Письма П.В.Ольховика.

(Якутск, июнь 1899 г.)

Дорогая сестра по духу А. К.!

На днях мы получили Ваше письмо, в котором пишете: "Полагаем, что вас отпустят в это лето". Но нам не верится, чтобы могло это осуществиться, так как на наше прошение, поданное нами на имя М. В. Д., чтобы разрешили нам выехать за границу, ― получили отказ. Подали недавно прошение на имя императрицы Марии Федоровны.

Верить же и надеяться и хотеть этого и наоборот, ― разум говорит: совершенно ненужно, а подтверждает, что надо верить в Бога, надеяться на Него и исполнять Его волю, так как жизнь наша не зависит от кого-либо другого, а от Бога, и потому мы должны и обязаны посвятить свою жизнь на служение Богу, всецело отдаться Его воле, т. е. любить всех людей и делать добро, которое восторжествует над злом и уничтожит его с корнем, и тогда не будет вражды, ненависти и насилия, а водворится мир, любовь и свобода, и тогда достигнем той цели, к которой стремимся.

Одно только для нас несносно, что мы при своих ничтожных средствах не в силах бороться с грубой, суровой, пустынной и бесплодной природой здешней страны дальнего севера так, чтобы не поплатиться здоровьем и даже жизнью. Так, например, прошлое лето, благодаря тому, что оно здесь очень короткое, проживающие наши братья в скопческих Петропавловском и Троицком селениях, покончив летние работы, опоздали сплыть на Нотор с закупленными там же продуктами на лодке, которую необходимо нужно было доставить туда же осенью для того, чтобы опять, по открытии р. Алдана, сплавить необходимое на Нотор, так как другого исхода не было. В виду этого 10 человек вынуждены были тащиться с лодкой против быстрого течения Алдана 6 суток, чтобы там зимовать на заработках. При этом пришлось им перенести много приключений и горя. Во время их путешествия погода была неблагоприятна: шел дождь, снег, и по ночам был мороз.

Таким образом, промокшим, переутомленным приходилось ночевать в морозные ночи под открытым небом, дрожа всем телом. Но мало этого ― приходилось слазить в воду, когда на мель заседала лодка. 6 человек из них простудились и до сих пор болеют; двое сильно страдают всем телом: сильное удушье, грудная боль, и у одного ноги пухнут. Благодаря суровости здешнего климата, многие простудились, живя у скопцов и не имея по здешним климатическим условиям достаточного количества одежды для того, чтобы сменять, когда, работая, вспотеешь, а не продолжать работать в мокрой одежде на 57 градусном морозе. Если работаешь, не сменяя одежды, то она от испарений тела и давления мороза постепенно смерзается, и не заметишь, как простудишься.

Надо сказать, что у здешних скопцов есть свой особенный инстинкт скаредности. Но отчего он явился и так крепко врос, понять трудно. Если сказать ― грубость природы приучила их к этому, то скорее бы это было у здешних родовичей, у которых и следа этого нет, а если сказать, что они заготовляют к черному дню, т. е. когда состареются или заболеют и не в силах сами будут работать (наследников у них нет), или же неурожай хлеба, то тогда готовое, припасенное употреблять, ― то и этот ответ несправедлив, так как они по своей вере не признают животного чувства самосохранения, а скорее отрицают, чтобы скорей перейти на Сион-гору и там ликовать с чистыми, не оскверненными женами пред лицом Св. Троицы. Не решив такого вопроса, будем говорить по то, из чего видна их скаредность. Лучше всего доказывает об этом их отношение к работнику. Нанять стараются по выбору, смотря на рост человека, когда не знают про способность его, а когда знают, то нанимают по достоинству способности. Помещают их большей частью в бане или в другом плохом помещении, несмотря на то, что сам живет один и занимает огромное здание. Работы навязывают чересчур много, чтобы поскорее отделаться и не держать лишнего дня. Вставать положено у них зимой, во время молотьбы, в три часа, а ложиться в 9-10 часов. А во время сейбы вставать в 2 часа, а ложиться в 11 час. Отдохнуть во время сейбы ни в каком случае не позволяют; если лошади в колесухе (соха на колесах) устанут, заменяют другими и так до конца сейбы переменяют лошадей. Это самое трудное время для работника. От 21 часовой хотьбы изнемогаешь, и без сна глаза краснеют, опухают, и часто совсем ноги подкашиваются. В страдное время встают в 3 часа, а ложатся в 11 часов; отдыха днем нет; после еды торопят на работу. Курьезно и, вместе с тем, больно смотреть, когда вместе косят сено хозяин и работник: хозяин, чтобы подтянуть или скорее не отстать от него; старается как можно поуже косить ряд, напрягает все силы, идет боком и съежившись. ― Эту кару многие из нас несут. В таком положении очень тяжело находиться: отчасти потому, что через меру приходится работать, а более от того, что они поступают бесчеловечно. И эту тяжесть только тем и облегчаешь, что припоминаешь, что надо быть покорным воле Бога и переносить безропотно посылаемые испытания.

