Х. Б. Альберди

 

V

 

НЕДЕЙСТВЕННОСТЬ ДИПЛОМАТИИ

 

Несомненно, что как средство разрешения международных конфликтов дипломатия предпочтительнее войны, хотя она столь же неспособна, как и война, разрешить их в смысле соблюдения норм правосудия. В конце концов дипломатия является не чем иным, как действием заинтересованных сторон, — действием, если хотите, мирным, но всегда пристрастным, так же как и война, в том, что касается дела заинтересованных сторон.

Дипломатия, как и все мирные средства, может служить одним из способов предупреждения конфликтов, но уже возникшие конфликты разрешить она не в силах.

Крайне редко можно встретить такой конфликт, который разрешался бы просто путем обоюдного согласия сторон, ведущих войну. Необходимо, чтобы какая-то третья воля заставила их принять решение, которое крайне редко или никогда не будет соответствовать желанию каждой из заинтересованных сторон. Этой третьей волей является воля всего общества, и только потому, что она является волей всего общества, она располагает необходимой силой заставить признать себя во имя правосудия, всегда лучше истолкованного не заин-

 

125

 

тересованной в конфликте стороной. И если многие понимают правосудие лучше, чем немногие, так это не потому, что много глаз видит лучше, а потому что многие более способны на бескорыстие и беспристрастность.

Дипломатия как средство предпочтительнее войны, однако она, как и война, означает отсутствие, судьи, отсутствие общей власти. Стороны предоставлены самим себе; это такое правосудие, которое спорящие стороны меряют каждая по своему, в силу чего это — неосуществимое правосудие, которое почти всякий раз вырождается в войну, с тем чтобы пушечными залпами прикончить проблему, вместо того чтобы разрешить ее.

Дружественного разрешения конфликта не существует, равно как нет дружественного приговора или дружественного правосудия. Где дружба — там нет конфликта, ибо дружба не позволит ему возникнуть. Где есть конфликт, там нет дружбы, там именно поэтому и возникает конфликт.

В основе конфликта лежит скорее воля, чем право и интерес. Дружба и правосудие должны бы быть неразлучны, однако в действительности они почти всегда непримиримы. Дружба, смотрящая глазами правосудия, это не дружба, а безучастность. Правосудие, смотрящее глазами дружбы, перестает быть справедливым. Отказаться от своего права — это не значит разрешить конфликт, это значит уничтожить его в зародыше, предупредить его, воспрепятствовать его возникновению.

Полюбовное соглашение — это мир, заключенный до того, как разразилась война.

 

126

 

Обращаться к общему другу — это уже искать судью, умиротворителя, арбитра, однако судьей он будет лишь тогда, когда он не заинтересован в конфликте.

Судья, ставший судьей потому, что привлекаемый к суду желает именно его приговора, по существу, уже не является судьей, поскольку он не имеет своей власти, способной заставить подчиниться других.

А когда сила судьи не может заставить подчиниться себе силу сторон в конфликте, война неизбежна.

Таким образом, арбитраж и доброе посредничество представляют в какой-то незначительной степени первый шаг на пути создания международного судьи, который установил бы мир во всем мире, а такого судью можно обрести лишь в том случае, если будет организовано международное сообщество рода человеческого.

 

VI

СИМВОЛЫ ВОЙНЫ

 

Война до такой степени вошла в жизнь современного общества, что для того, чтобы устранить войну, надо было бы перестроить нынешнее общество снизу доверху.

Именно это и происходит с тех пор, как греко-римское общество, то есть общество военное и воинственное, столкнулось с христианством.

Нынешнее общество является смесью двух типов: общества войны — или общества языческого типа, и общества мира — или общества христианского.

 

127

 

Это явилось следствием того, что христианство считалось совместимым с войной. Живейшим доказательством такой странной точки зрения служит следующее: наместник самого Иисуса Христа на земле опоясан шпагой и носит корону короля, то есть светского главы вооруженных сил; располагает пушками и армиями, дает сражения, оплачивает их, празднует их, не нарушая в то же время пятой заповеди христианского закона, которая гласит: не убий!

Закон миролюбия или христианство причислил к лику святых многих воителей, занимающих ныне католические алтари, как, например св. Георгий, св. Людовик и многие другие святые меченосцы. Однако это уже не столь удивительно, как видеть представителя Христа на земле, вооруженного артиллерийскими орудиями и винтовками Шасно, то есть самыми смертоносными орудиями, какие только знает военное искусство.

Правосудие изображают с мечом в руке.

Науку олицетворяет мифологическая фигура Паллады или Минервы с каской воина на голове и с копьем в руке.

Гражданское и политическое правительство наделяется различными эмблемами, или предметами, в той или иной степени олицетворяющими принуждение, как, например, мечом, жезлом, скипетром. Власть в лексиконе тех, кто правит народами, означает меч.

Честь — это гордость за заслуги, достигнутые оружием. Кабальеро — вооруженный шпагой мужчина, умеющий драться и убивать своего противника.

 

128

 

Украшением дипломата, то есть уполномоченного вести переговоры о мире между нациями, является шпага.

Этикет королевского двора обязывает кабальеро появляться перед дамами в дворцовых покоях только вооруженным шпагой.

Усы — символ воина, ибо они прикрывают губы, которые могут выдать движение сердца. И даже запрещение носить усы было бы завоеванием в пользу мира, поскольку губы как телеграфный орган сердца говорят больше глазам, чем слуху. И естественно, что в эпоху и в условиях военных режимов носить усы надо было неукоснительно; это — военное кокетство, знак любезной и элегантной жестокости.

 

VII

СЛАВА

 

Одна из тайных и тщательна скрываемых причин войны состоит в тщеславии, в пристрастии и идолопоклонстве перед тем, что называется славой. Слава — это громкий и восторженный шум, производимый вокруг какого-то человека.

Но есть слава и слава. Слава вообще — это честь победы человека над злом.

Но злом являлся и сам человек в ту эпоху, когда люди олицетворяли все явления природы, с которыми они сталкивались. Первобытный человек как дитя — он все персонифицировал.

Зло всегда ассоциируется с дьяволом; чума же — это реальная действительность.

С тех пор как стали известны естественные законы, управляющие самим человеком, чело-

 

129

 

век мало-помалу перестает быть носителем зла. Зло — это то, что существует в природе.

И тогда война меняет свою направленность; она ведется против враждебной природы, но не против человека. А тогда и победа меняет цель и противников, а слава меняет свое естество.

Слава Ньютона, Галилея, Лавуазье, Христофора Колумба, Фултона, Стивенсона затмевает славу воителя-варвара, сверкавшую в эпоху тьмы, когда считалось, что уничтожить человека — это значит уничтожить заблуждение, невежество, нищету, преступление, эпидемию.

Война как преступление может быть выгодной тому, кто ведет ее успешно; но война не принесет славу, если она ведется не во имя победы идеи, открытия истины или тайны природы, плодотворной для человечества.

Оружием идеи служат логика, наблюдение, красноречивое высказывание, но не меч.

Иными снопами, слава — чистое язычество. Мы смеемся над мифологическими божествами языческой древности и над католическими святыми, однако разве мы не похожи на язычников и идолопоклонников, когда воздаем культовые почести великим человекоубийцам, провозглашенным полубогами из-за чудовищности своих преступлений?

Разве не похожи мы на африканских дикарей, воздающих почести змеям, считая их за божество только потому, что они ядовиты и укусы их смертельны?

Людей мы возводим в категорию принципов и даже жертвуем им плотью и кровью. И этим кощунственным и гротесковым фетишам мы

 

130

 

воздвигаем алтари только потому, что свой меч они осмелились возвести в категорию истины и права.

Вступить на этот путь политического язычества — значит оставить без стимулирующего культа истину, которая непосредственно интересует человечество в лице его славных ученых.

Поэзия, живопись, скульптура могут придать этой великой истине форму, достойный ее образ. Однако это — святотатство, заменять истину людьми при воздании почестей, которые заслуживает именно она.

 

VIII

ПОДЛИННЫЕ ГЕРОИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

 

Народы — арбитры славы; она принадлежит им, а не королям. Славу нельзя создать декретом — официальная слава смешна. Лишь народная слава отвечает полностью своему названию. Следовательно, народы, обладая этим талисманом, сами распоряжаются своей судьбой. Перед статуями, воздвигнутыми королями во славу соучастников своих преступлений, народы имеют право воздвигнуть статуи славных победителей невежества, пространства, морских глубин, нищеты, сил природы, обращенных ныне на службу человеку, таких, как тепло, электричество, газ, пар, огонь, вода, земля, железо и т. п.

Статуи — благородным героям науки, а не варварским героям меча. Тем, кто распространяет жизнь, помогает ей, осуществляет, обла-

 

131

 

гораживает ее, а не тем, кто ее подавляет под предлогом служения ей. Тем, кто несет народам радость, благосостояние и счастье, а не тем, кто поджигает, уничтожает, разоряет, покрывает трауром и хоронит.

 

IX

ЛУЧШЕЕ ПРЕДОХРАНЕНИЕ ОТ ВОЙНЫ

 

Нет более могучего предохранения от войны, нет более радикального средства добиться ее устранения, чем свобода, хотя это путь медленный и трудный.

Свобода заключается в том, чтобы страной управляла сама страна. В этом смысле свободное правительство не нуждается в мощных армиях, даже в слабом войске, для того чтобы удержаться у власти. Однако без армии не может существовать та власть, которую осуществляет не сама страна. В таком случае власть правительства фактически уже будет властью узурпаторов страны, и последняя в силу этого не может не быть антагонистом, если не противником, этого правительства. Для того, чтобы подчинять себе этого противника, правительство будет нуждаться в постоянной и сильной армии, являющейся одним из основных институтов страны.

Чтобы скрыть эту антинациональную функцию армии и узаконить ее существование в глазах народа, отдающего армии своих лучших сынов и большую часть своего состояния, армию отправляют вести войны за границей. Подобные войны зачастую не имеют никакого

 

132

 

иного смысла или причины, как только использовать армию, которую надо содержать в качестве орудия внутренней политики. Войны повторяются, поскольку существуют армии и эскадры; а эскадры и армии существуют, поскольку это единственная и незаменимая поддержка несвободных правительств, то есть правительств, не являющихся правительствами страны и для страны.

Наиболее полно подтверждают эту истину постоянные и неизменные факты истории.

