У. Г. ДИКСОН.

Новая Америка.

ГЛАВА IX.

Ливанская Гора.

На солнечном скате горы в трех милях к югу от Ново-Ливанских Источников (известные воды близ верховьев веселой реки Гудсона, куда праздношатающиеся из Нью-Йорка и Массачусета стекаются в знойные недели лета, где они слоняются взад и вперед по каштановым аллеям, любезничают с да-

247

мами и пьют воду из колодца, из которого, по словам одного негра, и лошади могут пить безо всякого для себя вреда) расположена группа с претензией разукрашенных, но живописных домиков, это главный центр религиозной общины, очень малочисленной, странной по идее и по одежде и существующей до сих пор еще только в Соединенных Штатах.

Это селение — Ливанская Гора, главное жилище и центр безбрачной общины, основанной Анной Ли и известной насмешникам как забавное, нелепое учреждение, под именем общины Шекеров, т. е. Трясучек. Это название Шекеров дано в виде насмешки и укоризны, как бόльшая часть названий наших религиозных сект; члены этой общины смиренно приняли презрительную кличку и даже втайне гордятся ей. Между собою они известны под названием: «Соединенное Общество Верующих во Второе Пришествие Христа».

Однажды мне понадобилось розовой воды, и я спросил у приятеля, где достать самой лучшей. «Вы должны, отвечал он, отправиться в один из магазинов, где продают косметические изделия Шекеров». Другой раз на мой вопрос, где лучше всего собрать коллекцию американских цветов и растений, мой товарищ отвечал: «вы должны поехать на Ливанскую Гору, ибо никто ни в Нью-Йорке, ни в Массачусете не может сравняться с Шекерами в производстве семян и растений». Мое любопытство было затронуто. Отчего фермеры Ливанской Горы превосходят всех других своих соотечественников именно в этом искусстве? Конечно, я знал, что Ессеи в древности были большими садоводами и торговцами семян, точно также как пчеловодами и земледельцами; но ведь эти еврейские отшельники жили в такое время, когда земледелие считалось низким делом, недостойным занятием для свободного человека; они предавалась полевым работам не из-за выгоды, а в виде упражнения для духа и искуса плоти. В окрестностях Ливанской Горы — лесистом уголке, перерезываемом светлыми просеками, полянами и быстрыми журчащими ручейками — никто не думает презирать земледелие как низкое ремесло, достойное одних женщин и рабов, — напротив, все способнейшие люди околотка занимаются земледелием, и самая громкая слава ожидает того, кто произведет на

248

своих полях лучшую и богатейшую жатву. «Отчего же, спросил я моего приятеля, там, где все стремятся получить как можно более выгоды из земли, одни Шекеры Ливанской Горы достигают превосходства в этом?» «Полагаю, отвечал он, после минутного молчания, — потому, что они всю душу свою влагают в это дело».

Эти слова о том, что Шекеры всею душою занимаются обработкой земли, могут служить ключом к раскрытию почти всех тайн Ливанской Горы. Взбираясь по зеленому, горному скату от хорошенького Ново-Ливанского домика, вы видите по чистым дорогам, зеленым лугам, подстриженным изгородям и всего более по свежим, скромным лицам встречающихся мужчин и женщин, по странному, грустному блеску их любящих глаз, — вы видите, как много сделано в несколько коротких лет для обращения этого уголка Нью-Йоркского штата, из непроходимого леса, жилища Ирокезов, в нечто походящее на земной рай. Старая, грубая природа виднеется рядом во всем своем диком величии. Окружающие высоты покрыты своими первобытными лесами, хотя дубы и каштаны уже заживают второй свой век. Тут и там высятся обнаженные скалы, тут и там виднеются громадные камни. Большие пространства земля еще до сих пор не обработаны. Все тропы и тропинки открыты для каждого, а любой охотник может тут стрелять дичь так же свободно, как на луговых степях Небраски. Но на бόльшую часть земли человек наложил свою руку, хотя и нежно, но твердо; он трудился с любовью, и в ответ на его любовь и попечения природа одела землю нарядом поразительной красоты. Где вы найдете такой огород как тот, который расстилается пред нами налево? Где, кроме Англии, найдете вы такие лужки, такую бархатистую мураву? Деревья здесь зеленее, розы пышнее, дома опрятнее, чем где-либо в другом месте Соединенных Штатов. Новый-Ливан походит на Английскую долину, блестящую обработкой тысячи лет. Вы видите, что люди, которые обрабатывают эти поля, ухаживают за цветами, возделывают виноград, насаживают яблони, работают с любовью, и вы узнаете без малейшего удивления, что эти труженики, пашущие и сеющие, в их странном наряде, считают возделывание земли частью

249

своих религиозных обрядов, смотрят на землю, как на униженную, запятнанную сферу, которую они призваны искупить из унижения и возвратить опять Богу.

Теория, жизнь, идея Ливанской Горы начертаны в ее зеленых, заросших травою улицах. Вон то большое каменное строение, единственное каменное в округе, где возвышаются все деревянные хижины и домики, — житница, самая великолепная и самая большая во всей Америке; в этом строении, кроме самого хлебного магазина, находятся еще громадные и отлично устроенные сеновалы и странной формы навесы для скота. Присутствие этого здания на возвышенном месте, при самом так сказать входе в общину, чрезвычайно знаменательный факт. Житница для Шекера тоже что храм для Еврея.

За этим зданием в зеленой алле возвышается Северный Дом, жилище старейшины Фредерика и старицы Антуанеты (в свете Фредерик В. Эванс и Мэри Антуанета Дулитль), соначальников этой большой общины Шекеров. Немного ниже их дома, в саду находится дом для посетителей, в котором я имел счастье провести с Фредериком и Антуанетой несколько летних дней. Вокруг этих строений возвышаются сарай, кладовые и магазины общины. Потом идет нескончаемый ряд садов, в которых Балтиморская лоза весело вьется по шпалере или по высоким жердям; наконец немного в стороне от дороги возвышается церковь, — правильное, белое, деревянное здание, простое и обнаженное, как доска, с крышей наподобие котла. В этом обширном, с хорошей вентеляцией здании поется и выплясывается богослужение Шекеров, к изумленному удовольствию толпы, часто неприлично смеющихся зевак, съезжающихся с Ливанских Вод. Рядом с церковью стоит Церковный Дом, в котором соначальниками старейшина Даниил и старица Полли (в свете Даниил Кросман и Поли Рид); его окружают школа и магазин, в котором продают разные безделушки для языческих красавиц. Далее в гору расположены Южный Дом, Восточный Дом и другие, в которых живут различные семейства Шекеров. Старейшина Фредерик — общественный проповедник, но во всяком семействе есть начальник мужчина и начальница женщина. Одно из таких се-

250

мейств живет в Ханаане, в семи милях расстояния; по ту же сторону горы, в Массачусете, вы найдете другую общину Шекеров — Ганкокское Поселение.

Никакой Голландский город не имеет такого опрятного вида, никакая Моравская хижина не поразит нас такой нежной тишиной, как Ливанская Гора. Улицы необыкновенно тих, ибо вы не встретите тут ни пивной, ни кабака, ни ростовщиков, ни полицейских контор; из дюжины зданий, окружающих нас — мастерских, житниц, скинии, конюшен, кухонь, школ и дортуаров — ни одно не грязно, ни одно не шумно. Каждое здание, для чего бы оно ни назначалось, имеет как-бы вид часовни. Полы везде блестят, окна везде вымыты, краска на всем сияет. Везде вы видите белый цвет, везде царит счастливая тишина. Ливанская Гора, насколько вы видите глазом и слышите ухом, кажется вам местом, где постоянно воскресение. Все стены зданий внутри и снаружи, словно только что вчера возведены; с улиц несется нежное благоухание, а занавески и шторы на окнах поражают вас своей безукоризненной белизной. Все в этих жилищах кажется пропитано запахом розы и лаванды.

Сами обитатели этих жилищ вполне согласуются с внешним их видом. Эти мечтатели говорят нежно, держат себя строго, имеют добрые лица; они кажутся людьми, которые не только в мире сами с собою, но и с природой и небом. Одежда мужчин очень странная, нечто в роде аравийского плаща с полотняным воротником, внизу длинный хитон, застегнутый на горле и ниспадающий до самых ног, широкие, но короткие шаровары и соломенная шляпа с большими полями; но они отличаются серьезным видом и достойным обращением; они также мало сознают свою комичность в глазах чужестранцев, как английский судья на своей скамье или арабский шейх на молитве. Женская одежда состоит из маленького, кисейного чепца, белого платка, накинутого на плечи, прямого хитона, ниспадающего до пят, белых чулок и башмаков; но несмотря на этот наряд, не отличающийся ни блеском, ни красотой, все сестры поражают нас своими нежными взглядами, которые тешат сердце, как тихий звон сельских колоколов.

251

Проведя несколько дней между ними, видя их за обедом и за молитвой, за работой и за игрой, близко познакомившись со многими женщинами, я пришел к тому убеждению, что, если б я был поражен каким-нибудь несчастием или был бы опасно болен, то, после лиц моей жены и детей, я ни на кого не смотрел бы с таким удовольствием, как на этих добрых сестер. Жизнь кажется идет на Ливанской Горе по какому-то поэтическому ритму. Порядок, трезвость, умеренность и набожность, — вот главные черты Шекерской жизни, которые поражают вас с первого взгляда; тут царствует райский мир и невинность, в сравнении с шумом и развратом Нью-Йорка. Все тут заняты, все спокойны. Вы не услышите ни громкого голоса, ни брани, ни угрозы, ибо ничего не делается в Шекерском селении насилием. Каждый тут свободен. Те, которые вступили в общину, явились непрошенные; те, которые хотят уйти, могут сделать это без малейшего препятствия. Здесь нет ни солдат, ни полиции, ни судей; дело неслыханное, чтобы кто-нибудь из членов этой общины подал жалобу в суд на товарища. Не так, как на Сирийском Ливане, — тут нет ни Друзов, ни Маронитов, ни Турок; мир царит в советах, в скинии, на полях Нового Ливана. Посмотрите на этих веселых детей в их широких соломенных шляпах, посмотрите, как они прыгают и кувыркаются на траве, послушайте их веселый говор, их смех, наполняющий эти луга и аллеи теми сладкими мелодиями, которыми оглашают воздух только счастливые дети во время игры. Сердца их очевидно полны радости и мира. Посмотрите на этих голубоглазых девочек, какие они скромные, тихенькие, нежные на взгляд, как они опрятно и мило одеты; если какие-нибудь дети похожи на ангелов, то конечно эти девочки.

Однако не странно ли, что молодые люди, молодые девушки живут в этом прелестном уголке земли, посреди мира и довольства, живут без единой мысли о любви? Не грустно ли подумать, что эти веселые мальчики и девочки, которые так весело играют на зеленой мураве, никогда не будут иметь своих собственных детей, если они останутся в этой общине?

Братья и сестры в общине Шекеров монахи и монахини.

252

Они не имеют ничего общего с миром; однако несмотря на то, что эту общину часто описывали, как нравственное безумие, как религиозную комедию, как собрание нелепых обрядов, как церковь Св. Вита, а не Св. Павла, она имеет все же много привлекательного, если хорошо вникнуть в принципы Шекерства и в их применение. Одно магическое влияние, которое эта новая церковь имеет на американскую мысль, достаточная причина, вне всяких других соображений, чтобы мы досмотрели до конца эту комедию и постарались понять ее идею, ее завязку и развязку.

—————

ГЛАВА X.

Шекерский Дом.

В продолжение нескольких дней, которые я провел в гостях у Фредерика и Антуанеты в Северном Доме, я имел полную возможность проследить и оценить все добродетели и недостатки Шекерского Братства. Я ел их пищу, жил в их комнатах, ездил в их экипажах, гулял по их садам и огородам, говорил с их старейшинами; по утрам я бывал с ними в поле, в полдень за обедом, по вечерам на их собраниях; я следил за ними в их трудах, в их молитвах, в их забавах; одним словом я жил их жизнью и старался понять тот дух, который их одушевляет.

Моя комната как-то назойливо блестяща, как-то строго опрятна; никакая Гарлемская женщина никогда не выскабливала пол так чисто; самое дерево, из которого он сделан, так свежо и непорочно, как будто оно еще находится в вековом, девственном лесу. В углу стоит кровать, на которой белье бело как снег. Стол с чернильницей, разрезным для бумаги ножом, английской библией и несколькими томами сочинений Шекеров, четыре плетеных стула, небольшой ковер перед постелью и плеваль-

253

ница в углу — довершают меблировку моей комнаты. В маленьком чулане рядом находится такая же кровать, умывальник, кувшин с водой и полотенце. Все это помещение чрезвычайно светло и воздух в нем отличный. Шекеры не имеют докторов и, смеясь над нашими недугами — головными болями, лихорадками, простудами и т. д., обращают особенное научное внимание на вентиляцию. Каждое здание на Ливанской Горе — ферма, житница, мельница и обыкновенное жилище — снабжено трубами, душниками, поддувалами, заслонками. Каждая лестница устроена в роде воронки, все флюгарки на трубах в виде вентиляторов. Печи особого устройства нагревают зимою комнаты, и так ровно, что целыми неделями температура поддерживается на одном и том же градусе. Чистый, свежий воздух вот единственное лекарство, к которому прибегают Шекеры. «В течение тридцати шести лет у нас был только один случай лихорадки, говорила мне Антуанета, — и нам очень стыдно, потому что это было единственно по нашей вине».

Северный дом, жилище старейшины Фредерика, отличается той же чистотою, тем же блеском и порядком, тою же меблировкой, теми же самыми предметами в комнатах. Антуанета водила меня вчера по всему дому от чердака до фруктового подвала; она показала мне кухню, прачешные, топки, женские спальни, комнаты общественных собраний. Мой друг Вилльям Гэвуд (гражданский инженер города Лондона) и его жена были со мною; он был поражен удивлением при виде того необыкновенного успеха и той необыкновенной красоты, которых достигли Шекеры в искусстве вентиляции, а жена его точно также была очарована частотой, блеском и великолепным воздухом всех комнат и коридоров. Мужчины и женщины имеют отдельные комнаты, хотя едят за одним столом и живут под одним кровом. «Как вы поступаете с человеком, который входит в вашу общину с женою и детьми, ведь это случается?» спросили мы. «О, да! это часто случается, отвечала с улыбкой Антуанета, — но они тотчас становятся в отношении друг к другу братьями и сестрами и делаются отличными Шекерами». — «Но, заметила мистрисс Гэвуд, — ведь они видятся друг с другом?» «Конечно, ответила Антуанета, — они живут в одной семье, но делаются братом и сестрой. Они не перестают быть мужчиной и женщиной; отказы-

254

ваясь друг от круга, они только перестают быть мужем и женой». Некоторые женщины, живущие под кровом Фредерика в Северном Доме, имеют мужей (по мирским понятиям), живущих близ них в соседних комнатах; но они сочли бы слабостью, быть может грехом, чувствовать земное удовольствие в обществе друг друга. Они живут единственно для Бога. Любовь, на которую способны их сердца, если только они способны на такое мирское чувство, должна быть распространена одинаково на всех святых, без всякого предпочтения к достоинству или полу каждого из них.

Всегда ли бывает так? Сегодня после утреннего завтрака Антуанета пришла в свою комнату, где я уже разговаривал с Фредериком и некоторыми другими старейшинами; в ответ на мои светские расспросы она сказала мне в присутствии четырех или пяти мужчин, что она чувствовала к Фредерику особую любовь, не любовь к человеку в языческом смысле, но любовь к сыну благодати и посланнику Небесного Отца. Она сказала мне, что она питала нежную любовь ко многим исчезнувшим из плотских глаз смертным, к существам, которых мы называем мертвыми, и что ее духовные отношения с ними были такого же рода, как с Фредериком. Должность, которую Антуанета и Фредерик исполняют в семье Шекеров, именно должность ее мужского и женского начальников, дает им привилегию на подобного рода близкие отношения, на брак духовный, если можно так выразится для определения того чувства, которое, будучи не от мира сего, не имеет и слов для выражения.

Женщины обыкновенно спят в особых комнатах и попарно; мужчины имеют отдельные комнаты. Кровати женские устроены так, что одна вставляется под другую, и таким образом днем спальня не загромождена лишнею мебелью и воздух в ней чище; ничто в этих покоях не напоминает, что люди, занимающие их, стремятся к аскетической жизни. Все женщины имеют в своих комнатах зеркала, хотя иногда им с любовью говорят, чтоб они предостерегали свои сердца от злоупотребления подобной суетой. «Женщины, говорит Фредерик, с его добродушным юмором, — нуждаются в том, чтоб их иногда остепеняли». Туалет сестер, хотя правила о покрое очень

255

строги, не ограничивается одним казенным материалом, или одним цветом. Вы видите на одной и той же вешалке ситцевое голубое платье, белое кисейное и затрапезное; и даже в церкви многие из этих сестер являются в лиловых платья которые к ним очень идут. — «Мы даем некоторую свободу индивидуальному вкусу, говорит Фредерик, — мы на опыте узнаем, что лучше, и когда находим это лучшее, в одежде или в чем бы то ни было, то упорно держимся его».

