные державы соблюдали неофициальный мораторий на термоядерные испытания. Когда А. Д. Сахаров попытался воспрепятствовать этому и подал Хрущеву соответствующую записку, тот выступил с резкой отповедью ученому и заявил о том, что в данный политический момент для страны всего важнее наращивание числа ядерных испытаний. В своем выступлении на XXII съезде КПСС Хрущев резко критиковал взгляды «пацифистски настроенных людей», которые «по простоте душевной считают, что если бы Советский Союз побольше уступал бы западным державам, то не было бы обострения международной напряженности... Нельзя, — продолжал Хрущев, — разговорами о мире сдержать военную машину агрессоров» ²².

В то же время в конце 50-х годов возникают первые ростки антивоенного движения «снизу». Антимилитаристские настроения проявились прежде всего в кругах ученых-физиков, причастных к разработке ядерного оружия. Сахаров, П. Л. Капица и ряд других пытались с конца 50-х годов воспрепятствовать испытания ядерного оружия, за что подвергались нападкам и обвинениям в пацифизме со стороны властей, требовавших усиления ядерного потенциала и начавших непосильную для страны гонку ядерных вооружений. Уже в 1962 г. Сахаров писал о «чувстве бессилия и ужаса» и считал это время рубежом изменения его взглядов, которые к концу 60-х годов оформились в концепцию ненасильственной альтернативы для России и всего мира. Эта концепция была неразрывно связана с протестом против тоталитарного государства, подавлявшего всякую свободную мысль. Было ясно, что если это государство будет существовать по-прежнему, третий мировой войны человечеству не избежать. Суть концепции Сахарова состояла в том, что он связал проблему предотвращения ядерной войны с социально-экономическими реформами в СССР, с обеспечением прав человека, и на этой основе выдвинул идею сближения социалистической и капиталистической систем.

Проблемы ядерного разоружения и демилитаризации советского общества стали для него приоритетными. В книге «О стране и мире» (1975 г.) Сахаров выступил в защиту узников совести. Его гуманистические идеи опередили свое время; они глубоко возмущали деятелей коммунистического истэблишмента. Результатом явилась высылка Сахаров в г. Горький (Нижний Новгород) за присуждение ему Нобелевской премии мира и за его правозащитную деятельность.

Другой силой, выступивший в СССР за общегуманстические ценности, были представители гуманитарной интеллигенции — писатели, поэты, художники, начавшие свою деятельность в годы хрущевской «Оттепели» — так называемые «шестидесятники». Большинство из них были участниками войны, вынесшими из нее отвращение к жестокости и насилию; им было присуще высокое уважение к личности. Все это никак не поощрялось правящим режимом во все годы существования советской власти. Литература писателей-шестидесятников (В. Быкова, Г. Бакланова, К. Воробьева, Б. Окуджавы и др.) не была пацифистской в полном смысле этого слова, но по духу своему она была глубоко человечной и несла в себе идею антимилитаризма.

В конце 50-х — начале 60-х годов на историческую сцену выходит могучая и одинокая фигура А. И. Солженицына, который, может быть, лучше и раньше других понял античеловеческую, насильственную сущность советского тоталитарного государства и с предельной ясностью выразил ее в своих повестях, рассказах, романах и в документальной эпопее «Архипелаг ГУЛАГ». Антимилитаристкая гуманистическая позиция Солженицына сводилась прежде всего к требованию уничтожения системы политического насилия, ибо оно тесно срослась с милитаризмом и несла угрозу всем миру. Противопоставление «мир — война», подчеркивал Солженицын, ошибочно; человечество страдает не только от войн, но и от постоянно растущего насилия, масштабы которого для России были поистине катастрофичны. Советский опыт уничтожения людей оценивался им в 66 миллионов смертей, что превышало потери в войнах XX века ²³.

Важной вехой в развитии движения против насилия и военной агрессии стал протест горстки инакомыслящих против ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году. Этот мужественный поступок нескольких человек, вышедших на Красную площадь 25 августа, положил начало формированию независимого миротворческого движения. Все участники поплатились за него долгими годами тюремного заключения. Комитет же защиты мира хранил полное молчание, что еще раз продемонстрировало его фальшивую сущность.