Свободные страны не имеют постоянных огромных армий, ибо не нуждаются в них для обеспечения собственного авторитета; и как раз именно эти страны и сохраняют более длительный мир,— они не нуждаются в войнах для того, чтобы найти применение войскам, которых они не имеют и в которых не испытывают надобности. Эту истину подтверждают примеры Англии, Соединенных Штатов, Голландии и других стран. Подтверждением противоположной истины могут служить примеры из истории всех тиранических и деспотических правительств, постоянно живущих войнами, порождаемыми и поддерживаемыми самой системой этих стран с целью оправдания двух тайн внутренней политики: необходимости содержать сильную армию, осуществляющую власть над страной, а также факт тяжелого положения и постоянного возбуждения народа, что дает правительствам возможность принимать исключительные меры по формированию и содержанию армии и по разжиганию войн, необходимых для использования армии вне своей страны.

 

133

 

Таким образом, для того, чтобы добиться мира и наслаждаться им, а также в какой-то степени устранить войну, логическим и естественным путем будет сокращение и упразднение армий. А для того, чтобы достигнуть упразднения армий, нет иного средства, кроме установления в стране свободы, понимаемой в английском или североамериканском духе, что означает создание такой системы, когда страна управляет собой сама. Итак, достаточно стране взять в свои руки управление, чтобы она смогла сберечь свою кровь и не расточать свое золото на формирование армий дли войн, которые всегда ведутся за счет крови и золота страны, а это означает — всегда ей в ущерб и никогда к ее выгоде.

 

X

ДИПЛОМАТИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ГНЕТА

 

Если внутреннее право, которое организует и направляет деятельность правительства какой-либо страны, как правило, служит определяющим моментом и в ее внешней политике, то не менее справедливо будет заметить, что внешнее, или международное, право зачастую является причиной и основанием внутреннего права того или иного государства.

В силу международного права, иначе говоря в силу заключенных союзов, иностранные армии используются для подавления свободы внутри какой-то страны, или же, что, по сути, одно и то же, для лишения власти правительства какой-то страны, избранного этой стра-

 

134

 

ной; а если и не используются для этой цели армии иностранных государств, то по меньшей мере используется их политическое сотрудничество, их косвенное воздействие морального и фискального характера.

Таковым было в не столь отдаленные времена международное право абсолютистских и деспотических правительств: последней страницей их истории был договор о Священном союзе. Однако правом подобного «интернационализма», выражением подобной дипломатии гнета и уничтожения внутренней свободы были и испанские и португальские соглашения эпохи Карлоса V, Филиппа II и последующих абсолютистских королей Испании и Португалии — прежде всего в том, что касалось их американских колоний, которые сохранялись на положении каких-то монастырей или полностью изолированных владений, постоянно находящихся на военном положении, лишь бы не допустить туда чужеземцев.

Таковы и международные договоры, которые недавно были собраны и опубликованы (одним американцем!) под названием «Договоры государств Южной Америки»; таковы испанские и португальские договоры, международное право Испании и Португалии самых давних и мрачных времен в области их внешней и внутренней политики, которые одним республиканцем (правда, южноамериканским) были отпечатаны для использования их современными правительствами республик той Америки, которая ранее была испанской.

И некоторые из этих правительств заплатили крупные суммы из своих сокровищниц за

 

135

 

эксгумацию этих отвратительных и гнусных ископаемых, захороненных было современной цивилизацией на благо ее дела. Естественно, что одним из этих правительств оказалось правительство Бразилии ¹.

—————

¹ Об этом см. изложение ст. 48 и замечание к «Международному кодифицированному праву» Блунчли [Блунчли, Жан-Гаспар (1808—1881) — швейцарский историк и правовед. — Ред.], которое, в частности, гласит:

«Соединенные Штаты Северной Америки не несут каких-либо обязательств по договорам, заключенным королями Англии с иностранными государствами в ту эпоху, когда колонии Северной Америки еще составляли часть Британской империи».

 

 

Глава VII

СОЛДАТ МИРА

 

I. Мир — это воспитание. — II. Воспитание миролюбивой воли. — III. Мир — в человеке или нигде.

 

I

МИР — ЭТО ВОСПИТАНИЕ

 

Мир, так же как и свобода, — это воспитание, и качества человека мира не отличаются от качеств человека свободы.

Первое из них — это добродушие, уважение человека человеком, добрая воля, иными словами, воля уступающая, соглашающаяся и прощающая.

Мир на земле принадлежит только людям доброй воли.

Именно поэтому истинно христианские народы являются наиболее миролюбивыми и наиболее свободными, ибо мир, так же как и свобода, существует благодаря взаимным уступкам.

Оспаривать свое право — черта характера человека прошлого; отрекаться от своего права на алтарях мира в пользу себе подобных — признак нового человека.

Тот не христианин, следовательно, не современный человек, кто не умеет поступиться сво-

 

137

 

им правом, кто не умеет быть великим, благородным, великодушным.

Нет двух видов христианства: один — для людей, другой — для наций.

Нация, не умеющая поступиться своим правом в пользу другой нации, неспособна создать прочный мир. Она не принадлежит к современной цивилизации, иными словами — к христианству, в силу практицизма своей морали.

Законом древней цивилизации было право. С появлением Иисуса Христа современная цивилизация придерживается следующей принципиальной нормы: все разумное — хорошо.

Поступиться своим международным правом в пользу другой нации отнюдь не означает принизить себя, повредить себе, обнищать. Величие соседа составляет основную и нерушимую часть нашего величия, и в этом пункте самая высокая политическая экономия абсолютнейшим образом совпадает с понятиями христианской политики, я хочу сказать — разумной, доброй, великой политики.

Это не мистические идеи. Реальная история подтверждает это. Греция и Рим, страны права, превратили войну в политическую систему; Англия, Голландия, Северная Америка — христианские страны — первыми положили в основу политической системы, в основу управления не войну, а мир.

 

II

ВОСПИТАНИЕ МИРОЛЮБИВОЙ ВОЛИ

 

Создайте человека мира, если хотите, чтобы мир воцарился между людьми.

 

138

 

Мир — так же как и свобода, как власть, как закон, и всякое другое человеческое установление, — живет в самом человеке, а не в написанных текстах.

Тексты так же похожи на реальные законы жизни, как портреты — на живых людей: чаще всего это изображение того, что уже давно мертво.

Написанный закон — это портрет, это снимок с подлинного закона, который не может действовать вне человека, то есть если не проявляется в его повседневных привычках и нравах; однако в нравах человека не проявляется то, что чуждо его воле — этой побуждающей силе всех человеческих поступков.

Необходимо воспитывать волю, если вы хотите, чтобы между нациями воцарился мир.

Воля, двойной феномен — физический и моральный, воспитывается религиозной или рациональной моралью и физическими аффектами, воздействующими на мораль. А поскольку не существует какой-либо морали, подчиняющей мир доброй воле так, как этого достигает христианская мораль, то можно сказать, что воля человека мира — это воля христианина, иными словами — добрая воля. Подтверждение этой истины можно наблюдать повсюду.

Мы называем хорошим не просто справедливого человека, а человека честного, то есть более чем справедливого. Все христианство как мораль заключается в замене правосудия честностью.

Правосудие вооружено мечом; право столь же твердо, как сталь; а честность безоружна, и только в силу этого ее власть не знает со-

 

139

 

противления: она легка и податлива, как пар, и поэтому всемогуща, как сам пар, который всей своей мощью обязан свойству сокращаться. Не может быть сильным тот, кто не способен понимать, — таков закон морального и физического мира.

Добрая воля — единственная воля, предназначенная делу мира, та воля, которая уступает, прощает, отрекается от своего права, когда оно наносит вред благополучию ближнего. В морали, как и в экономике, оказать благо ближнему — значит оказать благо самому себе.

Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую — такова прекрасная и неподражаемая по своей выразительности фраза, означающая бессмертную истину, а именно: уступите, но не спорьте; мир стоит всех сокровищ, а доброта в десять раз сильнее правосудия. Отвечать добром на добро — на такой поступок способны и тигры, и гадюки, и самые свирепые звери. Дать цветы тому, кто нас оскорбил, полить поле того, кто нас проклинает, — на это способен лишь человек, ибо только он способен следовать в этом богу.

Современный человек, человек Иисуса Христа, своей волей придерживается нормы — доброта вместо правосудия. Тот, кто только справедлив, — почти плохой человек. Можно творить всяческое беззаконие, не отступая ни на шаг от буквы закона.

Доброта — синоним одолжения, уступки, благодеяния, и великодушный человек не может отдать ничего более ценного, чем его право.

 

140

 

Добрая воля, на чем зиждется мир между людьми, — это основа мира между государствами. Христианская воля — общий закон человека и государства, желающих жить в мире.

 

III

МИР — В ЧЕЛОВЕКЕ ИЛИ НИГДЕ

 

Мир — это слияние всех жизненно важных свобод, равно как белый цвет, его символизирующий, является слиянием всех цветов спектра.

Слава в вышних богу, а на земле — свобода людям доброй воли. Таково переложение слов евангелия, подходящих для утверждения наиболее высокой и позитивной политики.

Мир означает порядок; но порядок порядком является лишь тогда, когда власть есть синоним свободы. Безошибочно правило в политике: воля, не воспитанная для мира, не способна ни для свободы, ни для управления.

Власть и свобода не два разных понятия, а одно и то же, но только рассматриваемое с двух точек зрения. Свобода — это власть управляемого, а власть — это свобода правителя; то есть власть гражданина называется свободой, а свобода правительства называется полномочиями или властью.

Однако власть в том, что касается свободы, не нивелируется, а распределяется между правителем и управляемыми только посредством доброй воли, являющейся движущей пружиной мира, или порядка; посредством той доброй и миролюбивой воли, которая правителя делает более чем справедливым, то есть честным, а

 

141

 

управляемого — честным и также миролюбивым, то есть более чем справедливым.

Итак, образцом свободного человека является человек мира и порядка, а образцом человека мира — человек доброй воли, то есть добрый, миролюбивый, терпеливый, благородный.

Только в свободных странах я встречал этот образец миролюбивого, терпеливого и доброго гражданина; в Соединенных Штатах, пожалуй, чаще, чем в Англии или Швейцарии. А во всех странах, где нет свободы, я замечал, что каждый человек — тиран.

Люди греко-римского происхождения не желают верить, что в человеке свободы больше от агнца, чем от льва, и что лишь тот способен воспринять свободу, кто способен проявить кротость. Смягчить человека, укротить его, если можно так выразиться, животную волю, это значит предоставить ему возможность пользоваться свободой и жить в мире; это значит иметь цивилизованное правительство, следовательно, правительство, не причиняющее разрушений и не ведущее войн.

Нынешние христиане если и являются воителями, то потому, что в них сохранилось больше от греков и римлян, то есть от язычников, чем от древних германцев и древних христиан.