Шекеры обедают посреди гробового молчания. Братья и сестры сидят в одной общей комнате за столами, выстроенными в одну линию и в нескольких футах друг от друга. Они едят в шесть часов утра, в полдень и в шесть часов вечера, следуя в этом правилу, которое почти везде принято в Америке, в особенности в западных частях этого континента от Миссисиппи до Тихого океана. Они собираются по звону колокола, входят в столовую длинной вереницей и становятся в линию, мужчины по одной стороне комнаты, а женщины по другой; потом они опускаются на колени, произносят краткую мысленную молитву и наконец принимаются за обед, служа друг другу. Во время обеда не произносится ни одного слова, разве кто-нибудь попросит соседа передать ему кушанье, и то это делается шепотом. Никто не болтает, ибо каждый слишком занят своим собственным делом. Даже никто не благодарит за оказанную услугу, ибо учтивость и любезность считаются совершенно излишними в семье святых. Старейшина Фредерик сидит в конце, а не во главе одного из столов. Мать Антуанета в конце другого. Пища, хотя очень хороша в своем роде и прекрасно приготовлена, чрезвычайно простая и почти исключительно состоит из произведений земли: томатов, печеных яблоков, персиков, картофеля, тыквы, вареного маиса и т. п. Виноград тут отличный, напоминающий Вифлеемский, а великолепные яйца подаются во всяком виде, и в крутую, и в мешочек, и всмятку. Питье ограничивается водой, молоком и чаем. В виде десерта подают пироги, кэки, леденцы, сушеные фрукты и сиропы. Что касается до меня, то как язычнику и грешнику мне давали котлет, цыплят и домашнего вина. «Хорошая пища и хороший воздух, вот наше единственное лекарство,

256

говорит Фредерик. Розовый цвет лица его последователей, что очень редко встречается в Соединенных Штатах, по-видимому подтверждает его слова, что в подобном месте других лекарств не нужно. Эти люди говорят, что они не нуждаются в горячительных и возбудительных средствах, к которым прибегают дурно переваривающие желудки жителей Нью-Йорка для поддержания аппетита и очищения крови. Фредерик питает жестокую ненависть к докторам. «Не странно ли, говорит он, — что умные люди мира сего терпят целую шайку людей, которые только дожидаются, чтобы вы от неосторожности занемогли и тогда отравляют вас своими зельями?» Чем прикажете ему отвечать на это, кроме смеха?

Так как во время еды ничего не говорят, то на это совершенно достаточно минут двадцати. Еще минута и со стола снимают все кушанья, моют тарелки, приборы и стаканы, все ставят на свои места и воцаряется снова прежний порядок.

Ничто не побуждает человека сидеть долго за стаканом плохого вина, и так как кроме того никому не позволяется курить в Северном Доме, то я, выпив чашку черного кофе, иду вместе с братьями в поле.

Осмотрев с Фредериком школы, житницы и мастерские, я узнал, что владения Шекеров вокруг Ливанской Горы состоят из десяти тысяч акров лучшей лесистой и низменной земли во всем Нью-Йоркском штате. В продолжение долгого времени Шекеры покупали земли, как только представлялся к тому удобный случай, но теперь они владеют стольким количеством земли, сколько могут обработать, даже более, чем они могут обработать собственными руками; в последние годы они были принуждены нанимать рабочих из мира сего, из соседних деревень. Так как Шекеры никогда не сердятся, не ворчат, не бывают несправедливы (это я слышал от многих ненавидящих их принципы и смеющихся над их обрядами), то язычники рабочие идут к ним очень охотно и остаются пока их держат. Кузнецы в кузнице на большой дороге, вон тот мальчик, едущий в телеге, вон те косари, убирающее на лугу сено, — все это язычники, пришедшие на Ливанскую Гору, чтобы жить и учиться. Они отлично обучаются всем сель-

257

ским работам и за это обучение еще получают деньги. Нигде в Америке земледелие не доведено до такого совершенства как здесь, и молодой смышленый парень едва ли может провести сезон на этих полях и фермах, чтобы не научиться многому полезному, чтобы не перенять много хороших привычек.

Но главные старейшины Ливанской Горы признают эту систему смешанного труда, соединения из своекорыстных целей святых и грешников в одну общину, враждебной их основным принципам. Такая система, если б она укоренилась между ними, нарушила бы их первоначальное сознание о небесном труде; их община естественным путем превратилась бы тогда в феодальное и коммерческое предприятие, в котором святые были бы капиталистами и землевладельцами, a грешники рабочими и невольниками. Не для такой цели они отреклись от столького, не для такой цели принесли столько жертв. Даже их желание сделать добро язычникам не может побудить их ко злу; и теперь они уже думают, что не умнее ли было бы им расстаться со всей излишней землей.

Нечего прибавлять к этому, что земля, которая побывала несколько лет в руках Шекеров, продается по такой цене, которая иначе показалась бы чрезмерной, неслыханной.

Взбираясь по дороге вверх в гору, из хорошенькой Ново-Ливанской Долины, я с удовольствием замечаю красивый ряд яблонь, окаймляющих обе стороны дороги, как часто встречаешь в Англии. Старейшина Фредерик, сам англичанин по рождению, очень доволен когда я заговариваю о родине. «Да, говорит он, — этот зеленый лужок и эти фруктовые деревья уносят меня в мою старую родину». Американцы высшего класса и отличающееся серьезным, мягким характером, всегда говорят об Англии как о старой родине. Деревья в этой алее посажены с большим искусством и старанием; но я замечаю, не без некоторого удивления, что посреди общего замечательного порядка одна яблоня несколько выступает из линии. «Чем удерживаете вы проходящих от того, чтобы срывать плоды или вредить вашим деревьям?» Старейшина улыбается — если луч света, озаряющий его нежные голубые глаза, можно назвать улыбкой. «Посмотрите вон на то дерево, сказал он, — оно немного впе-

258

реди других; это наш часовой; на нем растут отличные, большие яблоки, поспевающие недели две ранее других. Всякому легко достать эти яблоки, и потому кто хочет, тот и срывает их в волю, оставляя другие деревья нетронутыми». После этого, естественно спрашиваешь себя — правда ли, что дети мира сего мудрее сынов света?

Каждый из братьев имеет какое-нибудь ремесло; некоторые даже по два, по три и по четыре. Никто не может лениться даже под предлогом умственных занятий и духовных созерцаний. Каждый должен принимать участие в ежедневных трудах общины, все равно в какой бы то ни было отрасли: в земледелии, садоводстве, в постройке домов, в ковке лошадей или в окрашивании крыш и т. д.; каждый должен работать, как бы он ни был высоко поставлен в церкви. Фредерик — садовник и архитектор. Я сегодня ходил смотреть на плантацию яблонь, которую он сам насадил собственноручно, и точно так же собственноручно им выстроенную житницу; я могу чистосердечно засвидетельствовать, что как плантация, так и житница принадлежат к лучшим предметам своего рода в Соединенных Штатах. Шекеры любят разнообразие в работе, ибо это разнообразие есть источник удовольствия, а такого рода удовольствия Небесный Отец дозволяет своим святым.

Сестры на Ливанской Горе, по обращению, разговору и одежде настоящие леди, не исполняют никаких работ вне дома; некоторые из них занимаются на кухне, другие исполняют должность служанок (каждая по очереди в продолжение месяца), третьи ткут, четвертые сушат фрукты, пятые гонять из цветов различные воды, шестые делают веера и разные безделушки из дерева. Они приготовляют в большом количестве кленовый сироп, розовую воду, вишневую воду и персиковую; он шьют, поют и учат детей, последнее с изумительным искусством. Их школа считается лучшей общеобразовательной школой в Нью-Йоркском Штате.

—————

ГЛАВА XI.

Шекерский Союз.

Очень поверхностное изучение дела, совершенного последователями Анны Ли, убедит всякого, что Шекерство, как существующий факт общественной и семейной жизни в Америке (какого бы ни были мнения о его происхождении) далеко не безумная выходка, не бессмысленная комедия, которую можно со смехом посмотреть в воскресенье и потом забыть, как не имеющую никакого серьезного значения. Ливанская Гора — центр системы, которая имеет свой собственный, своеобразный гений, свою твердую организацию, свою особую, совершенно отличную жизнь, систему, которая по-видимому в значительной степени придает форму и руководит духовной жизнью Соединенных Штатов.

Во многих из своих теорий Шекеры кажутся последователями Ессеев, и в высших сферах чувства они пользуются той же властью, тем же влиянием, как древняя Еврейская община земледельцев и пчеловодов.

Церковь Шекеров основана на следующих великих идеях, — Царство Небесное настало; Христос явился вторично на землю; личное управление земли Богом восстановлено. За этими главными принципами, как необходимое их следствие, идут многие другие: — древний закон уничтожен; повеление расти и множиться отменено; грех Адама искуплен; единение Неба и Земли восстановлено; проклятие, наложенное на труд, снято; земля и все что на ней будет искуплено; ангелы и бесплотные духи, как во время όно, стали друзьями и слугами людей.

Только избранникам, конечно, известно, что эти великие перемены совершились на земле, ибо большинство людей слепы, глухи и как в былые времена не ведают Бога в ту самую минуту, когда Он призывает их к единению с собою. Немногие, очень немногие избраны благостью Божиею; но в сердцах своих избранников Он царит и творит свою волю. Приз-

260

ванные Им люди умирают для мира и забывают в своем новом небесном бытии самое существование мира, его страстей, борьбы, грехов. Каждый из этих избранников твердо верит, что его новое бытие не есть только перемена образа жизни, но совершенно новая жизнь души, в которой мир не имеет ни малейшего участия. Рождение детей и брак для них более не существует; самая смерть — лишь перемена одежды, лишь обмен видимой, телесной оболочки на невидимый, духовный наряд Славы Небесной.

Эти основные идеи руководят Шекеров в их внутренней и внешней жизни.

Таким образом ни один человек не может быть рожден в их общине и ни один член их общины не может жениться. В союзе, напоминающем союз Небесный, полы должны жить отдельно; любовь должна быть целомудренна, в духе и плоти; всякая же любовь мирская, плотская должна быть отвергнута. Большая часть новобранцев, стекающихся на Ливанскую Гору — молодые люди и молодые девушки, в роде тех, которые в Испании и Италии идут в монастыри; но когда являются женатые люди, то они должны согласиться жить отдельно друг от друга в целомудрии и строгом повиновении правилам общины, должны отказаться от всяких желаний и фантазий своей прежней жизни. Точно также никакой человек не может быть увлечен светскими хитростями ко вступлению в общину, ибо всем избранным строго воспрещается обращать язычников аргументами, обманом или насилием. Бог, говорят они, в свое время и своими путями привлечет к себе тех людей, которых Он избрал. Так как Шекерский союз считается Царствием Небесным на земле, то, естественно, члены его не имеют обязанности населять его Святыми; сыны благодати могут быть призваны в лоно Божие только самим Богом. Человек должен искать Неба; Небо никогда более не будет искать человека; дни миссионерских трудов прошли безвозвратно. Если община Святых дает много каждому из ее членов, то она и требует от него много в замен за право вступить в число ее членов. Вступая во врата Ливанской Горы, человек должен принести в жертву

261

все, что дорого миру, он должен принести в жертву свое богатство, свою славу, свою любовь, ибо что значит земля пред Небом, что значит человек пред лицом Бога? Прежде чем новобранец может быть принят в общину, он должен внести все свое состояние в общую казну, он должен согласиться работать руками для общего блага, он должен забыть все мирские титла и звания, он должен оставить свой дом, своих родных, своих друзей, свои книги; он должен оторваться от жены и детей. Под этими условиями, и только под этими, может язычник вступить в мирное жилище Шекеров.

Однако тысячи людей вступают в этот союз. Ливанская Гора — только одна из восемнадцати Шекерских общин, разбросанных по Соединенным Штатам. Кроме Нового Ливана в Нью-Йоркском Штате есть еще два других Шекерских поселения: именно, Ватер-Влиет в Графстве Ольбани (первая Шекерская община) и Гровланд в Ливингстонском Графстве. В Массачусете находится четыре Шекерских селения: Ганкок (родина Люси Райт) и Турингам в Бекширском Графстве, Гарвард и Ширлей в Мидльсекском Графстве, два в Нью-Гамшире: Энфильд в Графтонском Графстве и Кентербюри в Меримакском Графстве; два в Мэне: Альфред в Йоркском Графстве и Новый Глостер в Кумберландском; одно селение в Конектикуте: Энфильд в Гарфордском Графстве (родина Мичама, Шекерского Моисея); четыре селения в Огио: Белая-Вода в Гамильтонском Графстве, Ватер-Влиет в Монтгомерском, Союзное Селение в Ворренском и Северный Союз в Квиагогском Графстве; два в Кентуке: Веселая Гора в Мерсерском Графстве и Южный Союз в Логанском. Несмотря на их трудную, тяжелую жизнь (очень трудную и очень тяжелую с нашей точки зрения), число Шекеров постоянно увеличивается; по переписи 1860 года их считается 6.000 человек.

Конечно, если сравнить их с тридцатью миллионами христиан, живущих в Соединенных Штатах, то шесть или семь тысяч безбрачных Шекеров покажутся незначительными; и это было бы совершенно справедливо, если бы могущество нравственных и духовных сил выражалось в цифрах, подобно стаду быков или груде кирпичей. Если число и значит много,

262

то оно еще не значит всего. Один умный человек может стоить целого парламента, целого войска, целого народа, не имеющего толковой мысли. Шекеры пожалуй неученые, не гениальные люди; по наружности они часто очень простоваты, но они люди с идеями, люди способные на всяческие жертвы. Не так, как вся масса человечества, живущая лишь для денег. Шекеры витают высоко над уровнем обыкновенных соблазнов и пороков, и с вышины их искренней добродетели они предлагают всем утомленным и несчастным душам мир и спокойствие. Никто не может взглянуть в глубину, в сердце американского общества, чтобы не заметить, что эти Шекерские союзы имеют влияние над людьми более, чем одно численное. Если б была установлена подушная подать, то они платили бы в казначейство быть может менее, чем Вторые Пришественники, Отступники, Швенкфельдеры и Евреи; но их влияние на течение американской мысли несравненно сильнее, чем влияние этих мелких сект, Шекеры имеют свой особенный гений, свою особенную веру, свою особенную организацию; и все это не только странно, но завлекательно, все это испробовано в горниле мученических преследований; все это враждебно обществу, в настоящем его положении. Шекерское селение не только Новая Церковь, но и новая нация. Эти люди, с которыми я только что был в поле, ничего не знают о Нью-Йорке или о Соединенных Штатах. Они не американцы и не принимают никакого участия в окружающей их политической и общественной борьбе. Они не подают голоса, они не выбирают президента, они не держат митингов, они ничего не ожидают от Белого Дома. Право мыслить, говорить, подавать голос, передвигаться с места на место для них пустой звук; они живут с ангелами и более в близких отношениях, по их собственным словам, с мертвыми, чем с живыми. Сестра Мэри, сидевшая у меня в комнате, не более часу тому назад, говорила мне, держа руку на Библии, что она видела всю комнату, полную духами, существами столь же видимыми, столь же слышимыми для нее, как моя фигура и мой голос. Ее бессознательный взгляд, ее туманное лицо, ее восторженное выражение лица испугали бы меня и я подумал бы, что она нездорова, если бы не знал, какую она ведет ти-

263

хую, святую жизнь и какие печет вкусные пироги. Фредерик питает те же убеждения или, если вы лучше желаете, те же иллюзии. Какое же дело такому народу до права голоса, до житейских дрязг? Единственное их право — Бог, единственная свобода — повиновение Его воле.

Факт, что подобное общество может существовать в Соединенных Штатах, служит важным знамением, а то, что эта община увлекает людей, что она делается популярной и благоденствует, растет без всякого усилия и побеждает без всякой борьбы, что она привлекает к себе множество чистых и невинных душ из соседних городов и штатов, — это ни более ни менее как осуждение наших церквей. В таком именно смысле и смотрят Шекеры на свою общину.

Итак, вступая в союз с верующими, новобранец должен отрешиться от всего мира, должен заплатить все свои долги, удовлетворить всем принятым на себя обязательствам, нарушить все контракты; уничтожить быть может сделанные завещания; отказаться от друзей и родственников — словно он действительно умер для них. Высшее призвание, к которому назначил его Бог, должно быть принято им, как доказательство, что его прошедшая, греховная жизнь кончилась, что, одним словом, он отрешается и от плоти и от всего мира.

Принятый в союз, он более не смотрит на землю как на добычу, но как на нечто, что надо искупить. От человека пала земля, человеком должна она быть и возвышена. Каждый из избранников Небесного Отца имеет отрадное право помочь в этом искуплении, не только трудом своих рук и ума, но сочувствием своей души, покрывая землю зеленью, наполняя воздух благоуханием, загромождая житницы плодами. Новобранец простирает руку к земле и возделывает ее с совершенно новым для него ощущением; до сих пор земля была его слугой, теперь она его товарищ, соединенный с ним небесными узами. Он смотрит на природу глазами любовника, и великие страсти его души, прежде обращавшиеся на деньги, на жену, теперь обращаются на сад, на поле. Но он понимает, что одного труда не достаточно, он знает, что работник должен быть достоин своего дела, что этот фанатизм должен

264

быть руководим ангельским разумом. Согласно Шекерским теориям земля проклята и омрачена человеческими страстями и должна быть возвращена к вечной красоте человеческою любовью. Человек заставляет природу или улыбаться, или хмуриться; растения, которые вы садите и за которыми вы ухаживаете, принимают ваше подобие, и если вы хотите иметь светлый, веселый сад, то должны сами вести светлую, веселую жизнь. Таковы, по крайней мере, понятия Шекеров.

Если б мы, языческие мои братья, приняли эти мнения за безумные мечтания, то ведь факт существования Шекеров все же остался бы, и мы должны были бы объяснить как умеем то непонятное явление, что Шекеры извлекают из земли любовью более, чем мы искусством. Этот факт бесспорен, он не может быть отвергнут, сильные доказательства его находятся в сотне Бродвейских кладовых и Лондонских магазинов. Если мы отвергаем, чтобы земля отвечала любовью на любовь, то мы обязаны объяснить красоту и плодородие Ливанской Горы каким-нибудь другим образом.

Сегодня утром я провел целый час с Фредериком на новой плантации и слушал с удивлением его рассказы о том, как он ее насадил, слушал, как бы сказку Аравийского поэта. «Дерево имеет своя нужды и свои желания, говорил мне старейшина, — человек должен изучать их, как наставник должен изучать ребенка, чтоб узнать, как лучше воспользоваться его способностями. Если вы любите растение и заботитесь о его нуждах, то оно хорошо отплатит за ваши попечения. Я не ведаю, знает ли вас дерево; я думаю, что знает, но во всяком случае оно чувствует когда вы заботитесь о нем, как ребенок, как женщина чувствуют ваши попечения о них. Когда мы садили эту плантацию, мы достали лучшие отпрыски во всем околотке. Потом мы построили для каждого из них удобное жилище, т. е. вырыли глубокую яму, осушили ее, проложили водосточные трубы, удобрили как следует землю и, поместив дерево в приготовленное гнездышко, утоптали вокруг него землю и окружили для большей безопасности железной оградой». — «Вам это стоило огромных трудов,— сказал я. — «О, брат Гепфорд, отвечал он, — ты видишь, что мы любим наш сад.