Скопцы говорят о нас так: "Безответные, сколько хочешь, клади, ― тянут безропотно".

Недавно на Ноторе был человек и рассказывал нам про Ноторских братьев очень печальные вести. Они почти все находятся в плохом состоянии здоровья, и 11 человек серьезно больные, из которых два почти при смерти (о них говорил выше). Болеют больше цынгой и желудками. Очевидно, от истощения, от плохого питания, так как у них почти все продукты вышли; только имелось немного яричной муки. Это случилось от того, что мы рассчитывали, что туда пойдет пароход раньше, чем на самом деле; с Якутска отошел только 12 июня, с которым мы послали 300 пудов муки и других продуктов; а также кузнечный инструмент и железо на мельницу. На этом же пароходе уехала часть женщин и детей, прибывших в Якутск 1 июня. И еще восемь человек из числа 13 человек, зимовавших в Александровском и прибывших в Якутск 8 июля на арестантских наузках.

Теперь жизнь наша гораздо усложнилась, так как оказалось в нашей колонии много неспособных к физическому труду, а отчасти потому, что нам с 1 марта отказали выдавать казенное пособие; даже больным и старикам, не способным к физическому труду, не выдают.

Очень неприятно таскаться по работникам с женами и детьми, а особенно жить с ними в городе, где полно всяких мерзостей, что скоро усвоивают дети и портятся.

К сожалению, скажем Вам: были бы у нас средства, чтобы можно было всем приступить к земледелию, то тогда бы жизнь наша пошла своей колеей.

Жены и дети доехали благополучно. Благодаря сочувствию и хлопотам Л. Н., по его просьбе с ними ехал со станции Козлова до Якутска врач П. Н. С-в и содействовал во многом своим сопутствием. Дорога обошлась им очень дешево. На пароходе из Батума до Новороссийска, по просьбе надзирателя К. В. В-го, сопровождавшего их из Тифлиса до Иркутска, сделано было скидки 50%, а с Новороссийска до Иркутска по железной дороге проехали, по удешевленному переселенческому тарифу IV-го класса, по 7 руб. 13 коп. с души. Из Иркутска в Якутск их доставила А. И. Г-ва на свой счет. Сначала ехали на телегах до реки Лены, а потом по реке Лене на паузках до Жигаловой, а из Жигаловой до Якутска на барже, которую тащил пароход. Едучи на паузках, один мальчик умер ― Федор Дымовский, семи лет; болел он лихорадкой, цынгой и под конец ― корью. Дети дорогой болели цынгой и лихорадкой, а по прибытии в Якутск оправились. Дорогой их везде встречали добрые люди и оказывали свое сочувствие, подавая продукты и деньги. Почти всю дорогу, как они говорят, питались подаянием. В Якутске им губернатор уступил зимнюю квартиру, где они помещались до отправки на Нотор, а когда отправлялись, то он пожертвовал для детей четыре куля крупчатки 2-го сорта, одно место чаю кирпичного и две головы сахару.

Всех нас в Якутской области мужчин, женщин и детей ― 131 душа. Из этого числа три брата: Василий, Григорий и Иван Веригины, причислены в с. Нелькан по р. Мае. Иван Конкин с женой и дочерью в Олекминском округе, недалеко от города Олекминска, кажется, в 15 верстах; а остальные все на Ноторе; но находится теперь там только 35 мужчин, 14 женщин и 8 детей. В г. Якутске ― 21 мужчина, 4 женщины и двое детей; в с. Петропавловском ― 9 мужчин, в с. Мархинском ― 1 мужчина, 1 женщина и 1 дитя; в с. Кильдемском ― 7 мужчин, 4 женщины и трое детей; в с. Ново-Никольском ― 7 мужчин, 5 женщин и одно дитя; трое мужчин уехали на Громовском пароходе вниз по р. Лене в качестве мастеров ― столярничать и ковать.

Спрашиваете: "чьи жены уехали на Кипр и в Канаду? ― на Кипр уехали шесть жен братьев, отказавшихся от воинской повинности. В Канаду ― 18 жен.

Шлем вам чистосердечный привет и братскую любовь, искренно любящие и помнящие Вас братья и сестры "Христианской общины всемирного братства", живущие в г. Якутске. Еще кланяемся В. Г. с сыном и всем братьям и сестрам по духу.

Ваш друг и брат

Петр Ольховик.

Якутск, 6 декабря 1899 г.

Дорогая сестра А. К.

Вы пишете: "Очень, очень грустно слышать о тяжелых условиях жизни вашей маленькой общины. Жутко думать о вас всех, страшно за здоровье и жизнь многих". Но еще грустнее того теперь случилось с общиной.