Христианство еще не начало свою самую прекрасную миссию — стать гражданским кодексом всех наций, практическим законом повседневного поведения.

Кто бы этому мог поверить! Прошло уже тысяча восемьсот шестьдесят восемь лет ¹, а хри-

—————

¹ Эти строки написаны в 1868 году. — Прим. ред.

 

142

 

стианство все еще остается золотой мечтой, светом и надеждой, манящей человечество, некой разновидностью божественного и небесного платонизма, который до сих пор не стал еще реальностью. Золотой век христианской морали еще не прошел; все будущее человечества принадлежит этой божественной морали, которая из разумной и доброй воли сооружает единственную тропу к тому, чтобы стать свободным, сильным, стойким и счастливым.

Мир — в человеке или нигде. Как всякое человеческое установление, мир не существует, если не проявляется, иными словами если он не стал привычкой человека, поведением человека, характерной чертой его морального облика.

И напрасно вы будете предписывать мир тому человеку, который не подготовлен для этого воспитанием; написанный мир для него будет написанной свободой, насмешкой над его действительным поведением.

Предоставьте мне возможность поговорить с двумя первыми встреченными мною людьми и обсудить какой-либо жизненно важный для них вопрос, и я скажу вам, какова конституция их страны.

 

 

Глава VIII

СОЛДАТ БУДУЩЕГО

 

I. Солдата и палача можно упразднить. — II. Профессионалы войны. — III. Солдат — международный палач. — IV. Подлинная честь заключается в том, чтобы не убивать. — V. Национальная гвардия человечества. — VI. Миролюбивый характер солдата будущего.

 

X

СОЛДАТА И ПАЛАЧА МОЖНО УПРАЗДНИТЬ

 

Если есть основания для того, чтобы ликвидировать профессию палача, несмотря на его честное намерение исполнять приговоры общества, защищающегося от преступлений, то нет основания рассматривать в другом плане солдата. По сути дела, роль обоих идентична, и если существует какая-нибудь реальная разница, то только в пользу палача: редко, чтобы из ста казней в двух случаях палач не очистил общество от убийцы или бандита, но еще реже, чтобы в двух из ста войн солдат справедливо убивал врага своего суверена.

Если обязанность палача вызывает у нас неприятное чувство, то только потому, что смертная казнь противна природе и своей значимостью всегда превышает самое тяжкое преступление.

 

144

 

Убивая убийцу, общество реабилитирует его, поскольку поступает так же, как поступал и он, то есть убивая. И свидетельством этому служит симпатия публики к казнимому. Для того чтобы усилить страх, вызываемый убийством, общество должно оставить за убийцей монополию на этот страх. Отсюда предумышленное убийство и вообще убийство человека будут идентичны, будут синонимами.

Оставить в живых убийцу — значит продлить его наказание, не повергая в ужас общество.

В сфере морали безнаказанность существует лишь тогда, когда преступник остается неизвестным, — да и тогда его преследует голос того судьи, что называется совестью. Если преступник известен и таковым объявлен повсюду, то его наказание гарантировано уже одним этим. Наказание будет столь же длительным, сколь продлится его мерзкое и жалкое существование, ибо повсюду его будут встречать с тем же чувством ужаса, что вызывают тигры и змеи.

В области уголовной, так же как и в области политической, гласность — это контроль контролей.

Обеспечьте преступлению и преступнику, уголовному деянию и правонарушителю всю ту гласность, на какую только способен человек, и уже больше не беспокойтесь о физическом наказании. Пресса, телеграф, фотография, живопись, скульптура — все средства гласности должны быть использованы для оглашения приговора в отношении того или иного преступника; и нациям следует обмениваться этими данными или протоколами преступления для

 

145

 

того, чтобы не предоставлять преступнику права убежища или какого-нибудь средства, обеспечивающего его безнаказанность.

В том, что человеческая криминалистика движется в этом направлении, нет ни малейшего сомнения. Кстати, это подтверждается фактом отмены многих страшных наказаний, которые прошлые поколения считали безусловно необходимыми для защиты социального порядка. И в силу этого преступность не только не возросла, наоборот, она сократилась. Таков прецедент, и несомненно, что полное исчезновение кровавых наказаний в более счастливом будущем человечества вызовет почти абсолютное прекращение тяжких преступлений.

Таким образом, трибунал или судья, в котором нуждается человечество и которого благодаря своему бесконечному развитию оно обретет, в один прекрасный день, уже не будет судьей карающим, а судьей, который судит, который осуждает, который приговором своим предает позору, который отлучает преступника от честных, добропорядочных, достойных и цивилизованных людей.

Одного этого уже достаточно для наказания преступления и преступников войны, а также для постепенного и прогрессивного умиротворения человечества.

Такой судья будет создан, и он будет вступать в исполнение своих обязанностей по мере того, как мир будет консолидироваться и централизоваться с помощью тысяч рук современной цивилизации.

 

146

 

II

ПРОФЕССИОНАЛЫ ВОЙНЫ

 

Солдат и воин — это не синонимы.

Солдат — в своей наиболее благородной и великодушной роли — есть хранитель мира, ибо его задача — поддерживать порядок, что является синонимом мира, а не беспорядок, что является синонимом войны.

Солдат — помощник судьи, исполнитель закона, сила мира, и Джордж Вашингтон представляет собой наиболее полное его олицетворение.

Сделать из войны профессию, жизненную карьеру, подобно, например, профессиям в области медицины, юриспруденции и т. д., — это отвратительная аморальность. Ни один благоразумный военный не осмелится сказать, что его профессия состоит в том, чтобы убивать людей оптом и в больших масштабах. Следовательно, война — исключительная и крайняя фаза карьеры солдата, который естественно, выглядит тем более благородным и блестящим, чем меньше за его плечами сражений. Если бы это не отвечало истине, то слава генерала Вашингтона не была бы более великой, чем слава генерала Бонапарта.

Сделать из войны профессию и карьеру солдата в условиях демократии — значит превратить войну в постоянный и нормальный статус страны.

Примером этому служит демократия южноамериканских республик.

У солдата нет другой мысли, преследующей его всю жизнь, кроме как стать генералом: а

 

147

 

так как воинские чины получают только на полях сражений, то для целого класса в государстве война становится шансом возвеличиться, получить высший ранг, приобрести почет и богатство. И если повышение ранга и воинского чина связаны с увеличением жалованья, то профессия военного становится его пожизненной привилегией, а война превращается в королеву всех отраслей промышленности страны, ибо она производит не только чины и богатства, но и пожизненные привилегии подлинной аристократии.

Этим объясняется, что войны в Мексике, в Перу, в Ла-Плате были хроническими в нынешнем веке; и вместо того, чтобы создать свободные институты, как хвастливо определяли цели этих войн, войны произвели сотни генералов, — следовательно, создали другую аристократию вместо той, что была уничтожена революцией против Испании.

 

III

СОЛДАТ — МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПАЛАЧ

 

В войне, рассматриваемой как преступление, солдаты и ведущие ее агенты являются соучастниками суверена, по приказу которого война объявлена ¹.

В войне, рассматриваемой как акт уголовного правосудия, солдат — исполнитель приговора — играет роль международного палача. Его

—————

¹ См. Гуго Гроций, О праве войны и мира, стр. 612.

 

148

 

роль может быть полезной, законной, достойной, но не более блестящей, чем роль того, кто исполняет приговоры, коими обычное уголовное правосудие мстит за оскорбленное общество. Палач является не кем иным, как солдатом обычного уголовного закона, и поскольку приводимые им в исполнение приговоры полезны и справедливы, то нет никакого основания для того, чтобы палачу отказывать в тех же внешних почестях, коими суверены прикрывают окровавленные руки своих международных палачей.

Уподобьте международное уголовное правосудие обычному уголовному правосудию, и одного этого будет вполне достаточно, чтобы роль солдата, осуществляющего истребления и разрушения в войне, можно было сравнивать с ролью палача, если война законна и справедлива. Его роль можно будет сравнивать с ролью соучастника убийцы и грабителя, если война является преступлением; с ролью драчливых животных, если война представляет собой азартную игру, призванную разрешить — с завязанными глазами и острием меча — те вопросы, что не находят разумного разрешения, и когда нет судьи, который бы мог разрешить их. Если международный палач достоин крестов и наград за свои услуги перед правосудием, то не заслуживает ли этого в не меньшей степени тот палач, который приводит в исполнение приказы обычного уголовного правосудия в защиту общества?

Воздавать почести палачу большого масштаба и лишать этих почестей палача малого масштаба — это верх беззакония; только право

 

149

 

войны может допустить подобную несправедливость.

Совершенно обоснованно демократия пришла к заключению, что золото на крестах прикрывает кровь, так же как в экваториальных странах благовониями заглушают запах разложения.

Каждый крест за заслуги — это массовое убийство и погребение тысяч человеческих жизней.

И больше всех награждают того, кто больше уничтожил на земле жизней.

 

IV

ПОДЛИННАЯ ЧЕСТЬ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ,

ЧТОБЫ НЕ УБИВАТЬ

 

В будущем у человека, носящего меч, останется только один способ прославить свою ужасную карьеру — это никогда не вынимать меч из ножен.

Незапятнанный меч, столько заставлявший смеяться в комедии, единственно достоин оказать честь солдату будущего.

Перед прогрессом святой и благородной демократии, вооруженной, подобно апостолу, оружием просвещения, должен исчезнуть человек войны вместе со своей мрачной профессией, вместе с самой войной.

На заре современного международного права уже Гроций открыл эти перспективы военной карьеры. Посвящая свой труд «О праве войны и мира» Людовику XIII, Гроций писал: «Когда господь призовет тебя в свое царство, единственно превосходящее твое, сколь пре-

 

150

 

красно, сколь достославно, сколь сладостно для самой совести будет иметь дерзновение сказать: «Этот меч я принял от тебя ради защиты Справедливости и отдаю тебе, не осквернив его кровопролитием, чистым и непорочным»¹. Как меч Дамокла, меч демократии должен угрожать всегда, ни разу не ранив.

И если незапятнанная кровью честь покажется невзрачной и не столь славной солдату цивилизации, то, можно сказать, не остается ему иной чести, кроме той, которую справедливо было бы воздать палачу, учитывая немалые его заслуги перед обществом в деле обезглавливания сотен убийц.

Признаки будущего у меча как карьеры в современных демократиях и республиках выражаются во все возрастающем упадке былого его римского и феодального престижа.

В Америке уже вербуют солдат, как и палачей, в тюрьмах и на каторге, ибо профессия убивать и погребать — пусть во имя правосудия — претит человеческому достоинству.