Говоря о 60—80-х годах, необходимо упомянуть также феномен так называемой внутренней эмиграции, сводившийся в то время к пассивному, не выражавшемуся в политических акциях, но тем не менее реально существовавшему в широких кругах интеллигенции протесту против государственного тоталитаризма, против советского насилия в Чехословакии, против лжи официальной идеологии и нарушения прав человека в Советском Союзе. Провести сколько-нибудь достоверный статистический анализ этого внутреннего протеста не представляется возможным из-за его подпольного характера; но все мы — современники — знаем, в чем он выражался: нескончаемые беседы и споры за чайным столом в частных домах; анекдоты, критикующие правительство и административно-командную систему в целом, передававшиеся из уст в уста; распространение литературы «самиздата»; полуподпольное увлечение духовными учениями, религией и церковью. Именно в этих кругах интеллигенции началось развенчание коммунистического мифа об агрессивной враждебности западных стран по отношению к Советскому Союзу и тем самым расшатывание концепции холодной войны.

Рубеж 70—80-х годов, когда мир оказался на грани ядерной катастрофы, открыл новый этап борьбы советских антимилитаристских сил против холодной войны, и прежде всего против советского милитаризма и войны в Афганистане. Этот период характеризовался расширением социальной основы, приобщением к антимилитаризму новых лиц и слоев общества и молчаливой поддержкой их жертвенной борьбы.

Антимилитаристские настроения сказывались и в том, что даже в официальном движении за мир наметился некоторый поворот, когда в антиядерных кампаниях на Западе стали участвовать и представители официального Комитета защиты мира. Конечно, участие советских сторонников Мира в антиядерной кампании не следует преувеличивать. С одной стороны, Советский Комитет защиты мира обрушивался на западные пацифистские организации, обвиняя их в «крестовом походе против социализма». С другой — антиядерные марши протеста стали определенной формой приобщения советских людей к многомиллионному антиядерному движению. Вместе с тем, возмущение начавшейся в 1979 г. войной в Афганистане стало мощным импульсом роста антимилитаристкого протеста, участники которого постепенно осознавали, что только крушение коммунистического режима может привести к окончанию холодной войны.

Хотя множество советских людей и осуждали Афганскую войну, лишь немногие решались открыто выступить против нее. Кульминацией стало открытое письмо Сахарова 27 июня 1980 г. Генеральному Секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу в связи с вторжением советских войск в Афганистан. Копии письма были направлены главам государств и Генеральному Секретарю ООН. Мужественные выступления Сахарова и его единомышленников послужили основой для формирования в СССР антимилитаризма, как идейной деятельности, рассматриваемой властями как антисоветская, и караемой законом.

В 1982 г. в Москве и других городах СССР создается группа «Доверие». Ее создателями были 11 человек — среди них ученые, инженеры, врачи и учителя. Целью своей они провозгласили установление доверия между СССР и США (с 1985 г. — между Западом и Востоком). Это независимое миротворческое движение зародилось в период значительного ухудшения международной обстановки в связи с вторжением советских войск в Афганистан в 1979 г. и введения чрезвычайного положения в Польше. Эти события вызвали резкое осуждение мирового сообщества; против СССР были применены международные санкции (в частности, эмбарго США на поставки в нашу страну зерна и высокотехнологичных товаров). С обеих сторон наращивалась мощь ядерного оружия, и угроза новой мировой войны становилась еще более ощутимой.

Накалялась и внутриполитическая обстановка в. СССР. По данным «Международной амнистии», в первой половине 1980 г. число «узников совести» в СССР достигало 580 человек. В 1981 г. та же организация сообщала о 200 человеках, арестованных в СССР лишь за выражение нонконформистских политических, религиозных или национальных взглядов. В 1982 г. к власти пришел бывший глава КГБ Ю. В. Андропов. Началась еще более жестокая травля диссидентов; «железный занавес» стал более жестким (была, например, отменена международная автоматическая телефонная связь).

В такой обстановке горсткой энтузиастов и была организована группа «Доверие». В учредительных документах говорилось, что «ядерное оружие поставило Запад и Восток перед выбором между взаимным доверием и взаимным уничтожением». Подобно многим западным миротворческим организациям, члены группы были убеждены в том, что «равновесие устрашения» не может обеспечить мир и безопасность международному сообществу и что «политические деятели обеих сторон неспособны прийти к какому-либо соглашению о значительном ограничении вооружений, не говоря уже о действительном разоружении» ²⁴.

