Гололоб Г.А.

Оставил ли Корнилий воинскую службу?

Сторонники христианского милитаризма доказывают возможность совмещения воинской службы и христианской веры путем ссылки на некоторые тексты Нового Завета, якобы оправдывающие этот тезис. Попробуем проанализировать эти места Писания и проверить, позволяют ли они сделать подобное заключение. Всего упоминается такого рода случаев пять:

1. Воины, пришедшие креститься к Иоанну Крестителю (Лк. 3:14).

2. Благочестивый сотник, пришедший к Иисусу за исцелением своего слуги (Мф. 8:5-13; Лк. 7:2-10).

3. Сотник Корнилий из Кесарии и подчиненный ему «благочестивый» воин (Деян. 10:1-48).

4. Уверовавший в Иисуса Христа начальник тюрьмы города Филиппы (Деян. 16:22-34).

5. Уверовавший от проповеди Павла губернатор острова Кипр (Деян. 28:7-10).

Здесь нам предстоит сделать ряд предварительных замечаний. Очевидно, что последний случай трудно применить к нашей теме, поскольку решительно невозможно увидеть факт уверования Публия в словах «принял нас и три дня дружелюбно угощал» (Деян. 28:7). У нас нет уверенности в том, что воины, упомянутые в первых двух случаях, действительно обратились к Богу. В частности, очевидно, что у сотника времени Христа была вера для получения лишь исцеления, а не возрождения, что следует учитывать при поиске ответа на вопрос о том, чем же он занимался в дальнейшем. Тем не менее, остальные тексты Писания, используемые христианскими милитаристами в целях оправдания собственной практики, требуют детального изучения и выяснения возможности их согласования с требованиями христианского пацифизма. Этим делом мы сейчас и займемся.

Впрочем, у нас имеются и возражения, на которых мы не собираемся настаивать. Например, мы не можем быть уверенными в том, что конкретные воины пришли к Иоанну Крестителю именно с целью крещения. Они могли проявлять если не обычное любопытство (неискренность их мотива мы опускаем), то ветхозаветный страх перед возможным наказанием Божьим, что не равносильно спасительному интересу к новозаветному учению о Божьей милости. Можно усомниться также и в том, что Павла и Силу стерег в темнице именно начальник стражи, а не рядовой охранник, поскольку он стерег их совершенно один. Да и в целом, мы не видим в Новом Завете того, чтобы в то время христианство принимали высокопоставленные лица или государственные чиновники, кроме случая с Феофилом (см. Лк. 1:3-4). Но эти замечания не столь важны для изучения нашей темы.

Недостаток сведений или причина умолчания?

Христианские пацифисты часто слышат в свой адрес следующий вопрос: «Почему всем этим людям в Писании не было запрещено нести воинскую службу, если Христос совершенным образом изменил ветхозаветные принципы морали по вопросу применения насилия?» Ответить на этот вопрос несложно, если проанализировать возможность практической невероятности ситуации, противоположной пацифистской. Однако прежде нам следует освободиться от второстепенных вопросов.

Прежде всего, обратимся к первому тексту Писания и в его отношении отметим тот факт, что призыв к спасению следует отличать от призыва к освящению, хотя в данном случае оба они оказались смешанными друг с другом. Приближающемуся к Богу человеку вначале необходимо указать путь к спасению и только затем уведомлять его о содержании требований освящения. Если все эти люди действительно обратились к Богу (хотя в случае с сотником времени Христа в этом можно усомниться, поскольку у него была вера для получения лишь исцеления, а не возрождения), очевидно, что само вхождение в их жизнь дающего возрождение Духа Святого научит их всему тому, что они должны знать относительно своей последующей жизни.

Поэтому совет Иоанна Крестителя вовсе не означал того, что, только последовав ему, воины могут стать христианами, но преследовал лишь подготовительную функцию их обращения, т.е. побуждал их к покаянию (см. Лк. 3:8). Различие между сферами спасения и освящения, слабо выраженное в Ветхом Завете, наложило отпечаток на характер проповеди Иоанна Крестителя, который, несмотря на все его заслуги, был лишь последним пророком Ветхого Завета. Это означает, что Иоанн Креститель не мог выразить им полноту тех требований учения Христа, исполнение которых ожидалось лишь для лиц, принявших крещение исключительно от учеников Иисуса, а значит и наученных именно новозаветным требованиям морали.

Да, Христос заранее предлагал людям знать последствия их решения пойти за Ним, однако это знание было общим: «Вам следует взять крест не только поношения, но обречения на смерть, и идти за Мною». Детали же этого посвящения открывал людям в свое время Дух Святой. Итак, основное, что от них требовалось (т.е. готовность распять себя для Бога), они узнавали сразу, но детали должны были им открыться лишь впоследствии. Требовать от новообращенного сразу полноты освящения является недопустимым форсированием его духовного созревания. В момент обращения человека важно достигнуть его возрождения, а не его последствий, вытекающих из этого возрождения естественным путем.