Отмененные демократией знаки отличия, и почета уже не будут привлекать глаз и украшать залитые человеческой кровью грудь и руки палачей народов.

 

V

НАЦИОНАЛЬНАЯ ГВАРДИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

 

Есть солдат более благородный и прекрасный, чем солдат войны, — это солдат мира. Я сказал

—————

¹ Гуго Гроций, О праве войны и мира, cтр. 42—43.

 

151

 

бы, что это единственно достойный и славный солдат. Если прекрасная мечта, лелеемая всеми благородными сердцами — мечта о вечном и всеобщем мире, — станет реальностью, то качества солдата будут в точности качествами солдата мира.

Во всяком случае, солдат — это не синоним воина. Даже сами римляне подразделяли милицию на вооруженную и на носящую тогу. Моя мысль заключается не в том, чтобы каждый солдат превратился в адвоката, а в том, чтобы у солдата не было иной миссии или иного занятия, кроме защиты мира.

Нынешняя же война, дабы оправдать свой жестокий характер, торжественно провозглашает, что ее целью является мир.

Солдату нужен будет меч для защиты нейтралитета своей родины, то есть чтобы священная земля, где он родился, не была залита человеческой кровью, не была осквернена самым чудовищным из преступлений.

В тот день, когда два народа, нашедшие удовольствие, словно два свирепых зверя, во взаимном уничтожении, встретят лишь презрение и возмущение со стороны всего честного мира, который с негодованием будет наблюдать за ними, война потеряет свой сценический и тщеславный характер, что является одним из самых больших ее стимулов.

Гражданское общество вооружается только для того, чтобы защищаться от убийцы, грабителя, бандита, — точно так же оно может поручить своим армиям ту же задачу, которую выполняют гражданская гвардия, муниципальная, национальная гвардии и т. п.

 

152

 

Политическая цивилизация не придет к своему завершению до тех пор, пока солдат не будет солдатом национальной гвардии человечества.

Лучшими армиями, совершившими больше всего подвигов в истории, были как раз те, что организовывались народом в час смертельной опасности и целиком составлялись из народа — молодых и старых, здоровых и больных, женщин и детей. Перед величием этого священного войска беззаконие преступления агрессивной войны не имеет оправдания, и бесспорно, что так организованная армия никогда не будет объектом агрессии со стороны другой армии, организованной таким же образом.

Граница — это географическое выражение права; это священные пределы родины, которые нога солдата не должна переступать ни для того, чтобы выйти, ни для того, чтобы войти. И средством к тому, чтобы границу не нарушал чужеземный солдат, служит следующее: границу не должен нарушать свой солдат.

Солдат должен быть стражем родины, то есть стражем домашнего очага, семьи; и чтобы лучше и благороднее защитить очаг, чтобы не быть заподозренным в подготовке нападении под предлогом обороны, не следует отрывать ноги от родной земли.

Равно как в гражданском кодексе, присутствие злоумышленника в чужом доме рассматривается как презумпция преступления, так и всякое государство, вторгшееся в пределы другого государства, должно считаться предполагаемым преступником. И так его и следует рас-

 

153

 

сматривать, несмотря на все разъяснения, пока оно не выведет свои войска из чужой страны. Оставаться под любым предлогом в чужой стране — это значит захватить ее.

Граница должна быть баррикадой, если правда, что всякую международную войну следует определять как гражданскую войну. Международная баррикада — это средство защиты от международных войск и мера предохранения от блиндажей и казарм.

 

VI

МИРОЛЮБИВЫЙ ХАРАКТЕР СОЛДАТА БУДУЩЕГО

 

Уже сегодня проявляются достаточно выразительные признаки миролюбивого характера солдата будущего.

Наиболее разумный солдат нынешнего века стремится прикрыть свою ужасную роль, если можно так сказать, более человечной, более мягкой, более милосердной внешностью.

Сравните солдата варварского востока с солдатом цивилизованного запада: первый свиреп внешне — каков он и есть на самом деле, а другой — кроток, неагрессивен, культурен, во всяком случае, хотя бы внешне.

Один напоминает тигра, другой похож на льва.

Что же касается их солдатских качеств, то оба они, по правде сказать, проявляют животную силу свирепых зверей.

Однако как только более культурный и цивилизованный солдат поймет, что нужно и быть и выглядеть кротким и миролюбивым, чтобы завоевать уважение и почитание своей профес-

 

154

 

сии, то легко можно представить себе, в каком направлении преобразуется военная карьера по мере того как христианская цивилизация распространится и укоренится по всему свету. Современный солдат, воспитанный в духе свободы, с каждым днем все самостоятельнее будет принимать решение не быть соучастником в такой войне, которую осуждает его совесть ¹.

—————

¹ См. Гуго Гроций, Цит. соч., стр. 612.

 

 

Глава IX

НЕЙТРАЛИТЕТ

 

I. Значение нейтральных наций. — II. Солидарность международных интересов и нейтралитет. — III. Коалиция нейтралов для установления мира. — IV. Беспристрастность нейтралов. — V. Право нейтралов — право человечества. — VI. Нейтралитет и интернационализм. — VII. Логические последствия экстерриториальности.

 

I

ЗНАЧЕНИЕ НЕЙТРАЛЬНЫХ НАЦИЙ

 

Кто ныне представляет нейтралитет?

Большинство, абсолютное большинство наций, составляющих мировое общество.

Нейтралы, которые в древности были ничем, сегодня стали всем. Они образуют третье сословие человечества, располагают моральной суверенностью мира или осуществляют ее.

Какую цель преследует закон, убивающий убийцу человека? Конечно, не воскрешение убитого. Его цель — воспрепятствовать тому, чтобы убийца повторил свое преступление против еще какого-либо человека и чтобы его примеру не последовал какой-то другой человек. Эти другие, не являющиеся ни убийцей, ни жертвой, являются нейтралами по отношению к этому своеобразному поединку, иными сло-

 

156

 

вами — это люди, которые составляют постороннее и чуждое этому поединку общество.

Обходить молчанием нейтрала, когда речь идет о войне, — это то же самое, что обходить молчанием судью и пострадавшего, когда речь идет о частном или общественном преступлении, то есть обходить молчанием общество, оскорбленное преступлением и защищаемое наказанием преступника.

Пострадавшей стороной в любом преступлении является общество, и это служит обоснованием того, почему общество требует в порядке самозащиты наказания преступника. В попрании права жертвы общество видит угрозу праву всех остальных членов общества, то есть нейтралов — тех, кто не принимал активного участия в преступном поединке, но кого это все-таки задевает.

И, следовательно поскольку никто не является нейтралом в драке двух человек, постольку и государство не является нейтралом в войне двух стран. Смысл этого ясен: если и не все считаются участниками в войне, тем не менее все страдают от ее моральных и материальных последствий.

Кроме того, всемирное общество имеет право, продиктованное интересами его самосохранения, если не участвовать в войне (что противоречило бы его природе), то по меньшей мере принять все возможные моры для того, чтобы не допустить ее и морально осудить, воздействовать на нее теми или иными акциями, заявлениями, всякого рода демонстрациями, выражающими его антипатию.

Когда Рим был вселенной, то нейтралов не

 

157

 

существовало; когда Рим вступал в войну, та нация, которая не находилась среди его союзников, была его врагом: кто не с Римом, тот против него. А поскольку вне пределов Рима не было наций, а жили только варвары, то не могло существовать международного права там, где была всего лишь одна нация. В силу этого Рим называл jus gentium, то есть римским правом в отношении чужеземцев или варваров, то, что позднее, когда вместо одной-единственной нации появилось множество наций, равных по уровню цивилизации и по силе, были названо международным правом.

Кто же с тех пор является нейтралами в войне? Все те, кто не принадлежит к сражающимся сторонам.

Гроций, однако, забыл обо всем этом, руководствуясь, несомненно, римским правом, и обошел молчанием нейтралов по той простой причине, что тогда их не существовало; Рим был вселенной, вне Рима были только рабы, колоны и варвары.

Уитон¹ справедливо замечает, что в терминологии римского законодательства даже не существовало латинского слова, соответствующего понятию нейтралитета или нейтрала.

Термин этот родился при конкретных обстоятельствах, когда город-вселенная обнаружил, что его уже заменяет мир, составленный из бесчисленной массы наций, равных, как и люди, представлявшие эти нации, по силе и в правах.

—————

¹ Уитон, Генри (1785—1848) — американский публицист и дипломат. — Прим. ред.

 

158

 

С тех пор в великом обществе человечества нейтралами являются те, кто представляет национальное и суверенное большинство в обществе каждого государства.

Нейтралитет не только стремится управлять международным миром, но и проникает в сердце каждого государства под эгидой свободы мысли, мнения и печатного слова.

За локализацией войны должна последовать сублокализация ее в официальной деятельности правительства, которую может осудить и от которой может уклониться каждый свободный гражданин не в интересах врага, а в интересах собственной страны и не во имя измены, а во имя мужественной и беззаветной преданности родине.

Понятия патриотизма и предательства должны быть изменены гуманным международным правом, имея в виду те судьбы, что выпали на долю созидателей современного международного права, — все они были подвергнуты проскрипции и обвинены антисоциальным и шовинистическим «патриотизмом» в измене. Альберико Джентиле, Гроций, Белло, Либер, Блунчли — граждане мира, как Христос и его апостолы, — создали современное международное право в тех землях, где им пришлось странствовать и жить в изгнании, на что обрекла их эгоистичная неблагодарность собственной родины. Таким образом, патриотизм в греческом и римском смысле, то есть шовинистическом, погиб из-за своих же злоупотреблений. Но он создал космополитизм, иными словами, всеобщий и человечный патриотизм.

 

159

 

II

СОЛИДАРНОСТЬ МЕЖДУНАРОДНЫХ ИНТЕРЕСОВ

И НЕЙТРАЛИТЕТ

 

Римляне не знали термина нейтралитет, а также понятие, вкладываемое в это слово, и в известной степени они были правы, ибо нет ни нейтралитета, ни нейтралов, когда две или более нации находятся в войне.

Солидарность интересов, общность судеб всех стран, связанных между собой территорией или всякого рода обменными операциями, настолько велика, что она исключает — поскольку нет подтверждения обратного — идею, что третья нация может стоять в стороне от войны, разгоревшейся между двумя нациями, с которыми она поддерживает связь.

Отдельные лица могут быть относительно нейтральными или чуждыми войне; интересы же их всегда останутся интересами сражающихся сторон ввиду ущерба, вызываемого войной, какой бы она ни была отдаленной и чуждой на первый взгляд.

Однако там, где страдают интересы людей, разве не страдают сами люди?

