Оглядываясь на пройденный путь, Фредерик Жолио-Кюри однажды сказал:
— У меня был соблазн замкнуться в своей лаборатории. Но я задал себе вопрос: «А — кто воспользуется открытием, которое я сделал?» И тогда я понял, что для того, чтобы иметь возможность сидеть спокойно в своей лаборатории, я должен сражаться в рядах тех, кто хочет, чтобы достижения науки были использованы в мирных целях, а не в корыстных целях хищников, не для разжигания войны… И только когда установится прочный мир, мы, ученые, сможем обрести душевный покой и сидеть целыми днями в своих лабораториях. И какие счастливые вести мы тогда принесем человечеству!
Жизнь щедро раскрывалась перед Фредериком Жолио. Президент Национального фронта, боец Сопротивления, он стал после войны национальным героем Франции. В тридцать четыре года нобелевский лауреат, к 45 годам академик двух французских и семи иностранных академий, он был известен всему миру как один из самых выдающихся физиков.
Уверенной рукой он направлял Комиссариат атомной энергии. Ведь еще до войны он мечтал о создании во Франции сети атомных электростанций. Теперь он приступил к осуществлению этого проекта. Он сплотил вокруг себя учеников и сотрудников, продолжая исследования, прерванные войной.
Он работал в своей лаборатории. А лаборатория — это было для него всегда самое дорогое. Там было его сердце. «Вот когда мы завоюем прочный мир, тогда мы сможем засесть в своих лабораториях», — это была его любимая мечта.
Поиски, открытия, живое дыхание науки — это была его стихия. Слово «Наука» Жолио-Кюри всегда писал с большой буквы.
Уже позже, в конце жизни, он написал:
«Виктор Гюго говорил: «Продвигаясь вперед, наука непрестанно перечеркивает сама себя. Плодотворные зачеркивания… Наука — лестница… Поэзия — взмах крыльев… Шедевр искусства создается навеки… Данте не зачеркивает Гомера…» Шедевр искусства, бесспорно, более незыблем, нежели научное творчество, но я убежден, что ученого и художника ведут те же побуждения и требуют от них тех же свойств мысли и действия. Научное творчество на его высочайших вершинах тоже взмах крыльев… Художник и ученый, таким образом, встречаются, чтобы создавать во всех их формах Красоту и Счастье, без которых жизнь была бы лишь унылым шествием.
Ученый подобен рабочим или художникам, строившим древние соборы. Они участвовали в строительстве, требовавшем иногда труда многих поколений; от этого не остывала их страсть, любовь к своему творению, завершения которого они не могли увидеть.
Какие великолепные здания, какие произведения искусства можно было бы создать с помощью современной техники, если бы мы примирились с мыслью, что создаем не только для себя, но и для грядущих поколений!
Наука открывает тем, кто ей служит, грандиозные перспективы. Это деяние, в которое ученый ежедневно вносит свой вклад, не пытаясь увидеть его завершение».
С чем сравнить горечь творца великого открытия, когда он увидел, что его творение в руках преступников принесло величайшие бедствия людям? Человек, беззаветно преданный науке, стал свидетелем разрушительного действия результатов науки!
Все люди на земле содрогнулись, услышав весть о Хиросиме, но каково было тем, кто «расковал Прометея науки», кто был в числе первых, принесших людям огонь великого открытия?
«Увы! Грохот взрыва в Хиросиме впервые возвестил об этом новом завоевании науки. Несмотря на такое ужасающее начало, я убежден, что оно все же принесет человечеству больше блага, чем зла».
С юношеских лет Жолио учился у Поля Ланжевена быть ответственным за применение науки. Теперь он чувствовал себя обманутым. Еще несравненно горше было другое ощущение: мучительная боль за науку, за ее преступное использование. Его любимое детище — учение об энергии атомного ядра — предстало перед миром в аспекте разрушения, уничтожения жизни на земле. К чему усилия многих поколений, к чему прогресс науки, если достижения ее несут гибель людям?!
«Именно мошеннические использования науки, самым тревожащим из которых является атомное оружие, заставляет ставить под сомнение ценность науки для человечества и все чаще и чаще говорить об аморальности науки. Наука сама по себе не моральна и не аморальна. По-моему, моральными или аморальными следует считать лишь тех, кто использует ее результаты.
Следует ли, однако, как предлагают некоторые, закрыть лаборатории, лишить ученых средств для работы?
Было бы безумием пытаться снова заковать Прометея.
Ученые не хотят быть сообщниками тех, кому дурная организация общества позволяет использовать результаты научных работ в целях эгоизма и личной наживы. Кризис совести овладевает ученым миром, и каждый день мы можем видеть, как все больше утверждается чувство социальной ответственности ученого».
Служение науке было делом жизни Фредерика Жолио. Но острое чувство социальной ответственности вело его в бой.
«Науку надо защищать» — это он повторял постоянно.
Он обратился к ученым мира:
«Ученые не вправе считать себя кучкой избранных, чуждых задачам практической жизни. Будучи членами великой семьи трудящихся, они должны быть озабочены тем, как используются их открытия. Они хотят, чтобы наука была поставлена на службу народу».
В речах, выступлениях и статьях он напоминал о социальной ответственности ученых. Личным примером и страстной речью он убеждал и объединял.
«Наука — это основной связующий элемент между мыслями людей, рассеянных по земному шару, и в этом одно из самых высоких ее достоинств. По-моему, нет никакого другого вида человеческой деятельности, для которого всегда так надежно достигалось бы согласие между людьми».
— Ученые должны объединиться, — твердил он.
«Каждое новое достижение, полученное в лаборатории, вызывает в нашей памяти список, часто длинный, ученых, предшественников современных, завершением усилий которых является наша работа. И часто слава приходит к ученому, сделавшему лишь последнее прикосновение к общему творению многих искателей. Так же мы испытываем чувство радости при мысли, что наши работы служат нашим коллегам в Лондоне и Нью-Йорке, в Москве и в других местах. Вот почему я считаю великолепным обычай ученых называть свои статьи: «К вопросу о…». Потому что ведь это всегда взнос в общий вопрос, если даже речь идет о великих открытиях.
Поэтому всякая попытка ограничения или остановки распространения научной. информации представляет исключительно серьезную опасность для прогресса науки и для цивилизации».
«Наука и благоденствие человечества» — так называлась лекция, с которой Жолио-Кюри выступил в феврале 1946 года в Лондоне по приглашению британской ассоциации научных работников. Среди слушателей, как оказалось, присутствовали ученые девяти стран. В ходе жаркой дискуссии, разгоревшейся после лекции, родилась идея создать международную организацию ученых.
Так возникла Всемирная федерация научных работников, которая на первом же собрании избрала Фредерика Жолио-Кюри своим президентом.
Одним из заместителей стал английский физик Джон Бернал, знакомый Жолио еще по совместной работе в довоенной организации «Ученые против войны». Секретарем Всемирной федерации избрали профессора Пьера Бикара. Устав федерации утверждает, что ученые не имеют права быть пассивными свидетелями применения науки во вред человеку, ибо оно не только вызывает бесплодное расточительство и страдания, но и тормозит развитие самой науки.
Ученые заявили, что наука может полностью служить делу прогресса человечества лишь при торжестве мира и международного сотрудничества.
В докладе на втором съезде федерации Жолио-Кюри призывал:
«Наша профессия сама но себе увлекательна тем, что заключается в исследовании законов природы. Какой же захватывающей она станет, если в результате нашей работы, проводимой сообща с деятельностью всех прогрессивных людей, мы сможем получить уверенность в том, что результаты науки всегда будут использованы на благо наших ближних!
…Бороться против сектантского духа, бороться против разобщенности, организуя международные встречи, во время которых ученые после споров, порой и страстных, научатся уважать и понимать друг друга, — разве это не годна из обязанностей нашего союза?
…Дело идет о том, чтобы завоевать подлинную свободу».
Именно защищая науку, вступил Фредерик Жолио-Кюри в битву за мир.
Шел четвертый послевоенный год. Тучи снова сгущались над миром. Новые очаги войны уже пылали во Вьетнаме, в Индонезии, в Малайе, в Греции. Генеральные штабы западных стран завершали разработку Атлантического пакта.
25 февраля 1949 года из Парижа во все столицы мира были разосланы телеграммы: «В Париже в середине апреля собирается Всемирный конгресс сторонников мира. Приглашаем вас принять в нем участие и ждем вашей поддержки».
Идея родилась еще за полгода до этого, в августе 1948 года, на Всемирном конгрессе деятелей культуры во Вроцлаве. Там собрались 500 делегатов из 45 стран. Вроцлавский конгресс объединил цвет мировой культуры. Ученые — французы Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, Эжени Коттон, Марсель Пренан, Валлон, англичанин Джон Бернал, советский академик Тарле; писатели — Мартин Андерсен Пенсе, Анна Зегерс, Поль Элюар, Ив Фарж, Александр Фадеев, Илья Эренбург, Юлиан Тувим; художники — Пикассо, Деже, Гуттузо; музыканты, артисты, священники…
Вроцлавский конгресс и Международный женский конгресс в Будапеште сигнализировали человечеству о нависающей угрозе:
«Мир в опасности — объединимся для борьбы за мир, за свободу!»
В феврале 1949 года в Париже собрался инициативный комитет по созыву Всемирного конгресса в защиту мира. Участники собрания приехали из разных стран: из Франции, Италии, Советского Союза, Соединенных Штатов, Китая, Бразилии, Индии. Их было всего человек пятнадцать.
В маленькой комнатке на улице Элизе стол заменяла доска, поставленная на козлы, стулья взяли из соседних контор.
Члены комитета составили текст обращения, которое в ту же ночь было переведено на восемь языков и к утру отправлено в типографию.
Обращение осуждало гонку вооружений и подготовку новой мировой войны и призывало все демократические организации, всех защитников мира единодушно выступить в защиту мира.
Казалось, что срок для созыва конгресса очень мал. Но успех превзошел все ожидания. Уже к 15 марта, то есть меньше чем за три недели, поступили заявления о присоединении к конгрессу от организаций, объединяющих до двухсот миллионов человек. А к 20 апреля 18 международных организаций и 1015 национальных организаций от имени своих членов безоговорочно присоединились к конгрессу.
Еще никогда история не знала движения с таким размахом. Самые оптимистические предположения оказались превзойденными, потому что обращение отвечало глубочайшим чаяниям человечества.
Подготовительный комитет конгресса расположился в том же помещении на улице Элизе. Секретари, машинистки, переводчики, журналисты заполнили маленькие комнатки. Неумолчный гул, встречи, беседы, поток писем…
Жолио-Кюри входил во все мелочи, направляя и организуя работу Подготовительного комитета. Однажды утром секретарь комитета Жан Лаффит, передавая Жолио новости за день, рассказал о враче, директоре провинциального санатория, который приехал в Париж специально затем, чтобы передать в комитет документ, подписанный 3.50 работниками и больными «санатория.
— Ничто уже не может остановить силы, приведенные в движение идеей конгресса, — ответил Жолио-Кюри.
Подготовительный комитет во главе с Жолио-Кюри разрабатывал план работы конгресса. Нужно ведь не просто собрать тех, кто не хочет войны, — нужна конкретная программа. Конгресс должен сплотить силы, сторонников мира, создать во всех странах действенные организации для защиты мира.
В конце марта на стенах Парижа появился плакат художника Пикассо: белая голубка — символ мира. В несколько дней голубка Пикассо облетела все страны мира, ее изображение замелькало во всех газетах и журналах. «Мир!» — жаждали люди. Трогательная, нежная голубка Пикассо напоминала: мир надо защищать!
20 апреля 1949 года в зале Плейель в Париже Фредерик Жолио-Кюри объявил Всемирный конгресс сторонников мира открытым.
В последний момент французское правительство не дало въездных виз многим делегатам из социалистических стран. Тогда чехословацкое правительство пригласило их в Прагу. Здесь открылся параллельный конгресс в тот же день и в тот же час, что и в Париже. «Правда путешествует без виз», — сказал об этом в своей речи Жолио-Кюри.
Он стоял на трибуне, на фоне пестрых флагов, освещенный прожекторами. Высокий, худощавый, сдержанный в движениях и жестах, со спокойным, сосредоточенным лицом, с пристальным взглядом глаз, блестевших по-молодому.
Более двух тысяч делегатов из семидесяти двух стран, представители миллиарда людей, половины населения земного шара, встретили бурной овацией его слова:
— Мы собрались сюда не для того, чтобы просить мира у сторонников войны, а для того, чтобы заставить их принять его!
Смело и четко он проанализировал причины, которые создают угрозу войны, наметил программу действий.
Его привела сюда битва за науку, борьба против мошеннического использования ее достижений, и о ней он говорил с трибуны конгресса:
«Сознавая свою ответственность, ученые не могут остаться пассивными.
Ученые не хотят быть сообщниками тех, кому несовершенное социальное устройство общества дает возможность использовать результаты их работ в эгоистических и злонамеренных целях.
Ученые не вправе считать себя кучкой избранных, чуждых задачам практической жизни. Будучи членами великой семьи трудящихся, они должны быть озабочены тем, как используются их открытия. Они хотят, чтобы наука была поставлена на службу народу».
Нельзя было не верить Фредерику Жолио-Кюри, потому что он верил в людей. Он звал их, обращаясь ко всему человечеству и к каждому отдельному человеку:
— Каждый из миллионов людей, составляющих народы, которым угрожает война, должен понять, что проблема войны и мира является его личной проблемой, что она его затрагивает непосредственно и он не может от нее уклониться. Он не должен испытывать чувство бессилия, потому что одновременно с ним эту же проблему ставят перед собой миллионы ему подобных во всех уголках земного шара. Мы укажем на опасность войны тем, кто ее еще не видит. Тем же, кто понял опасность, но сознательно стремится к войне, мы спокойно, но решительно скажем: «Вам придется считаться с нами».
Пять дней работы конгресса. Более ста речей, пронизанных единым стремлением объединить народы на борьбу за мир.
— Скоро жизнь станет прекрасной, потому что мы ее сделаем прекрасной! — воскликнул с трибуны конгресса знаменитый певец Поль Робсон.
Перед закрытием конгресса в воскресенье состоялась гигантская манифестация в защиту мира, против войны. Делегаты конгресса стояли на трибунах, а мимо них час за часом шли и шли простые люди Франции. Караваны мира двинулись в Париж из всех французских городов и сел. Шли шахтеры в рабочих костюмах. Под блеклым знаменем шли в старых мундирах моряки, ветераны, те самые, кто тридцать лет назад поднял знамя восстания на Черном море. Шли в полосатых арестантских одеждах смерти выжившие чудом узники Освенцима, Майданека, Бухенвальда, а над ними реял белый голубь Пикассо. Шли участники Сопротивления — и над ними тоже летела белая голубка. Шли, ехали в тележках инвалиды двух войн, и белая голубка несла огненные слова: «Мы не хотим, чтобы молодые узнали наше горе». «Наша кровь не продается», — горели слова на полотнище молодежи. Белая голубка несла надпись: «Мы первые вышли против войны» — это шли бойцы интернациональных бригад в Испании, «Мы не дадим войне своих сыновей», — написали на своем знамени женщины. Шли матери и вдовы погибших на войне: «Дети Орадура не пойдут воевать против детей Сталинграда!»
Белая голубка взлетала над толпой, над морем цветов: советским делегатам преподнесли огромного белого голубя, сделанного из живых роз.
— Мир Вьетнаму! Дружба с Советским Союзом! «Нет» войне! — гремел стадион.
— Вот он, Париж! — любовно и гордо сказал Жолио-Кюри.
Первый Всемирный конгресс сторонников мира принял манифест:
«Отныне защита мира становится делом всех народов.
От имени представленных здесь шестисот миллионов женщин и мужчин Всемирный конгресс сторонников мира обращается ко всем народам земного шара. Он говорит им: «Смелость и еще раз смелость!»
Мы сумели сплотиться.
Мы сумели понять друг друга.
Мы выражаем свою готовность и решимость выиграть битву за мир — битву за жизнь».
Было решено создать постоянно действующий орган — Комитет Всемирного конгресса сторонников мира. Комитет избрал бюро из двенадцати человек.
Председателем бюро единогласно был избран Фредерик Жолио-Кюри.
Парижский конгресс был началом. К осени 1949 года в семидесяти странах мира были созданы национальные комитеты в защиту мира.