Иными словами, Бог никогда не форсирует обстоятельства, но ждет добровольного созревания человеческого решения. Человек должен прийти к этому сознанию самостоятельно, приняв все Божьи требования добровольным образом. Одним словом, требование изменить образ жизни недопустимо осуществлять до того момента, пока человек не получил духовное возрождение по своей вере. Делать это все равно, что пускать телегу впереди лошади. Поэтому воинам Иоанна Крестителя первоначально не было никакой нужды выслушивать требования, относящиеся не к их спасению, а лишь к их освящению. Сказанного же им было достаточно для того, чтобы они поняли, что они грешны и им нужен Спаситель (см. Лк. 3:8).

Сказанное относится к первым двум случаям, из которых нам неизвестно, уверовали ли конкретные воины во Христа или нет, но как быть с остальными двумя, где ясно видно, что эти воины уверовали и даже крестились, т.е. стали членами Церкви Христовой. В этом случае они должны быть обознаны в том, как им следует себя вести. Почему же апостолы не дали им знать о необходимости оставления воинской службы? Во-первых, когда какая-либо информация умалчивается, возможно двоякое объяснение этому факту: либо ее действительно нужно было скрыть, либо упоминать о ней не было никакой необходимости. Последняя возможность также может быть истолкована различным образом: общеизвестным фактом, который даже и не нужно было оговаривать отдельно, был либо христианский пацифизм, либо христианский милитаризм. Давайте проанализируем степень вероятности каждой из этих возможностей.

Более предпочтительное мнение.

Хотя у нас и нет сведений о том, что эти люди продолжали заниматься своей прежней профессией после их уверования, у нас есть основания считать верным обратное утверждение. Немыслимо, чтобы Симон Зилот мог продолжать быть повстанцем, оставаясь учеником Христа. Это и было основной причиной умолчания евангелистов о том, что он занимался своим прежним занятием. К тому же, среди учеников Христа были профессиональные мытари, но все они оставили свое прежнее занятие после того, как пошли за Христом. Слово «оставил» (см. Лк. 5:28; ср. Мф. 19:27, 29) означает полный разрыв со старым занятием, или профессией Левия (Матфея), несшего государственную службу. Сам призыв последовать за Ним для этих людей значил нечто большее, чем временное прекращение своего доходного занятия, но означал полное расставание с тем, что им ранее было дорого.

Предположить, что христиане середины первого века были убеждены в том, что служба в римской армии ничем не может противоречить христианской вере, никак не предоставляется возможным, поскольку все солдаты, не говоря об офицерах, были обязаны приносить жертвоприношения на алтаре императора и участвовать в римских религиозных культах. Поскольку апостолы Иисуса Христа и сами уверовавшие во Христа воины прекрасно знали, с чем сопряжена дальнейшая службы уверовавших, не было особой надобности говорить об этом специально. На этом основании мы предпочитаем считать, что остался без внимания именно вопрос христианского пацифизма, а не милитаризма.

Нам неизвестен статус ни сотника, слугу которого исцелил Христос, ни Корнилия, служившего в Кесарии, что можно было бы узнать по их возрасту. Стандартный срок службы солдата в римской армии был 25 лет, при этом 20 лет (первоначально 16) относилось к срочной службе, а пять (первоначально четыре) – к службе в ветеранском резерве. Ветераны пользовались некоторыми привилегиями, и обязанностей у них было меньше, чем у остальных солдат. Сотниками обычно были выходцы из простых сословий, дослужившиеся до этого чина во время прохождения срочной службы. Высшими офицерами могли быть только римские граждане, позже – италийцы. В провинциях располагались только вспомогательные войска. Важно отметить, что солдаты и офицеры в возрасте от 45 до 60 лет обычно проходили службу в тылу. Как нам хорошо известно, Палестина до 67 г. н.э. не находилась в состоянии войны с Римом, хотя в ней и возникали небольшие восстания. Обычно в такие относительно спокойные регионы римской империи назначались большей частью ветераны воинской службы, отслужившие положенные 16 или 20 лет срочной службы.

Вопрос добровольного увольнения из римской армии в то время не был затруднен поскольку с 107 г. до н.э. римская армия была вольнонаемной. К тому же воинская служба в римской армии была ограниченной по времени: после участия в 20 походах пехотинец имел право вернуться домой, а конный боец освобождался от службы после 10 походов. Учитывались и различные уважительные причины увольнения из армии, которые указывались в подаче командованию соответствующего рапорта. И даже уволиться из армии по своему желанию в интересующее нас время не составляло никакого труда, поскольку воинская служба сулила большие блага, например, получение римского гражданства при ее завершении.