В целом программа группы были направлена на преодоление недоверия между народами. Она выступала за «последовательное и возможно полное» уничтожение ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения, а также за ограничение обычных вооружений; за прекращение испытаний ядерного оружия; за сокращение военных бюджетов, за создание безъядерных зон, против размещения новых ракетных баз и на Западе, и на Востоке. Кроме того, группа требовала расширения контактов между Востоком и Западом на всех уровнях: развития обменов между детьми, преподавателями школ, студентами, учеными и работниками культуры, расширения свободной переписки, проведения совместных космических исследований и совместной помощи развивающимся странам, упрощения процедуры туристических поездок и т. п.

Группа «Доверие» нигде не критиковала официальную советскую программу разоружения и мира между народами и заявляла, что готова сотрудничать с любыми советскими миротворческими организациями. Деятельность ее сводилась к проведению научных семинаров по проблемам мира и гонки вооружений, устройству выставок антивоенных картин, плакатов и других материалов, выпущенных официальными советским организациями, к мирным демонстрациям против гонки вооружений и т. п. Тем не менее она привлекала пристальное и подозрительное внимание КГБ и во многих случаях пресекалась заранее. Членов группы преследовали: одних задерживали на 15 суток под вымышленным обвинением в «злостном хулиганстве», других помещали в психиатрические больницы, где принудительно применяли сильные психотропные средства; шесть человек были арестованы и осуждены на различные сроки пребывания в исправительно-трудовых колониях. В целом число членов группы не превышало 40 человек; около 2000 человек в разных городах поддерживало ее. С началом «перестройки» группа влилась в общий поток демократического движения.

Говоря о полуподпольном мирном движении 70—80-х годов, нельзя обойти вниманием еще одно движение, которое может показаться маргинальным, но сыграло определенную роль в смене настроений среди молодежи. Это молодежное движение советских «хиппи» — молодых нонконформистов, пытавшихся своим поведением противостоять официальным властям, государственному насилию и военщине. Именно тогда в Москве на Старом Арбате и Гоголевском бульваре, а в Ленинграде — на Невском проспекте возникают молодежные «тусовки», где юноши и девушки демонстрировали своей одеждой и поведением аполитичность, миролюбие, уважение к мировым религиям, которые отрицала официальная коммунистическая идеология. Именно на таких «тусовках» они совместно вырабатывали способы и приемы, помогающие избежать военной службы. В отличие от западных, советские «хиппи» преследовались властями; их встречи разгонялись, зачинщиков сажали в тюрьмы или психиатрические больницы. Тоталитарный режим отлично осознавал, что миротворческое движение молодежи несет в себе угрозу всей системе насилия.

Все эти движения подготовили новый этап в развитии истории миротворчества в России. В середине 80-х годов лидер реформаторского и либерального крыла коммунистической партии, будущий президент СССР М. С. Горбачев призвал к безъядерному и ненасильственному миру на основе приоритета общечеловеческих ценностей над классовыми и к масштабной перестройке не только социально-экономического и политического строя страны, но и всего мышления советского человека. Он выдвинул идеи «нового мышления», означавшего идейную опору на принципы демократии, гласности, фундаментальные права человека, означенные в международных декларациях, на приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми. Постепенно начинает меняться и официальная государственная идеология. Один из идеологов «перестройки», А. Н. Яковлев в своем докладе, посвященном юбилею Французской революции летом 1989 г. заявил, что идея насилия как повивальной бабки истории, равно как и идея власти диктатуры, опирающейся на насилие, исчерпала себя. С помощью насилия нельзя построить достойное человека общество, ибо насилие рождает только насилие.

В период «перестройки», открывшей обществу путь к демократический свободам, прежде всего свободе слова, гласности, свободе собраний и объединений, возникает множество неправительственных антимилитаристских групп и движений. Наиболее сильным и сплоченным из них являлось и является до сих пор движение «Солдатские матери», возникшее как протест против насилия и жестокости в армии. Возникают движение за закрытие ядерных полигонов «Невада — Семипалатинск» в Казахстане и «Движение за безъядерный Север».