Сессия Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира собралась в Риме 28 октября 1949 года, чтобы выработать общий план объединенных действий в защиту мира.
Осень этого года принесла грандиозные новости. Победила народная власть в Китае. Была создана Германская Демократическая Республика. 25 сентября 1949 года ТАСС официально сообщил, что Советский Союз давно уже имеет атомное оружие.
Расстановка сил в мире менялась.
Об этом Жолио-Кюри сказал в речи на римской сессии:
— Некоторые долгое время считали, что советским представителям, дескать, было очень легко выдвигать, предложение о запрещении атомного оружия, которым располагали одни американцы! Однако это предложение выдвигалось всегда и выдвигается и сейчас, когда положение уже совершенно иное. Отныне защитники мира и сами сторонники войны убедились, что атомная энергия не является более исключительной привилегией последних. Это открывает перед человечеством не только реальную возможность заставить с помощью международных соглашений отказаться от атомного оружия и атомного шантажа, но также и волнующую перспективу увидеть, как миролюбивые народы Советского Союза поставят атомную науку на службу человечеству.
Отмечая успехи и указывая путь, он говорил:
— Мы убеждены, что народы будут самыми лучшими организаторами борьбы за то, чтобы наша планета никогда не знала войн…
— Завтра мы встретимся в другом месте… Мы будем продолжать наше дело до тех пор, пока опасность не будет устранена. Ничто нас не остановит.
Да, ничто не могло остановить его. Фредерик Жолио-Кюри шел в бой и вел в битву народы. Снова и снова поднимал он свой голос против атомного оружия.
После Парижского конгресса имя Жолио-Кюри стало символом мира. Еще ненавистнее стало оно для поджигателей войны.
В газетах поднялась кампания нападок и клеветы: «Жолио-Кюри окончательно променял профессию физика на профессию кремлевского агитатора». Фашиствующие молодчики устраивали скандалы и даже пытались бросать бомбы на лекциях Жолио.
Французский парламент потребовал уменьшения кредитов на Комиссариат атомной энергии, мотивируя это… недостаточной компетенцией Жолио-Кюри. На специальном заседании Академия наук единогласно подтвердила ценность работ нобелевского лауреата и потребовала средств для их продолжения.
От верховного комиссара атомной энергии требовалось молчать и изготовлять атомное оружие. Он выступил на конференции представителей французской интеллигенции:
— Наш пацифизм не является пассивным. Недостаточно сказать: «Я за мир!» Это легко. Надо действовать, и каждый может действовать. Если от нас потребуют, чтобы мы работали для войны, изготовляли атомную бомбу, мы ответим: «Нет!»
Почему Содиненные Штаты отвергли предложение Советского Союза о запрещении атомной бомбы? — спрашивал Жолио-Кюри. — Почему Америка продолжала и продолжает непрерывно изготовлять атомные бомбы, в то время как в Атомной комиссии ООН ведутся дискуссии о методах устранения этого оружия?! Можно ли спокойно совещаться с человеком, держащим в руке револьвер? Разве не естественно попросить его прежде всего убрать оружие?
Настойчивый телефонный звонок разбудил Фредерика глубокой ночью.
Вызывали из-за океана, из Соединенных Штатов. Несколько дней тому назад туда уехала Ирен по приглашению американских ученых, и Фредерик с нетерпением ждал от нее известий. Но из трубки послышался мужской голос:
— Мосье Жолио? Не пугайтесь. С мадам Ирен произошло несчастье…
Треск и шипение прервали фразу. Сквозь шум донеслась далекая мелодия джаза, затем опять шорох, что-то щелкнуло, и телефон умолк.
— Ирен? Что с Ирен? Алло! — но ответа не было.
— Телефонная связь с Америкой прервалась. Ждите, — сказала телефонистка бесстрастным голосом.
Он ждал. Что пережил он в эти бесконечные минуты? Шиза? Ранена? Убита? Лететь, бежать к ней, туда! Но куда?
Разбуженный телефонным звонком, он не успел зажечь свет, и теперь так и сидел в темноте, сжимая телефонную трубку, весь в напряженном ожидании.
Прошло более двух часов. Уже рассветало, когда телефон зазвонил снова.
Казалось, что трубка налилась свинцом, так тяжело было ее поднять.
— Да. Слушаю.
— Мосье Жолио, вы меня слышите? Мадам Ирен арестована американской полицией и заключена в тюрьму на острове Эллис. Американские иммиграционные власти запретили ей въезд в США.
— Только и всего? — Весь ужас прошедших часов вылился в этом возгласе.
— Простите, но… — удивился собеседник.
— Ох, извините!.. — спохватился Фредерик.
Можно ли объяснить пережитое? И он продолжал бессвязно:
— Видите ли, это ведь не важно. Все хорошо, все прекрасно. Я счастлив. Спасибо вам, о, какое счастье! Все в порядке.
Ирен так и не смогла воспользоваться приглашением своих американских коллег. Американская полиция выслала ее из Соединенных Штатов, и через несколько дней Ирен вернулась домой.
Опять Стокгольм. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как в Стокгольме шведский король вручил Ирен и Фредерику Жолио-Кюри Нобелевскую премию.
Все шведские газеты поместили тогда портреты молодых физиков, все восхищались ими, репортеры бегали за ними.
Теперь, в марте 1950 года, газеты молчали. Ни одна из них не сообщила, что Фредерик Жолио-Кюри прибыл на сессию Всемирного Совета Мира. Нобелевскому лауреату пришлось долго ходить с чемоданом: двери гостиниц захлопнулись перед ним.
Заканчивая свой президентский доклад на сессии Всемирного Совета Мира, Жолио говорил:
«Позвольте мне напомнить здесь слова, которые я произнес 12 декабря 1935 года в этом городе по случаю присуждения мне Нобелевской премии: «Мы сможем предполагать, что исследователи… сумеют осуществить… подлинные химические цепные реакции.
Если подобные изменения удастся распространить на вещество, можно предположить возможность освобождения громадного количества полезной энергии».
Признаюсь, тогда я предполагал, что это вопрос далекого будущего. Ученым понадобилось менее пятнадцати лет, чтобы осуществить это чудо.
Если бы я захотел вновь рассказать здесь о всем том, что было сделано менее чем за пятнадцать лет в этой области… я должен был бы перечислять блестящие открытия и чудовищные разрушения.
Как я уже много раз говорил, ученые не должны быть сообщниками тех, кому несовершенное социальное устройство дает возможность использовать результаты научных работ в эгоистических и злонамеренных целях.
Работники науки и техники не принадлежат к небольшой кучке избранных, чуждых задачам практической жизни. Как граждане великой семьи трудящихся, они должны бороться со всеми за то, чтобы обеспечить полное использование науки для мира и благосостояния людей.
Мы требуем безоговорочного запрещения атомного оружия, оружия устрашения и массового истребления людей.
Мы требуем установления строгого международного контроля за проведением в жизнь этого запрещения.
Мы будем считать преступным правительство, которое первым использует атомное оружие против какой-либо страны».
В последний вечер стокгольмской сессии Фредерику Жолио исполнилось пятьдесят лет. Шведские борцы за мир преподнесли своему другу подарок — спиннинг. Жолио не решился при всех раскрыть пакет, нагнулся под столом, разорвал бумагу на пакете и, восхищенный, радуясь, как ребенок, шепнул своему соседу Илье Эренбургу: «Бамбук-то особенный!»
В тот вечер заседание Комитета сторонников мира под сводами ресторана-погреба затянулось далеко за полночь. Обсуждалось предложение: нужно обратиться с воззванием не к организациям, не к народам, а к каждому человеку на земле. Текстом воззвания стали три фразы из речи Жолио-Кюри. Когда текст воззвания был зачитан на пленарном заседании комитета, все поднялись в молчании.
Воззвание написали на пергаменте. Почетное право первой подписи было предоставлено Фредерику Жолио-Кюри. Вслед за ним подписались члены бюро.
Так родилось и пошло по земле знаменитое Стокгольмское Воззвание:
«Мы требуем безоговорочного запрещения атомного оружия — оружия устрашения и массового уничтожения.
Мы требуем установления строгого международного контроля для проведения в жизнь этого запрещения.
Мы считаем, что правительство, которое первым применит против какой-либо страны атомное оружие, совершит преступление против человечества. Такое правительство следует считать военным преступником.
Мы призываем всех людей доброй воли во всем мире подписать это воззвание.
Стокгольм, 19 марта 1950 г.»
«Дорогой Жолио! Я только что под тенью дерева выступал на митинге, разъясняя текст Стокгольмского Воззвания. Здесь никто еще не говорил с крестьянами-неграми об атомной бомбе. Но они видели войну. Здесь есть инвалиды войны 1914–1918 годов и три человека, находившиеся в плену в 1939–1945 годах.
…Когда я сказал моим слушателям, что, подписав Стокгольмское Воззвание, они помогут устранить угрозу войны, они бросились ко мне, позабыв, что и писать-то не умеют. В этой африканской деревне только два пришлых человека могли подписать свое имя арабскими буквами. Остальным пришлось поставить крест или приложить отпечаток пальца».
«Фредерику Жолио, ученому и учителю.
…Нередко бывает, что чернокожие крестьяне проходят пешком по двадцать-тридцать километров лесными и горными тропами, спеша на митинги, о которых возвещает из деревни в деревню гулкий звук тамтама. Собираются на них тысячи крестьян. И тогда на трех-четырех наречиях различных племен мы разъясняем Стокгольмское Воззвание… Так как 90 процентов негритянского населения Африки до сих пор неграмотно, подписью часто служит зарубка на палке…»
«Фредерику Жолио-Кюри.
…Я шел на лыжах от юрты к юрте, от поселка к поселку, разъясняя Стокгольмское Воззвание. Здесь не знают, что такое война, но я рассказал о Хиросиме. Я посылаю собранные мною подписи — 242…»
«Господии Жолио-Кюри!
У меня не было бюллетеней с текстом. Я сама переписала от руки 615 раз ваше воззвание, потому что я потеряла на войне трех сыновей и мои старые, почти ослепшие глаза не хотят больше видеть войну. Я говорила с каждым жителем нашей деревни, и каждый из них подписался под воззванием».
«Товарищ Жолио-Кюри!
…Нас было двенадцать. Мы распределили между собой дома этой улицы Западного Берлина. По двое мы стали обходить этажи. Звоним. Нам открывает двери женщина. Мы объясняем, зачем пришли. Она боится: «А вдруг узнает хозяин дома, он выгонит нас на улицу».
Все-таки за одно утро мы собрали 26 подписей. Мы передали их одному из друзей, ожидавшему на улице. Он вскочил на велосипед и поехал по направлению к демократическому сектору Берлина. Не успел он скрыться из виду, как одна женщина сообщила полиции. Двое наших товарищей были арестованы. Они приговорены к году тюремного заключения.
Но мы не остановимся…»
Франко запретил распространение Стокгольмского Воззвания. Подпись карается тюрьмой или смертной казнью.
Тем не менее из промышленного района Бискайи получено 52 подписи, которые сопровождаются клятвой: «Мы сделаем все, что можем».
«Мы, оставшиеся в живых женщины и дети Лидице, призываем всех людей во всем мире: подпишите Стокгольмское Воззвание!»
Под Стокгольмским Воззванием подписались шестьсот миллионов человек — более четверти населения земного шара.
В 1947 году Ирен и Фредерик Жолио-Кюри были избраны членами-корреспондентами Академии наук СССР. В 1949 году Академия наук СССР избрала Фредерика Жолио-Кюри почетным иностранным членом.
По приглашению Академии наук ее новый почетный член снова посетил Советский Союз и 10 ноября 1949 года сделал на сессии академии доклад «Об организации науки во Франции».
Прошел почти год со дня пуска «ЗОЭ», и Жолио-Кюри, знакомя советских слушателей с деятельностью Комиссариата атомной энергии, мог подвести некоторые итоги.
Обстановка во Франции теперь была совсем не та, что в первые месяцы после освобождения. Тогда правительство, в которое входили коммунисты, шло навстречу мерам улучшения организации науки.
Тогда Жолио мог расширить деятельность Национального центра научных исследований, организовать Комиссариат атомной энергии.
Времена изменились.
Последующие правительства под давлением госдепартамента США постепенно сокращали часть бюджета, отведенную на науку, увеличивая в то же время кредиты на военные цели. Правительство Франции затеяло преступную и разорительную войну во Вьетнаме.
«Можно сказать, что в настоящее время французская наука находится под угрозой», — констатировал Жолио. С законной гордостью он мог указать: «…Во Франции все же существует научно-исследовательское учреждение, отвечающее по своей организации, как мне кажется, задачам, стоящим перед всеми областями науки и техники и заключающимся в удовлетворении потребностей страны. Речь идет о созданном мною в 1946 году Комиссариате атомной энергии».
Личный состав комиссариата насчитывал теперь уже около тысячи сотрудников, не считая рабочих на рудниках. Это была главным образом молодежь, объединенная вокруг ведущих специалистов.
Пуск «ЗОЭ», экспериментального атомного реактора, был лишь одной из целого ряда огромных задач. Как не менее важные достижения Жолио отмечал подготовку специалистов, разведку запасов урана, выработку материалов, необходимых для постройки реакторов средней мощности. Шатильон был только вступлением. В Сакле уже строится второй французский реактор и два ускорителя, создаются физические и химические лаборатории, великолепная библиотека. Разработан план строительства атомных электростанций.
Работа Комиссариата атомной энергии приобретала все больший размах, но Жолио думал уже о завтрашнем дне и делился своими мечтами с советскими коллегами. Дерзновенно и смело он говорил о новых источниках энергии: о непосредственном использовании солнечного тепла, об энергии приливов и отливов, о массовом синтезе молекул. Он уже шел дальше, всегда вперед.
«Мы вступаем в атомную эру, которая должна принести человечеству много полезного. Речь идет не об обещании каких-то благ в другом мире, а о реальных благах в нашем мире».
Он щедро делился своими творческими замыслами. Если бы он мог отдать им все свои силы!
«Но для того чтобы использовать все эти блестящие открытия и изобретения, нужно, чтобы весь мир жил в мире. Поэтому ничто не заставит нас, ученых, прекратить борьбу за мир, которую мы ведем вместе со всеми трудящимися всех народов, борьбу, которая неотделима от борьбы за освобождение человечества».
Делегаты 12-го съезда Коммунистической партии Франции поднялись в едином порыве, когда на заседании 5 апреля 1950 года председательствующий Жан Питаваль объявил:
— Слово предоставляется делегату от Сены, нашему товарищу Жолио-Кюри.
Когда стихла буря оваций, Жолио-Кюри начал речь:
— Империалисты хотят развязать новую войну против Советского Союза и стран народной демократии. Мы собираем все силы среди сторонников мира против подготовки этого преступления.
Нам нужно как следует понять, что представляла бы собой современная война с ужасными средствами разрушения, которые будут пущены в ход. Действительно, существует грозная опасность, и мы обязаны объединиться, чтобы устранить ее немедленно: это опасность атомной бомбы и водородной сверхбомбы. Десятками миллионов смертей, огромными материальными разрушениями исчисляется баланс этой войны.
Жолио-Кюри тут же напоминает:
— Не этой дорогой смерти и разрушений хотят завоевать свою дорогу прогрессивные люди. Всемирный конгресс сторонников мира провозгласил патетический призыв за запрещение атомной бомбы. Это первая, основная цель, которой нужно достичь, и этот призыв объединяет в действии всех, кто желает мира.
Ученые, памятуя о своей ответственности, должны все больше объединяться в этой борьбе, которую ведут рабочие и докеры, все трудящиеся. Больше чем когда бы то ни было они должны быть в первых рядах.
Возгласы одобрения заглушают его слова. Останавливая их, Жолио продолжает.
Да, он радуется тому, что в Англии и Соединенных Штатах ученые поднимаются против применения атомной бомбы. Ученые, которые борются вместе со всеми сторонниками мира, знают, что они могли бы принести счастье человечеству, если бы громадные суммы, поглощаемые военными бюджетами, использовались бы для науки и техники.
— Как счастливы, — восклицает Жолио-Кюри, — как счастливы те, кто может вести свою работу в Советском Союзе, в стране, где нет эксплуатации человека человеком! У них спокойная совесть, когда они трудятся в своей лаборатории. Они знают, что результаты, которые они получат, сразу послужат для улучшения условий существования и для защиты достигнутых свобод.
Снова вспыхивает овация.