265

Таким образом, когда Шекер берется за обработку земли лишь с целью украсить ее своим трудом, — различие между результатами его работы и работы язычника, ищущего только своей пользы, должна быть громадно. Язычник думает только о том, что принесет ему земля, Шекер только о том, как послужит этой земле. Один старается получить как можно более прибыли, другой сделать как можно более добра. Удивительно ли после того, что безбрачный, одинокий человек, полагающий всю свою душу в свое дело, любящий землю тою любовью, которою он любил бы жену или детей, превосходит своего лавочника-соперника в производстве плодов и цветов?

—————

ГЛАВА XII.

Мать Анна.

Из рассказов старейшины Фредерика, который старался всеми силами сделать для меня понятным сложный и запутанный кодекс нравственности Шекеров, я узнал, что эти садоводы и земледельцы Ливанской Горы обязаны своим искусством, своею трезвостью и своими мягкими нравами, одним словом всеми своими добродетелями — одной преданности тому учению, которое им дала Анна Ли. Эта Шекерская Святая известна ее последователям под славным и священным именем Матери.

Шекеры, как совершенно отдельный, священный народ, хвалится между американскими церквами тем, что хотя они всецело принадлежат новому миру по мысли, чувству и деятельности, но происходят из старой родины. Если они призваны жить в американском раю, то небесный вестник, призвавший их к мирному житию, была пророчица англичанка.

Лет сто тому назад, жила одна бедная женщина в Больтоне-на-Болоте, угрюмом, мрачном городке самой обнаженной бесплодной части Южного Ланкашира; она неожиданно объявила, что получила от Неба призвание ходить по улицам своего родного города и проповедовать истину. Ее звали Дженни; муж ее

266

Джемс Вордло, портной, одаренный природным красноречием, сделался ее первым последователем и истолкователем ее учения. Эти бедные люди принадлежали сначала к Обществу Друзей, в котором они громко свидетельствовали против присяги, войны и всяких формальностей в поклонении Богу. Живя на бесплодной, каменистой почве, посреди грубого народонаселения, Дженни видела вокруг себя с самого детства только ленивую, ни о чем не заботившуюся церковь, дворянство с католическими стремлениями и пьяную, фанатическую чернь. Выйдя на улицы и на рынки, Дженни начала проповедовать всему народу, что конец мира близок, что вскоре наступит Христово Царство, что Его вторичное пришествие будет в образе женском, как уже давно было предсказано в псалмах Давида. Дженни никогда не говорила, что она сама женский Христос, но она действовала так, как бы верила, что в ее руках сосредоточивались все силы земные и небесные; она принимала именем Христа новобранцев, исповедовала и отпускала грехи кающимся и находилась в постоянном общении с невидимыми духами. Ее последователи признавали, что на нее сошел Дух Святой, и все, что она ни говорила, на основании слышанного от невидимых духов, принималось ими за голос Божий. Но ее царство продолжалось недолго.

Между первыми обращенными этой новой Святой была молодая девушка, по имени Анна, дочь бедного кузнеца, девушка с большими способностям, хотя она никогда не училась грамоте. Родившись в Тод-Лэн, в Манчестере, в улице, полной кабаков и кузниц, Анна взросла сначала на хлопчатобумажной фабрике, потом в кухне трактира; дикое создание от самого своего рожденья, жертва постоянных истерик и судорожных припадков, она отличалась необузданным характером и неудержимой жаждой властвовать и обращать на себя всеобщее внимание. Как многие девушки ее класса, она вышла замуж еще ребенком, за соседнего кузнечного ученика, по имени Станли, который был еще беднее ее. Она родила ему четырех детей, которые все умерли в нежных летах, и эти потери так поразили молодую женщину, что возбудили в ней какое-то болезненное отвращение к супружеским обязанностям. При-

267

соединившись к секте Дженни Вордло, Анна также начала ходить по улицам и проповедовать истину; она благовествовала кузнецам и ткачам о грядущих событиях до тех пор, пока прозаичный полицейский не схватил ее и не представил судье, который приговорил ее к тюремному заключению за нарушение общественного спокойствия. Пока она находилась в тюрьме, однажды ночью, по ее словам, ее осветил неведомый свет, и Иисус Христос явился перед нею и стал с ней едино по плоти и по духу. Дженни Вордло никогда не выражала таких великих притязаний и потому, когда Анна Ли вышла из тюрьмы, то пять или шесть человек, которым она рассказала свою историю, объявили ее Матерью Новой Церкви, на место ее настоящей основательницы жены портного.

После этого была всенародно открыта женская церковь в Манчестере и Больтоне; Мать Анна провозглашена той царицей, о которой говорил Давид, как о невесте Агнца, которую видел Св. Иоанн в своем откровении на Патмосе. Христос снова пришел на землю, говорили последователи новой церкви, но он пришел не с торжеством и могуществом, как мир Его ожидал, но в образе юной, фабричной работницы, не умевшей ни читать, ни писать.

Грубая молодежь ее родного города только презрительно смеялась над этой женской церковью, и потому Анна получила второе небесное откровение, повелевавшее ей отряхнуть с ног пыль Манчестера, собрать всех овец ее скудного стада и искать для них и для себя нового жилища в Обетованной Земле. Ангелы и бестелесные духи, служившие ей, обратили ее мысли на Америку, как на страну надежды всех свободных людей, как на место, достойное будущей Церкви Божией. Пять мужчин (Вилльям Ли, Джемс Вайттакер, Джон и Ричард Гокнель, Джемс Шеферд) и две женщины (Мэри Партингтон и Нанси Ли) решились связать свою судьбу с ее судьбою; и хотя шкипер корабля, на котором они выехали из Ливерпуля, грозил им, во время пути, выбросить их всех в море за их, по его словам, неприличное поведение, — Анна со своим мужем Станли и семью учениками благополучно вышла на берег в Нью-Йорке.

Единственный человек из всего этого немногочисленного об-

268

щества, не питавший истинной веры в Мать Анну, был ее муж; но несмотря на то, что он не был осенен благодатью, она, по достижении Обетованной Земли, тотчас ввела в силу свое учение о плотской воздержанности, настаивая на необходимости вести святую жизнь и отречься от мужа, как Невесте Агнца. Ее постоянная мысль была та, что она и ее народ должны вести вечную борьбу с плотью. Чрез похоть человек пал и был изгнан из рая; воздержанием от всяких плотских мыслей он мог надеяться возвратить себе свое небесное отечество. Земная любовь ни в каком виде не могла быть терпима в царстве искупителя рода человеческого. Люди, призванные благодатью, должны жить как живут Ангелы, которые не женятся, не посягают. Каждый член ее церкви должен был следовательно отказаться от всяких стремлений к земной любви; жены должны были согласиться жить отдельно от своих мужей, мужья отдельно от своих жен. Они задали себе следующий вопрос: если все люди, рожденные в мире, рождены для греха и смерти, то как может святой, искупленный от своего падения, увеличивать и распространять царство греха и смерти?

Трудно было Станли возражать на этот вопрос, предложенный Матерью Анной; но хотя он не мог привести доводов, но чувствовал, что с ним, как с женатым человеком, поступили нехорошо. Он не был мистиком, и когда его жена на деле применила в отношении его свою теорию самопожертвованной воздержанности, то он вступил в связь с другой женщиной в Нью-Йорке. Мать Анна бросила его, бросила Нью-Йорк и поднялась по Гудсонской реке до Ольбани, в то время, маленького, пограничного городка, у самого входа в великую пустыню запада. Даже там ее народ не мог ужиться с миром. Они пошли далее в непроходимые леса и наконец на месте, известном Краснокожим под именем Нискенны, поселились на зеленой поляне, построили деревянные шалаши и положили основание городку, ныне столь знаменитому Вате- Влиэту, первому Шекерскому поселению в Нью-Йоркском Штате. В продолжение трех лет и семи месяцев эти чужеземные пришельцы жили в своих уединенных шалашах, рубили лес, обрабатывали землю, ходили за пчелами и за домашней птицей; во все это время они

269

ждали знамения с Неба. Они не делали ни малейших усилий для обращения язычников. Они скорее бежали от общества людей, чем искали его. Они не произносили проповедей, не печатали книг, не писали писем, не благовествовали Нового Евангелия. Трудно представать себе места пустыннее и дичее Нискенны на Гудсонской реке, но семь учеников Матери Анны, веровавших в ее небесное призвание и поддерживаемые ночными видениями, терпеливо ждали обещанного наплыва Святых. Наконец их вера в обещание Анны увенчалась невероятными чудесами. Религиозное движение, или как в Америке говорят «пробуждение» (revival), открывшееся в Ольбани, распространилось быстро в селениях Ганкоке и Новом Ливане, где общий водоворот унес с собою многих достаточных грешников, между прочими Джозефа Мичама и Люси Райт. Джозеф и Люси, с некоторыми из своих соседей, слыша о прибытии Анны Ли, отправились чрез горы в Нискенны в качестве депутации от сторонников религиозного движения (это было весною 1780 г.); увидав образ ее жизни, услыхав ее учение мира и узнав о видении, явившемся ей в Манчестерской тюрьме, они уверовали в ее догматы, признали ее права и сделались ее первыми учениками на американской почве. Анна усыновила Мичама, как своего старшего сына, и объявила, что он после нее получит власть от Бога привести в совершенный порядок Его царство на земле. Результатом этого посещения Матери Анны, Джозефом и Люси, было основание Шекерских общин в Ганкок и Ливанской Горе.

Вскоре над головой Анны разразились несчастия — постоянная доля всех пророков. В то время война за независимость была в самом разгаре и народ пламенно стоял за свое дело; поэтому неудивительно, что фермеры и дровосеки Нью-Йорка стали подозревать, что Шекеры, поднимавшие голос против войны как дьявольского наваждения, были подосланы врагами, были просто шпионы; знатнейшие граждане Ольбани тогда объявили Анне и ее ученикам, что они должны опровергнуть это обвинение, приняв установленную в Колонии присягу. Но как могли принять они присягу, когда их вера запрещала им клясться и божиться? Прежде Мичам и все мужчины, потом Анна и все женщины

270

были посажены в тюрьму; во там многие их посещала и они обратили на себя внимание всего Нью-Йоркского Штата. Вместо того, чтоб успокоить умы и уничтожить влияние Анны, граждане Ольбани вскоре нашли, что по их милости слава этой странной пророчицы распространилась по всей колонии в Английском в Американском лагерях. Что могли они сделать с арестанткой, говорившей, что она женский Христос? Они думали, что она сумасшедшая и что всего лучше было бы перепревать ее в Англию, так как она была по рождению англичанка. С этой целью ее послали вниз по реке, но план этот не мог быть приведен в исполнение по причине войны, и на время ее поместили из видов безопасности в Пугкипсийскую тюрьму; там она находилась в постоянном общении с невидимыми духами и, покинув этот город, оставила в нем много следов своего влияния, которое впоследствии проявилось в образовании спиритических теорий. Выпущенная на свободу губернатором Клинтоном, в декабре 1780 г., Анна вышла из тюрьмы знаменитой женщиной; после трех месяцев, проведенных ею в Ватер-Влиэте, среди своих учеников и учениц, она предприняла продолжительное странствие, посетила Гарвард и Массачусет и многие другие места в Ново-Английских колониях, увеличивая число своих учеников и подготовляя материал для своих будущих образцовых общин. Эти странствия стоили ей много трудов и забот, хотя конечно они принесли ей громадную пользу во многих отношениях; наконец после двадцати осьми-месячного путешествия, она возвратилась в Ватер-Влиэт на Гудсонскую реку, в сентябре 1783 г., совершенно изнуренная физически, но еще более возвеличенная духом. Еще одну зиму и одно лето проработала она, но осенью 1784 года она собрала всех своих учеников и, обещав им все блага небесные, благословила их; отдав видимые ключи своего царства Джозефу и Люси, как своим наследникам мужскому и женскому в управлении церковью Божиею, она покинула сию юдоль плача.

Согласно теориям, теперь исповедуемым Шекерскою церковью, Мать Анна не умерла, как умирают все смертные; она изменилась для мира сего, она преобразилась, сделалась невидимой для людей, от чрезмерного блеска своего сияния. Насколько я слы-

271

шал и читал, некоторые из последователей Анны были чрезвычайно изумлены ее исчезновением с земли, чего они никогда не предчувствовали; они никак не могли примирить это исчезновение с историей о вторичном пришествии на землю Спасителя, принявшего в Манчестерской тюрьме образ женщины. Их вера по-видимому сильно поколебалась, но Джозеф Мичам и Люся Райт, божественным наитием назначенные царем и царицей нового царства, доказали тотчас, что они были достойны своего призвания. Стоя пред бездыханным трупом Анны, они стойко утверждали, что она не умерла. Царица, предсказанная Давидом, не могла умереть; Невеста Агнца, которую Иоанн видел в откровении, не могла снизойти в могилу. Царица восприяла свой лучезарный наряд, на который очи смертных не могли смотреть. Невеста Агнца удалилась в тайный брачный покой. Анна ушла на время из мира, который не имел с ней ничего общего; но она будет жить и царить навеки среди своих истинных детей, детей Воскресения. Прах, лежавший перед ними, был ничто иное, как земной наряд, сброшенный с себя Матерью Анной.

Джозеф и Люси приказали этот прах предать земле на поле, не на кладбище, не в священном месте, где бы он мог покоиться до дня Воскресения, но в простом поле, где этот прах мог бы скоро рассеяться и исчезнуть, где соха земледельца смешала бы его с землею, из которой он произошел. Шекеры не ожидают воскресения мертвых. По их убеждениям мертвые уже теперь восстали и ежедневно восстают. Быть призванным к благодати то же самое, что воскреснуть из мертвых к новой жизни. Фредерик и Антуанета верят, что они прошли сквозь царство теней, что они более не умрут, что когда придет их минута, они будут только отозваны из мира, как Мать Анна. Они твердо убеждены, что живут теперь в Церкви Воскресения.

—————

ГЛАВА XIII.

Церковь Воскресения.

Когда Джозеф Мичам и Люси Райт предали земле прах Матери Анны, говоря ее народу, что она только покинула свою земную одежду для небесного наряда Невесты Агнца, то все затруднения по-видимому были побеждены и вера колебавшихся умов окрепла. Новая теория была соблазнительна. Анна все еще жила между ними; во сне, в исступлении, они могли ее видеть, могли слышать ее голос. Изменение, которому она подверглась, постигнет и их всех. Как утешительно было святым думать, что смерть только изменение одежды; что душа только умирает для плоти, что слава, которой достигают избранные, скрывает их от мира, но оставляет их видимыми для глаз, слышными для ушей тех, которые очищены и возвышены благодатью.

Доныне ученики матери Анны строго держатся этого догмата о существовании мира духов, невидимого для нас, видимого для них. В этом отношении они сходятся с спиритами; они даже гордятся тем, что предсказали появление спиритского недуга в американском уме. Фредерик говорил мне (по наитию ангелов), что царство этого спиритского безумия только еще началось, что оно будет свирепствовать во всей Европе, во всем мире, так как оно теперь свирепствует в Америке; что это явление естественное, основанное на фактах в представляющее действительную, хотя и невидимую силу. Некоторые из учителей этого нового учения, он согласен, шарлатаны и обманщики, но причина этого кроется в самом мире духов, ибо есть злые духи, также как и добрые. Не один человек обманщик. Если люди лживы, то разве нет и отца лжи? Когда высший, другой мир еще более приблизится к нашему земному, в более зрелые дни Воскресения, то добрые и злые духи будут иметь еще бόльшую силу на земле.

Антуанета, которая только что сидела в моей комнате, утвер-

273

ждает, что она разговаривает с духами гораздо свободнее и откровение, чем со мною; несмотря на это, я никогда не замечал, чтоб Антуанета была помешана на каком-нибудь другом пункте, напротив — она говорит очень гладко и толково. Комната, в которой я теперь пишу, обыкновенно отводимая гостям Северного Дома, мне кажется совершенно пустой и безмолвной, но для Антуанеты она полна серафимами и херувимами, которые круглый день поют и беседуют с нею. По ее словам, вокруг нее витают мать Анна, Люси, Джозеф и все братья и сестры, исчезнувшие из глаз смертных. Вам стоит только минуту последить за Антуанетой, когда она не разговаривает с вами, чтобы понять по ее сосредоточенному лицу, восторженным взорам и блуждающим глазам, что она находится в присутствии лиц, более уважаемых ею, более священных, чем смертные. Да, она находится в обществе тех, кого мы язычники называем мертвыми; и этой верой в царство духов Братья Ливанской Горы победили смерть и могилу.

Сегодня утром, когда Антуанета вошла ко мне, я был поражен серьезным и вместе с тем нежным выражением ее лица; она держала в руках бумагу, словно принесла ее, чтобы мне показать; на мой вопрос: что это такое, она отвечала что это песнь, которую она слышала в эту ночь от ангелов. Я пробежал глазами поданную мне бумагу и, видя по ее манере, что она хотела дать мне это стихотворение на память, я сказал: подпишите свое имя, сестра Антуанета, и я сохраню его. Она подписалась на поле стихотворения, которое очевидно доказывало, что или писец ошибся, или ангелы не очень тверды в грамматике и стихосложении. Вот это стихотворение:

Взойдем по лестнице небесной,

В чистоте поднимаясь,

В делах любви и милосердия,

Да не скудеют ваши души.

На холмиках истины бессмертной

Растут цветы красою вечной;

Благоуханием их хочу дышать

274

И гласу ангельскому вторить —

Столь сладко пение их. *)

Антуанета не сказала прямо, чтоб этот гимн был сочинен серафимами нарочно для меня. Она слишком проста, чтобы пускаться на шутки, и я не мог оскорбить ее никакими светскими замечаниями. Здесь кстати сказать, что все гимны, употребляемые Шекерами в их богослужении, имеют такое же происхождение. Их духовная поэзия не отличается большими достоинствами с нашей точки зрения, хотя в некоторых из гимнов столько пыла и огня, что стихи могли бы выйти поразительно сильными, если б они были отделаны с бόльшим искусством. Я редко слыхивал более эффектную музыку, в своем роде, чем тот марш, под который четыреста или пятьсот Шекеров, мужчин и женщин, маршируют в церкви Ливанской Горы, напевая следующий гимн:

К светлым полям Елисейским,

В страну духов иду я.