Любая нейтральность приводит к тому, что от последствий войны страдает нейтрал как косвенно сражающийся, не участвуя активно в этой войне с оружием в руках.

Если все страдают от последствий войны — и сражающиеся и нейтралы, — то все они имеют равное право вмешиваться в войну, чтобы по меньшей мере избежать ее вредных последствий.

В данном случае вмешательство будет са-

 

160

 

мозащитой, первым из естественных прав человека, живущего в коллективе.

Римляне представляли все человечество. В их войнах никто не был и не мог быть нейтральным.

Чем в ту пору были римляне, так истолковывавшие и применявшие международное право, тем сегодня является вся цивилизованная Европа, а не та или иная могущественная нация.

Это право существует и может быть применено не только в отдельных, а во всех войнах, и римляне имели основание вмешиваться во все войны своего времени, поскольку тогда они были большинством цивилизованного мира и представляли право человеческого общества вообще.

Все то, что сегодня составляет цивилизованный мир в Старом свете — и Европа, и Азия, и Африка, — географически входило во вселенную римлян. Они не были народом, они были человечеством — всемирным народом, которому затем пришлось перестроиться и принять другую форму на базе национальной автономии многочисленных отдельных и независимых народов, которые сменили римский народ, заняв его прежние территориальные владения.

Современные государства, хотя и независимые, составляют единый мир в силу солидарности интересов, их неразрывно связывающих.

Эта солидарность, все возрастающая и укрепляющаяся по мере прогресса цивилизации, исключает мысль, что какой-то народ может оставаться нейтральным или совершенно чуждым войне, в которой два или более народа,

 

161

 

принадлежащих к великому человеческому обществу, ущемляют интересы всего так называемого нейтрального общества, а не только двух так называемых сражающихся государств.

 

III

КОАЛИЦИЯ НЕЙТРАЛОВ ДЛЯ УСТАНОВЛЕНИЯ МИРА

 

Нейтралы, не умеющие вооружиться, чтобы установить мир в свою защиту, достойны того, чтобы потерять свою суверенность, которую они не умеют защищать и не могут заставить уважать.

Только их физическое бессилие может извинить их; однако поскольку они составляют большинство народов того или иного континента, то их бессилие вызывается изолированностью и разногласиями, то есть недостатками, за которые они, сами несут ответственность перед всей цивилизацией и перед осознанными интересами каждого из них.

Нейтралитет, который не вооружен, — это не нейтралитет, ибо слабость приведет его лишь к подчинению той сражающейся стороне, которой он мешает. Однако поскольку нет оружия, равного по своей силе союзу, то нейтралитет всегда будет химерой, если он не явится общей позицией всех стран, связанных для этой цели молчаливым или выраженным на бумаге соглашением.

В тот день, когда будет создан, когда вооружится и таким образом организуется нейтралитет, мир во всем мире перестанет быть утопией.

 

162

 

К счастью, подобная лига, подобная организация сама по себе явится спонтанным и логическим результатом сосуществования многих государств, для которых будут чужды местные или частные причины, приводящие к войне между двумя или более из них. Если подобная ассоциация не существовала в былые времена, так только потому, что не существовало и ассоциирующихся, из которых должна бы сформироваться лига. Было только одно государство — Рим. Был римский мир. Когда Рим начинал войну, то появлялись сражающиеся стороны, но отсутствовали нейтралы; правильнее будет сказать, что войну — в нынешнем понимании этого слова — тогда составляли процесс и наказание, налагаемые римским миром на чужеземный народ, обвиненный в неверности или подготовке нападения на римлян.

Нейтралы постепенно перестанут быть нейтралами, по мере того как поймут, что именно они представляют целый мир и что потерпевшей стороной в любой войне являются они сами, то есть человеческое общество, равно как в каждом государстве нейтралом будет общество данной страны по отношению к любой вооруженной и кровавой стычке между двумя или более лицами.

Право нейтрального или невоюющего мира произвести юридическое вмешательство и любой вооруженный конфликт, при котором подверглось нападению всеобщее право, до сих пир не было четко определено из-за того, что ошибочно считали международное право чем-то отдельным и совершенно отличным от того,

 

163

 

что покровительствует личности каждого человека в обществе каждой страны.

Право едино и всемирно, как и притяжение. Каждое тело испытывает земное притяжение в соответствии со своей формой и субстанцией, но все тела испытывают это притяжение согласно одному и тому же закону. Равным образом все человеческие создания подчиняются в своих взаимоотношениях — в которых заставляет их жить их социальное естество — одному и тому же праву, являющемуся не чем иным, как естественным законом; согласно последнему, проявляются и уравновешиваются способности каждого человека, данные ему для обеспечения его существования. Право каждого человека кончается там, где начинается право ему подобного; и правосудие есть не что иное, как общая мера прав каждого человека.

Одно и то же право является естественным законом как для отдельной личности, так и для человека в коллективе, как в отношениях между одним человеком и другим, так и в отношениях между одним государством (которое является тем же человеком, только рассматриваемым коллективно) и другим государством.

В силу этой общности права любой акт, которым один человек нарушает право во вред другому, является двойным оскорблением — оскорблением человека и оскорблением всего общества, живущего под покровительством права. И любой акт, которым одно государство нарушает право во вред другому государству, является равным образом двойным покушением — против этого государства и против всего

 

164

 

сообщества наций, существующего под охраной этого же права.

Отсюда сообщество наций является той авторитетной властью, которая должна вмешаться и карать за частные насилия, поправшие международное или всеобщее право, а также содействовать тому, чтобы общество каждого государства вмешивалось и карало за частные насилия, совершаемые против общего права и направленные непосредственно и прямо во вред тому или иному лицу.

Сам Гроций, отец современного международного права, учит этой доктрине, которая вызывает тревогу у тех, кто заботится только о независимости или внешней свободе государств, не думая об учреждении общей власти для всех, которая должна служить гарантией независимости каждого.

Конечно, может случиться (и в этом кроется возможная причина подобного заблуждения), что такая власть перед тем, как стать либеральной и покровительствующей свободе каждого государства, начнет с произвола и деспотизма. Однако разве на земле существует какая-либо власть, сколь бы справедливой и либеральной она ни была, которая не начинала бы с деспотизма?

Деспотизм — это не право и не благо; напротив, это зло, однако такое зло, которое является неизбежным и естественным условием любой человеческой власти, сколь бы законной она ни была.

Если из-за боязни ослабления независимости отдельных государств оказывается сопротивление учреждению общей власти в мире

 

165

 

власти для всех, то война и насилие будут постоянным законом человечества, ибо ввиду отсутствия общего судьи каждое государство должно само по себе вершить правосудие, а это будет означать несправедливость по отношению к слабому противнику.

И чтобы избежать безобидного деспотизма со стороны всех, каждый будет подвергаться страшному деспотизму со стороны одного.

 

IV

БЕСПРИСТРАСТНОСТЬ НЕЙТРАЛОВ

 

Одним из элементов, препятствующих войне и служащих созданию всеобщей суверенности, призванной заменить войну при разрешении частных конфликтов между народами, является более и более нарастающая численность третьей стороны, которая называется нейтралами; а также состояние, отличное от состояний войны, именуемое нейтралитетом, которое существенно сказывается на одном из качеств судьи, называемом беспристрастностью.

Нейтралы, то есть те, кто не вмешивается в войну и не участвует в ней, представляют собой естественных судей над воюющими в силу трех основных обстоятельств. Во-первых, потому что они не являются какой-либо из сторон в конфликте. Во-вторых, потому что они по причине своего невмешательства в войну способны проявить беспристрастие, чего не может сделать воюющая сторона. В-третьих, потому что нейтралы представляют собой и на самом деле являются всем обществом человеческого рода, носителем юридической суверен-

 

166

 

ности мира, тогда как воюющие стороны выступают изолированно и в одиночку, представляя лишь беспорядок и скандальное насилие над международным, или всеобщим, правом.

Суверенное право нейтрального мира с каждым днем вырисовывается все явственнее в силу тех апелляций, с которыми по непроизвольному побуждению обращаются к нему сами государства, намеревающиеся разрешить свои споры путем войны. Сомневаясь в справедливости собственных методов разрешения конфликтов, они обращаются к компетентному судье.

Таким образом, расширение права, или власти, нейтралов означает сокращение или уменьшение так называемого права воюющих; и если оно этого не означает, то не означает вообще ничего.

Такое обратно пропорциональное движение и является прогрессом политической цивилизации.

Мощь нейтралов усиливается сама по себе, поскольку она является не чем иным, как распространением силы в народах, которые до сих пор были слабы и которыми пренебрегали сильнейшие державы. А распространение силы означает распространение и передачу богатств, знаний, образования, культуры — все это передовые народы передают другим ради удовлетворения нужд собственного существования как цивилизованного народа.

Идея нейтралитета предполагает идею войны. Если бы не было воюющих, то не было бы и нейтралов. Но этот аспект войны, предусматривающий тех, кто в ней не участвует, уже

 

167

 

является прогрессом, ибо все больше насчитывается тех, кто может быть лишь наблюдателем в войне, кого не принуждают принять в ней участие.

Существование этой третьей стороны стало возможным с тех пор, как власть перестала быть монополией одного народа. И появление или создание этого миролюбивого лагеря перед лицом двух лагерей, ведущих войну, поставило человечество на путь, ведущий к тому, что найдется беспристрастный судья для решения тех вопросов, которые не могут быть справедливо разрешены грубой силой заинтересованных сторон.

Приумножьте число нейтралов, а соответственно и их значение, и только этим вы придадите силу третьей стороне, которая в один прекрасный день станет компетентным и исключительным судьей в отношении воюющих, поскольку эта нейтральная третья сторона представляет собой весь мир, за исключением двух или трех его членов.

Сделать общим нейтралитет — значит локализовать войну, то есть изолировать ее в своей скандальной чудовищности, и мало-помалу прекратить ее, заставить ее устыдиться перед лицом спокойного и достойного человечества, с негодованием следящего за ней с почетных высот всеобщего права.

Нейтралы — это правило, то есть выражение закона или права, являющегося правилом; воюющие являются или представляют исключение из правила, иными словами, отклонение или отход от правила.

Мир должен быть управляем правилом, но

 

168

 

не исключением, значит — нейтралами, а не воюющими.

Когда нейтралом будет весь мир, то идея нейтралитета вызовет смех, как сегодня было бы смешно услышать, что нейтральным называют весь народ, составляющий государство, оценивая так его неучастие в драке, вспыхнувшей между двумя его гражданами.