В начале 90-х годов создаются группы толстовцев и пацифистские организации, такие, как Российское общество мира, «Мир без насилия», «Этика ненасилия», «Омега», «Движение против насилии» и пр. Эти группы связывали окончание холодной войны с формированием новой ментальности, с «моральным разоружением» и просвещением масс в духе ненасилия. Несмотря на свою малочисленность и кратковременность существования, они сыграли свою роль в окончании холодной войны и разрушении коммунистической идеологии.

Однако независимое миротворчество конца 80-х начала 90-х годов не нашло широкой поддержки в средних слоях общества. Десятилетия существования тоталитаризма посеяли в душах людей семена враждебности, недоверия, стремление решать назревшие проблемы с помощью «сильной руки» и государственного принуждения. Антимилитаристские группы, лишенные поддержки правительства и коммерческих структур, оставались очень небольшими, часто раскалывались и возникали вновь. У них не было опыта профессиональной миротворческой работы и организационных возможностей.

Новая волна антимилитаристского движения поднялась с началом войны в Чечне в декабре 1994 г. и последовавшими вспышками политического терроризма. Наиболее мощным антивоенным движением в эти годы снова стало движение «Солдатских матерей», которое помогало родителям воинов, посланных в Чечню со всех концов России, отыскивать своих убитых, раненых или плененных сыновей. В маршах мира, отправлявшихся в Грозный в 1995—1996 гг., участвовали политики, правозащитники, журналисты, солдатские матери, буддийские монахи, квакеры, баптисты и православные верующие. В Москве и других городах происходили антивоенные митинги. Русскими и чеченскими женщинам при участии квакеров из Великобритании было организовано движение «Женщины в черном против войны», выставлявшее свои пикеты у здания Государственной думы, Министерства обороны, на центральных улицах больших городов.

Однако эти движения не вовлекли массы населения и не смогли сколько-нибудь заметно повлиять на ход событий. Причины этого нуждаются в специальном изучении. Здесь мы можем указать на тяжелое экономическое положение в стране и на постоянную изнурительную борьбу за выживание, которую вынуждены были вести большинство семей; на создававшиеся годами недоверие и подозрительность, на страх перед публичными акциями; на национальные и расовые предрассудки; на отсутствие традиции хорошо организованной общественной борьбы; наконец, на цинизм, пессимизм и кризис доверия по отношению к власть имущим, порожденный глубоким разочарованием людей в демократических реформах.

Обзор российского миротворческого движения в XX в. будет неполным, если мы не рассмотрим позицию РПЦ, которая, несмотря на свое приниженное и зависимое положение в годы советской власти, все же оказывала влияние на умы верующих. А их в России было немало. Во время революции и гражданской войны церковь публично выступила против большевистского насилия, грабежа и конфискации церковных имуществ. Революция проходила под антирелигиозными лозунгами. Еще до всяких выражений протеста многие тысячи священников, монахов и монахинь, никогда не бравших в руки оружия и никогда не прибегавших к насилию, были расстреляны, брошены в тюрьмы, ямы и лагеря, утоплены в прорубях, иссечены шашками. Многие умерли от пыток и избиений. Многие вынуждены были скрываться. Такое массовое уничтожение сравнимо, по мысли Солженицына, только с «античным гонением на христиан» ²⁵.

Православную церковь не относят к так называемым пацифистским Церквам. В отличие от меннонитов, духоборцев, баптистов, адвентистов Седьмого дня и некоторых других деноминаций, она никогда не призывала полностью отказаться от применения оружия и брани «мечом плоти». Она благословляла ратников на бой «за землю Русскую» и «за веру Православную», молилась за воинов на поле брани — сражающихся и убиенных. В то же время Православная церковь не могла не проповедовать мир и ненасилие, так как именно эти идеи лежат в основе христианского учения.