Проживая в Якутске, прибывшие сюда с Ноторы, пользуясь разрешением администрации на предмет постройки казенного губернаторского дома и вместе с тем пользоваться заработком на частных работах, не могли устроиться и обставить себя так, чтобы всем было дело, и не быть в тягость друг другу.

Случилось это потому, что некоторые пали духом, с которым шли сюда и жили здесь два года. Изменили своей вере в братскую жизнь: стали заводить всякого рода неурядицы, ссоры и хулу на общинную жизнь, говоря так: "Что это за жизнь, не видишь ни начала, ни конца, работаешь ― работаешь и не имеешь права распоряжаться своим трудом и не видишь, чтó куда идет, как в пропасть какую все исчезает!.."

Остальные не могли всего этого перенесть, тоже ослабели духом: забыли про самоотвержение, с которым шли сюда, дабы олицетворить правду Божию на земле. И после прибытия сюда жен и детей поддались инстинкту самосохранения. Ввиду чего и решили, переговорив, разойтись и жить каждый по себе, чтобы не прийти к худшему положению.

Так и сделали.

На Ноторе течет жизнь в форме общины. Но не могу сказать, как она проводится теперь на самом деле: основана ли на братской любви или нет.

А чтó было еще до прихода в Якутск, то могу сказать, что, действительно, были дружны между собой. Все было сообща, как было у древних христиан. И это происходило потому, что не гордились праведностью, но признавали себя грешниками и потому любили друг друга истинно, не лицемерно. После того как разошлись, многие сокрушаются и плачут о потере такого дела Божьего. Часто говорят о том, что если дадут участок земли, то надо заводиться опять общиной.

С Ноторы получили известие, что хлеб вышел плохой, сам-пять, потому что первый раз сеян. По второму разу у скопцов здесь бывает сам-двадцать. Сена накосили много, 800 возов.

Находящиеся в г. Якутске и пригородных скопческих селах, с 1-го сентября по 20-ое октября, работали на казенной работе. Строили губернаторский дом. Работа эта в смысле чистого прихода ничего не принесла, а даже расход превышает приход, так как цена по смете очень низка, а содержание здесь дорого, на 1 человека в месяц на корм и квартиру требуется 12 рублей; а к этому же надо на одежду и инструмент. Отказаться было нельзя, так как в виду этого предмета разрешено проживать здесь и зарабатывать на частных работах.

Я живу вместе с Середой и Егоровым. Сейчас я нахожусь в скопческом Кильдемском селении в 30 верстах от Якутска, молочу хлеб. Цена 55-60 копеек в день, на готовых кормах. Молотят здесь деревянными катками. Работать не трудно, но донимают здешние северные 50-ти градусные морозы. А более всего несносно переносить скаредность и алчность скопцов. Это их бог, и они служат ему. Работника готовы заморить, только бы побольше сделать. Лишний раз без работы ни в каком случае не накормят. Будят в 1-м, 2-м часу, а кончают работу в 8-м, 9-м часу. День теперь здесь маленький, и потому работать приходится больше ночью. Живут они между собой не дружно, часто ссорятся и ненавидят друг друга. Думают и твердо надеятся получить спасение, а из пропасти не могут выйти, потому что считают себя праведниками, чистыми, опираясь на оскопление, которого они не могут соблюсти в чистоте, не обрезав сердца. И тут тоже мучение...

Не хотелось писать Вам таких грустных явлений, потому что это тяжело отражается на душе, как случилось это и во мне, когда происходили эти явления, и после того, как узнал из Вашего письма про раскол в общине духоборцев, переселившихся в Канаду.

Отрадного ничего нет, чем бы мог поделиться с Вами и порадовать Вас. Я понимаю, что истинная, радостная весть есть продукт духа, от которого дух растет и крепнет в людях, жаждущих истины.

На прошение, поданное нами на имя Императрицы Марии Федоровны, чтобы позволили выехать за-границу, получили объявление, что оно передано министру внутренних дел, от которого 10-го декабря получили отказ.

Шлю Вам сердечный привет. Истинно любящий Вас брат

Петр Ольховик.

Якутск, 26 ноября 1900 г.

Жизнь наша течет по-старому, особого ничего нету. Испытание наше для меня вовсе не так тяжко, как вы думаете: освоился так, что даже и не чувствую, что переношу испытание. Только часто является внутренняя тревога и волнение. Пробудившееся сознание твердит: "Я есть не то, чем должен быть, потому что живу не так, как должен жить, забочусь более о себе, забывая о других". В этом теряется истинное счастие и является тягота.

Участок для поселения губернатор дает недалеко от города (послал на утверждение генерал-губернатора). Это желанное благо для нас. Тогда мы можем честным трудом хлебопашества заняться и жить гораздо лучше и разумнее, чем теперь живем в городе, следуя городским условиям жизни, продавая свой труд с вымогательством.

Любящий вас брат ваш

Петр Ольховик.

«Листки Свободного Слова», № 9, 1899; № 15, 1900; № 23, 1901.