Все радости тленные

На земле оставляя.

Парит в высь дух мой

В ту небесную страну,

Где силою любви и истины

Торжествуют святые.

И на мирные берега

Той страны чистой и счастливой

Не доходит никогда шум волн

——————————

*) Let us ascend the heavenly scale,

In purity be rising;

In deeds of charity and love

Let not our souls be wanting.

On the immortal hills of truth

Are flowers eternal blooming;

I long to breathe that fragrant air,

To join my voice with angels there,

So sweetly they are singing.

275

От бурного моря времени:

Там ангелы знамя любви высоко поднимают,

И святые над смертью и гробом победу свою

возглашают! *)

Если судить по нашим мирским понятиям, то ангелы гораздо лучшие музыканты, чем поэты. Многие марши Шекеров действительно очень хороши.

Управление этой церковью перешло, как мы видели, по небесному назначению к Джозефу Мичаму, первому усыновленному детищу Матери Анны на американской почве, и к Люси ее дочери и наследнице в женской сфере; и власть, вполне без-апелляционная, стала для них тем легче, что они имели за себя великое обещание отошедшей от мира основательницы их церкви. «Придет время, сказала мать Анна, когда церковь приведется в порядок, но это будет лишь после моей смерти. Джозеф Мичам, мой первородный сын в Америке, приведет церковь в порядок, но я до этого не доживу». С таким то обещанием на устах пророчица исчезла из глаз смертных людей.

До тех пор, верующие в мать Анну, как во вторичное воплощение Христа, были разбросаны по миру, живя в нем плотью, хотя витая далеко от него духом. Джозеф и Люси соединили этих верующих в нескольких отдельных поселениях: именно в Ватер-Влиэте и Ливанской Горе (в Нью-Йоркском Штате), в Гарварде и Ширлее (в Массачусете), в Энфильде (в Конектикуте), в Кентербюри (в Нью-Гампшире), в Союз-

——————————

*) То the bright Elysian fields,

In the Spirit-land I go!

Leaving all inferior joys.

All pleasures below.

For mi spirit reaches upward,

To that celestial land,

Where, by the power of truth and love,

The Saints as victors stand.

The murmuring of the waters,

Fromm the troubles sea of time?

Can never reach the peaceful shores

Of that pure, that happy clime,

Where angels the banners of love gently wave,

And where Saints do triumph over death and the grave!

276

ном Селении и Белой Воде (в Огио), в Веселой Горе и Южном Союзе (в Кентуки). Под их управлением написан был завет и принят всеми братьями. Божественное управление землею было подтверждено; старейшины и дьяконы, как мужские, так и женские, были назначены; безбрачие объявлено обязательным и введена общность имуществ. Когда Джозеф также исчез из глаз смертных в 1796 г., то он завещал свою власть нераздельно Люси, которая тогда сделалась главою Церкви, представительницей Матери Анны, и в продолжение двадцати пяти лет управляла Шекерскими общинами с неограниченной властью женского папы. Когда настала и ее минута исчезновения из мира сего, то она назначила себе наследника, ибо кто кроме избранных имеет право избирать? Но она назначила не Мать, а Старицу; с того дня титул Матери был оставлен, ибо с тех пор не явилось между ними ни одной святой, достойной носить это славное имя. Теперь женской главой Шекерской церкви Бетси Бэтс; ее просто зовут: Старица Бетси; она представляет Мать Анну, только во плоти, ибо в духе основательница Шекеров вечно витает между своими детищами. Главный старейшина и наследник Джозефа — Даниель Болер, которого можно назвать Шекерским епископом; но я полагаю, что действительная власть в Церкви принадлежит старейшине Фредерику, официальному проповеднику и истолкователю Шекерского учения. Если Шекерским общинам суждено в наше время измениться под наитием нового откровения, то я думаю, что эта перемена произойдет чрез его посредство. Фредерик — человек с идеями, а люди с идеями очень опасны в обществе, которое имеет притязание на то, что оно окончательно сформировалось. Болер является представителем божественных принципов, Фредерик — представителем мирского знания и умения управлять людьми.

Семья в Северном Доме заключает в себе два разряда членов: 1) Испытующиеся и 2) Принявшие Завет. В первом разряде находятся мужчины и женщины, вступившее в общину на время, чтобы посмотреть, как им понравится эта жизнь и как они понравятся братьям. Люди, находящиеся на этой первой ступени небесного искуса, сохраняют свое состояние и некоторые связи с языческим миром. Люди второго разряда те,

277

которые, можно сказать, дали обет целомудрия и навеки связали свою судьбу с судьбою братьев. Главы церкви, по словам Фредерика, имеют очень мало забот с новобранцами, ибо они могут когда угодно уйти, взяв с собою все, что они принесли. Бедняк, не приносящий ничего, обыкновенно уходя, еще уносит с собою сто долларов, данных ему братьями на дорогу. Богатые люди причиняют менее забот, ибо они обыкновенно люди образованные, искренние. Одна из моих приятельниц в общине, сестра Дженни, явилась в общину еще ребенком, со своим отцом Абелем Найтом, одним из первых граждан Филадельфии. Она очень молода, хороша собою, образована и богата; но она отреклась от мира и от его утех; и несмотря на то, если я видел когда-нибудь веселую, счастливую молодую девушку, то это сестра Дженни.

Что касается до их мнения об обязанности вести безбрачную, целомудренную жизнь, то, по словам старейшины Фредерика, свет в этом отношении сильно заблуждается. Шекеры вовсе не утверждают, чтобы безбрачная жизнь была обязанностью везде, в каждом обществе и во всякое время; они знают, что если бы правило такого совершенного отречения было всеми принято, то мир обезлюдел бы через сто лет; но они говорят, что брак есть соблазн для многих, подобно вину, и потому они полагают, что для служителей неба, какими они себя считают, подобный соблазн не может быть допущен.

Это притязание на особое священно-служительское звание, на особую общину Святых, призванных для служения Богу и для искупления мира от греха, служит основанием всех их теорий и учреждений. Для этой цели они, пройдя чрез смерть и воскресение, живут теперь жизнью благодати. Для этой цели они приняли правило абсолютного подчинения своей воли воле Божией. «Мы признаем, говорит Фредерик, — две церкви в мире: Церковь Производительную и Церковь Воскресения». Они считают себя членами Церкви Воскресения и потому им не дозволена любовь, ведущая к браку. Мы язычники принадлежим к Церкви Производительной, и потому любовь, ведущая к браку, нам на время дозволена. «Производительность, говорит Фредерик, — великий враг

278

искупления, и мы отрекаемся от того, что называется человеческой природой, в виде жертвы за мир».

— Так вы хотите сказать, что вы жертвуете собой для искупления мира? спросил я.

Он с минуту помолчал, его голубые глаза закрылись и, когда он их снова открыл медленно, как бы просыпаясь от сна, он улыбнулся.

— Церковь Воскресения — отвечал он — учреждение духовное, целомудренное: в ней нет браков, но только любовь и мир.

В обычаях, точно так же, как в нравственных чувствах, Шекеры следуют примеру древних Ессеев. Они не пьют вина, не едят свинины. Они живут в поле и избегают городов. Они отчаются трезвостью, смирением, осторожностью. Они не принимают никакой присяги, осуждают все законы, избегают всякой распри и отвергают войну. Они уверяют, что находятся в постоянном общении с мертвыми. Они верят в ангелов и духов, не как в богословский догмат, а как в практический, человеческий факт.

Одно обстоятельство дает Шекерской церкви гораздо большее влияние в Соединенных Штатах, чем каким пользуются ее соперники, (Тункеры, Моравские Братья, Менониты, Швенкфельдеры), именно то, что она чрезвычайно предана делу образования. Каждое Шекерское селение — школа, центр, из которого идеи распространяются вправо и влево, во все отдаленнейшие углы земли. Люди, которые только смеялись бы над притязаниями Матери Анны, едва ли могут удержаться, чтобы не быть тронутыми, чтобы не быть увлеченными следующими поразительными открытиями Шекеров:

Американская церковь — церковь будущего.

Древний закон уничтожен; новый завет начался.

Единение между небом и землею восстановлено.

Бог — царь и управитель земли.

Грех Адама искуплен, и человек отвечает только за свои собственные прегрешения.

Каждое человеческое создание будет спасено.

Земля есть небо, ныне омраченное и запятнанное, но готовое воз-

279

сиять своим первобытным блеском, благодаря любви и труду людей.

Эти догматы, выражавшие дух Шекерства, насколько оно имеет притязание быть общественной и политической силой, борющейся с принципами и практикой республики, — в состоянии увлечь многих людей, которые отвернулись бы от безбрачной жизни, женщин-священников и общности имуществ. Эти принципы, выраженные с бόльшею или меньшею ясностью, лежат в основании всех новых американских церквей.

—————

ГЛАВА XIV.

Духовные Циклы.

Но каким образом, — спрашиваем мы, как только оставляем за собою Ливанскую Гору и смотрим на все ее чудеса с чисто светской точки зрения, — каким образом вербуются члены этих восемнадцати Шекерских общин? В Риме, в Севилье монастыри могут пополняться из светского общества, в котором законы размножения человеческого рода поддерживаются во всей своей силе; но в Энфильде, на Ливанской Горе, в Гровланде нет никакого светского общества Шекеров, вне церкви, из рядов которого можно было бы пополнить убыль Святых. Так как церковь Шекеров безбрачна, то убыль в ней от смерти — определенная; столько-то в год, целое поколение в тридцать лет. Вербовка новобранцев должна быть постоянно производима, под опасением иначе совершенного уничтожения церкви; но как найти в среде деятельного мира, в благоденствующем обществе людей, желающих променять свою веселую жизнь на жизнь труда, целомудрия, заточения и повиновения? В Италии и Испании очень трудно убеждать молодых людей отказаться от любви даже в пользу ленивой, праздной жизни. Природа могуча, и жизнь без любви кажется многим из нас нестоющей гроша. Одна великая ветвь Христианской Церкви, Римско-Католическая, приняла своим принципом безбрачие

280

и, предписав ее для духовенства всех степеней, старается побудить к этой жизни даже и светских людей; но успех ее в этом отношении едва ли равнялся ее усилиям, и ни в одной стране Европы, даже в Сицилии и Андалузии, она не находила добровольных адептов своего учения, исключая тех случаев, когда церковь похищала из мира людей в самом раннем возрасте и окружала их с младенчества своими могущественными чарами. Греческая, Армянская, Лютеранская и Англиканская церкви перестали бороться с природой, хотя все они склонны, быть может, к тому, чтобы видеть некоторое достоинство в девственности, склонны к тому, чтобы часть их духовенства вела безбрачную жизнь. Во всех этих церквах есть некоторое равновесие между тем, что получает и чего лишается исповедующий ее учение. Положение священника очень высоко в глазах остальных людей. Обязанность, исполнять которую он призван, считается благородной и славной; она дает почести и власть; она дает право быть освобождённым от всякого труда, находиться под покровительством всего общества, пользоваться гостеприимством добрых людей. Шекера не ожидает ни одна из таких почестей, ни одно из таких удовольствий; напротив, в вознаграждение за свой обет целомудрия его ожидают только тяжелый труд, грубая пища и уродливая одежда.

Мы можем еще себе представить, что такой миссионер, как Калед, обращал бы людей в Шекерскую секту; человек, который предлагал бы вам выбор между Шекерством и смертью, мог бы конечно увеличить стадо верных; но ведь Шекеры не имеют в своих рядах Каледов; они не прибегают к мечу, они даже не действуют на воображение людей красноречивым словом или увлекательной книгой. Где же они находят своих новобранцев? Разве практический Ново-Англичанин жаждет отказаться от своей свободы и ума в пользу суеверия, тяжелого труда и строгой дисциплины? Разве богатый гражданин Нью-Йорка склонен к тому, чтобы променять свой роскошный дом, свой великолепный экипаж в пользу грубой одежды и тесной кельи? Разве ловкий Кентукец готов отречься от своего звания, от своих честолюбивых стремлений ради жизни полной труда, лишения и забот?

281

— «Нет, в обыкновенное время никто не согласен, — говорил мне Фредерик, в один из прощальных наших разговоров, — но в минуту избранную Богом каждый из них захочет и должен захотеть вступить в нашу церковь; тогда человек, озаренный небесным светом, приходит в восторженное состояние и действует в духе мудрости, превосходящей всякую человеческую. Новые верующие призываются свыше по большей части во время наших религиозных движений, во время наших духовных циклов».

В обыкновенные дни, когда времена года мирно сменяются друг за другом, когда в воздухе тишина, а в умах людей спокойствие, богатый Нью-Йоркец или ловкий Кентукец никогда не подумал бы вступить в союз Шекеров, — это было бы тоже самое, что отправиться жить в индейский вигвам или негрский шалаш. Но во дни духовного гнева, когда небесные фиалы разверсты над землею, когда грешники мечутся вне себя от страха, когда ученые молчат и церкви мира сего немеют — в те дни само небо выступает вперед, действует чрез свои невидимые силы и привлекает к себе людей богатых, смелых, светских так же легко, как малых детей. В руках Божиих мы ничто иное, как глина горшечная. Под Его взглядом самая могучая воля преклоняется, самая гордая душа сдается. Посреди таких-то нравственных и духовных движений возникли и окрепли все новые религии, все новые общины Америки, не только бедные Тункеры, воинственные Мормоны и безбрачные Шекеры, но и могущественные Методисты, благоденствующие Баптисты, строгие Пресвитерьяне и пламенные Универсалисты. Епископальная и Римская церкви одни стоят в стороне; образованный и утонченный ум этих старших ветвей христианского общества исповедует, что учение Христа и Его избранных апостолов было окончательно, что век чудес прошел и что Евангелие совершенно полно. Члены этих великих охранительных церквей могут не ждать дня особой благодати; они могут сомневаться в происхождении, стремлениях и плодах этих периодических пробуждений духовной жизни. Они могут предпочитать держаться старых путей, чтобы избежать новинок и эксцентричностей, чтоб удержать свое стадо от излишней востор-

282

женности и иллюзий. Но их более юные соперники, действуя, как они говорят, по наитию апостольского, миссионерского духа, пользовались всеми случаями, чтобы привлечь души верующих в свою церковь. Bсе новые секты и общины Америки действовали, и не без успеха, на этом великом поле духовного обращения; Шекеры при этом отличались не столько деятельным, сколько уверенным в себе духом. Другие секты смотрят на религиозные движения как на восторженное состояние ума, которым следует воспользоваться для блага души; Шекеры смотрят на это, как на духовный цикл — конец эпохи, рождение новой общины. «Только в пылу религиозного движения, говорит старейшина Фредерик, — избранные могут быть призваны Богом», т. е., говоря языческим языком, привлечены в Шекерскую общину. Ливанская Гора и Энфильд возникли после такого религиозного движения; и Шекеры прямо объявляют, что каждое большое религиозное движение, как окончание духовного цикла, должно привести к образованию нового Шекерского Союза.

Таким образом это дикое, чудесное явление в духовной области, которое наши церкви считают за случайность, за иллюзию, неповинующуюся никакому жизненному закону, — в глазах Шекеров есть результат особой воли Провидения. Ангелы подготовляют и руководят этими «пробуждениями». В общественной экономии Шекеров религиозное движение имеет поэтому свое определенное место, свою функцию. Это их время жатвы, когда зерна не посеянные ими приносят плод сторицей. Они рассчитывают на эти периодические эпохи религиозной восторженности, подобно тому, как земледелец рассчитывает на весну и на осень; они ожидают увеличения своей церкви от духовных циклов, как фермеры ожидают сена от сенокоса.

Когда началось последнее религиозное движение в Ирландии в Ульстере, я случайно был в Дэри и, изучив на месте эту духовную грозу, свирепствовавшую от Дэри до Бельфаста, я могу сказать, что исключая обстановки и некоторых обычаев, религиозное движение в Ульстере почти то же самое, что духовный цикл в Огио и Индиане.

В Америке религиозные страсти зарождаются, как горячки

283

в самых жарких и диких местах, обыкновенно на границах образованных штатов, между членами какой-нибудь крайней секты, между Рантерами, Тункерами, Семидневными Баптистами и Методистами.

Методизм, величайшая религия Америки, если считать церковь по числу верующих, был также плод подобного реигиозного движения. Джон Веслей сделал попытку в Америке, но не имел успеха; Витфильд последовал за ним и имел успех, ибо время тогда более благоприятствовало его труду. Первые проповедники прокладывали себе дорогу подобно тому, как апостолы религиозных движений, так называемые «пробуждатели» (revivalist), поступают теперь; они живут бедно, едят скудно, странствуют по всевозможным диким местам, спят на голой земле, окруженные волками и бобрами; они страдают от краснокожих, от низких белых, от глупых негров; они проникают в тюрьмы, в кабаки, в самые презренные трущобы, отыскивая нищету, горе, преступления. Апостол религиозного движения — фанатик, если вам нравится это слово; он говорит в пылу страсти; его речь нечто судорожное, его красноречие — душевный крик; но пока философы презрительно улыбаются, а судьи с неудовольствием мотают головами, смуглые рудокопы, дюжие обитатели лесов и здоровенные фермеры ощущают на себе влияние этого красноречия. То дело, которое он совершает, никто бы другой не совершил на его месте. В луговой степи Тренч молчал бы, а Станлея не было бы слышно; на опушке векового леса Вильберфорс упал бы в обморок, а Ноёль умер бы, не проживя года такою жизнью.