Именно в годы первой мировой войны, революции и последовавшего за ними террора афонский монах старец Силуан, до пострига Семен Иванович Антонов (1866—1938), крестьянин из Тамбовской губернии, создает свое учение о мире. В конце XX в. это учение выглядит на редкость современным. В основе его лежит идея целостности, единства, «холистичности» всего мира — материального и духовного, внешнего и внутреннего, душевного и телесного, — единства, распространяющегося на все народы и страны планеты, на всю тварь. «Каждый человек есть непреходящая вечная ценность, большая, чем весь прочий мир»; и потому сознающий это человек «никогда даже внутренне не помыслит убийства, не позволит себе вредить ближнему или хотя бы оскорбить его». Цель человеческой жизни — достижение мира внутри, мира между ближними, мира между нациями и государствами. Для старца Силуана сам Бог — это мир, и кто ни коснется этого вечного источника мира, достигнет мира с самим собой и с окружающим миром. Необходимыми условиями достижения мира являются покаяние, смирение и любовь ко всем людям, даже к врагам. Любовь, прощение обид и примирение должны стать основой мирных отношений между отдельными людьми, между государствами и нациями. Это учение легло в основу многолетней молитвы старца за мир на всей земле. Это молитва о том, чтобы люди жили на земле в мире и любви — «да не будет ни злобы, ни войн, ни врагов, но одна любовь да царствует». Тогда «не нужны будут ни армии, ни тюрьмы» ²⁶.

Этот «молитвенник о мире всего мира» понимал, что путь к миру на земле трагичен: он требует самоотверженности, смирения и покаяния. Он сознавал, насколько глубоко мир отравлен грехом, и провидел неосуществимость своей мечты о всеобщем мире. В эмпирическом бытии человека, как справедливо отметил архимандрит Софроний, абсолютное добро недостижимо: во всяком человеческом начинании имеется некоторая доля несовершенства. Путь к спасению идет через терпение, то есть через жертву. То же и с проповедью мира. Призыв любить врагов «не вмещается миром», и потому зло на земле будет проявлять себя насилием и кровопролитием. Однако, подобно Толстому, старец Силуан был глубоко убежден в том, что зло побеждается только добром; что «борьба силою приводит лишь к замене одного насилия другим».

Учение Силуана Афонского стало распространяться среди верующих и интеллигенции в России в 70-80-х годах через «самиздат». Оно оказывало влияние и на рядовых людей, и на православное духовенство, и на деятельность церкви. С начала «перестройки» деятельность РПЦ, в частности ее миротворческая активность, успешно развивалась. Так, патриарх Алексий II выступил с осуждением военного путча в 1991 г.; в 1993 г. патриарх и другие иерархи пытались ослабить конфликт между президентом Б.Н.Ельциным и Верховным Советом России; в 1994 и 1995 гг., когда началась война в Чечне, патриарх публично призвал к мирному решению конфликта.

Во второй половине 90-х годов в России стали публиковаться некоторые выпуски журнала международного «Православного братства мира» (который издается в Голландии на английской языке) под названием «Мир всем». В одном из этих выпусков православный священник о. Георгий Чистяков опубликовал статью «Война глазами христианина», где утверждает, что в современной войне не может быть ни побед, ни поражений, что война только заводит воюющие стороны в тупик. «Человечество, — пишет он, — сегодня уже переросло войну как способ решения своих проблем и поэтому неминуемо от нее откажется вообще вне зависимости от своих субъективных настроений».

При этом армия как институт борьбы с внешней агрессией, продолжает автор, «окажется ненужной». Он предлагает коренным образом переосмыслить место армии в обществе и государстве. «Военный механизм в целом должен быть поставлен на службу мирному обществу», а военные отряды преобразованы в отряды спасения и помощи населению в случае стихийных бедствий — наводнений, землетрясений, пожаров и т. п. Здесь мы видим принципиально новый и наиболее последовательный подход к решению проблемы разоружения в современном обществе. И каким бы утопическим и нереальным он ни казался в наше время локальных конфликтов, расовой и национальной вражды и международного терроризма, нельзя не признать его правоту в контексте христианской культуры, ибо, как справедливо пишет автор, «быть христианином можно только на путях ненасилия» ²⁷.

Процессы, происходящие в российском обществе в последние годы, медленно облагораживающие, очеловечивающие настроения какой-то его части, не означают, что сейчас уже можно говорить о победе культуры мира и ненасилия в умах и в жизни народа России. Наоборот, потоки насилия и кровавых конфликтов обрушиваются на нас каждый день с газетных полос, с экранов телевизоров, из новостей, сообщаемых по радио. Межэтнические конфликты, антисемитские выступления, организованная преступность, которая становится все более и более жестокой, захваты заложников, терроризм наполняют сердца людей тревогой и ожесточением. Именно поэтому сейчас как никогда требуется поддерживать ростки мирных ненасильственных движений, возможно шире пропагандировать культуру мира и ненасилия.