— Да, — продолжает Жолио, — да, советские ученые-атомники работают с энтузиазмом, потому что они знают, что их правительство, следуя страстному желанию мира своего народа, торжественно и неоднократно предлагает другим правительствам запретить атомное оружие. Они ставят опыты по мирному применению атомной энергии. Но они знают также, что если преступники развяжут новую войну, то их наука и их техника будут полностью готовы ответить агрессорам сокрушительным ударом.
Речь его снова прерывается овацией зала, и снова делегаты прислушиваются с напряженным вниманием. Теперь ученый рассказывает о своей прошлогодней поездке в Советский Союз.
— Я был даже удивлен, — признает он, — я не ожидал того значительного прогресса, который осуществлен всего лишь за четыре года. Это удивление, не означает ли оно, что я сам недооценивал жизненную силу советской науки, несмотря на то, что я видел раньше? Быть может, я невольно поддался влиянию тех, с кем я борюсь, и я бы хотел подчеркнуть, что именно в этом нужно быть крайне бдительными.
С великолепным спокойствием, взвешивая и глубоко продумывая каждое слово, заключает свое выступление, коммунист Жолио.
— Борясь против готовящейся агрессивной войны, я думаю об ученых, наука которых служит народу, дающему нам благородный пример. Я думаю обо всех этих новых людях, которые уже спасли однажды человечество и которые являются надеждой всего мира. Мы у них в долгу. Вот почему никогда ученые-прогрессисты, ученые-коммунисты не дадут ни мельчайшей доли своих знаний для подготовки к войне против Советского Союза.
Громовое «ура» отвечает ему, и делегаты съезда поднимаются со своих мест. В буре оваций Жолио произносит последнюю фразу:
— И мы будем держаться твердо, поддерживаемые нашим убеждением, что, поступая так, мы служим Франции и всему человечеству.
Не было возможности прекратить аплодисменты. «Ура! Ура нашему товарищу Жолио-Кюри!» — раздавалось снова и снова. Подхваченные отовсюду, как единый вздох, неслись звуки «Марсельезы».
Вместе с Морисом Торезом делегаты съезда поклялись: «Народ Франции не будет, никогда не будет воевать против Советского Союза».
Лишь человек такого гражданского мужества, как Фредерик Жолио-Кюри, мог отважиться на подобное выступление с трибуны съезда компартии именно в этот момент.
Уже несколько месяцев в газетах велась разнузданная кампания клеветы и нападок против верховного комиссара атомной энергии. Нетрудно было понять, откуда дует ветер. Через две недели после пуска «ЗОЭ» английский буржуазный журнал «Экономист» тревожился по поводу того, что атомная монополия США разбита и Франция с ее установкой «ЗОЭ» может обойтись теперь без помощи США.
«Лишь только котел вступит в строй, — бил тревогу «Экономист», — французы смогут собрать факты и числовые данные, которые до сих пор оставались глубочайшей тайной».
Первой начала поход буржуазная печать Франции. Читателю намекали, что опыты Жолио-Кюри опасны для населения Парижа. «Что будет, если замедлитель откажет?» — интригующе вопрошали реакционные газеты. Не нужно быть особо искушенным в физике, чтобы ответить: если замедлитель откажет, «ЗОЭ» временно прекратит работу, только и всего. Но читателю внушалось иное. Мало ли что может случиться: взрыв, отравление, радиоактивные излучения!.. Лучше остановить работы Жолио-Кюри. «Не следует пытаться догонять американцев, они понимают в этом деле больше, чем мы». «Верховный Комиссариат атомной энергии — не является ли он кухней измены?» — вопрошала газета «Эпок». «Нельзя работать против Франции в Комиссариате атомной энергии», — вторила ей «Об».
В марте 1949 года правые депутаты внесли в парламент предложение о сокращении кредитов Комиссариату атомной энергии. А в апреле того же года, в день, когда Жолио-Кюри открывал Всемирный конгресс мира в Париже, проамериканская газета «Орор» заявила правительству: «От вас ожидают отстранения Жолио-Кюри».
Профессора Жолио-Кюри не надо было бы отстранять, если бы он согласился стать лакеем поджигателей войны. Примеров было много. Американская газета «Пиплс уорлд» восторгалась заявлением физика Гарольда Юри: «Мы можем смести с лица земли вражеские города и завладеть миром, занять его своими армиями и начать управлять согласно нашим собственным идеям».
Профессор Иельского университета Броди «научными» расчетами доказывал, что атомная бомбардировка дешева и экономически выгодна: одна атомная бомба может причинить противнику ущерб, превышающий миллиард долларов, а производство самой бомбы стоит «всего лишь» миллион долларов.
Бернард Барух, тот самый, который уговаривал Жолио-Кюри остаться в США, суля ему золотые горы, теперь признавался: «Мир кажется прекрасным в условиях нечеловеческих страданий войны, но по ее окончании становится просто ненавистным».
Как же могли каннибалы мириться с тем, что верховным комиссаром атомной энергии во Франции является председатель Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира?! Его уговаривали. Ему грозили. «Наш долг — помешать использованию атомной энергии в целях разрушения», — повторял он.
«Я без колебаний заявляю, что мы не отступим ни перед угрозами, ни перед тюрьмами или смертью. Мы отказываемся работать в целях создания атомных бомб».
Поездка в Советский Союз, доклад в Академии наук СССР послужили сигналом для новой травли ученого.
«Поездка г. Жолио-Кюри в Москву произвела плохое впечатление на американский и британский генеральные штабы», — язвительно сообщала газета «Се матен ле пэи».
Наутро после речи Жолио-Кюри на съезде Компартии Франции газета «Нью-Йорк таймс» возвестила: «Франция сейчас находится перед дилеммой: увольнять или не увольнять Жолио-Кюри». Как разъяренные собаки набросились на Жолио проамериканские газеты во Франции.
Нажим из-за океана усиливался. 14 апреля 1950 года американский журнал «Ньюсуик» сообщил о «предстоящем смещении Жолио-Кюри». Это было уже окриком, и слуги не посмели ослушаться.
29 апреля 1950 года председатель совета министров Франции Бидо объявил, что он «решил с сожалением положить конец функциям господина Жолио-Кюри».
Он уточнил, что, «каковы бы ни были научные качества этого ученого, но его публичные выступления и его безоговорочное присоединение к резолюциям съезда коммунистической партии в Жанвилье делают невозможным его пребывание на посту верховного комиссара».
«Повинуясь американским предписаниям, правительство Франции сместило с поста верховного комиссара атомной энергии Жолио-Кюри — ученого, борца за мир», — кричали крупные буквы на первых страницах газет 29 апреля 1950 года.
Агентство Рейтер телеграфировало из Вашингтона: «Американский конгресс удовлетворен».
В 4 часа того же дня шестьсот работников Комиссариата атомной энергии, рабочие, инженеры, научные работники Шатильона, прекратили работу. Единодушно они решили направить к президенту делегацию с протестом, под которым подписались Перрен, Коварский, Гольдшмидт, Герон, Бертло, все директора и управляющие комиссариата.
Весь день и следующие дни к дворцу президента стекались делегации. Франция поднялась в гневном порыве против позорного решения. Студенты Эколь Нормаль и рабочие завода «Ситроен», докеры Марселя и крестьяне Бретани ставили свои подписи под требованиями об отмене решения правительства. «Верните Жолио-Кюри! Верните Жолио-Кюри!» — шумели толпы на улицах Парижа.
Массовый митинг протеста трудящихся Парижа собрался в зале «Мютюалитэ». Стену зала украшал гигантский плакат: «Если завтра от нас потребуют работать на войну, делать атомные бомбы, мы ответим: «Нет!»
Митинг открыл Ив Фарж. Профессор Пьер Бикар с убийственной иронией зачитал отрывки из приветствия, которым президент Франции Венсан Ориоль почтил Фредерика Жолио и его сотрудников в день пуска «ЗОЭ»:
«Ваши работы преследуют мирные цели. Помогая вам, Франция может дать миру пример борьбы за человеческое счастье. Вы больше, чем коллектив работников. Вы большая семья, которую я от имени Франции благодарю от всего сердца».
В зале гремели крики:
— Лицемеры! Предатели! Верните Жолио!
Когда снова установилась тишина, профессор Бикар, твердо и четко взвешивая каждое слово, воскликнул:
— Да, мы семья, господин Ориоль. А когда атакуют главу этой семьи, то вся семья сжимает кулаки.
Митинг принял краткую резолюцию: «Верните Жолио-Кюри!»
В зале гремит «Марсельеза», и снова тысячи голосов скандируют: «Вер-ни-те Жолио-Кюри! Вер-ни-те Жолио-Кюри!»
Люди медленно расходятся, и долго еще слышно на улицах ночного Парижа: «Вер-ни-те Жолио-Кюри! Вер-ни-те Жолио-Кюри!»
Через неделю, 6 мая, в Коллеж де Франс должна была состояться лекция профессора Жолио-Кюри, первая после его смещения с поста верховного комиссара.
За час до начала лекции все места в аудитории были заполнены, а люди все шли и шли. Розы, нарциссы, тюльпаны, гладиолусы, сирень передавались из рук в руки, цветы закрыли кафедру. Больше некуда было их класть, груда букетов поднималась уже с пола.
Когда за этим холмом цветов показалась знакомая стройная фигура профессора, шквал восторженных оваций разразился в аудитории:
— Жолио! Верните Жолио-Кюри! Мир! Мир! Да здравствует мир! Мы с тобой, Жолио!
Он заговорил, но первые слова потонули в звуках «Марсельезы», подхваченных толпой в коридорах, на лестницах, во дворе. На минуту наступила тишина. Но вот Жолио поднял руку. Он начал лекцию с обычной фразы:
— В прошлый раз мы с вами остановились…
Движение прошло по аудитории. В прошлый раз? Но разве можно вспоминать о нем, когда за эти дни такая буря пронеслась над головой лектора? Можно ли продолжать то, что было прежде? И он говорил, отвечая на обращенный к нему немой вопрос:
— Да, я продолжу курс лекций по физике атомного ядра. Теперь, после известных вам изменений в руководстве Комиссариата атомной энергии, я смогу посвятить чтению лекций больше времени. Вместе со своими помощниками я продолжу и научные изыскания в лаборатории Коллеж де Франс и в лаборатории атомного синтеза в Иври.
Глубокие морщины прорезали за эти дни лицо Фредерика Жолио. Чувствуется затаенная боль свежей раны, когда он напоминает слушателям историю Комиссариата атомной энергии. Гневно и страстно он говорит о преследовании науки, служащей целям мира, об урезывании средств на науку:
— Кредиты на то, что именуют «национальной обороной», непрерывно растут, кредиты на содержание полиции увеличены вчетверо, а кредиты на науку сокращаются. Такова правда, и ничто не помешает мне говорить ее.
Наука необходима народу. Страна, которая ее не развивает, неизбежно превращается в колонию. Но нельзя фальсифицировать науку, делая ее источником частной наживы, а не средством для освобождения человека. Отсюда возникает необходимость для ученого изобличать это нечестное расхищение науки и заниматься политикой. Каждый опыт — это всегда политика, и не надо обесценивать это прекрасное слово «политика»…
Жолио отвечает французскому правительству, он отвечает поджигателям войны, он говорит с людьми всего мира:
— Я хотел бы напомнить, что долг ученого не ограничивается самоотверженной работой в лаборатории. Я хотел бы напомнить, что наука в наше время нуждается в защите и ее надо защищать не только в этих стенах, но и за их пределами. Некоторые хотели бы обойтись без участия в этой борьбе. Конечно, требуется известная смелость для того, чтобы защищать науку.
«Откуда черпает он эту смелость?» — проносится мысль у слушателей. Предвосхищая вопрос, Жолио-Кюри подчеркивает:
— Но если не бороться за дело всей жизни, то как оправдать тогда свое присутствие в лаборатории?!
Он продолжает лекцию, говоря уже теперь о заряженных частицах и о вызываемых ими превращениях. Иногда его речь заглушается взрывом аплодисментов и овациями, которые доносятся со двора. Там ораторы, сменяя друг друга, перед не вместившейся в аудиторию толпой рассказывают о трудах и общественной деятельности Жолио-Кюри.
Закончив лекцию, он выходит во двор Коллеж де Франс, и овации вспыхивают с новой силой. А потом толпа растекается по бульвару Сен-Мишель и по улицам Парижа, и еще долго слышны крики или мерное скандирование: «Верните Жолио-Кюри!», «Жолио — это мир!»
Через полгода по решению совета министров Ирен Жолио-Кюри была удалена из Комиссариата атомной энергии. Никакого официального мотива или объяснения дано не было. Это произошло на следующий день после посещения Франции Эйзенхауэром.
Одновременно были уволены и многие другие работавшие с Жолио-Кюри ученые.
А когда в декабре 1950 года профессора Жолио-Кюри пригласили на праздник двухлетия «ЗОЭ», часовые не впустили его в ворота форта Шатильон.
Пароход из Дюнкерка отошел с небольшим опозданием. Говорили, что в море неспокойно.
Однако пассажиры не испытывали неудобств от морского путешествия через Ла-Манш. Члены бюро Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира предавались короткому отдыху после напряженной работы последних дней подготовки второго Всемирного конгресса.
Технический персонал — секретари, машинистки радовались новизне путешествия. Журналисты, ухитрившиеся, конечно, попасть на тот же пароход, что и члены Постоянного комитета, старались расспросить, услышать, хотя бы взглянуть на Жолио-Кюри. Были здесь и делегаты на конгресс, первые, которым удалось освободиться от своих дел, чтобы выехать в Шеффилд, где все было подготовлено для конгресса.
Пассажиры курили, болтали, следили за волнами у борта парохода.
Вдали показались белые утесы Дувра… Берег Англии…
Пароход причалил к берегу. Перебросили трап. Но посланцам мира не удалось сойти по этому трапу на пристань. С пристани на пароход ввалились полицейские. Они появились сразу всюду: на набережной, у входа на трап, в салоне.
Группа полицейских уселась за стол в салоне.
— Приготовьтесь к проверке документов!
Взяв паспорт, полицейский сверяется со списком.
— Аббат Булье? Вам запрещен въезд в Англию.
— Жюстен Годар? — даже полицейский смутился. Перед ним стоял бывший французский министр здравоохранения, известный участием в международных совещаниях с 1892 года. Стараясь не смотреть на британский орден на груди старика, полицейский протянул паспорт: — Вам запрещен въезд в Британскую империю.
— Аббат Плойгар, министр здравоохранения Чехословакии? Вам запрещен… Господин Жан Лаффит, секретарь конгресса? Господин Жолио-Кюри?
Капитан парохода, суровый моряк, не проявлявший до тех пор никакого интереса к своим пассажирам, тут не выдержал.
— Какой позор! — воскликнул он, не стесняясь присутствия команды, когда увидел, что профессору Жолио-Кюри запрещен въезд в Англию.
Вместе с членом Королевского общества Англии Фредериком Жолио не получили разрешения все члены Постоянного комитета и почти все делегаты конгресса.
Среди немногих делегатов, допущенных в Англию, оказался знаменитый французский художник Пабло Пикассо. Ему предстояло присутствовать на открытии выставки его произведений в Лондоне. Узнав, что английский премьер-министр Эттли запретил проведение конгресса мира в Шеффилде, Пабло Пикассо отказался прийти на открытие своей выставки, решив покинуть Англию. Эмиссар правительства приехал уговаривать художника:
— Не нужно смешивать искусство с политикой, конгресс и выставка не имеют отношения друг к другу, англичане любят и почитают картины Пикассо и обращаются к Пикассо не как к участнику движения за мир, а как к художнику.
Пикассо ответил:
— Вам может показаться странным, но это один и тот же Пикассо.
Снова поднят трап. Пароход отплывает в Дюнкерк. Уходят вдаль, постепенно уменьшаясь, меловые скалы Дувра. Давно ли на таком же пароходе прибыли в Англию Альбан и Коварский с грузом тяжелой воды, выполняя приказ Жолио-Кюри и спасая тем жизнь людей мира, детей, в том числе и детей Великобритании?
В Дюнкерке на пристани собрались докеры и жители города. Они предлагают гостеприимство вернувшимся, вручают Жолио огромный букет цветов.