Однако народный «лагерный» митинг, на чистом воздухе, подобный тому, какой я видел дважды на диких равнинах Огио и Индианы, заслуживает полного внимания по своему глубокому интересу; в таком зрелище есть много трогательного и юмористического, много такого, что вызовет улыбку и слезы. Представьте себе тихий октябрьский день, пять часов пополудни; мириады желтых цветов и красноватый мох усеивают зеленую мураву; дубы, чинары и клены покрыты красноватой и зелёно-бурой листвой. Между дуплами и корнями старых деревьев, посреди жужжащих насекомых и щебечущих птиц возвышается множество

284

шалашей и палаток, которые несмотря на свой странный вид, имеют в себе что-то напоминающее домашний очаг; ибо, хотя этот лагерь религиозных энтузиастов не имеет ничего общего с жилищами арабского племени, индейской нации или какого бы то ни было пастушеского народа, — в нем есть много черт, напоминающих вашему главу и уху английскую ярмарку или ирландский храмовой праздник. Ипсом, в день Дербийских скачек, совсем не так далек от лагеря американских энтузиастов, как можно было бы предположить. Телеги и фургоны стоят отложенные; лошади и волы лежат на земле или бродят отыскивая траву. В полдюжине больших шалашей мужчины пьют, едят, молятся. Молодежь занята играми; некоторые лениво лежат на траве, другие разводят огни, третьи стряпают кушанье. Тут мальчишки рубят деревья, там молодые девушки идут за водою на ручей. Посреди лагеря бледный апостол пробуждения, стоя на старом пне, громовым голосом производит пламенную речь к толпе, столь же пламенных как он, слушателей, большею частью фермеров и их жен. Тут виднеются и несколько негров в их грязных шалях, и несколько краснокожих с перьями на голове; вся эта толпа пылает таким же религиозным огнем, как сам оратор, вполне разделяет его ревность и еще болеe разжигает его пыл. Его огненные фразы прерываются восклицаниями и всхлипываниями; его отчаянные жесты сопровождаются дикими криками и стонами. Не останавливаясь, не переводя духа, без удержу, продолжает он свою речь, забрасывает слушателей целым потоком слов и восклицаний; окружающие его мужчины сидят бледные, неподвижные, с сжатыми губами, скрестив руки на груди и с отчаянным выражением лиц, ясно говорящих, что им нет спасения от греха; женщины же дико мечутся по лагерю, размахивая руками, громко во всеуслышанье каясь в своих грехах, и, часто бросаясь на землю с пеной у рта, катаются в истерических судорогах; трезвые Индейцы смотрят с презрением на эти непонятные для них проделки скво; а Негры от времени до времени с криками и всхлипываньями судорожно взывают: — Слава! слава! аллиллуия!

285

Многие в лагере заболевают, многие умирают. В этой борьбе против силы греха и боязни смерти, говорят, все страсти разнуздываются, человек блуждает без руководителя, без узды. «Я люблю слышать, что где-нибудь открылось религиозное движение, говорил мне один адвокат в Индианаполисе, — оно всегда ведет за собою множество процессов». В лагере религиозных энтузиастов люди ссорятся, дерутся и ухаживают за женами своих ближних. Один Методистский проповедник, проведший двадцать пять лет, сначала в Новой Англии, потом в пограничных штатах и наконец на полях битвы в Виргинии, говорил мне: «Религиозная страсть совмещает в себе все другие страсти, вы не можете возбудить ее, чтобы не возбудить и остальных. В нашей церкви, мы знаем зло и должны остерегаться его, как умеем. Молодые люди, возбуждающее религиозные движения, служат всегда предметом подозрения для их старейшин; многие, почти один из двадцати, кончают дурно; а гораздо большее число подвергает церковь позору своим легкомысленным поведением в этих лагерях энтузиастов».

Через неделю, через месяц быть может, пыл религиозной ревности ослабевает и мало по малу совершенно исчезает. Начинаются ссоры, ножи выступают на сцену. Циники смеются, хладнокровные удаляются. Лошадей запрягают, фургоны нагружаются багажом и женщинами, кабачники и трактирщики снимают свои палатки и отправляются искать нового поля действий. Ссорящиеся или добивают друг друга до смерти, или исчезают один за другим; наконец сам апостол религиозного движения умолкает от жестокого презрения к своим слушателям. Тогда седлается последняя лошадь, закладывается последняя телега и вскоре не остается никаких следов от шумного лагеря, кроме нескольких срубленных деревьев, истоптанной травы и двух или трех свежих могил.

И это все? Нет, ответит вам Шекер. В безумиях подобного религиозного движения он видит нравственный порядок и духовную красоту, невидимые для мирских глаз. Для него религиозное движение есть особый способ, избранный Богом для призвания Его сынов в свое лоно. Без религиозного движения не может быть и увеличения Церкви Воскресения: никакое рели-

286

гиозное движение, по его словам, не пропадает даром для человеческого рода. Всегда несколько душ унаследуют небесный покой.

Фредерик говорил мне, что все большие религиозные движения, волновавшие Америку со времени основания его церкви, всегда оканчивались возникновением новой общины последователей матери Анны. Восьмнадцать Шекерских союзов представляют восьмнадцать религиозных движений. По словам старейшины Фредерика, который следит со вниманием и с сожалением за безумными выходками спиритизма в Америке, близок час девятнадцатого религиозного движения, от которого он ожидает большой пользы для распространения своей церкви.

(…)

—————

ГЛАВА XVIII.

Безвредные Люди.

Тункеры, которые, по их словам, прибыли в Америку из маленького германского селения на Одере, обязаны каламбуру тем именем, под которым они известны не только здесь, в Ланкастере, в Пенсильванском штате, где они более всего распространены, но и в Бостоне и Нью-Йорке. Они исповедуют Баптистские теории, а слово тункер (tunker) означает: обмакнуть кусок хлеба в соус или в вино, поэтому шутя

307

их называют Тункерами, т. е. людьми обмакиваемыми, так как они крестятся взрослыми и погружаясь всем телом в воду. Их называют также Тумблерами, т. е. прыгунами, от их быстрых движений во время обряда крещения. Мы, Англичане, зовем их Дункерами по ошибке. Между собою они известны под именем Братьев, ибо главный принцип их общины — братская любовь. В окрестностях же их селений, в Индиане, Огио и Пенсильвании, они известны под названием Безвредных Людей.

Но какое бы название они не носили, это народ набожный, трезвый, богобоязненный; посреди великого брожения, совершающегося везде на Американской почве, эта секта отличается простой, строгой добродетелью.

Тункеры живут, для собственного удобства и пользы, маленькими селениями или группами ферм, но не отдельными общинами, как Шекеры и Перфекционисты. Они пребывают в свете и повинуются законам. В некоторых отношениях они, можно сказать, находятся теперь в переходной эпохе или даже в упадке, ибо в последнее время многие из них сделались ростовщиками, что сначала было им воспрещено; кроме того они начали строить церкви и часовни, вместо того, чтоб ограничиваться в своем богослужении, подобно древним Евреям, домами и навесами. В некоторых из этих часовен, к сожалению, введены даже некоторые украшения; но, за этими небольшими уклонениями, Тункеры остаются верными главным принципам своей веры, о которой мы дадим следующие подробности.

Они верят, что все люди будут спасены, — догмат общий почти всем новым сектам Соединенных Штатов; однако некоторые из них отрицают, чтобы принцип всеобщего спасения был обязательным для каждого исповедующего их веру. Они одеваются очень просто и говорят самым простым обыкновенным языком. Они никогда не присягают, не клянутся. Они не делают никаких комплиментов. Они ни за что не пойдут на войну. Они носят длинные бороды и никогда не тягаются в судах. Богослужение их совершают священники, не получающие вознаграждения. Мужчины и женщины считаются равными, и оба пола имеют право на духовное звание. Каждый человек в

308

приходе имеет право встать (как в Еврейских синагогах) и толковать текст Священного Писания. Человек, который оказывается способнее всех поучать и проповедовать, помещается на священническое место; но прихожане платят ему за служение Богу — уважением, а не долларами; подобно святым Петру и Павлу, во время своих путешествий Тункерские апостолы останавливаются на ночлег у своих братьев и берут от них даром пищу и даже подарки, но как в теории так и на практике, они не принимают никакой платы, даже когда они бедны и не могут оставить своего собственного поля на месяц или на неделю без большой для себя потери. Эти бесплатные проповедники посещают больных, утешают умирающих и хоронят мертвых. Они также женят молодых мужчин и молодых девушек, но не многих, — только тех, которые отличаются более плотскими настроениями; эта последняя обязанность часто бывает для них самая тяжелая.

Тункеры, подобно Ессеям, на которых они походят во многих главных основаниях своей веры, имеют особый взгляд на святость безбрачной жизни; они чрезвычайно уважают такую жизнь и говорят, что очень немногие достойны брачной жизни или готовы для нее. Они не отказываются соединить узами брака брата и сестру, которые желают этого; но бесцеремонно указывают им в длинной и красноречивой речи, что гораздо добродетельнее вести одинокую жизнь. Проповедник не говорит, что брак — преступление, он только выражает глубокое презрение к нему, считая его одним из тех зол, от которых он желал бы предохранить свою паству.

Когда брат и сестра, придя к проповеднику, выражают ему свое желание сделаться одною плотью, он смотрит на них как на грешников, которых надо подвергнуть допросу и испытанию относительно их тайных мыслей и, если можно, освободить благодатью от страшных сетей, расставленных им врагом рода человеческого. Он пугает их своими инквизиционными расспросами, своими страшными предсказаниями. Словами и взглядами, он дает им почувствовать, что, желая жениться, они стремглав летят в ад. Трудно сказать, какая цель у Безвредных Людей сопротивляться желанию своих брать-

309

ев любить и жениться. Тункеры вообще чрезвычайно скрытны и скупы на объяснения, но можно предположить, что причина, руководящая ими в этом отношении, частию физиологическая, частию религиозная. Умный человек, который мог бы заставить повиноваться своей воле весь мир, конечно положил бы конец всем бракам между идиотами и уродами; быть может на подобном же основании Тункер отговаривает жениться молодых людей, которые не могут ни в каком отношении улучшить расы. Но я полагаю, что какая-нибудь мистическая мечта о том, что целомудрие дело святое, добродетельное в глазах людей и Бога, имеет больше влияния на Тункеров, чем какие-либо соображения об усовершенствовании Тункерской породы.

Конечно Тункеры не первая Христианская церковь, которая чувствовала своим долгом поощрять людей вести безбрачную жизнь, хотя факт такого поощрения имеет значение в стране, где каждый ребенок составляет богатство; чего он никогда не мог иметь в Европе и Азии, где отпадение от производительных классов некоторого количества монахов и схимников могло быть оправдываемо экономическими, если не нравственными началами.

(…) Рим, после двух великих расколов Христианской Церкви, все же пламенно стоит за свое правило. Он все же смотрит на женщину, как на соблазн. К мощам Св. Петра (святого, имевшего жену) не допускают женщин, иначе как однажды в году. Женщина не может явиться к Папе иначе, как в траурном платье. В Римско-Католической обедни не

313

дозволяется петь женщинам. Итальянская церковь конечно логична в своей практике, если нельзя сказать того же об ее принципах. Где смотрят как на грех на брак священника, там могут ли не презирать женщину?

Вот вопрос, который следует предложить американским безбрачным школам: Тункерам Огио и Шекерам Нью-Йорка.

—————

(…)

321

ГЛАВА XX.

Онейдский Ручей.

На противоположном конце человеческой мысли, после систем Анны Ли, Елизаветы Дентон и Элизы Фаренгам, является община реформаторов, которые называют себя с догматической точки зрения Перфекционистами, а с общественной — Библейскими Коммунистами. Эти люди уверяют, что они одни нашли истинный путь и одни действуют практически, тогда как все их соперники занимаются только болтовней. Они утверждают, что их теория семейной жизни основана на Новом Завете, больше всего на учении Св. Павла.

То, что сделал этот Библейский Народ (так они себя называют) в сфере жизни и мысли, конечно обнаруживает в них необычайную смелость. Они восстановили, по их словам, божественное управление миром; они установили равенство обоих полов; они объявили брак обманом и собственность воровством; они уничтожили для себя все человеческие законы; они формально отреклись от подданства Соединенных Штатов.

Основатель этой реформаторской школы, — школы, имеющей уже своих пророков, свою семинарию, свои журналы и общины, свои ереси и преследования, своих мучеников мужчин и женщин, — Джон Гумфрей Нойес. Это человек высокого роста, бледный, с волосами и бородой песочного цвета, с серыми задумчивыми глазами, с красивым ртом и благородным лбом. Он немно-

322

го походит на Карлайля; и между его учениками принято говорить, что он — вылитый портрет английского мудреца; эта фикция доставляет по-видимому удовольствие Святому. Он воспитывался в Дармутской коллегии, в Нью-Гампшире; потом он был адвокатским клерком в Пётнее (Вермонт), богословским студентом в Андовере (Массачусет), проповедником в Эльской коллегии (Нью-Гэвен), отщепенцем от конгрегационной церкви, отверженцем, еретиком, агитатором, мечтателем, теперь же он признается многими людьми за основателя секты, за вдохновенного пророка, находящегося в личных сношениях с Богом.

Я провел несколько дней на Онейдском Ручье, главном центре трех общин, основанных Нойесом: Онеиды, Валлингфорда и Бруклина. В качестве гостя отца Нойеса, я жил в его семействе, имел с ним продолжительные беседы, читал его книги и бумаги, имевшие даже частный характер; разговаривал с его учениками в его присутствии и наедине; наконец я имел от него позволение выписывать из бумаг все что мне вздумается. Представляемый мною очерк этой странной общины написан почти со слов Нойеса и его учеников на самом месте, когда все, что я видел, было еще свежо в моей памяти.

— Вы найдете, говорил мне Орас Грили, когда я отправлялся из Нью-Йорка, — что Онеидские коммунисты чрезвычайно преуспели в коммерческом отношении; все же остальное вы сами увидите и тогда составите свое мнение.

Из Онеиды, юного, деятельного городка на Нью-Йоркской центральной железной дороге, вы отправляетесь на Онеидский Ручей по широкой пыльной дороге, по обеим сторонам которой, позади длинного ряда бревенчатых домиков с маленькими садиками, тянется густой зеленый лес, остаток того удела, который сострадательные Нью-Йоркские власти отвели Онеидам, одному из шести Индейских племен, прославившихся в первоначальной истории Нью-Йорка своею честностью и постоянной дружбой к белым. Двадцать лет тому назад ручей этот бежал по девственной земле. Там и сям бревенчатый домик выказывался из-за деревьев; в этих жилищах обитали остатки несчастного пле-

323

мени охотников. Вода изобиловала рыбой, лес дичью. Этот лес редел очень медленно, только пожираемый огнем. На некоторых солнечных скатах виднелись небольшие паля маиса; но Онеидский Индеец был дурной земледелец, и земля, на которой он жил со своими женами и детьми, трущоба, где встречались и болота и камни, была почти не тронута рукою человека. Индейцы продала свою землю Бледнолицым за самую бездельную сумму, ибо одни леса стоили гораздо дороже. От этих вторых собственников Перфекционисты купили Онеидский Ручей, с окружающими его лесами и полями, и в двадцать лет картина совершенно изменилась. Дороги проложены через лес; на ручье выстроены мосты и плотины; устроены пильные заводы; лес очищен от мелких кустарников; выстроены конторы, магазины, большая городская зала; разведены луга, посажены и обведены забором огороды и виноградники; заведены фабрики и заводы, железоделательные, шелкопрядильные, пущены в ход различные ремесла, делание мешков, заготовление в прок фруктов; вообще дикая лесная страна превращена в великолепное богатое поместье, напоминающее Англию. Немного уголков в Америке могут состязаться в красоте с зелеными лужками и благоухающими садами, окружающими жилище Онеидского Семейства. Особенно обворожительна эта картина для глаз чужестранца, явившегося на Онеидский Ручей из грубых округов, даже населенной части Нью-Йорка.

Жилище Перфекционистов, стоящее на возвышенном месте, замечательно, как снаружи, так и внутри, ибо между законами, от которых они отреклись, находится и семь архитектурных стилей. Строитель этого громадного здания — Эраст Гамильтон, некогда Ново-Английский фермер и столяр, одним словом работник на все руки, как все Ново-Англичане; это человек со смыслом, с большим тактом, не ученый, не оратор, но он обладает некоторыми природными способностями, которые делают его достойным быть руководителем людей гораздо низших, чем он. Он — Отец Онеидского Семейства, как Нойес — Отец всех Перфекционистских Семей; будучи хозяином дома, он в тоже время его строитель, хотя он уверяет, что все в этом доме, начиная от положения

324

в комнате камина, до выбора книг в библиотеке, результат особого божественного откровения. Я могу прибавить, что Отец Гамильтон пользовался светом, даже исходившим из языческого ума; так он почерпнул многое от моего товарища по путешествию Вилльяма Гейвуда, архитектора и инженера.

В центре здания находится большая зала, в которую проникают через широкий коридор и таковую же лестницу; эта зала в одно и то же время часовня, театр, концертная зала и мастерская; она снабжена скамейками, покойными креслами, столами, книжными пюльпитрами, сценой и фортепиано. В этой зале сестры играют и шьют, старейшины проповедуют, библиотекарь (брат Питт) читает новости, молодые люди и девушки ухаживают друг за другом, т. е. насколько подобное языческое препровождение времени допускается в этой любопытной общине; близ большой залы находится гостиная, собственно говоря женский будуар; а вокруг этой комнаты расположены спальни семьи и гостей. В нижнем этаже по ту и по другую сторону широкого коридора находятся контора, приемная, библиотека и рабочие комнаты. Кухня, столовая, кладовые и прачешная находятся в особых флигелях. Житница помещается перед домом, и ее отделяет только небольшой лужок; далее между зелеными деревьями живописно разбросаны мельницы, заводы, фермы, скотные дворы, конюшни и различные мастерские. Все поместье занимает 600 акров земли; а вся семья, живущая под одним кровом, состоит из трехсот человек. Все на Онеидском Ручье носит на себе отпечаток богатства, вкуса и спокойствия; а счетные книги ясно показывают, что в продолжение последних семи или восьми лет Онеидская Семья нажила большие суммы денег, которые они с пользой употребили или на основание новых заводов, или на обработку полей.