Как же Корнилий мог называться «благочестивым» воином, неся службу в римской армии, которая была оккупационной армией в Палестине? Здесь следует отметить тот факт, что Лука называет Корнилия «благочестивым» не в христианском, а в иудаистском смысле, поскольку выражение «благочестивый и боящийся Бога» (ст. 2, 22; ср. Деян. 13:16, 26, 50; см также «чтущие Бога» в Деян. 16:14; 17:4, 17; 18:7) описывало еврейских прозелитов первой степени приближения к иудаизму. Говоря об этом названии В.Н. Кузнецова пишет: «Так называли язычников, которые приняли Бога Израилева, но не стали прозелитами и не присоединились к еврейским общинам» (Кузнецова В.Н. Радостная весть: Новый Завет в переводе с древнегреческого. М.: РБО, 2001, с. 209).

Хотя из Деяний нам малоизвестно о службе Корнилия в римской армии, мы не можем допустить мысли о том, что он нес ее в безусловном смысле. Исповедуя иудаизм без обрезания, что и означает слово «благочестивый», он не мог регулярно приносить клятву верности обожествленному императору, либо уклонялся от исполнения этой обязанности обманным путем. Наконец, указание на подобные же религиозные убеждения, исповедуемые также и его «домом» (см. ст. 2, 6), говорит в пользу того, что Корнилий был женат и его жена, вероятно, была иудейкой. Поскольку же жениться римским легионерам не разрешалось, Корнилий, вероятно, уже находился в отставке, а воины, бывшие «при нем», служили в качестве охранников в его доме. В пользу данного мнения может свидетельствовать и тот факт, что все домашние Корнилия были уже во взрослом состоянии, поскольку были способны воспринять и уверовать в Евангелие. Хотя обычно сотники выходили в отставку в шестьдесят лет, иногда это делалось предметом их награждения за выдающиеся заслуги в боевых действиях.

Положение благочестивого воина, бывшего при Корнилии (ст. 7), нам неизвестно. Возможно, он в числе прочих был прикреплен к дому заслуженного ветерана, охраняя его жилье. Петру было сказано: «Вот три человека ищут тебя» (ст. 19), но ничего не говорится о том, что среди них был солдат. Из этого можно заключить, что этот воин был одет в гражданскую одежду и выполнял частное, а не воинское поручение. Наконец, мы видим, что Корнилий созвал «всех родственников своих и близких друзей» (ст. 24), но не вверенных ему шестьдесят легионеров, что было бы вероятно предположить, если бы он верил в возможность безоговорочного совмещения воинской службы с требованиями иудаистской веры. Указание на то, что в распоряжении Корнилия были «слуги», также свидетельствует в пользу того, что он мог вести образ жизни отставного офицера.

Конечно, быв научен жить «благочестиво» в иудаистском смысле, Корнилий ничего не знал о новозаветных пацифистских требованиях. Нельзя предположить, чтобы об этом ему совершенно ничего не было сказано Петром после его уверования во Христа, хотя об этом новозаветный текст нам ничего не говорит. Христианские милитаристы делают из этого большую проблему, однако, очевидно, что она надумана. Тот факт, что Лука не описывает требования апостола Петра оставить Корнилием его службу, не означает того, что это не было сделано на самом деле. Если бы Корнилий и филиппийский страж не оставили своей службы после уверования, тогда их вера непременно бы вошла в конфликт в существующим положением вещей, упоминание о чем просто невозможно было бы обойти в Писании. Но боговдохновенному автору не было никакой надобности упоминать о предполагаемой отставке из армии уверовавших солдат, если бы произошло в действительности именно это.

Действительно, во многих текстах Писания ничего не говорится и о других христианских обязанностях, возлагавшихся на уверовавших (запрет на идолопоклонство, запрет на многоженство, развод и прелюбодеяние, запрет на убийство и насилие…). Однако это не означает того, что эти апостольские увещания в действительности совершенно отсутствовали в ожидаемой вполне оправданным образом напутственной речи Петра (ср. Деян. 15:20). Предположить обратное нам практически невозможно, поскольку это сразу же потребовало бы объяснения того, как первым христианам удавалось служить одновременно и Богу, и кесарю (я имею в виду сугубо религиозный смысл этого служения). Поскольку же возможность такого совмещения исключается по богословским причинам, она должна быть исключена и на практике. Поэтому у нас есть все основания считать поведение первых христиан в богословском отношении более последовательным, чем то, которое следует из доктрины христианского милитаризма.