 

V

ПРАВО НЕЙТРАЛОВ — ПРАВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

 

Правосудие войны, следовательно, является исключительным полномочием нейтрала, то есть того, кто не относится ни к воюющим, ни к сторонам, непосредственно заинтересованным в споре.

А поскольку нет такой войны, которая была бы всеобщей, поскольку любая война обычно представляет собой своеобразную дуэль двух или трех государств, то, значит, нейтральным по отношению к конфликту будет не больше, не меньше, как весь род человеческий.

И то, что принимается как усиливающееся расширение права нейтральных, является не чем иным, как развитием права невоюющего мира, ставшего судьей в частных спорах его членов.

Человечество нейтрально тогда, когда оно перестает быть воюющим в определенном столкновении; так и государство нейтрально в тех случаях, когда оно чуждо тому или иному столкновению двух лиц в его лоне.

Однако и нейтралитет может стать войной, для него характерны безразличие и аб-

 

169

 

солютная незаинтересованность. Наказание всякого уголовного преступления государство считает своим делом, ибо таковым оно и является действительно, и равным образом общество человеческого рода, или нейтралы, несомненно, заинтересовано в том, чтобы вмешаться в защиту права, нарушенного одним из членов общества, и. достаточно компетентно для этого.

Бесспорно, развитие права нейтралов представляет прогресс по сравнению с тем временем, когда нейтралитет или беспристрастность были невозможны: Рим, являвшийся всей вселенной, начиная войну с каким-либо врагом, не оставлял в покое ни одного наблюдателя, не заинтересованного в борьбе.

Однако нейтралитет — относительный прогресс, который может вскоре превратиться в относительное отставание.

Выполняя свой долг и не отказываясь от своих прав, человечество не может оставаться нейтральным в такой войне, которая причиняет ему ущерб, хотя бы оно и не являлось в данном случае сражающейся стороной.

Нейтралитет становится эгоизмом и соучастием в преступлении, когда ради его сохранения человечество отрекается от своего права воспрепятствовать и сопротивляться насильственному и коварному нападению, в результате чего общее право всего человечества будет осквернено как сражающимися, так и нейтралами.

Что сказали бы о судье, который, видя преступную драку двух человек, заявил бы о своем нейтралитете и дал бы им возможность растерзать друг друга на куски? Вы заявили

 

170

 

бы, что он стал соучастником преступления по отношению к обществу, которое он оскорбил и предал.

То, что нейтральное человечество не располагает средствами для осуществления своей юридической суверенности против государств, виновных в преступлении войны, не освобождает его от предоставленного ему суверенного права; и если невозможно обрести эти средства, то, во всяком случае, важно, чтобы человечество признало за собой право применить их. Также и в истории внутреннего права каждого государства признание принципа народного суверенитета предшествует овладению и осуществлению этой суверенности.

Таким образом, расширение права, или власти, нейтралов, то есть целого мира, — за исключением одного или двух государств, ведущих войну, — это основа для формирования всеобщего судьи, обладающего беспристрастностью, необходимой для каждого судьи, чтобы регулировать и решать проблемы войн, решаемые ныне силой каждой из заинтересованных сторон.

Нейтралитет представляет международную цивилизацию, являясь единственным носителем правосудия всего мира.

 

VI

НЕЙТРАЛИТЕТ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ

 

Если во времена римлян идея существования какого-либо государства, нейтрального в силу своего строя, как, например, Швейцария, Бель-

 

171

 

гия, Соединенные княжества¹, вызвала бы смех ввиду ее абсурдности, то почему не может наступить день, когда то, что сегодня считается исключением, будет правилом нормальной жизни всех государств? Почему бы всем их территориям не стать нейтральными до такой степени, чтобы для войны не осталось ни кусочка земли во всем, мире, так что и ступить бы ей было некуда?

Так отразился бы на положении народов результат упразднения войны.

Нейтрализованная страна — это интернациональная страна, в известной мере родина каждого мирного человека.

Эти страны призваны создать международное общество или всемирный народ по своему образцу.

Король бельгийцев Леопольд I, по сути, был обязан играть роль мирового судьи между народами не в силу свойств своего характера, а ввиду нейтральной позиции своей страны. Всем суверенам мира не останется другой роли в тот день, когда будет нейтрализована земля.

Равно как есть интернациональные страны, так есть и люди-интернационалисты, и именно они создали или сформулировали современное международное право.

 

VII

ЛОГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЭКСТЕРРИТОРИАЛЬНОСТИ

 

Экстерриториальность, или особое преимущество, согласно которому каждое государство

—————

¹ Соединенные княжества — так в свое время называли Молдавию и Валахию, которые возглавлялись единым правителем. — Прим. ред.

 

172

 

считает себя некомпетентным быть судьей над представителями другого государства даже в том случае, если последние находятся на его территории, можно было бы рассматривать как предпосылку логического последствия большего значения, а именно: если государство А не располагает юрисдикцией над государством Б даже в пределах территории А, то тем менее оно может располагать ею на территории Б. Следовательно, тот, кто даже на собственной земле не имеет права юрисдикции над представителем иностранного государства, не может иметь какое-либо абсолютное право юрисдикции за границей, причем не только над этим представителем, но и в отношении того государства, которое последний представляет.

Противное утверждение дает место такому абсурду: тот, кто в дни мира отказывается от своего права юрисдикции над иностранным сувереном, находящимся у него в стране, в дни, когда мир перестает царить между ними, вооружается какой-то юрисдикцией собственного изготовления и самого категорического характера, чтобы судить иностранного суверена на его, иностранной, территории.

Право, которое существует или перестает существовать в зависимости от настроения того, кто претендует на обладание им, это уже не право, а деспотизм.

Что же касается привилегии экстерриториальности, предоставляемой одним государством другому иностранному государству в пределах собственной территории, и привилегии, которую это первое государство предоставляет себе, вторгаясь на чужую землю, принадлежащую

 

173

 

его бывшему другу, и хозяйничая там, как на собственной территории, в тот день, когда этому первому государству так захочется, то было бы справедливым отказаться от обеих привилегий и все свести к простому уважению права, гарантирующего каждому государству неприкосновенность своей территории со стороны другого государства как во время войны, так и во время мира. Это будет в точности соответствовать общему гражданскому праву, согласно которому дом гражданина неприкосновенен для другого гражданина даже в том случае, если у последнего слишком много оснований жаловаться на первого.

Если индивидуальная свобода личности становится парадоксом, когда очаг перестает быть неприкосновенным, то свобода или независимость каждого отдельного государства превращается в софизм, как только его территория перестаёт быть неприкосновенной.

Только весь мир и во имя общих интересов имеет право нарушить эту неприкосновенность, и то в исключительном случае — в случае преступления, которое позволит ему прибегнуть к самозащите или к обеспечению своей безопасности посредством этой крайней и злополучной меры.

 

 

Глава Х

ВСЕМИРНЫЙ НАРОД

 

I. Международные права человека. — II. Всемирный народ. — III. Воюющие виновны перед нейтральным человечеством. — IV. Трибуналы международного правосудия. — V. Общество наций. — VI. Пути человеческой солидарности. — VII. Международная демократия и национальный суверенитет. — VIII. Цивилизованный мир — это гармоничная организация. — IX. Естественная формация социальной организации. — X. Эволюция общества порождает эволюцию права. — XI. Ассоциация государств не предполагает их слияния в одну конфедерацию. — XII. Международные суды. — XIII. Море — общая родина наций. — XIV. Море — мост между нациями. — XV. Можно создать общество цивилизованных наций. — XVI. Созидатели всемирного народа. — XVII. Специалисты интернационализма. — XVIII. Факты порождают право. — XIX. Солидарность наций. — XX. Новое международное право. — XXI. Основные элементы великого общества наций. — XXII. Пути географического сближения.

 

I

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

 

Излюбленными субъектами международного права являются государства. Однако поскольку последние состоят из людей, то личность человека не чужда международному праву.

Элементами человечества как общества являются не только государства, но и отдельные лица, из которых состоит государство.

 

175

 

В конечном итоге отдельный человек представляет собой элементарную единицу той или иной человеческой ассоциации, а отсюда любое право, каким бы общим и коллективным оно ни было, в конце концов сводится к правам человека.

Вследствие этого международное право есть право человека, так же как и право государства; и если оно может быть непризнаваемо и нарушаемо в ущерб человеку, равно как и государству, то отдельный человек, как и государство, членом которого он является, может искать покровительства международного права.

Кто взывает к международному праву, тот просит вмешательства межнационального или всемирного общества, располагающего этим правом как законом существования, во имя защиты попранного права.

Следовательно, когда нарушаются международные права одного лица или многих лиц какого-нибудь государства, а это значит права входящих в человеческое общество членов — пусть даже они нарушаются правительством собственной страны, — то это лицо или лица, взывая к международному праву, хотят, чтобы мир заставил уважать в их лице это право, пусть даже если такая акция будет направлена против правительства их собственной страны.

Вмешательства они просят не от имени государства, ибо только правительство правомочно говорить от имени государства. Вмешательства они просят от собственного имени и на основании международного права, гарантирующего

 

176

 

им свободу, жизнь, безопасность, равенство и т. п.

Так объясняется право человечества вмешиваться в конфликты с целью отмены гражданского рабства — преступления против человечества.

А поскольку политическое рабство представляет собой не что иное, как разновидность отчуждения свободы человека, то наступит день, когда и это послужит на основании международного права причиной для вмешательства в пользу жертв тирании преступных правительств.

Заключались ведь союзы по организации интервенций в пользу властей предержащих, и они даже назывались Священными союзами; так почему же не заключить соглашения во имя защиты свободы человека и не поставить ее под надзор цивилизованного мира, членом которого является человек?

Муза свободы интуитивно восприняла эти принципы, когда Беранже приветствовал святой союз народов.

 

II

ВСЕМИРНЫЙ НАРОД

 

Идея, что могут быть два правосудия — одно, регламентирующее отношения римлянина с римлянином, и другое, регламентирующее юридические отношения римлянина с греком или иным чужеземцем, — породила путаницу, и поныне существующую в области международного права, которое с прогрессом человечества стало наиболее важной отраслью права, ибо

 

177

 

оно регулирует юридические отношения наций между собой в рамках всемирного общества, называемого цивилизованным миром.

Все становится простым и понятным, если принять, что право едино и всеобще.

Каков на самом деле извечный объект права, как бы его ни рассматривали? Человек, и всегда человек.

Пусть человека рассматривает ему подобный как в качестве отдельной изолированной личности, так и в качестве массы, или коллектива, — право всегда остается одним и тем же, и всегда одними и теми же остаются его объекты.