Мужчины не поражают особенностью одежды: широкая куртка, круглая серая шляпа и узкие панталоны составляют их обыкновенную одежду, подобно всем поселянам той части Америки. Они не имеют особого платья для будничных дней и для праздников, ибо они уничтожили все праздники и воскресенья с другими человеческими учреждениями. Они однако признают, что

325

в деле одежды могут быть откровения свыше и что еще не сказано последнее слово в отношении сапог и шляп. На одном из вечерних собраний брат Питт, чрезвычайно начитанный и образованный человек, свидетельствовал в пользу узких панталон. Женщины носят особенную одежду, довольно странную, но по мне очень красивую. Она может быть сделана из какой угодно материи и какого угодно цвета, хотя всего употребительнее коричневые и синие утренние платья, а белые вечерние. Материалами для одежды служат: кисея, ситец и грубая шелковая ткань. Женщины стригут коротко волосы и делают пробор посреди головы. Кринолины здесь совершенно ненавистны. Туника, ниспадающая до колен, шаровары из той же материи, камзол, застегивающийся у горла, короткие широкие рукава и соломенная шляпа, — вот весь костюм, в котором некрасивая женщина не слишком бросается в глаза, а хорошенькая несказанно прелестна. Мне говорили, что в соображение Отца Нойеса никогда не входила мысль, чтобы женщина его семьи казалась очаровательной, ибо это не согласно с его теорий о скромной нравственной жизни женщины; но что касается до меня грешника и язычника, то я не могу не засвидетельствовать, что многие из его учениц одарены редкой красотой и что две из певчих, Алиса Аклей и Гарриет Ворден, отличаются такой грациозностью форм, такою прелестью лица и рук, что сердце художника преисполнилось бы радостью.

Все это вы можете увидеть в Онеидской Общине в несколько часов, осматривая ее в качестве простого путешественника под руководством брата Больса, бывшего в продолжении двадцати пяти лет Баптистским проповедником в Массачусете и теперь ревностного Перфекциониста, на которого возложена исключительная обязанность принимать обыкновенных посетителей. Вы видите прекрасный дом, бархатистый зеленый лужок, великолепный огород и фруктовый сад с яблонями, персиковыми, вишневыми и грушевыми деревьями, роскошные виноградники, отлично устроенные фермы, деятельные мастерские, многочисленный скот, мельницы, пильные заводы, фабрики, — вы видите везде мир, порядок, красоту и материальное благосостояние. Вот что представляется обычным посетителям этой общины, приез-

326

жающим тысячами как на пикник, чтобы посмотреть на все диковинки, послушать хорошую музыку, поесть вкусных пирогов. Конечно все это что-нибудь да значит, но это только внешние признаки жизни, а не самая жизнь. Тайна этого странного успеха, основы, на которых зиждется эта община, условия, поддерживающие ее, гораздо интереснее самого факта; а эту тайну брат Больс не открывает всем посетителям общины, приезжающим туда как на пикник.

Известно, что все коммунистические попытки в Англии, Германии и Америке, начиная от Гармонии Раппа и Новой Гармонии Овена, до Икарии Кабе — были неудачны. Мужчины с замечательным умом, женщины с редким сердцем часто отвертывались от того, что они считали злом конкуренции и обращались к принципам ассоциации, как к единственному спасительному пути, но ни один из этих реформаторов, за единственным исключением безбрачных последователей Анны Ли, не были еще до сих пор в состояния создать твердой общины на коммунистических основаниях. Каждая из этих неудач имеет свою историю, свое объяснение, показывающие, на сколько близко та или другая попытка была от успеха; но факта неудачи нельзя отрицать. Социалисты должны были удалиться из Нью-Ланарка, Рапписты продали Гармонию, Икарийцы были изгнаны из Науво. Свобода, равенство, братство до сих пор никогда не платили своих счетов; а общество, которое не может уплачивать своих издержек, должно рано или поздно погибнуть, хотя бы в других отношениях оно представляло земной рай. Человек не может сидеть целый день под пальмой, щелкая орехи и чувствуя себя в мире с небом и землею. Нужда побуждает его действовать, и он должен выбирать одно из двух — или работать или умереть с голоду. Каждая попытка и каждая неудача ассоциации подвергает опасности самый принцип. «Смотрите, со смехом восклицает Садукей, гордясь своими землями, дворцами, садами и виноградниками, к чему вы приходите, — когда вы возмущаете порядок, установленный временем, природой, Провидением! Вы приходите к нищенству, к смерти. Да здравствует вечно конкуренция, душа торговли, и да будет благословенно небо, стоящее за капиталистов!»

337

Если теория взаимной помощи, как противоположная теории самопомощи, составляет истинный принцип общественной жизни, как говорят многие мужчины и чувствуют многие женщины, то отчего же все попытки применения на практике этого принципа кончались неудачей и гибелью?

— Я вам это объясню, сказал мне Отец Нойес сегодня утром, — все попытки потерпели неудачу, ибо они не были основаны на библейской истине. Религия лежит в корне жизни, и твердая социальная теория должна всегда выражать религиозную истину. В истинной организации семьи есть четыре степени: 1) Примирение с Богом; 2) Спасение от греха; 3) Братство мужчин и женщин; 4) Общность в труде и его результатах. Овен, Рипли (Ripley), Фурье, Кабе начали с третьей и четвертой степени; они выбросили Бога из своей системы и их дело лопнуло.

Нойес не скрывает своего убеждения, что он создал, с помощью божественной благодати, новую и совершенную систему общества; что он уже установил испытанные на практике главные принципы нового семейного порядка; и что общине Онеидской, Валлингфордской и Бруклинской предстоит только выработать некоторые подробности, для того чтобы его учение было принято всеми Соединенными Штатами. Если читателю любопытно знать, как этот человек, сделавший столько в Америке и о котором так мало известно в Англии, дошел до своих воззрений на религиозную, общественную и семейную жизнь, — то я представлю, со всей свободой мирянина, результаты моих исследований на Онеидском Ручье.

—————

ГЛАВА XXI.

Святость.

Живя еще в Пётнее (в Вермонт), простым адвокатским клерком, Нойес был поражен тем страшным религиозным движением 1831 года, которое послужило к гибели стольких людей в Новой Англии. Нойес, говорят, неожиданно стал

328

серьезен и мрачен; все светочи казалось померкли для него, и он остался во мраке, среди грозных ураганов, против которых мелочная сила его разума не могла представить никакого отпора. Обратив свой взгляд вовнутрь себя, он созвал по собственным его словам присутствие в себе греха и смерти. Как мог он освободиться от этих зол? Чувствуя, что мир и дьявол имеют над ним сильную власть, он бросил занятия законами и принялся за изучение более древней науки богословия. Занимаясь новым своим предметом в Андовере, он подпал многим искушениям, ел и пил в волю и поддавался многим другим плотским соблазнам. Юные богословы, его товарищи-студенты в коллегии, были веселый, разгульный народ, смеявшийся над всякими религиозными движениями. Нойес, наконец пришел к тому убеждению, что ему надо уйти из Андовера и искать Господа в других местах; открыв случайно Библию, он напал на следующий убедительный текст: «Он не здесь». Получив такое небесное откровение, он тотчас покинул Андовер и перешел в Эльскую коллегию в Нью-Гэвене, где он сделался великим искателем истины, не только истины в отношениях между Богом и человеком, но и в отношениях людей между собою. Посреди мечтаний столь же диких, как те, которые предавались Аравитяне, Нойес всегда сохранял практический взгляд Американца. Он чувствовал, что божественные законы жизни должны быть совершенны, что если б он мог постичь их, то он открыл бы на столько же закон земли, как и закон неба. В чем состоит этот закон земли, не языческий закон, под сенью которого мы живем, но естественный? Он обратился за руководством к Священному Писанию. В Библии, по его словам, он искал того закона жизни, которому научить не могли его школы. Вдумываясь в слова Евангелия и изучая слова Св. Павла, он нашел в этих основных документах церкви утешение, которое не могли дать его душе проповедники Нью-Гэвена. Св. Павел говорил ясно его душе, но в совершенно ином смысле, чем понимали его слова в Антиохии и Риме.

Изучение посланий Св. Павла привело его к тому убеждению, что Христианская Вера, как она выражается в церквах Евро-

329

пейских и Американских, даже в тех, которые называют себя реформатскими, — ничто иное, как громадная историческая ошибка. На земле нет видимой церкви Христовой. Церковь Св. Павла и Св. Петра была истинная церковь — община братьев, равных, святых; но она исчезла давно, ибо Господь возвратился в духе, как Он обещал, чтобы жить вечно посреди своего народа. В это вторичное пришествие, — говорит Нойес, — Господь уничтожил древний закон, закончил царство Адама, очистил своих детей от греха и основал свое царство в сердцах всех, которые хотят признать Его царство. Нойес утверждает, что это второе духовное пришествие было в 70 году, тотчас после падения Иерусалима; с тех пор, по его словам, была одна истинная церковь и много ложных, носящих имя Христово. Первая — церковь Его святых, людей безгрешных плотию и духом, признающих своею главой Христа, ведущих жизнь святую, отрицающих все законы и обычаи и подчиняющих свои страсти Его воле; остальные церкви, церкви мира сего, сведены гордостью и искусством человека, — это церкви прелатов и кардиналов, престолов и пап, костров и пытки, распрей и междоусобий, проклятий и отлучений, безбрачия и присяг. Дьявол, говорит Нойес, начал царствовать в один и тот же день со Христом, и официальные церкви Греции и Рима, вместе с их полуреформированными сестрами Англии и Америки, составляют главнейшие области царства дьявола. Все государства земли принадлежат дьяволу, но истинная община, основанная Св. Павлом и в среду которой Господь снизошел, яко дух живой, никогда не исчезала совершенно в сердцах человеческих, но, благостью Божьею, она сохраняла в тайне свое существование, до того времени, пока настала минута для воскресения апостольской веры и апостольской жизни, не в развращенной Европе или в отжившей Азии, но в юном, свежем обществе Соединенных Штатов. Пламя этой истинной веры вечно поддерживали избранные возвышенные натуры. Теперь настал день Христовой Церкви. Вера, изгнанная из делового, суетящегося мира, воскресла в сердцах юных искателей истины — в Эльской коллегии; и так семья Христова, изуродованная в Антиохии, преследуемая в Риме и превращенная в карикатуру

330

в Лондоне, воскресла во всей своей чистоте и святости в Валлингфорде, Бруклине и на Онеидском Ручье.

Эта новая американская секта — настолько же церковь, насколько и школа, — правила жизни и правила веры одинаково просты. Перфекционист имеет право поступать как ему угодно. Конечно, он скажет вам (как я слышал от самого Нойеса), что по природе вещей он не может иначе поступать как только хорошо, ибо Святой Дух поддерживает его и руководит его действиями. Некоторые могут сбиться с истинного пути, ибо древний Адам все еще бушует в сердце человека; но редкие исключения не уничтожают вечной истины. Мы точно также признаем, что король не может поступать дурно, хотя при наших королевских дворах бывают самые безобразные и преступные скандалы. Перфекционист не знает никакого закона, ни Синайского, ни Нагорной Проповеди, ни того, который принят в судах Вашингтона и Нью-Йорка. Он не живет под властью закона, но под властью самого Бога, т. е. он делает то, что по его собственному сознанию — добро. Господь освободил его, и потому для него слова ничего не значат; сила слова окончательно уничтожена вторым пришествием Христа на землю. Никакая заповедь, никакой гражданский закон не обязательны для него, сына благодати, освобожденного от власти закона и от жала смерти. Законы существуют для грешников — он святой; другие люди впадают в соблазны — он искуплен Духом Святым, наложившим на него свою печать.

Подобное направление ума, которое в глазах язычников кажется возмущением против всего установленного, называется Библейскими Коммунистами теорией смирения. В этом мире вы можете избрать единого господина, которому вы послужите. Вы не можете служить двум господам: Богу и Мамоне. Земля не совершенна; Христос — совершенство. Исповедуя Христа, вы отказываетесь от мира, отрекаетесь от него вполне и навсегда. Полумеры недостаточны для спасения; и так как общее направление американской мысли (до войны) было в пользу индивидуальности и против общих учреждений, то никто не удивлялся, слыша, что Нойес и его ученики формально отреклись от всяких обязанностей в отношении правительства Соединенных

331

Штатов. Другие секты сделали тоже самое: Шекеры, Тункеры, Мормоны, Социалисты, Икарийцы и многие другие. Действительно, нередко до войны встречались американцы высших классов, которые считали государство за нечто вроде политического клуба, куда поступать и откуда выходить было можно когда угодно; но перфекционист пошел далее на пути отрицания, чем Шекер, Мормон и Социалист, ибо он отвергает закон Божий, точно так же, как законы человеческие; он одинаково отрицает все гражданские законы, все государственные статуты, все соборные постановления, десять заповедей, нагорную проповедь, молитву Господню, все старые правила, все старые обязательства, принятые на себя вольно и невольно, от зарока трезвости до супружеских обетов. Он не признает ничего, что напоминало бы ему о старом человеке, о старом гражданине. Он отрицает церковь, отрекается от всех своих обязательств, презирает судей и полицию. Повинуясь Богу, он отрицает все предохранительные условия жизни, изобретенные человеком. Нойес был титотеллером, т. е. дал зарок трезвости, но, сделавшись святым, он начал пить крепкие напитки. В пищи он был воздержан, как Брамин, — теперь он стал есть мясо и пряности. Он был целомудрен и ложился рано спать, — теперь он стал пропадать по целым ночам, таскаться по набережным и посещать самые развратные притоны мошенников и публичных женщин. Защищая себя перед людьми, которые не могут помирить подобной жизни с притязанием на святость, Нойес говорит, что он предался соблазнам, но сила, на поддержку которой он надеялся, спасла его. Он пьянствовал, объедался и вел развратную жизнь с целью освободиться от уз установленных правил и систем. Он сказал самому себе: «Могу ли я надеяться на Бога, что он сохранит меня нравственным? Могу ли я предать свои страсти, желания и стремления, все, что доселе сдерживалось человеческими законами, могу ли я все это и свою собственную волю предать в руки Божественного Духа и надеяться лишь на Его благодать?» Он отвечал себе, что может и должен подчинить руководству Духа Святого свою веру, свои действия, свое спасение; и с полной верой, с полным спокойствием, по его словам, ходил

332

он по вертепам нечестия — незапятнанным, невредимым, как израильские юноши стояли в пещи огненной.

Но каким образом, можно спросить, доходит человек до того состояния благодати? Ничто (насколько мне известно) не может быть легче. Вам только стоит захотеть, и дело сделано. Добрые дела не нужны, молитвы излишни; ничто не спасает человека кроме веры. Вам только стоит встать публично рядом с братом во Господе и принять исповедание во Христе. Вы говорите, что вы освобождены от силы греха, и мгновенно ваша душа очищается от него. В этой новой американской вере факты как бы ожидают слов, и все что говорится по-видимому тотчас же исполняется. «Он встал и исповедовал свою святость» — вот форма, в которой объявляют, что новый агнец вступил в стадо отца Нойеса.

Когда Нойес начал проповедовать свою теорию несколько лет тому назад, дух сепаратизма и индивидуализма царил во всех частях Новой Англии, и многие думали, что единственная надежна остановить этот поток, несший американскую мысль к общественному хаосу, заключалась в принципе ассоциации, применяемому тогда на деле в таких общинах, как Ливанская Гора, Новая Гармония и Брукская Ферма. В подобном смутном состоянии общества, неудивительно, что Нойес не понял сразу, что его теория индивидуальной деятельности была невозможна на практике. Человек может быть законом для себя, но как же он может быть законом для другого человека, который сам, в свою очередь, должен быть законом для самого себя? Нойес может руководствоваться своей собственной совестью и Гамильтон также, но как совесть Нойеса может быть законом для Гамильтона, или совесть Гамильтона законом для Нойеса, если они не пойдут между собою на сделку? Если они не могут заключить такой сделки, то они должны жить особняком; если же они могли сойтись на чем-нибудь общем, то этим самым они постановляли закон, обязательный для обоих. Выбор между этими двумя условиями жизни неизбежен: или хаос, или закон.

Нойес встретил множество затруднений в тот день, как он начал жить со своими учениками и ученицами согласно не-

333

бесному порядку, не под сению закона, а под сению благодати; и прежде чем община могла практически образоваться, он был принужден ввести в свою веру новый принцип.

Этот второй принцип, называется Симпатией; роль его в семье перфекционистов почти та же, как и роль общественного мнения в остальном мире. Симпатия исправляет индивидуальную волю и мирит естественные порывы с повиновением, свободу с вдохновением.

Таким образом брат может делать все что хочет, но все что он делает, должно быть в строгой симпатии с общим желанием. Если общее мнение против него, то он, значит, поступает дурно, т. е. он совращается с пути благодати, единственное для него средство спасения — возвратиться вспять и делать то, что согласно с общим желанием. Семья всегда мудрее отдельного ее члена.

Человек, желающий чего-нибудь для себя, например новой шляпы, праздника или милостивой улыбки какой-нибудь молодой сестры, должен посоветоваться со старейшинами. Он должен узнать об этом мнение всего братства; и если оно не сочувствует его желанию, то он должен отказаться от него. В делах важных он обязан испрашивать совета у комитета старейшин, который в свою очередь может представить дело на обсуждение всей семьи на одном из вечерних собраний.

Много времени прошло прежде, чем этот второй великий принцип был введен в общине перфекционистов, и до тех пор, пока он не был введен, эта община имела мало успеха.

—————

ГЛАВА XXII.

Библейская Семья.

Когда Нойес был еще проповедником святости и ходил по различным американским церквам, он обратил в свою новую веру Абигаиль Мервин (женщина была ему необходима, а Аби-

334

гаиль была такой ученицей, которой он по всей справедливости мог гордиться) и Джемса Бойля; эти два первые его последователи сделались и первыми отступниками его веры. Абигаиль по-видимому рассчитывала, что Нойес предложит ей свою руку, a Бойль имел надежду, что его выберут в папы; но ни то, ни другое притязание не согласовалось с желаниями отца Нойеса, который решительно был против брака и хотел сам сделаться папой. Они были только первые отступники, ибо с течением времени и по мере того, как принципы святости познавались вполне его народом, число единичных отступников все более и более увеличивалось. Каждый человек был законом для себя; божественный дух говорил в индивидуальных умах, — и из множества независимых членов невозможно было создать церкви. Никто не хотел поддаваться, никто не хотел слушаться, никто не хотел соединяться. После четырехлетних трудов Нойес увидел, что он стоит один; все его любимейшие ученики бросили его: кто возвратился в мир, кто основал новую ересь, кто ушел в ту самую секту, из которой Нойес привлек его к себе. Пресса открыла против него огонь; его обличали в сумасшествии, — укоризна, которой он впрочем часто подвергался, благодаря своим действиям и своему учению. Перфекционисты продолжали существовать еще, но Нойес не был их папой.