Кроме того, для молчания Луки могли быть особые причины. Так, его молчание в отношении последующей судьбы Корнилия и возможного его призыва оставить службу может быть легко объяснено тем, что в данном случае его интересовал сам факт уверования первого язычника, а не все те детали, которые сопровождали этот факт. Подобное можно сказать и о случае с филиппийским стражником, поскольку Луке было более важно подчеркнуть факт его спасения, чем детали его последующего освящения. Иначе нам следовало бы ожидать после описания каждого уверования грешника появление целого свода моральных предписаний, призванных якобы подтвердить факт его обращения.

Единственная оговорка.

Впрочем, мы не настаиваем на том, что Корнилий и темничный страж действительно и в безусловном порядке оставили свою воинскую службу после их уверования, поскольку у воинов, обращенных в христианство, все же имелась некоторая возможность остаться в армии при условии несения ими таких обязанностей, которые не были сопряжены с применением насилия (канцелярские работники, казначеи, ремесленники, санитары, солдаты, обслуживающие лошадей, и т.д.). Поскольку римляне не считали христиан теми, кто подрывал государственные устои, такая возможность, пусть и малая, все же существовала для тех воинов, которые принимали христианство и желали остаться в армии, выполняя подсобные работы. Необходимость продолжения службы христиан в армии была продиктована потребностью доказать свои верноподданнические гражданские чувства к той власти, которая способна пойти на уступки в религиозных вопросах, ведь именно к этому всегда призывали представителей светской власти первые христиане.

Не исключено, что в мирное время христианские воины могли оставаться на прежних своих должностях, особенно когда после их заявления начальству об их новых убеждениях последнее могло позволить им исполнять некоторые военные обязанности на пацифистских условиях. Например, такие воины могли нести охрану невоенных объектов путем поднятия тревоги, а не использования оружия, а в случае с высокими должностями исполнять руководящие обязанности в обозе или в полевых госпиталях. Если высшее командование позволяло христианским воинам нести воинскую службу с данными ограничениями, просьбу или согласие на это последними невозможно рассматривать как измену моральным принципам христианской веры.

Именно это имел в виду Иоанн Креститель, когда давал конкретные указания воинам, как вести себя после крещения: «Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем» (Лк. 3:14). Он не призвал их уволиться из армии, хотя это вряд ли были римские воины, но, вероятно, лишь храмовая стража, состоявшая из вольнонаемных лиц. Тем не менее, Иоанн существенным образом ограничил их пребывание на воинской службе, понимая, что, если исполнять эти указания добросовестно, исключается возможность несения воинской службы в обычном ее смысле, как правило, предполагающая использование и физического насилия, и обманных маневров, и военных трофеев. Фактически, это ограничение преследовало цель запрета, произнесенного в мягкой форме, чтобы не вызвать на себя огонь в подрывной политической деятельности. Этот прием использовал позже и апостол Павел, фактически запрещая неправильное использование «иных языков» коринфянами.

Наконец, низшие дисциплинарные взыскания, применяемые к провинившимся воинам, могли также относиться и к христианам: ограничение пайка и сокращение жалования, денежный штраф и публичная порка, перевод на «технические» должности и наказание в виде исправительных работ, понижение в звании и даже лишение оружия или несение караула без обмундирования, включая пояс и обувь. Такие наказания применялись за плохое несение караула, воровство, ложные показания и невыполнение приказов. Конечно, за дезертирство и измену римляне казнили, но христианский пацифизм невозможно приравнять ни к одному, ни к другому. Даже отказ от всеобщей мобилизации наказывался большим штрафом, конфискацией имущества или тюремным заключением. Поскольку же случай сознательного отказа от несения, по крайней мере, некоторых воинских обязанностей по религиозным убеждениям не входил в военные кодексы того времени, судьба таких лиц находилась на усмотрении местного командования.

Заключение

Итак, мы попытались выяснить ситуацию относительно возможности несения воинской службы уверовавшими во Христа воинами, упомянутыми в тексте Нового Завета, и выяснили, что из последнего решительно невозможно вывести такую возможность. Мало того, реальность политической ситуации того времени этой возможности совершенным образом противоречит. Противоречит ли этой возможности современная ситуация – этот вопрос мы считаем отличным от первоначально заданного, однако, поскольку апостол Петр (1 Пет. 2:13-23; 3:9-18) и апостол Павел (Рим. 12:17-21) фактически воспринимают принцип непротивления Христа, изложенный Им в Нагорной проповеди (Мф. 5:38-48), в безусловном смысле, мы должны признать универсальность его значения и абсолютную применимость для современных христиан.