В Шеффилде шоферы автобусов, нанятых для обслуживания конгресса, здесь же, немедленно, на стихийно возникшем митинге, организуют свой комитет мира. Технические работники конгресса, прибывшие из Лондона, с огорчением узнав, что их услуги больше не нужны, проводят сбор средств в фонд мира.
В газетах фотографии: пустой трап, по которому сторонникам мира не удалось сойти на берег Англии, огромный пустой зал в Шеффилде.
Оставшиеся члены комитета из Праги звонят по телефону в портовые города Франции:
— Где Жолио-Кюри?
Телефонистки в Дюнкерке устанавливают связь. В Праге слышат бодрый голос:
— У телефона Жолио.
Члены бюро, оставшиеся в Праге, и те, что вместе с Жолио находятся в маленьком кафе в Дюнкерке, по телефону согласовывают решение перенести конгресс в Варшаву.
Жолио сразу переходит к делу: как перебросить делегатов, можно ли обеспечить места в самолетах, сколько дней нужно на подготовку, есть ли помещение?
Часть делегатов была уже в Шеффилде, многие в Париже и в странах Западной Европы. Американские власти отказались пропустить делегатов через Западную Германию или через Австрию. Английские и французские власти запретили все специальные рейсы самолетов.
Но нашлись тысячи добровольных помощников, людей доброй воли.
Польша изменила маршрут одного парохода и предоставила его для перевозки делегаций; между Бельгией и Чехословакией была организована аэросвязь, а в Праге сформированы специальные поезда.
За четыре дня из Брюсселя в Прагу по «воздушному мосту мира» было переброшено восемьсот двадцать делегатов, несколько сот журналистов и весь технический персонал.
В разоренной войной и встающей из пепла Варшаве все напоминало еще об ужасах войны. Делегаты могли видеть целые районы, превращенные фашистами в обломки и щебень.
Конгресс расположился в огромном строящемся корпусе полиграфического комбината. Других больших зданий в городе не было.
18 ноября 1950 года в 7 часов вечера председатель Постоянного комитета Фредерик Жолио-Кюри торжественно объявил об открытии второго Всемирного конгресса сторонников мира.
На конгресс прибыли делегаты из 91 страны.
— Война уже ломится в дверь, — говорил с трибуны конгресса советский писатель Александр Фадеев.
Разными путями, разные люди пришли к одной мысли: «Мир надо защищать».
Народный поэт Индии Валлатхол, семидесятидвухлетний старик, впервые покинул родную деревню.
— Почему вы приехали в Варшаву? — спросили его на конгрессе.
— Потому, что я человек, — ответил он, — потому, что я индиец, и потому, что я поэт.
Французский врач Вейль Алль примкнул к Движению сторонников мира, полагая, что «врач не должен ждать, пока ему принесут раненых на носилках с поля боя, а должен предотвратить этот бой, предотвратить войну». Барон Алар, представитель бельгийских католиков, призвал к защите «всех малых детей на всем земном шаре, — они здесь с нами, в этом зале. Мы решили, мы твердо решили сделать все для того, чтобы они были живы… и они будут жить!»
Польский ученый Леопольд Инфельд тревожился о будущности человеческой культуры, напоминал об общности науки.
Английский консерватор Вудард поведал, что его исключили из консервативного клуба и собираются исключать из консервативной партии за то, что он выступал на Трафальгарской площади в Лондоне в защиту мира.
— Но ничто и никто в мире не заставит меня убивать малышей, где бы они ни находились, каков бы ни был цвет их кожи, к какой бы расе они ни принадлежали! — поклялся он.
Делегат Парагвая Морель на трибуне конгресса высоко поднял и показал всему залу окровавленную рубашку юноши, которого пытали электрическим током и замучили насмерть лишь потому, что он боролся за мир. Делегаты конгресса поднялись в скорбном молчании.
Итальянский священник Андреа Гаджеро нес в сердце память, о замученных людях, находившихся вместе с ним в лагере смерти в Маутхаузене. «С тех пор я ищу Мира, взываю о Мире, борюсь за Мир, но Мира не было и нет».
«На нас лежит ответственность за всех детей, за всех влюбленных, за фолианты мира, за все города, за все заводы», — говорил советский писатель Илья Эренбург. «Война — дело людей, и люди могут предотвратить войну».
Бурной овацией встретили делегаты конгресса маленькую хрупкую женщину в белой одежде, представительницу народа Кореи Пак Ден Ай. Сотни людей устремились к трибуне, подняли на руки Пак Ден Ай, приветствовали ее, отвечая ее словам своими: «Интервенцию в Корее не удастся превратить в новую мировую войну!»
Для конгресса в Варшаве, так же как и для Парижского конгресса, знаменитый художник Пабло Пикассо тоже нарисовал голубку. Парижская голубка была нежной и беззащитной. Варшавская — смелее, сильнее. Она взвивалась высоко в небо, ее уже не поймать, не подстрелить на лету.
Варшавский конгресс заседал в разгар войны в Корее. Горели корейские города и села, подожженные напалмом.
«Бросайте ее!» — взывали крупные буквы на первых страницах американских газет.
«Ее», то есть атомную бомбу, бросить не решились: уже нельзя было не считаться с тем, что четверть населения земного шара, подписав Стокгольмское Воззвание, сказала «нет!» атомной бомбе.
Многое изменилось в мире за полтора года, и Жолио-Кюри сформулировал это словами:
— Нам не удалось еще устранить призрак войны, но я думаю, что не будет преувеличением сказать, что положено начало весьма широкому движению, и, если мы захотим и будем действовать с достаточной прозорливостью, мужеством и настойчивостью, оно приобретет такие масштабы, что наше сознание освободится от страха всеобщей смерти.
Каждый из пятисот миллионов человек, подписавших Стокгольмское Воззвание, понял, что вопрос о войне или мире касается его лично, что от войны нельзя спастись бегством. За всю историю нашей планеты не было идеи, которая объединила бы столь огромные массы людей…
В мире усиливалась гонка вооружений. Шла открытая пропаганда неизбежности войны. Об этом говорил Жолио-Кюри в докладе на конгрессе.
На последнем заседании конгресса было принято обращение к Организации Объединенных Наций и манифест к народам мира, в котором мнение о неизбежности войны было названо клеветой на человечество.
«Мира не ждут. Мир завоевывают», — провозглашал манифест.
Второй Всемирный конгресс сторонников мира избрал Всемирный Совет Мира в составе 235 человек. Председателем Всемирного Совета Мира единогласно был избран Фредерик Жолио-Кюри.
Поезд, в котором Жолио-Кюри возвращался с Варшавского конгресса, пересек чехословацкую границу и остановился на немецкой пограничной станции Ширндинг. Западногерманский полицейский, просматривавший паспорта пассажиров, прочитав имя Фредерика Жолио, взял его паспорт и вышел из поезда. Минут через десять он вернулся.
— Господин Жолио, проезд через Западную Германию вам не разрешен.
— Но в моем паспорте есть американское разрешение на проезд через Западную Германию во Францию.
— Сегодня утром получено новое распоряжение американских властей. Где ваши вещи? Пройдите со мной.
Полицейские привели Жолио-Кюри в маленькую пустую комнату.
— Зачем вы едете в Западную Германию?
— Но посмотрите на карту! Как иначе попасть из Польши во Францию?!
— Что вы делали в Польше?
Начался допрос. Полицейские менялись каждые пять минут.
— Разрешите мне хотя бы позвонить по телефону, — обратился Жолио-Кюри.
— А немецкие марки у вас есть?
— У меня с собой есть только франки и фунты стерлингов. Нельзя ли получить за них немецкие марки?
Западногерманский полицейский позвал полицейского американского. Тот вошел с сигаретой в зубах, держа руки в карманах.
— Марки только за доллары! — грубо заявил он. Прошел еще час. Допрос продолжался.
— Не могу ли я получить что-нибудь поесть?
— Только на немецкие марки.
Еще через час допроса Жолио-Кюри попросил:
— Дайте мне хотя бы стакан воды.
Полицейский ухмыльнулся.
— А марки у вас есть?
— Вы знаете, — спокойно ответил Жолио-Кюри, — такие же немецкие полицейские уже допрашивали меня в течение четырнадцати часов во время нацистской оккупации в Париже. Правда, те полицейские были гестаповцами, но я не вижу разницы в методах допроса. Право, это любопытное ощущение, когда шесть лет спустя американцы дают приказ немцам задержать и допросить француза.
После пятичасового допроса немецкий полицейский, позвонив предварительно своим начальникам, изрек:
— Вам позволяют попросить по телефону разрешения продолжать поездку через Западную Германию во Францию. Вы можете также подать письменное прошение.
— Я не вижу смысла снова просить о разрешении, уже имеющемся в моем паспорте. Я предпочитаю вернуться, — ответил Жолио-Кюри.
Он проехал в Прагу и оттуда самолетом вернулся в Париж.
Поздний вечер. Затих шум города. Давно окончен рабочий день.
Настольная лампа освещает письменный стол в кабинете профессора Жолио-Кюри. В полумраке поблескивают фотографии над столом, картины на стенах. Свет лампы выхватывает из полутьмы лицо и фигуру ученого за столом. Он все такой же стройный, элегантный, с хорошей спортивной выправкой. Только седина, пробивающаяся на висках, и морщины у рта выдают безмерную усталость.
Жолио-Кюри разбирает дневную почту. Его переписка обширна. Он пишет общественным деятелям и простым людям, он пишет своим коллегам, обращаясь к каждому из ученых, убеждая их объединиться в борьбе против преступного применения науки независимо от идейных разногласий.
Что принесла сегодня почта?
Видный английский ученый ответил на его письмо: «Еще два года назад я говорил: если меня поставят перед выбором — коммунизм или смерть от атомной бомбы, я избираю бомбу. Теперь я понял, что эта дилемма ложная и неправильная. И я говорю: можно и нужно вместе с коммунистами добиться запрещения атомного оружия».
Вот другое письмо. Пишет американский физик, специалист-ядерник. Письмо грубое, оскорбительное. «Вы поддались коммунистической пропаганде, у вас нет своего мнения, освободитесь!» Письмо не может не задеть Жолио. Но, дочитав до конца, он откидывается в кресле, удовлетворенно улыбаясь. Дело в том, что, выпалив заученную тираду пропагандистских обвинений против сторонников мира, автор письма в конце добавляет: лично он считает использование атомного оружия преступным и присоединяется к требованию о его запрещении.
«В этом и суть! — объяснял однажды Жолио-Кюри в беседе с корреспондентом «Правды».
Неважно, что он считает меня страшным коммунистическим чудовищем, все равно мы сумели найти общий язык. Важно то, что он считает атомную бомбу преступной. С такими людьми мы можем и обязаны вести спор».
Он снова перебирает сегодняшнюю почту. Есть письма, злобные, раздраженные, оскорбительные, с личными выпадами против него. Они ранят, причиняют боль.
Но всего больнее молчание. Вот и сегодня нет ответов, которые он так хотел бы получить. Молчат многие старые друзья. Молчат, не отвечают на письма ученые с мировым именем, учителя.
Отворачиваются, не здороваются при встрече бывшие товарищи по работе.
Как трудно превозмочь боль, отстранить личное самолюбие.
Нужно ответить вот на это, самое злобное письмо, написать достойно, сдержанно, написать с риском, что снова получишь в ответ только оскорбления. Жолио-Кюри отнюдь не поклонник теории непротивления злу. Нет, он рассуждает реалистически: раз такой научный работник все же решился написать, значит обращение профессора Жолио как-то его задело, заставило думать, искать решение.
«Если бы высказанная мной идея его не заинтересовала, — продолжал он то же объяснение, — он просто бросил бы мое письмо в корзину и забыл бы о нем через пять минут. Но он так не поступил. Нет, он вынужден был задуматься над тем, что прочел. Мысль, засевшая в мозгу, не давала ему покоя, отвлекала от работы, преследовала повсюду. Он не знал, куда от нее деваться. И в конце концов он отложил в сторону все дела, а ведь мы, ученые, — люди очень занятые. Он сел писать мне ответ. Зачем? Ну, хотя бы для того, чтобы оправдаться перед собственной совестью. Удалось ли ему это? Чувствует ли он себя реабилитированным перед собою после того, как опустил свое письмо в почтовый ящик? В этом я сомневаюсь. Так какое же я имею право отказаться от намерения переубедить его, получив отрицательный ответ, хотя бы он и был выдержан в оскорбительных тонах?! Нет, напротив, я обязан продолжить спор, развить завязавшийся диалог…»
Утренняя почта опять унесет пачку писем-обращений с подписью Фредерика Жолио.
Хельсинки, Вена, Осло, Париж, Берлин, Токио, Прага, Бомбей, Стокгольм, Будапешт, снова Берлин, Лозанна… Подготовительные совещания, сессии, конгрессы… Большая кропотливая повседневная работа, письма, заседания, приемы, споры, конфликты…
Бывают почетные председатели, имя которых служит надежной рекламой. Не таким был Жолио-Кюри. Он входил во все мелочи Движения сторонников мира, он знал все нужды и заботы каждого национального комитета.
После встречи с Жолио на одном из конгрессов Ив Фарж ответил друзьям на вопрос, откуда он идет: «Из исповедальни».
От сессии к сессии, от конгресса к конгрессу Жолио находил новые формы Движения сторонников мира. Борьба за запрещение атомного оружия, за прекращение ядерных испытаний, против создания военных баз на чужой территории, против сколачивания военных блоков, против перевооружения Западной Германии и Японии, против военных соглашений. Кампании по сбору подписей под обращениями, референдумы, послания в Организацию Объединенных Наций и к правительствам…
Было и до второй мировой войны движение в защиту мира. Но лучшие люди мира не смогли остановить руку войны, потому что это было движение одиночек. Грозная сила Движения сторонников мира, считающего датой своего рождения Парижский конгресс 1949 года и избравшего Фредерика Жолио-Кюри своим руководителем, в том, что это движение масс, движение народов.
Были и раньше в истории человечества идеи, объединяющие людей. Но не было никогда идеи, столь близкой и понятной каждому человеку.
Сила и влияние Фредерика Жолио-Кюри были не только в его громадном авторитете ученого. Он не мог не убедить, потому что он обращался к каждому человеку.
«Необходимо слушать разных людей и быть готовым верить им; это не значит быть легковерным. Не следует пускаться в рассуждения так, как будто ты один знаешь истину. Надо выслушивать все доводы — друзей, противников, врагов», — это было его заветное убеждение.
Он обращался с письмами к секретарю ООН и к папе римскому, к Джавахарлалу Неру и к Международному комитету Красного Креста, к депутатам, к ученым, к молодежи.
Он обращался к каждому человеку на земле.
— Я люблю людей, — признавался он. — Для меня человек прежде всего человек, значит друг; нужно действительно много, чтобы я стал относиться к нему иначе.
— Когда кто-нибудь не согласен со мной, я спорю. Это противник, а не враг. Только если он против блага для людей, если он ему противодействует, он становится врагом. Тогда уже это драка, и в ней нет жалости. Человек, который хочет войны, — это злостный индивидуум, ему надо помешать стать опасным.
Он верил людям. Поэтому люди поверили ему. Поэтому он вел и возглавлял Движение сторонников мира.
Корреспондент «Правды» Юрий Жуков пришел в Коллеж де Франс, чтобы поздравить профессора Жолио-Кюри. Газеты и радио только что разнесли весть: Комитет по Международным премиям в Москве 6 апреля 1951 года присудил первую премию «За мир и дружбу между народами» Фредерику Жолио-Кюри.
Корреспондент не сразу смог застать профессора Жолио-Кюри в Коллеж де Франс.
10 апреля профессор председательствовал на районной партийной конференции пятого района Парижа и выступал там с яркой речью, в которой убеждал, что «только партия, контакт с партией дает каждому из нас точную перспективу, позволяет лучше понимать и намечать свое собственное дело и свое место в рамках этой перспективы».
Не вышла встреча и на следующий день, потому что профессор Жолио-Кюри был занят на заседании второй сессии Всемирной федерации научных работников. Сессия снова переизбрала его на пост председателя федерации.
— Если бы люди направили все свои усилия на обеспечение благополучия человечества, а не на войну, то они создали бы такие условия, при которых было бы невозможно возникновение войны, — говорил Жолио-Кюри в тот день на сессии.
Наконец все же корреспонденту «Правды» удалось побеседовать с первым лауреатом Международной премии мира. Жолио-Кюри подчеркнул, что считает высокую награду присужденной не только ему, но и всем сторонникам мира.