Наученный горестным опытом, что нельзя вить веревок из песку, он обратился, подобно многим в то время, к принципу ассоциации. Оставленный своими старыми друзьями в Нью-Гэвене, он возвратился в отцовский дом в Пётней (в Вермонте), где он впервые почувствовал влечение к духовной жизни. Тут он начал сызнова свое дело обращения всего мира в новую веру, — он основал библейский класс и стал учить простых поселян путям благодати. Некоторые слушали его слова, ибо никогда быть может со дней великого Ирода и конечно тех дней, которые предшествовали английской междуусобной войне, никакой народ не находился в таком странном состоянии нравственного хаоса, как Соединенные Штаты в описываемую нами эпоху. Абигаиль Мервин, покидая эту секту, объявила, что их Евангельская свобода доходила до неприличия. Тоже самое некогда говорилось на улицах Иерусалима и на улицах Лон-

335

дона, но пока язычники Нью-Йорка смеялись над новой сектой, верующие укреплялись в своей ревности. Что был для них мир со всеми его обычаями и мнениями? Пётнейский класс стал тверд в своих стремлениях, если не велик по численности; ибо Нойес, видя, что качество его учеников важнее для него их количества, обратил всю силу своего учения, чрезвычайно обширного и оригинального, на двенадцать слушателей, которых его голос привлек к нему в его родном городе. Он занялся развитием и укреплением веры в этих учениках, терпеливо дожидаясь возможности превратить библейский класс в Библейскую Семью, другими словами, он подготовлял их и душой и телом к великому опыту — жить в одном доме без всяких затруднений и ограничений, которые всегда существуют при жизни под сению законов.

Чтобы поселить целую семью учеников под одним кровом, требовался большой дом; а большой дом, даже в Веронте, где все здания деревянные, стоит денег. Отец Нойес был беден; вся его жизнь прошла в странствиях с места на место, у него не было нигде постоянного жилища, и таким образом пастырь, подобно своему стаду, не имел крова, где укрыться от грозы. Между его учениками в Вермонте была молодая девушка Гарриет Гольтон из хорошего семейства и с порядочным состоянием. Нойес сообразил, что такая женщина была бы для него божественным благословением во всех отношениях, если б ему удалось только жениться на ней; но его принципы мешали этому. Брак был совершенно противен его теории истинной Евангельской жизни, и потому как было ему завладеть ею и ее деньгами? Конечно он не мог предложить ей руки и сердца обыкновенным путем, ибо она слышала, как он всегда проповедовал против брака, как признака испорченной жизни; конечно, если б он предложил ей свою руку, а он очень нуждался в ее деньгах, он был бы обязан сказать ей, что он не будет рассчитывать на ее верность и с своей стороны также не дает никаких клятв и обетов. Впрочем положение Гарриет было необыкновенное. У ней не было ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры; ее единственным родственником был старый, глупый дед. Она несколько времени тому назад была

336

влюблена в одного молодого человека, который хотел на ней жениться; но старик помешал этому браку, вследствие чего Гарриет серьезно занемогла, и старик в припадке раскаяния дал клятву, что впредь он дозволит ей делать все что она захочет. Таким образом путь был открыт для Нойеса, и он сделал ей предложение в следующих словах (копию этого письма Нойес дал мне сам в Онеиде):

Объяснение в Любви.

Письмо Отца Нойеса к Гарриет А. Гольтон.

Пётней

11 Июня 1838 г.

Любезная сестра, — после долгих размышлений, после долгого года, проведенного в ожидании проявления воли Божией, я теперь в состоянии, благодаря комбинации счастливых обстоятельств, предложить вам вступить со мною в товарищество, которое не назову браком, пока не объясню, в чем оно будет состоять.

Как верующие, мы уже составляем одно друг с другом и со всеми святыми. Этот первоначальный и всеобщий союз гораздо радикальнее и, конечно, гораздо важнее, чем всякая частная, внешняя связь; относительно этого союза именно сказано: что на небе несть мужа и жены, что там не женятся и не посягают. Имея это в виду, мы не можем вступить ни в какие обязательства друг к другу, которые бы ограничивали наши чувства, подобно супружеским обязательствам, существующим в мире. Я желаю и надеюсь, что моя супруга и сотрудница в жизни будет любить всех, которые любят Бога, мужчин и женщин, с такою силою и теплотою, какие не известны земным любовникам, с такою свободою, как будто она не находится ни в какой особой связи со мною. Действительно, цель моей связи с нею будет не монополизировать, не подвергнуть неволе ее сердце или мое, но развить и расширить оба сердца в свободном единении со всеобщей божьей семьей. Если внешний

337

союз и товарищество мужчины и женщины, основанные на этих принципах, называются браком, а я знаю, что такой брак существует на небе, — я без малейшего колебания предлагаю вам мою руку и сердце с обязательством меняться в должной форме, как только Бог позволит.

Сначала я хотел представить вам много важных доводов в пользу этого предложения; но, обдумав дело, я предпочитаю быть простым свидетелем, а не адвокатом, и потому представлю только в кратких слова несколько практических соображений, предоставляя Богу быть моим адвокатом в этом деле; обычные же, романтичные доводы предоставляю вам дополнить самим; более же мелкие подробности сообщу при личном свидании.

1) Говоря просто, как свидетель, а не льстец, я вас уважаю и люблю за ваши многие достоинства: духовные, умственные, нравственные и физические, и особенно за вашу веру, доброту, скромность и простоту.

2) Я убежден, что товарищество, которое я вам предлагаю, послужит к нашему обоюдному счастью и усовершенствованию.

3) Оно также избавит по крайней мере меня от многих упреков и злостных толкований, возбуждаемых при настоящих обстоятельствах моим безбрачием.

4) Оно расширит нашу сферу и увеличит наши средства быть полезными народу Божьему.

5) Я готов в настоящем чрезвычайном случае свидетельствовать своим примером, что я последователь Павла и исповедую, что «женитьба честна».

6) Я также готов практически свидетельствовать против тех уз свободы, которые заставляют презирать все законы человеческие и мешают даже подчиниться им ради преуспеяния Божьего дела. Я знаю, что бессмертный союз сердец, тот вечный медовый месяц, который один достоин названия брака, не может быть совершен внешним обрядом; но я точно так же хорошо знаю, что подобный брак никогда не может быть нарушен внешним обрядом. Вы знаете, что я не имею никакого ремесла, кроме призвания служителя Божьего — призвания, которое до сих пор подвергало меня многим несчастьям и даровало мне мало зем-

338

ного благополучия. Если вы будете судить меня по моему внешнему виду или будете судить о будущем по прошедшему, то, конечно, вы найдете в видимом непостоянстве моего характера и в превратностях моей судьбы много такого, что отклоняло бы вас от принятия моего предложения. Касательно этого я только скажу, что сознаю в себе, по милосердию Божьему, дух твердости, постоянства и преданности к добру, который делает мне нестерпимым мое доселе скитальческое призвание; и я буду так радостно приветствовать ту минуту, когда небо избавит меня от этой жизни, как изгнанник приветствует свое возвращение домой, после семилетних странствий на чужбине. Я не вижу причины, по которой бы мне теперь не обзавестись постоянным жилищем и не вступить па путь семейной жизни. Быть может ваш ответ будет гласом вопиющим ко мне:

«Страж! да прекратятся хождения твои,

И в мирный дом свой ты радостно вступи».

Ваш во Господе,

Дж. Нойес.

Гарриет, оставленная на свободе, отвечала проповеднику так, как он желал, и чрез несколько дней они соединились; Нойес употребил ее семь тысяч долларов на постройку дома, на устройство типографии, покупку прессов и шрифтов и на издание газеты. Пока старик был жив, он давал им достаточно денег на прожитие, а после его смерти Нойес разом получил девять тысяч долларов. Он не таит того факта, что женился на Гарриет из-за денег; по его словам она была дана ему за то, что он проповедовал истину.

Первая семья, установленная по небесному порядку в Пётнее, заключала в себе жену проповедника, его мать, сестру и брата; все они остались верны его теории семейной жизни. Его мать умерла за несколько дней до моего приезда на Онейдский Ручей; она была в преклонных летах и умерла в полной уверенности, что система, введенная ее сыном, была единственная истинная система совершеннейшего общества христиан на земле.

Эти лица, вместе с несколькими проповедниками, ферме-

339

рами и докторами, с их женами и дочерьми, поселились в одном общем доме, основав, как они странно выражались, ветвь небесного учреждения. Все это были лица известные и с состоянием; прежде всего они формально отреклись от республиканского правительства и навеки отделились от Соединенных Штатов.

Теперь нашлась для них новая жизнь, более смелая и оригинальная, чем та, которую пытались вести на Брукской Ферме Рипли, Дана и Готорн. Они положили конец всяким молитвам и богослужениям, они уничтожили воскресенье, расторгли все семейные узы и, не производя формально никаких разводов, прекратили все исключительные, эгоистические отношения между мужем и женой. Имущество всех было соединено в один общий капитал; все частные долги и обязательства перешли на всю общину; все ели в одной комнате, спали под одним кровом и жили на общие доходы. Сначала братья были очень строги друг к другу; так как писанные законы все были уничтожены, то им приходилось для руководства слабых братьев и для контроля над дурными прибегать к свободной критике их поступков. Жизнь братьев была тяжелая. Три часа, каждое утро, они проводили в общем зале; один час посвящался изучению исторических трудов, могущих пролить свет на Библию; второй час безмолвному созерцанию или чтению Священного Писания; третий обсуждению того, что было прочтено или продумано. Средина дня назначалась для работ на ферме; вечер для научных занятий, чтения, музыки и разговоров. Один из братьев учил остальных греческому или еврейскому языкам; другой читал какого-нибудь английского или германского писателя о герменевтических вопросах; третий вставал и произносил критику на действия своего брата святого. Посреди этих постоянных трудов, древний Адам появлялся между ними и уничтожал мир и согласие. Один ел слишком много, другой пил слишком много, третий сходил с ума от любви. Между братьями возникали распри, подававшие повод к различным толкам между их соседями, к различным рассуждениям в газетах, к дракам в кабаках и наконец к процессам в языческих судах. Чего они должны были всего более опасаться в своем малень-

340

ком раю, это — евангельской свободы относительно общности имуществ и жен.

Нойес сознается, что дьявол проложил себе путь во второй рай точно так же, как и в первый, и что в Пётнее, так же как в Эдеме, злой дух действовал чрез посредство женщины. Когда нравственный хаос в его маленьком раю не мог быть более скрываем, он стал грустить и отчаиваться. Как было ему нести этот крест? Неожиданный переход от законных ограничений к Евангельской свободе должен был естественно представить жестокие соблазны страстям человека. Но как мог он вмешиваться в дело Божие? Бог дал человеку его страсти, его желания, его силы. Эти силы и желания свободны. Желания человека имеют свое назначение и свою функцию в небесной системе; а когда душа свободна, то каждое действие подразумевает опасность злоупотреблять этим действием. Так неужели святые должны быть ограничены узами? Он этого не сознавал. Видя, что многие из его учеников обесчестивали свое звание святых, он все же говорил себе словами Св. Павла: «Разве я должен идти вспять, потому что явились соблазны?» Для него возвратиться вспять было разорвать свою Библию и бросить свое дело. Он этого не желал, да и не мог сделать; потому он продолжал трудиться, усмиряя непокорных, руководя беспечных и изгоняя нераскаянных. Если человек захочет переехать из одного города в другой, говорил он сам себе, то он не может этого сделать без значительных потерь и ломки; как же можно было ожидать, чтобы, переходя из земного состояния в небесное, он не понес на пути много потерь? Перемена обусловливает потерю. Его ученики были не подготовлены к таким тяжелым испытаниям, и распри, происходившие между ними и кончавшиеся таким скандалом и удалением некоторых святых, были отнесены им к тому, что многие не привыкли еще жить под благодатью.

В это время смут и неудачи были для Нойеса и минуты утешения. У него явились соперники, которые основали под предводительством Магана папы и Тэйлора первого министра такую же перфекционистскую общину в Оберлине, в Ловэнском Графстве (Огио). Маган уверял, что он видел ви-

341

дения, разговаривал с ангелами и получал прямые сообщения от Бога. Тэйлор, ловкий издатель и красноречивый проповедник, также выражал притязания на божественное откровение. Между Нойесом и Маганом, Пётней и Оберлином начала свирепствовать братская вражда, подобная той, которая возгорелась между сынами Евы. Согласно перфекционистским пророкам, святость и свобода — два главные элемента в сфере неба, т. е. совершеннейшего общества перфекцонистов; но в применении правила, что каждый человек должен руководствоваться своим собственным светом, эти пророки дошли до различия во взглядах на важность двух основных элементов. Возникли споры и распри, основались различные школы, явились различные толкования. Одна сторона ставила свободу выше святости и была известна под названием людей свободы, а другая ставила святость выше свободы и называлась людьми святости. Пётней стоял за святость, Оберлин за свободу, — хотя обе общины одинаково отрекались от мира и не признавали другого руководства, как руководство Бога. Нойес восставал против Оберлина в «Свидетеле»; Тэйлор отвечал в «Евангелическом Вестнике»; эта словесная борьба продолжалась несколько лет, до тех пор пока Пётней совсем не распался от внутренних междуусобий, Тэйлор довел свою теорию свободы до таких крайностей, что подвергся преследованиям языческих судов.

—————

ГЛАВА XXIII.

Новые Начала.

Когда Пётней стал слишком жарким местом для Нойеса и его Библейской Семьи, не от преследований со стороны церквей религиозного Вермонта, но единственно, по словам самого Нойеса, от оппозиции пьяной, буйной черни, — проповедник, передав свой дом и

342

ферму одному язычнику, удалился из своего родного города на Онеидский Ручей, — место, по своей красоте, отдаленности и плодородию, казавшееся вполне удобным для терпеливого применения на практике его плана новой общественной семейной жизни. Мэри Крагин с энергиею принялась за это дело, она привела с собою своего мужа Джоржа и еще некоторых друзей испытанной преданности; она сделалась для этого нового предприятия тем, чем Маргерита Фуллер хотела быть, но не была в отношении менее смелой коммунистической попытки в Брукской Ферме.

Около пятидесяти человек с таким же числом женщин и детей соединила в одну казну все свои средства, построила деревянный дом со службами, купили участок земли, который они тотчас принялись очищать от леса и обрабатывать; они еще раз отказались от мира сего, со всеми его нравами и обычаями, объявили, что их семья отделилась от Соединенных Штатов, от общества людей, подобно тому, как Авраам и его род были совершенно отделены от Народа Харранского. Новая Библейская Семья объявила себя ветвью видимого Царства Небесного. Многие из Святых находились прежде в Пётнее и потому были уже опытны в путях благодати; а Нойес постановил в новом жилище завет, который показался бы язычнику совершенно излишним на Онеидском Ручье, именно завет наслаждаться жизнью.

В Пётнее, по его словам, они вели слишком строгую жизнь, слишком много занимались науками, слишком строго смотрели на ошибки друг друга. В их новом жилище Небо не будет требовать от них такой строгости. Если б Бог предназначал Адаму молиться и соблюдать вечные посты, спрашивал Нойес, то разве Он поместил бы его в прелестном саду, посреди самых великолепных фруктов, соблазнявших его на каждом шагу? Нет; Творец благословил его желаниями всего хорошего и потом изгнал его из рая на зеленый луг питаться травою! Но кто эти святые Онеидского Ручья? Это люди в положении Адама до грехопадения, — люди безгрешные, которым все позволительно, ибо все невинно. Почему же им не есть, не пить, не любить, сколько просит душа, под постоянным руководством Духа Святого?

343

Братья не постановили никаких правил, не избрали никаких начальников. Каждый мужчина должен быть законом для себя, каждая женщина для себя; что же касается до начальников, то братья объявили, что природа и образование делают людей начальниками друг над другом, поставляя их на такие места, для которых они рождены и подготовлены; другими словами, они говорили, что Бог сам управляет ими, с помощью Отца Нойеса, видимого папы и царя. Все достояние и доходы братьев были отдаваемы Христу; и ими пользовалась только те, которые соединились с Ним духовно. Жены и дочери святых должны были быть столь же общими, как хлеб и рыба.

В продолжение двенадцати лет община перфекционистов стойко вынесла все труды, заботы и испытания тяжелого искуса: борьба извне и нужда внутри подвергали братьев различным соблазнам, которых не пережили бы никакие ревностные фанатики, кроме этой общины Ново-Английских фермеров, работников и ученых. Мэри Крагин потонула в Гудсонской реке, и долго не могли найти ей преемницы. Нойес вступил в переговоры с Абигаиль Мервин, его первой ученицей, к которой все еще, по его словам, питал любовь духовную. Абигаиль не хотела и слышать о подобном сближении. Я должен прибавить, что она еще жива, и говорят Нойес не перестает тешить себя надеждой, что когда-нибудь привлечет ее в свое стадо. Сестра Скиннер сделалась тогда женской главой общины — Матерью Семьи; но теперь она живет в Валлингфорде, а сестра Дунн — номинальная Мать на Онеидском Ручье. Ее власть, мне кажется, очень не велика, и я полагаю, что главной богиней на Онеидском Ручье можно считать или сестру Джослин, женщину-поэта, или сестру Елену Нойес. Но так как власть зависит от всеобщей симпатии, то юные певицы — сестра Алиса и сестра Гарриет — по-видимому не менее подчиняют людей своим чарам. Я говорю это потому, что сам на себе испытал влияние этих чар. Несмотря на тяжелую жизнь и грубую пищу братьев, самые разнообразные и странные люди поступали в их число: Массачусетский проповедник, корректор из лондонской типографии, Канадский охотник силками. Из всех этих новообращенных в Царствие Небесное тот, который

344

казалось всего менее мог принести пользы общине, канадский охотник, сделался действительным основателем ее благосостояния. До тех пор святые душой и телом предаваясь обработке земли, подобно тем Шекерам, у которых, по словам Старейшины Фредерика, Нойес научился первым основам общественной экономии; но искусство ростить яблоки и груши, делать сиропы слишком обыкновенно и общепринято в Америке, чтобы кто-нибудь мог этим нажить себе состояние. Семья делала все что могла, и надо сознаться, что успех ее в этом отношении был такой, какого только можно было ожидать. В прошлом году, судя по счетным книгам, они продали варенья и маринования на двадцать пять тысяч долларов. Но великолепный дом, деятельные фабрики, роскошные сады и луга в Онеиде созданы не яблоками и грушами. Они главным образом обязаны своим существованием ловким рукам Сьюеля Ньюгауза, канадского охотника силками.