Гроций, например, совершенно справедливо отмечает, что сколько есть причин для судебных дел между людьми, столько же насчитывается причин для войн между народами, или коллективами людей, и что совокупность действий или средств, направленных на то, чтобы заставить ценить свое право в гражданской области, совпадает во всем с совокупностью международных акций в области международного права.

Действительно, все международные акции преследуют цель защитить личность государства, а равно его права и владения, которым угрожает иностранное государство, потребовать и вернуть то, что является собственностью данного государства или что ему задолжали, а также наказать иностранное государство, виновное в оскорблении данного государства.

Характерная особенность того, что называется международным правом, заключается главным образом в следующем:

 

178

 

1. Индивидуальный человек перед лицом себе подобного, находящегося в таком же положении, представлен обществом, организованным как политическое целое, членом которого он является.

2. Вследствие абсолютной независимости этого политического целого, именуемого государством, не существует ни кодекса, ни судьи для разрешения конфликтов между государствами и каждое государство является одновременно обвиняемым, судьей, адвокатом, полицейским и палачом.

И так как маловероятно, чтобы доводы какой-либо нации, потребовавшей своего миролюбиво и без всякого умысла, в силу достаточных, по ее мнению, причин, были бы выслушаны теми, кто не заинтересован ее слушать либо искренне верит противному; так как маловероятно, чтобы какое-либо государство при отсутствии оснований для нанесения ущерба другому государству возместило бы нанесенный ущерб, руководствуясь лишь рассудительностью, то и сила, которой располагает государство и которая в любом иске одного лица к другому дает возможность доводам одного одержать верх над заблуждениями другого, является единственным средством заставить уважать право одной нации, не признаваемое другой.

Для индивидуумов государство является судьей, принуждающим считаться с этой силой; однако такой беспристрастный судья отсутствует в отношениях между государствами — и народы пребывают, что называется, в природном состоянии, то есть живут

 

179

 

изолированно и независимо от высшей и общей для каждого из них власти.

Ввиду отсутствия подобного общего судьи — этим судьей по аналогии должно было бы стать всемирное государство, которое называется родом человеческим, ныне всякое государство является одновременно адвокатом, солдатом и судьей в собственном деле, прибегая к крайним мерам.

Одного этого достаточно, чтобы увидеть, что собственная сила государства, иными словами, война, в которой резюмируются все акции международного права, как гражданские, так и уголовные, должна быть последним аргументом при разрешении международных конфликтов.

Этот способ вершить правосудие не только страдает дефектом, ибо способен выродиться в войну, которая убивает проблему вместо того, чтобы разрешить ее, но и по сути своей не является правосудием и не заслуживает такого названия, так как является процессом, в котором каждый из тяжущихся представляет собой сторону, свидетеля, судью и палача.

Подобное правосудие в отношениях между людьми называется преступлением; как же оно может быть правом в отношениях между нациями?

И пока имеет место такое положение вещей, пусть цивилизация и может похваляться тем, что ею была разрешена тысяча проблем социальной несправедливости, однако она не разрешила самой важной из них — проблемы международного правосудия.

И поскольку еще не предвидится тот день,

 

180

 

когда суверены согласятся стать подданными всеобщей власти, единственная возможность избежать столь странного правосудия, которое смешано с преступлением, — это не затевать тяжб.

Для того чтобы внушить страх перед этим недостойным человека правосудием дикарей, необходимо квалифицировать любую войну (за исключением случаев самозащиты) как преступление против человечества.

То, что не может быть разрешено разумом путем дискуссии, не может быть разрешено и мечом.

Далекий от того, чтобы быть последним доводом права, меч является первым основанием для преступления.

Любая защита самого себя предполагает презумпцию преступления, пока не будет доказано обратное, ибо противно человеческому естеству, чтобы человек был одновременно и заинтересованной стороной и беспристрастным судьей своего врага.

Как общее правило, война должна рассматриваться как преступление, и лишь в крайне редких случаях — как право.

Определению Гроция я предпочитаю определение Цицерона как более гуманное. Воина, говорит Цицерон, это спор, разрешаемый животной силой. А Гроций считает, что война — это состояние, при котором человек пользуется подобной логикой, но не сам способ применения ее.

Лучше принять, что война — это скоротечное и кратковременное действие, как внезапная или непреднамеренная вспышка, вызванная

 

181

 

подобным же по своему характеру насилием совершенным против нас. Определяемая как исключительное право на самозащиту, она не может иметь иного характера.

Определяемая как преступление, иными словами — то, что она обычно и представляет, война не может рассматриваться как обычное и нормальное состояние или положение, ибо убийство, грабеж и поджог не могут быть объявлены системой даже на какой-то момент.

Определяемая как высшая форма самозащиты, война может рассматриваться как некий несчастный случай, как какой-то мимолетный и изолированный факт, чем и является по своей природе любое преступное нападение, способное вызвать войну.

Одним словом, если война как преступление не может быть длительным состоянием, то в равной степени не может быть ею и война, рассматриваемая как правосудие или как наказание.

Любая война, продолжающаяся дольше, чем покушение, послужившее для нее основанием или предлогом, вырождается в преступление и должна рассматриваться как таковое.

 

III

ВОЮЮЩИЕ ВИНОВНЫ ПЕРЕД НЕЙТРАЛЬНЫМ

ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ

 

Сумели заставить поверить в то, что война, рассматриваемая как юридическое наказание за преступление войны, оказывает якобы благотворное воздействие в деле воспитания и улучшения человеческого рода, поскольку подоб-

 

182

 

ное воздействие приписывается карательной системе воспитания народа внутри государства.

Однако в данном случае аналогия сомнительна, потому что чаще всего наказывается не преступник, а более слабый. Слабый может быть тысячу раз прав, но если он сражается с могущественным преступником, то именно он, слабый, будет побежден и наказан, хотя вины и силу этого у него не прибавится.

Уголовное правосудие, в котором и судья и палач являются заинтересованной стороной, чудовищно и не может быть иным, ибо оно подрывает и уничтожает всякое понятие правосудия и морали и никоим образом не годится для того, чтобы на практических деяниях своих воспитывать человеческий род в духе нравственности и честности.

Если бы решение о наказании, иными словами, о применении войны в качестве кары за войну или другой ущерб было принято беспристрастным человечеством, то презумпция справедливости была бы возможной в силу предполагаемой в нейтральном мире беспристрастности. Однако решение о наказании, продиктованное корыстью, завистью, ненавистью или амбицией, не может не быть беззаконным или по меньшей мере несправедливым и не соответствующим преступлению.

Отсюда вытекает, что война, рассматриваемая в лучшем случае как уголовное правосудие, не способна произвести коренного улучшения и поднять культуру человеческого рода.

С другой стороны, что может быть абсурднее предположения, что массовое уничтожение миллионов полезных людей, разрушение го-

 

183

 

родов и опустошение полей, поджоги, бедствия, обман, мошенничество или профанация могут явиться способами воспитания и улучшения человеческой личности?

Любой акт правосудия, совершаемый какой-то одной стороной, любой акт самозащиты предполагает презумпцию преступления, пока не будет доказано обратное; и эта норма уголовного права особенно применима к войне.

Война, хорошо обоснованная и оправдываемая одной из сторон, предполагает презумпцию преступления, если эта оскорбленная сторона вершит правосудие по своему усмотрению.

Таким образом, правило, согласно которому в любой войне обе стороны правы, должно уступить другому правилу: обе воюющие стороны виновны до тех пор, пока всемирный народ, единственный судья, компетентный выносить приговор, не вынесет его, опираясь на факты или убеждение, как великий трибунал наций.

Подобно тому как законы каждого государства признают поссорившихся и оскорбивших друг друга виновными не только потому, что, творя самосуд, они избегают власти, к которой должны были бы обратиться за решением, но и потому, что так называемое правосудие, свершаемое одним и на собственный манер, почти всегда содержит несправедливость по отношению к другому, — равно и международный закон, основанный на том же принципе, должен считать виновными все государства, которые ради разрешения спорного вопроса или вопроса чести прибегают к собственному оружию, чтобы уничтожить друг друга.

 

184

 

И равно как общество, мстя за жертву преступления, принимает меры возмездия на обиду, причиненную всему обществу в лице потерпевшего, так и всемирное общество имеет право рассматривать и осуждать как насилие, совершенное против права всех государств, то насилие, которое учинено в отношении какого-то одного государства.

 

IV

ТРИБУНАЛЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВОСУДИЯ

 

Народ, не составляющий государства, то есть народ, продолжающий жить без каких-либо общих органов власти, представляет собою мир Гоббса¹, где царит война всех против всех. Каждый человек есть собственный судья и судья своего противника. Война — его гражданский и уголовный суд, его двухсторонний процессуальный кодекс. Это — состояние самого настоящего варварства, превратившееся в постоянный институт и продолжающееся до тех пор, пока не возникнут и не будут назначены общие власти, уполномоченные разрешать и урегулировать разногласия сторон.

Власти не руководят формированием государства, а лишь сопутствуют этому процессу, и

—————

¹ Гоббс, Томас (1588—1679) — выдающийся английский философ материалист-метафизик. Пытался использовать методы и выводы современного ему механистического естествознания для построения социальной теории. Для него общество — это подобие гигантского механизма, простейшим элементом которого является человек как некое абстрактное, не историческое существо, движимое исключительно эгоистической силой самосохранения. — Прим. ред.

 

185

 

можно сказать, что его формирование в точности соответствует обычному формированию нации.

То, что в этом смысле происходит в истории каждой страны, должно произойти и в формировании особого рода государства, а именно союза государств, который завершится образованием конфедерации всего человечества. Одновременно с самопроизвольным созданием такой ассоциации и в качестве элемента и условия ее возникновения должны появиться международные учреждения, уполномоченные от имени верховной власти объединенного человечества разрешать и регулировать те разногласия, разрешение которых ныне предоставлено чувствам и эгоизму сторон, заинтересованных скорее в том, чтобы причинить вред друг другу.

Как создание трибуналов в каждом государстве положило конец столкновениям и вооруженным конфликтам, с помощью которых люди обсуждали и разрешали свои споры еще в эпоху дикости, так и неизбежное и необходимое учреждение системы международного правосудия заставит исчезнуть войну, которая до сих пор все еще остается тяжбой, и исход этой тяжбы решается силой более коварного или более могучего спорщика.

Тяжбы между нациями будут справедливо разрешаться лишь тогда, когда их будет разбирать истинный магистрат, или судья — все человечество, то есть мир нейтралов, масса государств, не имеющих отношения к конфликту, который должен быть либо предупрежден, либо рассмотрен и решен.