— Сила нашего движения, — говорил Жолио-Кюри, — в его массовости, его народности.
Профессор бережно разгладил рукой пачку телеграмм на своем рабочем столе: приветствия и поздравления, полученные им со всех концов мира. Он выбрал одну из них и показал.
— Вот телеграмма от президента Академии наук СССР Несмеянова. Я был ею особенно тронут. Наши друзья, советские ученые, так много сделали для процветания мирной науки, для счастья человечества. Их слова для меня особенно дороги. Мы знакомы уже семнадцать лет. Я не раз бывал в вашей стране. И всякий раз я убеждался в том, что советская наука неуклонно идет на подъем.
На мгновение Жолио-Кюри задумался. Тень промелькнула по его живому, выразительному лицу.
— Сама логика научного творчества натолкнула меня на мысль о том, что исполнение гражданского долга и работа в лаборатории неразрывно связаны друг с другом.
— Моя гражданская деятельность во Всемирном Совете Мира — это прямое продолжение того, что я и мои коллеги делали до войны и особенно во время войны.
— Мы знаем, что впереди еще долгий и трудный путь. Но в конечном счете силы мира победят силы войны, потому что народы не хотят войны. Сознание этого ободряет и дает силы в борьбе.
Премии мира существовали и раньше в других странах. Но значение премий мира может быть поистине велико лишь тогда, когда за ними стоит действительно могучая сила, не на словах, а на деле борющаяся за мир.
И именно в этом особое значение Международных премий мира, — с силой повторил Жолио-Кюри. — Их учредило Советское государство, с самого момента своего рождения выступающее как наиболее активная и последовательная сила в борьбе за мир. За этими премиями — сам советский народ. И когда тебя удостаивают такой высокой премии, ты невольно говоришь себе: это еще больше повышает творческую ответственность за дело борьбы за мир.
Разговор коснулся того, что рост и укрепление движения борцов за мир вызывают бешенство поджигателей войны.
— Я знаю, что не сегодня, так завтра против нас, лауреатов Международных премий мира, будет поднята очередная кампания в прессе, состоящей в услужении у лагеря войны. Это меня нисколько не трогает. Чем больше будут бесноваться эти господа, тем больше они выдадут свой собственный страх перед лицом растущего движения борцов за мир.
— Какими работами заняты вы сейчас в лаборатории Коллеж де Франс? — задал вопрос корреспондент.
— Конечно, здесь нет таких возможностей, какими я мог располагать, скажем, в комиссариате атомной энергии, — последовал ответ профессора. — Работать здесь труднее. Именно на это и рассчитывали господа американцы, когда они требовали, чтобы меня отстранили от работы в комиссариате. Они боялись, что если я останусь там, то французские ученые откроют, что-то такое, до чего сами они еще не додумались. Но они глубоко ошибаются в своих расчетах, думая, что все решают деньги, материальные средства. Нет, решающей силой науки является творческая мысль!
Эти господа не оригинальны. Они повторяют то же, что делали во Франции гитлеровцы. Нас снова называют агентами Коминтерна… Наконец, нас снова пытаются подкупить. Газеты, намекают, что в случае, если Жолио-Кюри порвет с политикой, для него будут созданы наилучшие условия. Тщетные усилия! Нас, прогрессивных ученых Франции, не удастся ни подкупить, ни запугать, ни изолировать от борцов за мир, делающих свое великое дело во всех странах, — закончил беседу ученый.
Часть июля этого года супруги Жолио-Кюри провели на отдыхе под Москвой. Фредерик удил рыбу на Московском море, а на даче у писателя Эренбурга увлеченно старался научиться ставить самовар.
6 июля в Свердловском зале Кремля председатель Комитета по Международным премиям академик Д. В. Скобельцын вручил Фредерику Жолио-Кюри диплом и золотую медаль лауреата.
— У советского народа нет награды более высокой, — сказал при этом академик Скобельцын. — Комитет выразил мнение и волю миллионов людей, знающих и любящих вас. Не случайно, что представители народов избрали своим руководителем именно вас.
— Заверяю вас, — говорил в ответном слове Жолио-Кюри, — что высокая награда, которой вы меня удостоили, дает мне одновременно величайшее счастье моей жизни и новые силы для того, чтобы идти до конца, чтобы наши дети не знали ужасов новой войны, чтобы наука не отклонялась преступно от своей, цели, чтобы плодом усилий всех трудящихся было все большее счастье!
Бомбей, январь 1950 года.
«Сознают ли трудящиеся, что из восьми часов их работы на заводах и на полях четыре часа используются для того, чтобы оплатить расходы на вооружение и на содержание солдат? Эти четыре часа идут на подготовку и разрушение того, что создается в течение других четырех часов».
Варшава, ноябрь 1950 года.
«Мы будем работать, сохраняя в наших умах и в наших сердцах воспоминания об ужасах войны и фашистского гнета.
Нельзя допустить, чтобы перенесенные страдания были напрасны.
Нельзя допустить, чтобы люди направляли на свое собственное уничтожение те силы природы, которые они сумели открыть и покорить».
Хельсинки, июль 1951 года.
«…Если все те, кого хотят превратить в солдат будущей войны, все те, от кого хотят, чтобы они производили оружие, если все те, кто дает жизнь, станут активными сторонниками мира, тогда войны не будет…»
Вена, ноябрь 1951 года.
«Наше движение является истинным выражением сокровеннейших чувств миролюбивых людей, всего земного шара. Именно поэтому все люди, кем бы они ни были, признают наше движение за мир столь большой силой.
…Быть может, ученым легче с уверенностью представить себе ту огромную радость жизни, которую принесла бы людям наука в условиях мирной жизни. В самом деле, каждое мгновение они сообщали бы своим братьям радостные известия — известия, которые навсегда избавили бы мир от терзадощих его ужасных бичей — от болезней, которые ежедневно убивают мужчин, женщин и детей в самом расцвете их сил; известия, которые сведут к минимуму то время, которого требуют сейчас от людей тягостные повседневные обязанности во имя обеспечения материальных условий жизни; наконец, известия, которые позволят каждому человеку, освободившемуся от материальных забот, отдаться высшей радости — радости открывать и творить».
Февраль 1952 года. Обращение к народам мира с призыв отметить в 1952 году юбилей Виктора Гюго, Николая Васильевича Гоголя, Леонардо да Винчи и Авиценны.
«У народов есть общее достояние, каким являются великие произведения науки, литературы и искусства, сохраняющие в течение веков отпечаток гения. Это культурное наследие является для человечества неиссякаемым источником. Оно позволяет людям различных эпох узнавать друг друга, улавливать в настоящем связывающую их нить. Оно открывает перед ними перспективы всеобщего согласия и понимания. Оно ежеминутно утверждает в них веру в человека в момент, когда более чем когда-либо необходимо взаимопонимание».
Берлин, июль 1952 года.
«…Стоит только пробудиться сознанию и активности широкой общественности, как всякая попытка навязать народу войну станет практически невозможной.
Наше движение открыто для всех миролюбивых людей и всем должно быть ясно, что единственная наша цель — избежать ужасного мирового конфликта, который подготавливают некоторые государства, и содействовать установлению прочного и справедливого мира…»
Вена, декабрь 1952 года.
«…Мы живем в мире, который еще не оправился от ужасных потрясений второй мировой войны, а между тем в трех районах земного шара еще продолжает свирепствовать война…
Вот, коротко говоря, в каком мы находимся положении в середине этого века, пережившего две страшные мировые войны и четыре войны меньшего масштаба. В войне 1914 года погибло 17 миллионов человек; последняя мировая война унесла 50 миллионов жизней мужчин, женщин и детей, а материальный ущерб составляет 1000 миллиардов долларов. Этот ужасающий список ежедневно пополняется теми, кто умирает от ранений, полученных на войне, и от пыток, перенесенных в плену как военными, так и гражданскими лицами. И до сих пор еще продолжают гибнуть люди, семь лет назад подвергшиеся воздействию радиоактивного излучения после взрывов атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Надо сказать, что с тех пор наука сделала, большой шаг вперед. Мы по-прежнему сохраняем непоколебимую веру в науку, в ее неоценимое значение для человечества. Но в то же время мы знаем, что преступникам, которые стремятся развязать войну, наука предоставляет все более и более разрушительное оружие… Поэтому мы можем представить себе, что принесет нам третья мировая война.
Мы уполномочены народами, и нам необходимо выразить их волю и сказать о ней правительствам.
Мы должны сохранить, укрепить и расширить связи, установленные во время подготовки и проведения этого конгресса.
Мы знаем, какая угроза уничтожения нависла над всем человечеством, но от этого наша воля к борьбе за мир не только не ослабевает, но, наоборот, усиливается».
Вена, ноябрь 1953 года.
«Как можно остаться безразличным перед лицом угрозы применения атомной и водородной бомб? Как можно спокойно заниматься своим делом, беззаботно разрабатывать планы на будущее, в то время как непрерывно увеличиваются запасы оружия, способного за несколько часов убить десятки и десятки миллионов людей? Если я от всей души поддерживаю предложение вновь рассмотреть эту проблему, то это, вероятно, потому, что я ученый и могу оценить огромные опасности, угрожающие человечеству. Я хочу, чтобы, наконец, мы смогли работать спокойно, ничего не опасаясь, и вновь с радостью приносить миру ценнейшие дары науки. Вот о чем я буду говорить неустанно».
Январь 1955 года. Из заявления для печати.
«Проблема состоит не в том, чтобы знать, какое звено — генеральный штаб, или министр, или совещание министров с правом вето или без права вето — может выносить решение о начале атомной войны. Проблема состоит в том, чтобы знать, согласится ли человечество на руины и разрушения, смерть сотен миллионов живых существ, нищету для уцелевших, вероятное появление уродов и даже возможность уничтожения всякой жизни на планете».
Июль 1956 года. Из послания 14-му съезду Коммунистической партии Франции.
«Не будет преувеличением сказать, что человечество переживает великий поворот в своей истории. Как прекрасно жить и работать в такую эпоху!
Во всей своей силе предстает сегодня огромный прогресс, вызванный к жизни учением Маркса, который сумел с помощью научного метода установить важнейшие законы развития человеческих обществ… Сколь дороги для нас обогащение марксизма и конкретные доказательства ценности его метода, данные Лениным и его учениками в ходе развития русской революции и создания советской системы!»
Март 1957 года. Из заявления для печати.
«Мы должны неустанно призывать народы к бдительности, не позволять им привыкнуть к ужасной угрозе атомного оружия».
Апрель 1957 года. Из обращения, подготовленного для передачи по радио и запрещенного французским правительством.
«Многие остаются спокойными, считая, что они защищены от действия атомных взрывов, которые производятся далеко от них. Верьте мне, они ошибаются. Радиостронций, порождаемый атомными взрывами, поднимается в верхние слои атмосферы; его действие продолжается около тридцати лет. Он медленно опускается вниз и падает непрестанно на землю вместе с пылью и дождями, входит в растения. Падение радиостронция, вызванного предшествующими ядерными взрывами, еще не закончено, оно будет продолжаться в течение ряда лет. Люди и домашний скот употребляют в пищу растения; их организм, таким образом, будет поглощать опасный радиостронций.
Даже во время мира существует опасность. Поверьте мне! Если сейчас не будут прекращены испытательные взрывы, каждому из нас и нашим потомкам грозит большая опасность!»
— Верьте мне! — неустанно призывал Фредерик Жолио-Кюри, — Поймите! Уже сейчас, во время мира, существует страшная опасность: если не прекратить ядерные испытания, человечество будет отравлено радиоактивными осадками, остающимися в атмосфере.
Отравление действует на каждого человека уже и сейчас.
Опасность атомной и водородной бомбы не преувеличена. Уже сейчас в мире накоплены запасы этих бомб, вполне достаточные, чтобы уничтожить всех людей на земле и все следы цивилизации, а гонка вооружений все продолжается.
Поймите! — объяснял Жолио. — Человечество слишком легкомысленно относится к водородной бомбе. Люди не хотят понимать. Они полагают, что речь идет всего лишь о каком-то новом изобретении, как о двигателе внутреннего сгорания или о паровой машине… Люди не понимают, что от них останется лишь радиоактивный пепел. Человечество погибнет в катастрофе термоядерной войны.
Ему приходилось много спорить даже внутри Движения за мир. Его постоянно подозревали и упрекали в том, что он преувеличивает опасность.
Между тем опасность, нависшая над планетой, усиливалась. В злосчастный мартовский день 1954 года правительство Соединенных Штатов произвело испытание водородной бомбы в районе островов Эниветок и Бикини в Тихом океане. Странная белая пыль заволокла небо на сотни километров. Ветер разнес ее но океану… Были отравлены сотни не подозревавших об опасности жителей прибрежных районов. Радиоактивный пепел отравил воды океана, заразил рыбу и водоросли. В день взрыва рыбаки японского суденышка «Фукурю-мару» («Счастливый дракон») ловили рыбу в ста пятидесяти километрах от места испытаний. Они не ведали что им грозит, они не знали, что несет в себе белая пыль, осевшая на палубе. Через несколько дней все они слегли в страшных мучениях. Один умер, остальные стали калеками.
«Границ безопасности практически не существует, — это поясняла через несколько дней Ирен Жолио-Кюри в интервью журналисту. — Границ безопасности практически не существует, ибо всегда рыбы и животные, пораженные — но не насмерть — радиоактивностью, переносят ее за пределы опасной зоны. Японские рыбаки ловили рыбу достаточно далеко от пределов опасной зоны, но вы видите, что с ними произошло. На деле же опасность еще больше, чем отмечалось до сих пор. Из-за радиоактивных излучений отдельные виды полезных растений или животных могут совсем исчезнуть. Еще раз повторяю: невозможно полностью оценить опасность проводимых ядерных испытаний.
Надо предостеречь все человечество. Надо добиться торжественного обещания всех государств запретить атомное оружие».
Фредерик Жолио-Кюри разослал письма к ста наиболее выдающимся ученым мира. Он писал, что угрожающая человечеству опасность столь велика, что возникла крайняя необходимость распространить во всех странах мира, среди государственных деятелей и среди простых людей сведения о характере и опасности ядерной войны. Надо, чтобы люди услышали голос ученых. Ученые, расковавшие Прометея науки, понимают опасность больше, чем политики. Их голос должен звучать как трезвое и беспристрастное предупреждение. Пусть это будут ученые самых разных воззрений, так чтобы ни одна часть общества не усомнилась в искренности их предупреждения.
Нужно объединить ученых и нужно, чтобы люди прислушались к их мнению.
От имени Всемирной федерации научных работников Жолио предлагал созвать международный научный конгресс по вопросу об опасности ядернного оружия.
Он, обратился также к председателю Генеральной Ассамблеи ООН, настаивая на включении в повестку дня сессии ООН вопроса об опасности атомного, термоядерного и биологического оружия.
Многие ученые откликнулись на призыв Жолио. Он был уже не одинок. В рождественские дни 1954 года со страстной речью по английскому радио выступил лауреат Нобелевской премии философ и математик Бертран Рассел. Он рисовал картину опустошений, которые вызовет ядерная война, если люди не остановят ее. Величайший ученый мира Альберт Эйнштейн за несколько дней до смерти подписал декларацию, получившую в истории наименование декларации Эйнштейна — Рассела:
«…Все спорные вопросы между Востоком и Западом должны быть урегулированы мирным путем… Мы требуем от правительств всего мира, чтобы они признали и публично заявили, что они не будут стремиться достичь своих целей при помощи войны…»
Под декларацией Эйнштейна — Рассела стоят подписи самых крупных ученых мира. Среди них Полинг, Борн, Инфельд, Юкава, Фредерик Жолио-Кюри.
Фредерик Жолио-Кюри должен был выступить по французскому радио с призывом о прекращении ядерных испытаний. В последний день правительство запретило это выступление. В тот же день шведские радиокомпании отказались транслировать выступление нобелевского лауреата, борца за мир Альберта Швейцера. Он тоже намеревался выступить с призывом о прекращении ядерных испытаний, предупредить народы об опасности, которую несет повышение радиоактивности в атмосфере.
От имени Федерации научных работников и от себя лично Жолио предлагал ученым брать на себя инициативу, добиваться созыва национальных конференций, содействовать организации всемирной конференции. Снова и снова он подчеркивал ответственность ученых. Само сознание существующей угрозы должно заставлять их пытаться убедить общественность в нависшей над миром опасности. Они лучше знают ее. Но, с другой стороны, они хорошо понимают, какое огромное благо людям могло бы принести мирное применение той же самой силы природы, которая используется для оружия разрушения. Доверие к науке у простых людей мира поколеблено, и долг ученых восстановить его.