Один из больших промыслов Америки — промысл силками и ловушками. В них ощущается громадная потребность, ибо страна изобилует всякого рода вредными зверями и гадами, начиная от громадного медведя в Скалистых Горах до обыкновенной полевой мыши; но американские механики, столь ловкие на всевозможные хитрые машины, от швейной машины до пробочника, предоставляли до последнего времени производство ловушек исключительно германским городам Золингену и Эльберфельду. Таким образом вся западная и северная Америка получала ловушки из-за Рейна. Когда же брат Ньюгауз поселился на Онеидском Ручье и стал заниматься машинным производством, он как старый охотник тотчас заметил, что немецкие ловушки можно было во многом исправить, хотя они в своем роде были довольно хороши и дешевы; принявшись за дело, он вскоре сделал ловушку гораздо легче старой, гораздо проще по форме и смертоноснее для пойманного зверя. Онеидская ловушка быстро сделалась предметом внимания всего Мадисонского Графства и потом всего Нью-Йоркского Штата. Заказы на нее посыпались без конца; братья выстроили кузницы, наняли механиков, и через несколько месяцев немецких ловушек никто уже не покупал и они валялись грудами в Нью-Йоркских кладовых. В один год

345

семья нажила этими ловушками восемьдесят тысяч долларов, и хотя доход впоследствие уменьшился, когда другие переняли секрет святых, все же производство ловушек приносит Онеиде ежегодно теперь около трех тысяч фунтов стерлингов.

С первого взгляда тот факт, что царствие небесное на земле обязано своим существованием продаже ловушек, кажется чрезвычайно комичным. Осматривая кузницы и мастерские с отцом Гамильтоном, я не мог удержаться, чтоб не заметить, что подобную работу как-то странно видеть в руках святых. Он отвечал очень серьезно, что земля находится под проклятием, что всяческие гады — следствие этого проклятия, и потому святые обязаны вести против них войну и уничтожать их повсюду — следовательно торговля ловушками вполне уместна и законна! В Нью-Йоркском Штате все люди такие ловкие казуисты и адвокаты, что конечно никто не полезет в карман за аргументами в пользу того, что приносит ему выгоду.

Как бы то ни было, братья стали делать ловушки, а там ловушки стали поддерживать братьев.

Внутренние порядки в семье по-видимому шли рука об руку с внешним коммерческим успехом. Теория управления беспокойными умами посредством симпатии или общего сочувствия из идеи выработалась в целую науку; и главным занятием на вечерних собраниях сделалось теперь осуществление этого общего сочувствия путем свободной критики. Я присутствовал на одном из подобных митингов, на котором Сидней Джослин, сын женщины-поэта Онеидского Ручья, был подвергнут публичному допросу и следствию. Брат Питт открыл заседание описав молодого человека нравственно и физически выставив с очевидной добротой, но и с удивительной откровенностью, все дурное, что он когда-либо видел в Сиднее: его леность, чувственность, страсть к нарядам, надутость в речи и недостаток уважения к старшим. Отец Нойес, отец Гамильтон и брат Больс говорили после Питта; их замечания были также строги; потом сестра Джослин, мать обвиненного, возвысила голос с еще большею силою против него; затем встали мать Дунн и целая толпа свидетелей. Бόльшая часть из них гово-

346

рила об его добрых делах, двое или трое заметили даже, что со всеми его заблуждениями Сидней человек гениальный и истинно святой, делающий честь Онеиде; но баланс свидетельств был решительно против обвиняемого. Никому не дозволяется защищать себя лично и тотчас же. Друзья могут замолвить за него слово и таким образом несколько изменить жестокое или несправедливое осуждение, сам же обвиненный должен безмолвно удалиться в свою комнату, обдумать список своих недостатков, столь щедро составленный его братьями, и если он имеет что-нибудь сказать относительно тяжелых обвинений, взведенных на него, то он обязан написать этот ответ и представить его, не отдельным своим критикам, а всей общине, в одном из вечерних собраний.

На другой день после следствия над поведением Сиднея Джослина, следующий ответ его был прочтен в большом зале:

Общине.

«Я пользуюсь настоящим случаем, чтобы выразить мою благодарность за критику моего поведения, представленную вчера, и советы данные мне и вообще за чистосердечие всеми выраженное.

Я хочу поблагодарить мистера Нойеса за его искренность в особенности в прошедшие времена. Я хорошо помню, что я тогда чувствовал себя очень близким к нему и свободно с ним разговаривал; я считаю эти дни счастливейшими в моей жизни, я всегда сожалел, что отшатнулся от него. Я любил его и убежден, что если б оставался в тех же отношениях с ним, то сделался бы лучшим человеком и приносил бы большую пользу, как ему, так и всей общине. Я убежден, что моя любовь к нему все же оказала мне большую услугу и с тех пор она постоянно увеличивалась во мне, несмотря на неблагоприятные обстоятельства; в самые мрачные часы моей жизни его дух поддерживал меня и не позволял мне поддаться злым соблазнам. Я желаю сознаться в моей любви к мистеру Гамильтону и в моем доверии к нему, как к руководителю.

347

Я искренно благодарю его за долгое терпение ко мне и за неутомимые усилия сблизить меня с общиной и со Христом.

Я исповедую, что Христос руководит моим языком и чувствую в себе истинный дух смирения».

Сидней.

Более всего однако меня поразило в этих критиках, после их практического значения для управления людьми, которые отреклись от всех человеческих законов, это не их искренность, а изысканность доводов. Многие из замечаний были чрезвычайно глубоки и тонки, выказывая в братьях редкую способность к анализу, развитую ежедневным опытом.

Я должен прибавить, что хотя многие молодые люди свидетельствовали против Сиднея, но ни одна молодая женщина не возвысила голоса. Пожилые женщины говорили довольно свободно, а одна старуха выразилась об нем так откровенно, что языческий юноша не стерпел бы этого. Причины этого заключались не в том, чтобы молодые девушки все любили Сиднея и потому удерживались от критики, но в том, что, как молодые девушки, они имели мало до него дела и следовательно не могли знать его недостатков. Но тут мы касаемся одной из самых глубоких тайн Онеидского Ручья.

В Семье нет ни стряпчих, ни докторов; однако братья утверждают, что между ними нет ни ссор, ни болезней. Следуя старинному американскому правилу, заимствованному из провинциальной Англии, семья завтракает в 6 часов утра, обедает в 12, ужинает в 6 вечера; точно также арабы и все дети природы едят и пьют три раза в сутки: при восходе солнца, в полдень и при закате. Некоторые из более слабых святых едят мясо птиц и зверей; более твердые и развитые питаются только зеленью и фруктами. Отец Нойес ест мясо по привычке, но очень мало, доказав на опыте, что оно не есть необходимость для его здоровья. Прошлой осенью партия святых отправилась в Канаду под предводительством Ньюгауза для ловли бобров; они провели там пять недель посреди неутомимых трудов и возвратилась с новыми силами и с новым здоровьем. Никто в семье не пьет вина или пива, разве только иногда немного

348

вишневой или крыжовниковой наливки в виде лекарства. Я отведал три или четыре сорта такого домашнего напитка и согласен с отцом Нойесом, что его ученикам лучше воздерживаться от такого питья.

—————

ГЛАВА XXIV.

Пантагамия.

(Сложный брак.)

Как описать мне простыми словами внутреннюю семейную жизнь, столь откровенно обнаженную передо мною религиозными фанатиками Онеидского Ручья? Если б мне пришлось говорить об этом с Арабами, то я легко вышел бы из затруднения, так как Арабы наследовали от своих отцов привычку называть всякую вещь своим собственным именем. Мы, Европейцы, придерживаемся совершенно другого обычая; мы скрываем природу под красноречивым молчанием; мы удовлетворяем наше любопытство изучением всех фактов, касающихся жизни дерев, птиц, рыб, насекомых и старательно скрываем под темною завесою все, что касается жизни и природы человека.

Джорж Крагин, один из сыновей Мэри Крагин, молодой человек, с хорошими способностями и хорошего образования, более же всего с хорошей нравственностью, только что вышедший из коллегии, где он получил докторский диплом, рассказал мне со всею откровенностью брата историю своего сердца. Он поведал мне, как впервые в его сердце проснулась любовь, как она была принята, как он ощутил чувство стыда, как развались в нем плотские желания, как он научился искусству самовоздержания (составляющей дисциплину его жизни, как религиозного человека), с той минуты, как он созрел физически, до той, в которую мы разговаривали на Онеидском Ручье. Эта история человеческой души в ее самых тайных стремлениях — самая странная история, какую я толь-

349

ко когда-либо слышал или читал. Я записал ее со слов молодого человека, сидя с ним в саду под яблоней, но я не имею никакого права печатать ни одной строки из этой откровенной исповеди всего, что он чувствовал, выстрадал и чему научился в школе любви, — исповеди произнесенной им скромно, серьезно, чисто научным тоном. Я видел на Онеидском Ручье сотню писанных рассказов подобного же рода, хотя большая часть их была не так подробна и полна. Когда-нибудь через несколько лет подобные документы сделаются достоянием науки и послужат быть может основами новых теорий физиологических и экономических. Ныне они тайна и должны оставаться таковой. — «Эти истории человеческих чувств, сказал мне брат Больс, — будут лежать до тех дор, пока общество не будет достаточно подготовлено, чтобы принять их и извлечь из них пользу; когда ученые начнут изучать жизнь человека, как они теперь изучают жизнь пчел, то мы Библейские Коммунисты будем в состоянии представить им множество старательно произведенных наблюдений.

Самую сущность их семейной системы — отношения полов между собою — они называют сложным браком. Общность имуществ, говорят они, подразумевает и общность жен. По словам отца Нойеса совершенно ошибочно мнение, что человек может любить только раз в жизни и что он может любить один только предмет в данное время. «Мужчины и женщины, говорит он, находят вообще, что их сила любви не расходуется одним медовым месяцем, или не удовлетворяется одним милым. Напротив, тайная история человеческого сердца вполне ясно докажет, что оно способно любить сколько бы то ни было раз и сколько бы не было лиц; что, чем более оно любит, тем более оно может любить. Это закон природы». На этом основании в библейской общине, обитающей на Онеидском Ручье, главный факт семейной жизни состоит в сложном браке всех членов между собою, каждого с каждым и каждого со всеми. Этот обряд совершается при самом поступлении нового члена в семью, все равно мужчина то, или женщина. Таким образом вся община состоит из одного брачного цикла, в котором каждый мужчина брат и муж каждой

350

женщины, а каждая женщина жена и сестра каждого мужчины. Брак, как обряд и как факт, уничтожен ими навеки во имя истинной веры; они громко заявляют свое убеждение, что такое исключительное и эгоистичное учреждение, как брак, будет отвергнуто всеми честными церквами, с той минуты, когда мир освободится от ложной идеи, что любовь — грех.

Чтоб меня не заподозрили в искажении словом или колоритом того, что совершается в этом странном братстве, я приведу изложение социальной теории отца Нойеса, им самим составленное для себя:

Отец Нойес о Любви.

«Общины верят в противоположность сантиментальным романистам и другим подобным людям, что любовь можно руководить и контролировать и что она дает гораздо лучшие результаты, когда ее истинно руководят и направляют. Они вполне отвергают мысль, что любовь — неизбежный рок, которому должно предоставить свое течение; они убеждены, что все дело любви и ее выражения должны быть подвергнуты просвещенному контролю самого человека и должны быть направлены к достижению наибольшей пользы. В общинах дело любви находится под специальным наблюдением отцов и матерей, другими словами мудрейших и лучших членов; об этом вопросе часто рассуждают на вечерних собраниях, и он подвергается общей критике. Отцы и матери руководятся в своих суждениях некоторыми общими принципами, выработанными и хорошо сознанными в общинах. Один из них называется принципом восходящей связи. В общинах считается лучшим для молодых людей обоих полов находиться в любовных связях с лицами старее их, если возможно более развитыми в духовном отношении и в самовоздержании. Это только иная форма общепринятого принципа контрастов. Физиологи доказали, что не следует соединяться в любви людям одинаковых характеров и одинаковой натуры. Коммунисты открыли, что нехорошо двум не-

351

опытным и неразвитым духовно лицам находиться в любовной связи между собою, что гораздо лучше для обоих быть в сношении с лицами более зрелыми и мудрыми.

Другой общий принцип, хорошо сознанный и применяемый в общинах, состоит в том, что не желательно, чтобы два лица были исключительно привязаны друг к другу, чтобы они поклонялись друг другу как идолу, несмотря на то, что этот обычай очень распространен между сантиментальными людьми. Они считают подобную исключительную идолопоклонническую любовь вредной и гибельной. Коммунисты утверждают, что сердце должно быть открыто для всеобщей любви, что оно должно любить всех хороших и достойных людей, что в нем никогда не должны царить исключительность, идолопоклонство и эгоистичная любовь, в какой бы то ни было форме.

Третий принцип, принятый в общинах, заключается в том, что никакое лицо не обязано в какое бы то ни было время и при каких бы то ни было обстоятельствах входить в связь с тем, кто ему не нравится. Общины обязаны охранять всех своих членов от неприятных отношений и столкновений между собой. Каждая женщина вольна отказать каждому мужчине.

Четвертый принцип гласит, что мужчине, желающему войти в сношения с женщиной, гораздо лучше прежде личных свиданий обратиться к посредничеству третьего лица. Во-первых потому, что дело таким образом подвергается контролю общины, а во-вторых потому, что женщина может тогда отказаться от сделанного ей предложения без стыда и затруднения.

Под руководством этих главных принципов, практическое применение социальной теории коммунистов встречает мало трудностей. По мере того, как члены общин развиваются, духовное сознание их просветляется, и они сами руководят своими действиями согласно этим принципам. Главная цель научить каждого самовоздержанию. Это ведет к величайшему счастью в любви и к величайшей пользе всех.......»

Порядок жизни на Онеидском Ручье дает гораздо более власти женщинам, чем они могут пользоваться под сению законов; и это усиление власти женщин составляет основ-

352

ную черту всех новых общественных систем Соединенных Штатов. На Онеидском Ручье я видел и сам испытал, насколько увеличилась власть женщин; а брат Гамильтон уверял меня, что в женской жизни, которую я не мог близко исследовать, заключается много очаровательного. Все женщины по-видимому деятельны, энергичны и довольны своей судьбой; те, с которыми мне удалось говорить об этом предмете, свидетельствовали, что они очень счастливы. Быть может существует одно исключение из общего правила; одна лэди, которую я не назову, намекнула мне, что она быть может когда-нибудь уйдет из общины домой к друзьям.

В первое время существования Онеидского Ручья внешний мир вел с ним такую же ожесточенную войну, как и в Пётнее; он издевался над свободной любовью и пистолетными выстрелами отвечал на отрицание собственности. Нойес во всех своих спорах с Баптистскими и Конгрегациональными проповедниками, во всех своих более опасных столкновениях с Мадисонскими фермерами, упорно настаивал на том, что царство Христово основанное на Онеидском Ручье, должно быть судимо во всей его целости. Гражданские принципы по его словам только подспорье религиозным; и на все жалобы извне он отвечал и отвечает до сих пор: «Посмотрите на наш счастливый кружок; мы работаем, мы отдыхаем, мы занимаемся науками, мы наслаждаемся жизнию; мир царит в нашей семье; наши молодые люди здоровы, наши молодые женщины красивы, блестящи; мы живем хорошо и не распложаемся более нашего желания».

С течением времени враждебное чувство мира мало по малу уменьшалось, особенно с тех пор как мир увидел, что члены этой общины, хотя быть может и несправедливо толкуют Св. Писание, но искренно исполняют на практике то, что проповедуют. Отец Нойес пользуется теперь большой популярностью в своем околотке, где народ судит о нем и его ученикам по результатам их дел.

Но пророк не может посвящать всю свою жизнь маленькой ферме и учить своих учеников собственным примером, как надо жить на земле. Нойес находит, что у него есть дела важнее и возвышеннее, что ему предстоит распространить новую

353

веру и совершить нравственное завоевание; для этих целей необходимы продолжительные пребывания в Нью-Йорке, центре всей нравственной, коммерческой и духовной деятельности Соединенных Штатов, где «Циркуляр», орган Библейских Коммунистов, издается его сыном. Для него довольно и того, что он по временам посещает обе общины Валлингфордскую и Онеидскую, где его принимают как пророка и умоляют как древних пророков быть посредником между человеком и Богом.

Семья на Онеидском Ручье состоит из трех сот членов; число это по словам Библейских коммунистов найдено на опыте достаточным для развития и упрочения всех достоинств перфекцонистской общины. Каждый день отказывают желающим вступить в ее члены. Во время моего пребывания на Онеидском Ручье, трем или четырем лицам было отказано, ибо система жизни, применяемая здесь, считается только опытом. Основы системы, по словам отца Нойеса, теперь уже окончательно положены. Когда выработаются все подробности, то будут образованы другие семьи в Нью-Йорке и в Ново-Английских штатах.

Находясь еще на Ливанской Горе, я разговаривал со старейшиной Фредериком о перфекционистах. «Можно вполне ожидать, что библейские семьи будут быстро развиваться, — сказал Фредерик, который смотрит на это развитие далеко не с сочувствием, — они вполне удовлетворяют желаниям многих мужчин и женщин в этой стране, мужчин усталых, разочарованных, женщин фантастичных; они дают, под прикрытием религии, свободу всем страстям и с тем вместе вселяют в душу сознание мирного спокойствия. Женщины находят в них обширное поле для любви. Библейские Коммунисты дают религиозную хартию свободной любви, а чувство свободной любви глубоко вкоренено в сердце Нью-Йорка.

—————

Date: август 2014

Изд: Новая Америка, сочинение Вильяма Диксона. СПб, 1876

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)