В последние годы XX в. в общественном сознании просматривается все более осознанное стремление к мирной, ненасильственной альтернативе. В связи с этим особенно важным аспектом восстановления гуманистического облика российской цивилизации и включения ее в европейскую и мировую семью народов представляется возрождение идей и идеалов мира, всегда присутствовавших в сознании народа и лучших его представителей. Возрождающийся ныне духовный потенциал России, вековые традиции, столь определенно зовущие к победе идеалов истины и добра, живые примеры представителей прошлых и нынешних поколений, воплотивших в свой жизни идеи примирения с Богом, миром и ближними, — все это позволяет надеяться на то, что Россия еще скажет свое слово мира — миру и самой себе.

 

Примечания

 

1. Конвенции и декларации, подписанные на конференции мира в Гааге 17 (29) июля 1899 года. СПб. 1900, с. 74, 78, 82.

2. Примером может служить книга — плод исследований международного коллектива авторов: Долгий путь российского пацифизма. Идеал международного и внутреннего мира в религиозно-философской и общественной мысли России. М. ИВИ РАН. 1997.

3. См. ЯГОДОВСКИЙ А. П. Идеал мира в литургической практике Русской православной церкви. — Долгий путь Российского пацифизма, с. 52.

4. ТОЛСТОЙ Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 28. М. 1952. с. 218—219.

5. DUNGEN P. The Making of Peace: Jean de Bloch and the First Hague Peace Conference. Losangeles. 1983, p. 6.

6. МИЛЮКОВ П. Н. Воспоминания государственного деятеля. Нью Йорк. 1982, с. 47; его же. «Непроизнесенная речь»: статья члена Государственной думы от г. Петербурга П. Н. Милюкова. СПб. 1908.

7. Общество мира в Москве. Вып. II. М. 1911—1912, с. 32.

8. ВОЛОШИН М. А. Избранное. Стихотворения. Воспоминания Переписка. Минск. 1993, с. 21.

9. ВОЛОШИН М. А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М. 1991, с. 306—307.

10. Цит. по: КУПРИЯНОВ И. Т. Судьба поэта. Киев. 1978, с. 175.

11. ВОЛОШИН М. А. Стихотворения, статьи, воспоминания, с. 317. См. также с. 314: «Народ, безумием объятый, / О камни бьется головой / И узы рвет, как бесноватый».

12. ВОЛОШИН М. А. Избранное, с. 131.

13. ВОЛОШИН М. А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания, с. 274, 327, 326.

14. КУПРИЯНОВ И. Т. Ук. соч., с. 182, 185.

15. Цит. по: ГЕТЕЛЬ Е. И. Объединенный Совет религиозных общин и групп как одно из проявлений русского пацифизма. — Долгий путь российского пацифизма, с. 301—304.

16. Там же, с. 304.

17. Декреты Советской власти. Т. 4. М. 1968, с. 282—283.

18. ДАНИШЕВСКИЙ К. X. Революционные военные трибуналы. М. 1920, с. 37. Цит. по СОЛЖЕНИЦЫН А. И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1. М. 1990, с. 218. См. там же, с. 220—221 историю толстовца Е-ва.

19. ГЕТЕЛЬ Е. И. Ук. соч., с. 310, 311, 312—313.

20. Отечественные архивы, 1993, № 2, с. 7.

21. АНДРЕЕВ Д. Л. Роза мира. М. 1991.

22. Цит по: ИЛЮХИНА Р. М. Российский пацифизм вчера и сегодня М. 1992, с. 48.

23. СОЛЖЕНИЦЫН А. И. Мир и насилие. — Публицистика. Ч. 1. 1989.

24. Цит. по: ТЕЛЮКОВА Т. И. Московская группа «Доверие». — Долгий путь Российского пацифизма, с. 327.

25. СОЛЖЕНИЦЫН А. И. Россия в обвале. М. 1998, с. 182.

26. Старец Силуан. Архимандрит Сафроний (Сахаров). Эссекс. Монастырь св. Иоанна Предтечи. 1990, с. 44.

27. О. Георгий ЧИСТЯКОВ. Война глазами христианина (опыт православного осмысления войны). — «Мир всем». Журнал Православного братства Христова. Ноябрь 1996, с. 24, 25, 28.

 

Изд: "Вопросы истории", № 8, 1999.

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)

Date: август 2012.