Ответом на декларацию Эйнштейна — Рассела, на призывы Жолио и многих других ученых явились национальные и более широкие конференции ученых, сплотившихся в борьбе за мир.
Первая интернациональная конференция ученых собралась в июле 1957 года в местечке Пагуош в Канаде. Ученых, приехавших в Пагуош, объединило общее стремление использовать великие достижения современной науки и техники на благо человечества, а не для создания новых средств массового уничтожения. К резолюции Пагуошской конференции присоединялись затем, один за другим, ученые Запада и Востока.
Начатое этой конференцией Пагуошское движение объединяет теперь ученых мира в борьбе за лучшее будущее человечества. Пагуошское движение растет и ширится.
Всего лишь за полгода до своей смерти, в апреле 1958 года, Фредерик Жолио писал:
«…Решение, принятое Советским правительством 31 марта 1958 года об одностороннем прекращении испытаний ядерного оружия, пробудило надежды в мире, что за этим действием последуют действия правительств Соединенных Штатов и Великобритании…
Нет никакого сомнения в стремлениях народов. Они находятся настороже, они сознают опасность, нависшую над человечеством, и желают прекращения ядерных испытаний. Если бы они знали, как выразить свое стремление более энергично, если бы все силы мира преследовали эту цель, то это могло бы быть достигнуто до того, как это будет слишком поздно…»
(...)
Были годы Сопротивления, когда в мрачной ночи гитлеровской оккупации Фредерик Жолио-Кюри не только руководил Национальным фронтом, но и сам, своими руками, изготовлял зажигательные бутылки, мины, гранаты. Его стойкость, его мужество были примером для честных французов.
Он мог тогда уехать, и это отнюдь не было бы бегством, В Англии, в Канаде, в США он продолжал бы свою научную работу, он сплотил бы ученых, делал бы новые открытия. Это было его основное, кровное, любимое дело. Но он остался там, где был еще нужнее. «Мое место здесь», — сказал он Альбану и Коварскому, поручая им тяжелую воду.
Были годы после освобождения, когда в разоренной, нищей стране он создавал атомную промышленность. Он мог и тогда присоединиться к группам английских, канадских, американских физиков, мог согласиться на предложение Баруха, иметь почет и богатство и, главное, неограниченные возможности для работы — лаборатории, людей, приборы и установки, любые средства. И это тоже не было бы бегством. Он ведь знал, что наука интернациональна и что, пока он ремонтировал казематы Шатильона и собирал «ЗОЭ», другие продолжали его работы, делали его открытия.
Но и на этот раз он не колебался. «Мое место на родине», — ответил он Баруху. Он остался во Франции, он восстановил атомную промышленность, он пустил французский урановый котел «ЗОЭ», сделав его из урана и энтузиазма.
Были годы, когда перед ним встал иной выбор: он мог вести дальше созданный им Комиссариат атомной энергии, продолжать работы, «отдаться высшей радости — радости открывать и творить». И снова он сделал выбор. «Ученые не отдадут своих знаний на борьбу против Советского Союза», — поклялся он с трибуны съезда коммунистической партии, и французское правительство сместило верховного комиссара с его поста.
Фредерик Жолио-Кюри вступил в Коммунистическую партию Франции в самое страшное время. Выбрав этот путь, он шел по нему до конца. Он дисциплинировал себя, безотказно выполняя любое поручение партии, мелкое или крупное. Он до последнего дня остался верным сыном коммунистической партии. На 14-м съезде в 1956 году он был избран членом Центрального Комитета.
Он мог бы идти с теми, кто сбросил атомную бомбу в Хиросиме. Ведь физика — она едина, и это одно и то же открытие, одна и та же цепная реакция деления урана, открытая им, Фредериком Жолио-Кюри, лежит в основе атомной электростанции, дающей ток мирным полям и заводам, и атомной бомбы, испепеляющей людей. Так легко, и просто можно было, убаюкать совесть фразой о чистой науке и с чистыми руками уйти к своему рабочему столу.
«Мое место здесь», — он выбрал трибуну зала Плейель. Его подпись стоит не под проектом водородной бомбы, а под Стокгольмским Воззванием.
А теперь? Уже годы он стоял во главе Движения сторонников мира. Его имя стало символом, знаменем. Его неподкупность, смелость и авторитет ученого были опорой Движения. Но, может быть, теперь, когда уже не найдется в мире силы, способной заглушить голос народов, когда сотни, тысячи, миллионы испытанных борцов за мир встали рядом с ним, — быть может, теперь можно отойти, ослабить борьбу? Это было, бы так легка и просто, и даже не нужна была бы сделка, с совестью.
Он мог бы остаться почетным председателем, его имя по-прежнему было бы знаменем, символом.
Но он помнил слова своего учителя Поля Ланжевена: «Мою научную работу в крайнем случае сделают другие: А если не защищать науку, то не будет и самой науки».
Смертельно больной, измученный, усталый, он по-прежнему руководил Советом Мира, повседневно беседовал с сотнями людей, писал письма, убеждал, обращаясь к каждому, вникал во все мелочи.
Он знал, что дни его сочтены, но каждый из этих дней до конца он отдал Науке и защите Науки, отдал людям.
Тяжелая болезнь и постоянная: усталость подтачивали Жолио-Кюри. Силы уходили..
Председатель Всемирного Совета Мира встречался с общественными и государственными деятелями; отвечал на сотни писем, ездил на сессии и конгрессы, произносил речи, писал воззвания, участвовал в заседаниях и комиссиях, входил во все мелочи Движения сторонников мира.
Глава четырех институтов читал лекции, правил диссертации, руководил учениками. Начальник строительства Орсэ принимал архитекторов и инженеров, составлял планы, добивался кредитов.
А душа его, сердце были в лаборатории за рабочим столом. Ему хотелось еще так много сделать в науке.
— Я все брошу, — говорил он подчас. — Не мое это дело — ездить на конгрессы.
Я не создан для умственного труда, мне пришлось этому научиться. Меня всегда удивляет, что я интеллигент. Я по природе предназначен скорее для жизни горца или профессионального рыбака, это гораздо больше подходит к моему характеру. А остальное мне пришлось сделать самому. Мне очень трудно подготовить речь (говорить — другое дело, это я могу). Подготовить рыбачьи сети — это конкретное дело, и потом за это ведь отвечаю я один. А вот выразить мои мысли, это может касаться и других. Когда я пишу, я ужасно боюсь быть неточным. Другие интеллигенты пишут легко. Если бы вы видели мои черновики! На странице остается не больше трех фраз. Мне куда легче было бы оказаться на острове и выпутываться, чтобы найти пропитание себе и своей семье.
Он чувствовал себя ближе к рыбакам Бретани, чем к своим коллегам. Ему было трудно в ученой среде.
Постоянно он слышал упреки: «Вам следует заниматься чистой наукой. Вы тратите слишком много сил на общественную деятельность. Ведь это могут сделать и другие».
— Я понимаю, — признался он однажды Пьеру Бикару. — Я хорошо понимаю реакцию моих коллег. В душе они знают, что я прав. Но для защиты идей надо рисковать. А если никто не будет рисковать?!
Ты знаешь, почему они меня не любят? — Я слишком часто заставляю их признаваться самим себе, что они вступили в сделку с совестью…
К клевете, к упрекам врагов он относился равнодушно. Но были и упреки друзей. Его убеждали отойти от большой организационной работы, вернуться в лабораторию.
А он — он сам мечтал об этом, о белом рабочем халате и о лабораторном столе, о новых открытиях. Но он никому не мог передоверить того, что считал своим долгом. Он боролся за Науку, за счастье людей, за то, чтобы другие, юные, могли прийти в тишь лабораторий, к рабочему столу. Он был твердо уверен: любить Науку, не предпринимая в то же время всего возможного для того, чтобы она служила счастью человека, значит любить ее не до конца.
Десятки, сотни раз он возвращался мыслью к вопросу о своем долге.
— Не мое это дело, — говорил он Пьеру Бикару — выступать с этой речью, ехать на этот конгресс!
Но несколько секунд спустя тут же добавлял:
— Но коль скоро я хочу заниматься наукой, а тем более если я хочу обеспечить молодежи возможность на будущее вести научные исследования в лучших условиях, нужно строить общество, которое признает роль науки, такое общество, в котором всеразрушительная война была бы не только невозможна, но и немыслима. Этот долг я не могу передать другим. В конечном счете я сражаюсь за Науку.
Его обвиняли в том, что он не свободен, что его связывает партийная доктрина. Он ответил на это в удивительном послании 14-му съезду Коммунистической партии Франции:
«Недавние события, возникшие после 20-го съезда КПСС, вызвали со стороны многих представителей интеллигенции призывы и советы, зачастую являющиеся оскорбительными. «Освободитесь! — говорят коммунистам — представителям интеллигенции. — Освободитесь!» Но от чего мы должны, по их мнению, освободиться? Никогда я не чувствовал себя таким свободным. Какая это будет свобода, если мы поддадимся таким призывам со стороны тех, кто был бы очень доволен увидеть, как в результате такого процесса в наших рядах возникло бы разобщение? Конечно, мы должны обсуждать эти вопросы, обсуждать серьезно и с достоинством… Для того чтобы быть в состоянии лучше судить о них, мы, коммунисты, представители интеллигенции, должны постоянно помнить о тех великих целях, ради которых мы боремся…»
Фредерик Жолио-Кюри всегда был верным другом нашей страны, еще со времен студенческих сходок в защиту моряков-черноморцев. Советский писатель Илья Эренбург вспоминает: «Когда ему приходилось выслушивать во Франции критику какой-либо стороны советского быта, он спокойно отвечал: «Не думайте, что я слепой. Но осторожно! Что значат сорок лет для истории? Второе поколение едва вступило в строй».
Он не раз напоминал об этом масштабе времени: «Всего двести поколений нас отделяют от доисторических времен — шесть тысяч лет. Учтите, всего двести предков у каждого из нас.
Если так считать, то прогресс покажется быстрым… Этот простой подсчет показывает чрезвычайную юность мыслящего человечества и в известной мере объясняет те ошибки, которые оно совершало и, увы, еще совершает…»
В мае 1958 года Фредерик. Жолио-Кюри провел неделю в Москве. Он приехал впервые один, без Ирен. В Физическом институте Академии наук Жолио обсуждал с академиком Д. В. Скобельцыным, директором института, давним его другом, вопросы развития ядерной физики, посетил лаборатории ускорителей и фотоядерных реакций.
В Институте атомной энергии Академии наук беседовал с директором академиком И. В. Курчатовым и руководителями лабораторий, осмотрел ряд экспериментальных установок. Жолио и Курчатов были знакомы и дружны еще с 1933 года, когда на берегах Невы они спорили о проблемах физики ядра. В объединенном институте ядерных исследований в Дубне Жолио встретил своего бывшего ученика Бруно Понтекорво.
Жолио-Кюри подробно знакомился с работами института в Дубне. По ступеням металлической лестницы он поднимался на площадку, расположенную над гигантским ускорителем — (синхрофазотроном: магнит весом в 36 тысяч тонн, диаметр кольца больше 70 метров! Он смотрел на синхрофазотрон ревниво и любовно, жадно выспрашивая о деталях его работы, мечтая о подобных установках у себя во Франции. Встретившись с учеными двенадцати социалистических стран, представленных в Объединенном институте ядерных исследований, он рассказывал им о научном центре в Орсэ, советовался по поводу направления работ, выразил — желание организовать совместные исследования в области ядерной физики и наладить обмен опытом. Эти предложения были горячо встречены советскими учеными.
— В нашей группе в Орсэ и в Париже, — рассказывал он, — работает уже около 250 человек, в том числе 90 научных работников и 150 техников — довольно большой штат для лаборатории теоретических исследований.
У меня есть все основания гордиться центром в Орсэ, и я не променяю своих сотрудников ни на кого в мире.
Он передал советским коллегам приглашение посетить научный центр в Орсэ и принять участие в конференции по ядерной физике в июле этого года в Париже.
В беседах с коллегами-физиками Жолио говорил, что самое большее через год закончится первый этап строительства, он освободится от административных обязанностей в Орсэ и, наконец, сможет целиком отдаться экспериментальной работе.
Он был весел и оживлен, как всегда, и слушатели верили: да, в самом деле, црофессор Жолио-Кюри снова наденет свой белый рабочий халат и вернется к рабочему столу в лаборатории, которой всегда принадлежало его сердце.
В день отъезда из Москвы Жолио-Кюри обратился с письмом к советской молодежи через журнал «Техника — молодежи».
«Запуск третьего спутника является еще одним доказательством блестящих успехов советской науки и техники. Великолепный ТУ-104, скоростное строительство, целых жилых кварталов и прежде всего широкое развитие лабораторий, оснащенных самым новейшим оборудованием, — все это служит свидетельством тех крупных достижений, которые я наблюдал за время моего краткого пребывания в Москве.
Эти успехи — заслуга всего народа. Они свидетельствует о глубоком единении советского народа и его руководителей.
Эти успехи стали возможными потому, что советские ученые работают на благо всему народу, а наука является предметом всеобщей заботы и внимания.
При условии, что мир будет сохранен, — а это зависит от усилий всех народов, — в ближайшем будущем: наука и техника принесут человечеству обильные плоды.
Молодежь, всегда стремящаяся ко всему новому; любознательная и смелая, естественно, интересуется наукой и техникой.
…Через ваш журнал я хочу передать мой сердечный, братский привет исследователям, техникам и инженерам завтрашнего дня.
Когда 15 декабря 1948 года в 12 часов 12 минут начал действовать «ЗОЭ», газеты провозглашали: «Салют Жолио-Кюри, герою науки!»
Новым победам газеты уделяли гораздо меньше внимания, лишь изредка помещая заметку в несколько строчек. А эти победы были отнюдь на меньше.
7 июня 1958. года вступил в строй, гигантский синхроциклотрон Орсэ.
Научные работники вселялись в помещения Орсэ сразу за строителями, лишь только те успевали отделать одну из комнат, переходя к следующей. Монтаж установок начинался в еще не достроенных зданиях. К весне 1957 года заканчивалась первая очередь строительства, четыре здания. Высоко поднялись деревья, посаженные Ирен. Начался постепенный перевод лабораторий из Парижа в Орсэ. Постепенный — на этом особенно настаивал Фредерик: ничего не бросая, ничего не разрушая, заботясь о сохранении лаборатории в целом. «Лаборатории Орсэ ведут свое начало от Института радия, и надо сохранить все благородные традиции этого учреждения». В 1956 году пришли первые ученики, а к 1958 году Орсэ мог уже предъявить двенадцать защищенных диссертаций.
Жолио так торопился, что даже сократил в том году свой отпуск и вернулся в Орсэ, когда еще не высохли стены в его новом кабинете. Ученикам казалось, что Орсэ вернет ему здоровье.
7 июля 1958 года Фредерик Жолио-Кюри открыл в Париже Международный конгресс по ядерной физике. Этот конгресс был выдающимся событием для Франции. Последний ядерный конгресс там состоялся в 1937 году. С тех пор было много интернациональных конгрессов, но в других странах. Жолио-Кюри и их ученики вернули Франции ее былую славу.
Профессор Жолио-Кюри еще не совсем оправился от недавнего тяжелого приступа болезни, и те, кому доводилось встречать его раньше, на этот раз были потрясены его видом. Печать ужасного изнурения лежала на нем. Он по-прежнему улыбался своей открытой, прекрасной улыбкой, но даже эта улыбка не могла скрасить его исхудавшее лицо.
Но вот он заговорил. И сразу все переменилось. Его взгляд оживился, в него, казалось, снова вселилось здоровье. Кто мог сомневаться, что этот вдохновенный искатель и творец будет еще творить, что он подарит миру еще многие открытия? И сам он верил в это, говоря о науке, о ее достижениях, о ее будущем.
Фредерик Жолио-Кюри был счастлив, приветствуя ученых разных стран в Париже. «Такие конгрессы, как этот, позволяют ученым разных стран лучше узнать и оценить друг друга. Ученые приобретают также неизменно усиливающееся сознание интернационального характера Науки, назначением которой являются открытие Истины и служение Человечности. Дружеские интернациональные связи, которые устанавливаются между учеными, препятствуют иссушающей изоляции и шовинизму. Быстрый прогресс Науки, не зависит ли он от кооперации ученых всех стран, больших и малых, с их собственными традициями и особенностями?!»
Он говорил о том, как делаются открытия, о роли науки. «За те три десятка лет, что я работаю в лаборатории, мне пришлось наблюдать изменение условий работы для экспериментальных исследований в области ядерной физики — изменение сначала медленное, а потом неимоверно быстрое.
Всего лишь двадцать лет тому назад ядерная «артиллерия» могла помещаться в пробирке объемом в несколько кубических сантиметров. Тот или иной важный опыт требовал небольшой площади, нескольких квадратных метров, и несложной аппаратуры. Ученый, склад ума которого, по-моему, должен быть близок к складу ума художника, чувствовал свою близость к изучаемому явлению. Наблюдение было непосредственным. Искатель мог дать волю своему творческому гению. Он мог, без больших расходов и не мешая своим товарищам по лаборатории, что-то пропустить, чтобы скорее достичь цели. Иногда взмах крыльев, как у поэта, приводил его к цели.
До некоторой степени основные исследования носили характер ремесленный, столь благоприятный для раскрытия особенностей человеческой личности.
Необходимость все глубже изучать строение материи привела к изобретению все более и более мощной аппаратуры, громоздкой и сложной. Лабораторная «артиллерия» быстро получила новые средства: установки высокого напряжения, циклотроны, бетатроны, синхротроны, синхроциклотроны; приборы, огромные и тяжелые, заполонили лаборатории. Чтобы обеспечить их нормальную работу, требуется многочисленный технический персонал.
Современный центр научных исследований покажется неискушенному наблюдателю большим заводом. Но не будет ли исследователь чувствовать себя раздавленным этим парадом огромных, сложных, но необходимых установок, стоимость нескольких часов работы которых достигает сотен тысяч, а порой и миллионов франков? Исследователь уже не может поставить опыт просто, чтобы «посмотреть», — а ведь как часто открытие бывало делом случая!
При этом переходе от ремесленных к промышленным масштабам, мне кажется, необходимо осознавать такую опасность и найти такие условия использования оборудования, которые не душили бы исследователя. Оригинальное открытие нельзя сделать в цепях».
Никто из участников конгресса не мог подумать, что он видит Фредерика Жолио-Кюри в последний раз.
И снова Стокгольм. Здесь прозвучало вещее предостережение Пьера Кюри. Здесь впервые Фредерик Жолио-Кюри высказал мысль о цепной реакции и о применении ядерной энергии. Здесь он выступил с Воззванием, получившим название Стокгольмского.
В июле 1958 года Стокгольм снова принимал сторонников мира. 16 июля открылся Всемирный конгресс за разоружение и международное сотрудничество.
Люди разных рас, национальностей, цвета кожи, верований, политических убеждений, профессий прибыли сюда из 78 стран.
Фредерик Жолио-Кюри не присутствовал на конгрессе лично. Но был он здесь. Он был со сторонниками мира, и они были с ним. Они слушали его пламенную и убежденную речь — только на этот раз они не видели его вдохновенного лица. Профессор Пьер Бикар прочел конгрессу послание Фредерика Жолио-Кюри:
«Общественное мнение встревожено. Во всем мире с небывалой силой развертывается движение за разоружение и международное сотрудничество, однако «холодная война» продолжается, и напряженность отношений между двумя военными блоками все обостряется», — так начиналась речь Жолио-Кюри. Он констатировал, что переговоры о разоружении до сих пор не привели ни к какому соглашению, что продолжаются испытания атомного оружия, накопление радиоактивных веществ в атмосфере и над человечеством даже в мирное время нависает ужасная угроза: «Испытательные взрывы ядерного оружия принесут как нынешнему, так и будущим поколениям жестокие страдания».
«Еще раз, и потому, что я считаю это для себя высшим долгом, я хочу настоятельно заявить о необходимости прекратить атомные испытания…»
Он настаивал на необходимости «требовать и всеми силами добиваться заключения соглашения о запрещении атомного и термоядерного оружия и о прекращении испытательных взрывов», говорил о колоссальных расходах всех стран на вооружение.
«Школы, жилища, мосты, дороги, плотины — вот что нужно вместо тех заводов, которые сейчас работают на войну и расточают столько человеческих сил; нужно также высвободить огромные участки, занятые военными базами, — ведь одни только американские военные базы, находящиеся за пределами Соединенных Штатов, в два раза превышают площадь обрабатываемой земли в Японии».
Он бичевал желание некоторых государств сохранить за собой возможность оказывать давление на более слабые страны. «Нельзя допускать, чтобы правительства стремились поднять жизненный уровень в своих странах за счет других стран, пользуясь своей военной мощью».
«Как много полезного можно было бы сделать на те деньги, которые были выброшены на две мировые войны!..
…Подводя итоги каждой войны, надо учитывать и те богатства, которые не могли быть произведены во время ее, но, в первую очередь, — массовое уничтожение человеческих жизней, этой важнейшей в мире ценности».
Снова и снова возвращался Жолио-Кюри к тому, сколь благотворно для человечества было бы соглашение о разоружении, как повысился бы жизненный уровень всех народов, распределение богатств внутри каждой страны.
Жолио-Кюри намечал пути человечеству, указывая задачи, которые удастся разрешить путем сотрудничества лри мирном сосуществовании различных социальных систем: ислользование интернациональных путей сообщения, совместная эксплуатация каких-нибудь гигантских залежей полезных ископаемых, организация воздушных линий, освоение полюсов земли.
«Это вполне возможно, но при условии, что никто никого не будет грабить».
«Я вовсе не хочу здесь рисовать идиллическую картину, лишенную реальности, или рассказывать, каким мне представляется далекое будущее человечества. Нет, только от нас зависит, чтобы все это стало живой действительностью уже завтра», — так говорил Жолио-Кюри в своем последнем послании всем людям мира.
После тяжелого обострения наступило некоторое улучшение. Врачи разрешили больному уехать на отдых в Ларкуэст.
Весь день 9 августа он чинил сети со своими друзьями рыбаками. На рассвете 10 августа вышел на яхте в открытое море на рыбную ловлю. Вернувшись, радовался удачному улову.
В ночь на 11 августа 1958 года у него открылось сильное внутреннее кровотечение. К утру он сказал: «Это конец».
В тяжелом состоянии его привезли в Париж в больницу Сент-Антуан.
Потребовалось хирургическое вмешательство.
Операция прошла вполне удачно, даже хорошо. Самочувствие больного улучшалось. Лежа, он дописывал последние страницы учебника радиоактивности, правил корректуры статьи для журнала «Атомный век».
Но после операции начался общий сепсис и все средства медицины оказались бессильными…
«Центральный Комитет Коммунистической партии Франции с глубоким прискорбием извещает народ Франции, народы всех стран о смерти товарища Фредерика Жолио-Кюри.
Великий ученый, нобелевский лауреат, профессор Сорбонны, профессор Коллеж де Франс, член Центрального Комитета Французской коммунистической партии скончался в четверг, 14 августа, на 58-м году жизни.
Коммунистическая партия Франции салютует Жолио-Кюри как одному из тех ученых, кто привел человечество на порог атомной эры.
Она салютует Жолио-Кюри как гражданину, как борцу, как гуманисту, продолжившему традиции Ромена Роллана и Поля Ланжевена. Его совесть была такой же, как его знания.
Коммунистическая партия Франции со скорбью склоняет свои знамена перед Жолио-Кюри, пионером современной физики, несгибаемым патриотом, героем науки и мира».
Три дня и три ночи прощался Париж с Фредериком Жолио-Кюри, председателем Всемирного Совета Мира, великим ученым XX века, нобелевским лауреатом, членом Французской; Советской и пятнадцати других академий, почетным доктором семи университетов, кавалером двух десятков орденов, медалей и премий, учителем и организатором французских физиков, человеком, который вел народы в битву за мир, человеком, которого любили.
«Мир потерял одного из лучших своих людей», — телеграфировал чилийский поэт Пабло Неруда.
Французское правительство постановило почтить память Жолио-Кюри церемонией национальных похорон. Этой почести был удостоен коммунист, председатель Всемирного Совета Мира, ученый, отстраненный от руководства Комиссариатом атомной энергии за отказ поставить французскую науку на службу войне.
Тогда, в 1950 году, реакционная газета «Орор» обращалась к правительству: «От вас ждут увольнения господина Жолио-Кюри». Теперь та же «Орор» писала: «Скончался ученый, которого каждый француз назовет гордостью Франции», и скорбела о том, что в 1950 году Жолио «был вынужден отказаться» от поста верховного комиссара.
Гроб с телом Фредерика Жолио-Кюри был установлен при входе в Сорбонну, в вестибюле между памятниками Гюго и Пастеру. Длинное трехцветное знамя спускалось на него с фронтона часовни. Со стен домов на прилегающих улицах смотрело знакомое лицо с бесчисленных плакатов в траурных рамках.
Три дня и три ночи каждые несколько минут непрерывно сменялся почетный караул. Стояли гвардейцы в старинных медных шлемах. Стояли министры и сенаторы, главы посольств и миссий. Стояли профессора Сорбонны в алых тогах, отороченных горностаем, и представители демократических и рабочих организаций Франции. Стояли члены Всемирного Совета Мира и члены Центрального Комитета Французской коммунистической партии. Стояли сотрудники, ученики и друзья покойного.
Прибыли иностранные делегации: от Советского Союза — писатель Илья Эренбург и академик Д. В. Скобельцын, от Англии — член Всемирного Совета Мира профессор Джон Бернал. Нескончаемым потоком шли телеграммы и послания от братских коммунистических партий, от национальных организаций Движения сторонников мира, от академий наук различных стран, от общественных и научных организаций…
Погода была душной и грозовой, но три дня и три ночи под дождем шли и шли простые люди Франции через Латинский квартал к зданию Сорбонны. Были груды цветов, тяжелые венки и скромные букетики, но среди них не было ни одной красной розы. Префект запретил возлагать на гроб красные цветы и красные ленты.
В 11 часов 30 минут 18 августа во дворе Сорбонны состоялась национальная гражданская панихида. С речами выступили верховный комиссар Франции по атомной энергии Франсис Перрен и министр просвещения.
Под звуки траурной мелодии гвардейцы вынесли гроб с телом Фредерика Жолио-Кюри из помещения Сорбонны. Печальная процессия двинулась по улицам Парижа.
На площади перед входом на кладбище в Со, где похоронены Пьер и Мария Кюри и Ирен Жолио-Кюри, состоялась вторая часть торжественной церемонии, организованная Французской коммунистической партией.
Вице-председатель бюро. Всемирного Совета Мира Джон Бернал говорил:
«Жолио, больше чем кто-либо другой, напоминал ученым не только на словах, но и на личном примере о справедливости поговорки Рабле: «Знание без совести — это крушение души». Теперь эта совесть пробудилась в широких массах, в том числе и в среде ученых.
Трагедия Жолио была трагедией благородства. Именно в силу того, что он жил в смутную эпоху, и проявилось его истинное величие. Его работа, его отвага сделали из него вечно живой пример человека, который всегда может преодолеть самые большие затруднения и бороться с ужасными бедствиями.
Новый мир, светлый и прекрасный, о котором он мечтал, конечно, будет построен, и раньше, чем это кажется сейчас. Хотя смерть и вырвала Жолио из наших рядов в расцвете его гения и хотя мы должны оплакивать его как ученые и как друзья, мы не имеем права видеть в его смерти поражение его духа. Он никогда бы не согласился с этим; Он сознательно жил ради будущего».
Взяв слово от имени Центрального Комитета Французской коммунистической партии, товарищ Роже Гароди привел в своей речи слова Фредерика Жолио-Кюри:
«СМЕРТЬ — ЭТО НЕВАЖНО. ЕСЛИ ДРУГИЕ МЫСЛЯТ ТАК ЖЕ, КАК Я, ОНИ НАЙДУТ ПРОЛОЖЕННЫЕ МНОЮ ПУТИ.
ЗНАЧИТ, Я СУЩЕСТВУЮ».
1900, 19 марта — в Париже родился Жан Фредерик Жолио.
1908 —1917 — учение в лицее Лаканаль.
1918 — кратковременная служба в армии.
1918—1919 — учение в лицее Лавуазье.
1919—1922 — учение в Школе физики и химии города Парижа.
1922—1923 — работа в качестве инженера-практиканта на сталелитейных заводах Арбеда в Эш Сюр-Эльзас, Люксембург.
1924 — учение в военной школе в Пуатье. Служба в армии в чине сублейтенанта.
1925 — получив стипендию от «фонда Кюри», Фредерик Жолио поступает личным препаратором Марии Кюри в Институт радия в Париже. Ирен Кюри защищает докторскую диссертацию на тему об альфа-излучении полония.
1926, 4 октября — в мэрии четвертого округа Парижа зарегистрирован брак Ирен Кюри и Фредерика Жолио.
1927 — рождение дочери Элен (впоследствии Элен Жолио-Кюри-Ланжевен).
Фредерик Жолио получает степень лиценциата в Сорбонне. Первый научный труд: «О новом методе изучения электролитических осадков радиоэлементов».
1927—1930 — работа преподавателем курса электрических измерений в частной электротехнической школе.
1928 — первая работа совместно с Ирен Кюри: «О числе ионов, создаваемых в воздухе альфа-лучами радия С1».
Исследования электросопротивления тонких металлических пленок. Изучение ионизации, вызываемой альфа-лучами полония.
1929 — работы по электрохимии и (совместно с Ирен Кюри) по влиянию альфа-лучей полония.
1930 — Ф. Жолио защищает докторскую диссертацию на тему об электрохимии полония.
1931 — изготовление (совместно с Ирен Кюри) полониевого источника большой мощности и исследование эффектов, сопровождающих альфа-излучение полония.
1932 — Фредерик Жолио назначается научным сотрудником Национального фонда наук, то есть получает оплачиваемое место ассистента в Институте радия.
Ирен Кюри назначается руководителем работ лаборатории Кюри в Институте радия.
Рождение сына Пьера.
1932, 18 января — Ирен Кюри и Фредерик Жолио обнаруживают, что излучение Боте-Беккера может выбивать атомные ядра.
27 февраля — Чадвик в Англии показывает, что результат Жолио-Кюри подтверждает старую гипотезу Резерфорда о существовании нейтронов.
1932 — серия работ И. и Ф. Жолио-Кюри по нейтронам.
Работы Ф. Жолио по электрическим свойствам тонких пленок и по электрохимии радиоэлементов. Определение периода распада радия С1. Совместное с Ирен Кюри изучение альфа-излучения полония. Опыты на высокогорной станции Юнгфрау.
1933 — Ф. Жолио приглашается руководителем работ Национального фонда наук. Продолжение совместных с И. Кюри работ по нейтронам. Экспериментальное доказательство существования позитрона. Открытие явления аннигиляции позитрона и «рождения пары».
Сентябрь — первая поездка в Советский Союз. Участие в первой Всесоюзной конференции по атомному ядру в Ленинграде. Доклады: 1) Нейтроны, 2) Возникновение позитронов при материализации фотонов и превращении ядер.
Октябрь — доклад на седьмом Сольвеевском конгрессе о предварительных результатах опытов, приведших к открытию искусственной радиоактивности.
1934, 15 января — Фредерик и Ирен Жолио-Кюри сообщают об открытии ими искусственной радиоактивности.
1934 — десять совместных с Ирен Кюри работ по искусственной радиоактивности. Работы по «дематериализации» электронных пар и «материализации» фотонов, по радиоактивности самария. Конструкция камеры Вильсона с переменным давлением. Начало работы в Интернациональной комиссии по эталону радия.
Вступление Фредерика Жолио в социалистичсси партию.
4 июля — смерть Марии Кюри. Ирен Кюри заменяет Марию Кюри на кафедре Сорбонны.
1935 — присуждение Ирен и Фредерику Жолио-Кюри Нобелевской премии за открытие искусственной радиоактивности.
Ирен Кюри назначается руководителем работ Национального фонда наук. Серия работ Ирен Кюри с сотрудниками об элементах, образующихся при облучении урана и тория нейтронами. Фредерика Жолио приглашают как руководителя занятий в Сорбонну.
Сооружение двух высоковольтных установок для придания высоких энергий ядерным частицам. Работа по получению частиц высоких энергий (с Л. Коварским) и по синтезу радиоэлементов с помощью дейтронов, ускоренных импульсным генератором (с А. Лазаром и П. Савелем).
Ф. Жолио совместно с П. Ланжевеном и Джоном Берналом входит в группу «Ученые против войны».
12 декабря — нобелевская речь в Стокгольме. Предсказание цепной реакции.
1936 — Ирен Кюри назначается товарищем министра народного просвещения, ей доверяется руководство научно-исследовательскими работами во Франции.
Работы Ф. Жолио по усовершенствованию электростатического генератора (совместно с Фельденкрайзом и Лазаром). Продолжение работ по искусственной радиоактивности.
Сентябрь — приезд в Москву. Доклад на первом Менделеевском чтении: «Строение материи и искусственная радиоактивность».
С этого года Ф. Жолио занимает посты директора исследований Национального фонда наук (впоследствии Национального центра научных исследований), члена Комитета по астрофизическим исследованиям, члена комитета директоров Института биофизики и биохимии, президента Комитета по изданию ежегодных таблиц физических констант.
1936—1937 — активное участие И. и Ф. Жолио-Кюри в кампании в защиту испанских республиканцев, бойцов интернациональных бригад и беженцев-антифашистов. Поездка Ирен в США.
1937 — Ф. Жолио — профессор и директор лаборатории ядерной физики и химии Коллеж де Франс, директор лаборатории атомного синтеза (в Иври) Национального центра научных исследований. Ирен — руководитель занятий и внештатный профессор Сорбонны.
1938 — работы по стабильным изотопам гелия (совместно с И. Злотовским), исследование явлений, возникающих при бомбардировке веществ протонами и дейтронами высоких энергий.
Серия работ Ирен Кюри о продуктах распада урана. Ирен Кюри совместно с Савичем обнаруживает лантан среди продуктов распада урана.
1939, 30 января — сообщение Ф. Жолио в Парижской Академии наук «Экспериментальное доказательство взрывного расщепления ядер урана и тория под действием нейтронов».
Десять статей Фредерика Жолио по расщеплению ядра урана и по цепной реакции (в основном с Альбаном и Коварским).
Работы по конструкции уранового котла.
1 сентября — начало войны. С момента начала военных действий работы Ф. Жолио-Кюри проводятся в секретном порядке.
30 сентября — Ф. Жолио-Кюри, Альбан и Коварский передают в Академию наук Франции запечатанный конверт с описанием взрывной цепной реакции. Конверт был вскрыт через десять лет.
1939 — май 1940 — Ф. Жолио — руководитель особой группы при Национальном центре научных исследований. В течение этого периода Жолио-Кюри, Альбан и Коварский получают пять патентов на осуществление цепной ядерной реакции.
Накопление запаса тяжелой воды.
10 мая — начало германского наступления на Францию. Исследовательская группа Жолио-Кюри переводится в Клермон-Ферран. Работы продолжаются.
14 июня — немецкие войска вступили в Париж.
19 июня — по приказу Фредерика Жолио-Кюри Альбан и Коварский переправляются в Англию, увозя туда тяжелую воду и документы по осуществлению ядерного реактора.
30 октября — арест Поля Ланжевена. Публичное заявление Жолио-Кюри: в знак протеста он закрывает свою лабораторию.
1941—1944 — Ф. Жолио-Кюри — президент Национального фронта борьбы за освобождение и независимость Франции.
1942, весна — Ф. Жолио в подполье вступает в Коммунистическую партию Франции.
1943 — Ф. Жолио избран в Академию наук Франции.
1944, май — Ф. Жолио организует побег Поля Ланжевена и полностью переходит на нелегальное положение.
25 августа — освобождение Парижа.
30 августа — газета «Юманите» сообщает, что Жолио-Кюри с 1942 года является членом Коммунистической партии Франции.
Осень 1944 — Ф. Жолио-Кюри — директор Национального центра научных исследований (до января 1946 года). Создание Института ядерных исследований в Страсбурге. Возобновление чтения лекций в Коллеж де Франс. Ф. Жолио-Кюри — член временной Консультативной ассамблеи, член генерального планового совета, член различных министерских комиссий (по аэронавигации, по нефти, по рыболовству и других).
1945 — Исследования биологического действия радиоактивного излучения и (совместно с Ирен Кюри) расщепления иония под действием нейтронов.
Ф. Жолио-Кюри — вице-президент комитета по координации научных исследований, имеющих оборонное значение.
Организация Комиссариата атомной энергии Франции. Избрание Ф. Жолио-Кюри членом Лондонского королевского общества и почетным доктором Эдинбургского университета.
Июнь — участие в юбилейных торжествах Академии наук СССР в Москве.
6 и 9 августа — американские самолеты сбросили атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки.
1946—1950 — Ф. Жолио-Кюри — верховный комиссар атомной энергии Франции. Ирен Жолио-Кюри — один из четырех комиссаров атомной энергии.
Создание ядерных центров в Шатильоне и Сакле.
1945—1946 — Ф. Жолио-Кюри делегат от Франции в Комиссии по атомной энергии Организации Объединенных Наций, делегат на ассамблею ЮНЕСКО и вице-президент Национального комитета ЮНЕСКО, почетный член Совета при министерстве национального образования, президент Всемирной федерации научных работников, почетный член Французского физического общества, член Академии наук Голландии и Дании.
Ирен Жолио-Кюри возглавляет кафедру общей физики и радиоактивности в Парижском университете и становится директором Института радия.
1946, 19 декабря — смерть Поля Ланжевена.
1947 — Фредерик и Ирен Жолио-Кюри избраны членами-корреспондентами Академии наук СССР.
Ф. Жолио-Кюри — член научного совета Международного сольвеевского физического института, член совета Института ядерных исследований в Страсбурге, член экономического совета и член комиссии по промышленному производству. Избрание членом Национальной Академии деи Линчей (Италия), членом Института герцогства Люксембургского и почетным доктором Бухарестского университета.
Избрание президентом Союза рационалистов (вместо умершего Поля Ланжевена).
1948, август — Ф. и И. Жолио-Кюри участвуют во Всемирном конгрессе деятелей культуры во Вроцлаве.
15 декабря — пуск «ЗОЭ» — первого французского атомного котла.
1948 — Ф. Жолио-Кюри избирается президентом Французского физического общества, членом Академии наук Польши, Болоньи, Румынии, почетным доктором Гентского и Софийского университетов.
1949, 24 февраля — опубликован манифест Международного комитета связи деятелей культуры в защиту мира и Международной демократической федерации женщин с призывом о созыве Всемирного конгресса сторонников мира. Ф. Жолио-Кюри возглавляет Подготовительный комитет по созыву Всемирного конгресса сторонников мира. Ирен Жолио-Кюри входит в число членов комитета.
Март — французский парламент потребовал уменьшения кредитов на Комиссариат атомной энергии.
Апрель — Академия наук Франции в ответ на требования парламента единодушно подтверждает ценность работ Жолио-Кюри по атомной энергии и требует средств для их продолжения.
20 апреля — Фредерик Жолио-Кюри открывает первый Всемирный конгресс сторонников мира в зале Плейель в Париже.
Конгресс избирает Фредерика Жолио-Кюри председателем Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира. Ирен Жолио-Кюри избирается членом Постоянного комитета.
18 августа — в Академии наук Франции по истечении десятилетнего срока вскрыт конверт № 41620 со статьей Жолио-Кюри, Альбана и Коварского «О возможности получения цепной реакции в урановой среде».
Ноябрь — приезд в Москву. Доклад на сессии Академии наук СССР «Об организации науки во Франции». Избрание почетным иностранным членом Академии наук СССР и почетным доктором университета в Лодзи (Польша).
1950, январь — поездка в Индию.
15—19 марта — стокгольмская сессия Постоянного комитет Всемирного конгресса сторонников мира.
19 марта — опубликовано Стокгольмское Воззвание.
1 апреля — чествование Фредерика Жолио-Кюри в Монтрей (Париж) по случаю его пятидесятилетия.
4 апреля — выступление на 12-м съезде Коммунистической партии Франции.
14 апреля — американский журнал «Ньюсуик» сообщает о предстоящем смещении Жолио-Кюри с поста верховного комиссара атомной энергии.
20 апреля — французское правительство сместило Фредерика Жолио-Кюри с поста верховного комиссара атомном энергии.
Ноябрь — второй Всемирный конгресс сторонников мира в Варшаве избирает Фредерика Жолио-Кюри председателем бюро Всемирного Совета Мира. Ирен Жолио-Кюри входит в состав Всемирного Совета Мира.
1950 — Ф. Жолио-Кюри — член группы по физике и национального совета по научным исследованиям Национального центра научных исследований. Член комиссии по радиоактивности.
Избрание членом-корреспондентом Германской Академии наук, почетным доктором университетов в Люблине, Варшаве, Кракове (Польша) и в Нью-Дели (Индии).
Ф. Жолио-Кюри снова полностью берет на себя руководство лабораторией ядерной физики и химии в Коллеж де Франс и лабораторией атомного синтеза в Иври, в Национальном центре научных исследований.
1951, 11 января — Ирен Жолио-Кюри уволена из Комиссариата атомной энергии.
Февраль — первая сессия Всемирного Совета Мира в Берлине принимает обращение о заключении Пакта Мира.
5 апреля — награждение Ф. Жолио-Кюри Международной Ленинской премией «За укрепление мира между народами».
5—18 июля — пребывание в Москве.
7 июля — вручение в Кремле премии «За укрепление мира между народами».
1951 — Ф. Жолио-Кюри — член Французского комитета по физике и Национального комитета по химии.
1952, июль — чрезвычайная сессия Всемирного Совета Мира в Берлине принимает Обращение к правительствам четырех великих держав и ко всем народам.
Французский парламент проголосовал за расширение кредитов физико-математическому факультету Сорбонны.
Начало разработки плана строительства ядерного центра в Орсэ под руководством Ирен Жолио-Кюри.
Ф. Жолио-Кюри — член бюро Института по приложению волновой механики к химии и к радиоактивности. Избрание почетным членом Академии наук Болгарии. Совместный с И. Жолио-Кюри доклад об эталонировании источников радиоактивности в смешанной комиссии Интернационального союза физики и химии.
1954 — избрание в Академию наук Польши.
1955 — Ф. Жолио-Кюри, Альберт Эйнштейн и восемь других ученых, лауреатов Нобелевской премии, обратились к ученым всего мира с призывом встретиться и поднять свой голос против использования атомной энергии в военных целях (начало Пагуошского движения ученых). Тяжелая болезнь Ф. Жолио-Кюри. Научные работы по применению метода радиоактивных изотопов в медицинской диагностике.
1956, 17 марта — смерть Ирен Жолио-Кюри.
20 марта — национальные похороны Ирен Жолио-Кюри.
Апрель — Ф. Жолио-Кюри — директор лаборатории Кюри Института радия и Института ядерной физики в Орсэ. Возглавляет строительство Орсэ.
27 апреля — Всемирный Совет Мира присудил Ирен Жолио-Кюри (посмертно) почетную премию мира.
Июль — послание 14-му съезду Коммунистической партии Франции. Съезд избирает Жолио-Кюри членом Центрального Комитета КПФ.
1956 года — Ф. Жолио-Кюри член административного совета «фонда Кюри», член национального совета ядерной физики и техники, президент совета по национальному образованию.
1956 — радиоактивное исследование дневников Пьера Кюри.
1956—1958 — создание нового ядерного центра в Орсэ.
1958 — 10—17 мая — поездка в Москву.
Июнь — пуск синхроциклотрона в Орсэ.
Июль — Ф. Жолио Кюри открывает конгресс по ядерной физике в Париже. Послание участникам Конгресса народов в защиту мира в Стокгольме.
14 августа — Фредерик Жолио-Кюри скончался в госпитале Сент-Антуан в Париже.
18 августа — национальные похороны Фредерика Жолио-Кюри в Париже.
Фредерик Жолио-Кюри, Избранные труды. Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, Совместные труды. Изд-во Академии наук СССР, Москва, 1957, стр. 567.
В этом же сборнике опубликован автореферат Ф. Жолио-Кюри, представляющий собой его научную биографию и обзор работ.
Ф. Жолио-Кюри, Пять лет борьбы за мир. Госполитиздат, 1954.
Ф. и И. Жолио-Кюри, Об искусственном получении радиоактивных элементов. Нобелевский доклад. «Успехи химии», 5, 1936, вып. 10.
Ф. и И. Жолио-Кюри, Строение материи и искусственная радиоактивность. Доклад на первом Менделеевском чтении «Известия Академии наук СССР». Серия химическая, 31, 1937, стр. 613 —621.
Ф. Жолио-Кюри, Атомная энергия на службе у смерти «Звезда», № 4, 1949.
Ф. и И. Жолио-Кюри, Радиоактивность. БСЭ, изд. 2-е, т. 35.
Ф. Жолио-Кюри. Наука в борьбе за построение лучшего мира. Речь на народном собрании в Бомбее. «Мир» № 7 1950.
Ф. Жолио-Кюри, Речь на 12-м съезде Коммунистической партии Франции. «Правда», 3 апреля 1950.
Ф. Жолио-Кюри, Послание 14-му съезду Коммунистической партии Франции. «Правда», 22 июля 1956.
И. и Ф. Жолио-Кюри, Пьер Кюри. «Вестник Академии наук СССР» № 5, 1956.
Акад. А. Ф. Иоффе, Ирен Кюри и Фредерик Жолио. Их работы в области радиоактивности. «Известия Академии наук СССР» № 4, 1936.
Б. Г. Кузнецов, Фредерик Жолио-Кюри, ученый и борец за мир. Госкультпросветиздат, 1951.
М. Моно, Фредерик Жолио-Кюри. «Мир», № 22, 1951.
И. Г. Эренбург, Фредерик Жолио-Кюри. Госполитиздат, 1959.
Илья Эренбург, Фредерик Жолио-Кюри. «Юность», 1965, № 1, стр. 69—72.
Юрий Жуков, Говорит Жолио-Кюри. «Новый мир», 1955, № 7, стр. 186.
П. Бикар, Фредерик Жолио-Кюри и атомная энергия. Госатомиздат, М., 1962.
Эжени Коттон, Семья Кюри и радиоактивность. Атомиздат, 1964.
Луи де Бройль, Жизнь и творчество Фредерика Жолио. В книге «По тропам науки», ИЛ, М., 1962, стр. 87—112.
Пьер и Мария Кюри, М. «Молодая гвардия», 1959.
Frederic et Irene Joliot-Curie, Oeuvres scientifiques completes. Presses universitaires de France. Paris, 1961, p. 915.
F. Joliot-Curie, Textes choisis. Ed. Sociales, Paris, 1959, p. 289.
Frederic Joliot-Curie, Cinq annees de lutte pour la paix. Paris, 1954.
I. Curie, F. Joliot, L'electron positif. Paris, 1934.
F. Joliot, La constitution de la matiere et la radioactivite artificielle. Paris, 1937.
I. Curie, F. Joliot, Radioactivite artificielle. Paris, 1945.
F. Jо1iоt-Curie. La Paix, le desarmementf et fa cooperation Internationale. Paris, 1958.
Irene Jо1iоt-Curie. La vie et l'eouvce de M. Sclodowska-Curie. La Pensde, 1954, № 58.
Irene Joliot-Curie, Marie Curie, ma mere. Europe, 1954, 32, № 108.
Michel Rouze. Frederic Joliot-Curie. Paris, 1950.
Joliot-Curie tel q.u'il fut. Специальный номер, журнала Regards, octobre 1958.
Joliot-Curie. Специальный номер журнала La Pensee, sept. — oct. 1959.
Автор благодарит за ценные указания по книге и сообщенные личные воспоминания о Фредерике Жолио-Кюри чл.-корр. АН СССР И. М. Франка, проф. Пьера Бикара, писателя И. Г. Эренбурга, сотрудницу института Орсэ Жанну Лаберриг и В. А. Фролова.
Автор с глубочайшей признательностью вспоминает советы и указания покойного академика Г. С. Ландсберга в начале работы над этой книгой.
За предоставление непубликовавшихся ранее фотографий автор благодарит Жанну Лаберриг и фотокорреспондента Всемирного Совета Мира Еву Сяо.
Изд: “Жолио-Кюри”. (ЖЗЛ. Вып. 1 (281)), М., "Молодая гвардия", 1966