 

186

 

Гроций лучше, чем кто-либо, предусмотрел возможность установления такого порядка и выразил это в следующих словах:

«...полезно, а при некоторых обстоятельствах даже необходимо созывать такие съезды христианских держав, где бы незаинтересованные стороны разрешали чужие споры; где бы изыскивались также меры принуждения сторон к заключению справедливого мира» ¹.

 

V

ОБЩЕСТВО НАЦИЙ

 

Если существует народ, который призван вечно управлять собой сам (self-government), так это народ, составленный из народов, который называется обществом наций.

Наиболее вероятно, что в конце концов каждая нация будет управлять своими собственными делами, как собою управляет всемирный народ, то есть без органов общей власти, пока человечество не создаст всеобщей власти по образу власти, управляющей каждой нацией.

Однако отсутствие общей власти не подразумевает отсутствия общего закона, также и отсутствие закона не означает отсутствие управления: подтверждением тому является самоуправляющаяся нация, то есть управление без властей и практичность такой формы управления лучше всего подтверждает пример тех наций, кои управляют сами собою, руководствуясь так называемым международным правом в своих внутренних делах.

—————

¹ Гуго Гроций, О праве войны и мира, стр. 541.

 

187

 

Право проявляется и продлевается само собой всеми, кто понимает, что оно является условием общего блага; и даже когда этого не понимают, то все равно руководствуются им безотчетно, в силу инстинкта самосохранения. Таким образом, каждый народ будет постоянно жить без правительства в том смысле слова, как его понимают внутри каждой страны. Общество наций будет управляться лишь той нормой, которой придерживаются на любом собрании частных лиц: каждый выполняет свой долг, уважая общее мнение.

Следовательно, внутринациональное правительство далеко от того, чтобы стать образцом подражания для общества наций, — именно само это общество явится образцом, которому будут подражать отдельные страны.

Таким образом, отсутствие правительства отнюдь не означает отсутствие закона. Закон существует независимо от того, издал ли его какой-нибудь законодатель или нет. Достаточно, чтобы его однажды кто-то сформулировал и обнародовал как естественный закон всемирного общества, то есть как важное условие его существования, в соответствии с которым все члены человеческой семьи могут идти вперед в полном согласии, наслаждаясь миром и свободой.

Свободные исполнители этого закона общей и повсеместной жизни, управляющего миром наций так же естественно, как закон всемирного притяжения управляет миром физическим, являются авторами так называемого международного права. Оно обладает такой же властью, какой обладают книги, в которых изложены

 

188

 

правила хорошего тона и умения вести себя в обществе. Гроций, к примеру, является лордом Честерфилдом¹ наций. Договоры не представляют собой ничего иного, как освещение (выраженное в словах и зафиксированное на бумаге) различными странами этих правил, существовавших сами по себе еще ранее и отраженных в книгах этической науки, изучающей принципы хорошего поведения, согласно которым нации могут жить в добрых отношениях между собой, не причиняя вреда друг другу.

Когда собираются благовоспитанные люди, то порядок соблюдается без какой бы то ни было власти; когда же собирается разношерстная публика, то положение меняется.

В этой связи хотелось бы знать, будет ли существовать в обществе, образованном без каких-либо различий в рангах и степени образования, такое же согласие между нациями, какое существовало бы в обществе, составленном из благовоспитанных джентльменов, коих называют монархическими правительствами?

Смогут ли демократии будущего содействовать международному порядку и спокойствию лучше, чем монархии прошлого? Будет ли согласовываться с прочным миром во внешних отношениях то брожение умов, которое вызывает свободная жизнь внутри государства?

Соединенные Штаты, окруженные монархическими государствами в Америке, не смогут

—————

¹ Честерфилд, Филип Дормер Стенхоп (1694 — 1773) — граф, английский политический деятель и писатель. Возглавлял аристократическую оппозицию. — Прим. ред.

 

189

 

разрешить этот вопрос силой своего примера, поскольку мы еще не знаем, является ли внешний мир, который соблюдался доселе, их собственной заслугой или свидетельством благоразумия их соседей.

Демократии же Южной Америки не воспроизвели полностью миролюбивую картину светского общества, составленного из благовоспитанных джентльменов.

 

VI

ПУТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СОЛИДАРНОСТИ

 

Для того чтобы нации сформировали единый народ и управлялись общими законами, отнюдь не обязательно, чтобы они объединились в конфедерацию и подчинялись общим органам власти, наподобие тех, что имеются в каждом государстве.

Такое общество наций существует уже в силу того естественного закона, который создал общество каждой нации. С каждым днем общество наций все крепнет в силу той же необходимости, которая заставляет каждую нацию консолидироваться, чтобы стать более богатой, более счастливой, более сильной, более свободной. По мере того как пространство исчезает под воздействием чудесной силы пара и электричества, по мере того как блага народов становятся все более едиными благодаря международному агенту, который называется торговлей, соединяющей, связывающей и сковывающей интересы одних с интересами других эффективнее, чем вся дипломатия мира, — на-

 

190

 

ции сплачиваются настолько, что как бы образуют одну страну ¹.

Каждая международная железнодорожная линия равноценна десяти пактам; каждый иностранный заем — это отмена границы. Без каких-либо протоколов три трансатлантических кабеля похоронили доктрину Монро.

Пресса (иными словами, свет, освещающий одним нациям жизнь других), без помощи которой любая нация теряет курс и уже не знает, где она находится и куда идет; пресса, воодушевленная свободой, иными словами, стремлением народов самим управлять своей собственной судьбой, — эта пресса ныне делает возможным формирование международного общественного мнения, способного заменить правительство, которого не хватает всемирному народу.

Око этого судьи, которое все видит и обо всем судит без страха — ибо нет никого сильнее человечества, — залог того, что с каждым днем преступления суверена будут все менее осуществимы.

Как же формируется эта общая власть? Путем увеличения числа местных властей. Чтобы

—————

¹ «Наши национальные учреждения во всем своем многообразии не проявляют даже малейших симптомов приближения к идеалу мистера Теннисона или «Всемирной федерации», управляемой всеобщим «Парламентом народов», однако отдельные страны начинают постепенно вкушать плоды общего правления. Неравномерное, но очевидное расширенно свободной торговли является самым важным шагом по пути к консолидации нашей цивилизации, чего когда-то уже достигла Римская империя» («Таймс», 7 сентября 1874 года).

 

191

 

стать единой, Франция разделила свои провинции на департаменты.

Что же надо сделать, чтобы умножить число местных властей (которыми являются нации) всемирного народа? Разделить их на департаменты? Нет, наоборот, увеличить число крупных наций путем агломерации небольших, что кажется естественной тенденцией человечества нынешней эпохи цивилизации. Когда вместо пяти крупных государств будет двадцать, то сила каждого возрастет. Кроме того, крупные агломерации не противодействуют созданию из международного сообщества наций более или менее демократического государства.

 

VII

МЕЖДУНАРОДНАЯ ДЕМОКРАТИЯ И НАЦИОНАЛЬНЫЙ

СУВЕРЕНИТЕТ

 

Великим проявлением современной демократии является международная демократия, установление всемирного правительства, суверенность всемирного народа как гарантия национального суверенитета.

Если этот король королей, если этот суверен суверенов до сих пор не осуществляет свою суверенность, то это еще не означает, что он ею не располагает и что эта суверенность не станет верховным и наивысшим суверенитетом на земле.

Если учесть, что подобная суверенность пока еще не осуществляется организованной властью, принять это в качестве основания для отрицания того, что человечество — это суверен суверенов, то даже сегодня нельзя было бы

 

192

 

найти сколько-нибудь приемлемого национального суверенитета, ибо ни у одной нации и поныне нет того, что называется суверенитетом народа, этот суверенитет существует разве лишь номинально.

Однако подтверждением того, что такая суверенность существует, хотя и не проявляется до сих пор, служит следующее обстоятельство: всякий раз, когда современные суверены хотят оправдать свое поведение по отношению к другим государствам, они инстинктивно апеллируют к верховному судье всех наций, который именуется человечеством, всемирным народом.

Всемирный народ и его суверенитет возникают и формируются сами собой, в силу естественных законов, управляющих коллективным и индивидуальным развитием человека и его беспрерывно совершенствующейся природой.

То же естественное начало, которое создало каждую нацию, заставит возникнуть и сформироваться эту последнюю и высшую нацию, составленную из наций; это явится следствием, дополнением и гарантией прочности здания каждой нации, как зданием каждой страны является сооружение из его провинций, департаментов, коммун, городов и семей.

Идея родины не исключает идеи всемирного народа, идеи человечества, составляющего единое, высшее общество и дополняющего остальные общества.

Напротив, родина совместима с существованием многоликого всемирного народа, состоящего из национальных отечеств, равно как индивидуальность человека совместима с суще-

 

193

 

ствованием государства, членом которого он является.

Ныне разные люди принадлежат к разным отечествам, которые не только не раздираются разногласиями, а, наоборот, друг другу помогают и друг друга поддерживают.

Итак, родиной человека считается провинция или местность, где он родился или где он живет; далее — страна, составной частью которой является эта провинция; затем — континент, на котором расположена страна, и, наконец, мир, частью которого является континент.

По мере того как человек развивается и становится все более способным на обобщения, он приходит к заключению, что наиболее полной, совершенной и достойной его родиной является земной шар во всей своей округлости и что во владениях совершенного человека никогда не будет заходить солнце.

 

VIII

ЦИВИЛИЗОВАННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО —

ЭТО ГАРМОНИЧНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

 

Подтверждением тому, что нации стремятся или тянутся к созданию единой и великой всемирной нации, может послужить ненаписанная история всем известных событий, которые не оставляют места сомнению.

Закон, ведущий нации в этом направлении, является естественным законом, уже сформировавшим различные ныне существующие общества, которые являются единицами для образования единого целого или соединения всех

 

194

 

их в обширном международном теле, включающем цивилизованную часть рода человеческого.

Принадлежность к этому единому целому в качестве элемента его организации послужит налогом и условием дальнейшего развития каждого общества.

Таким общим для всех живых и органических существ законом является закон эволюции, которым естествоиспытатели объясняют создание, структуру или организацию и функции каждого органического тела.

Если термин тело дается какому-то государству, если термин социальное тело, далекий от того, чтобы быть простой риторической фигурой, выражает реальность естественного факта, согласно определению современных биологов и социологов, то нет основания для того, чтобы объединение наций не считать неким единым телом, органами которого явятся нации, рассматриваемые в отдельности. Это тело еще не сформировалось, однако по крайней мере есть много доказательств, что оно будет создано согласно тому же закону, по которому сформировалось каждое из современных обществ, будущих элементов этого тела.

Если биология послужила социологам для того, чтобы объяснить, опираясь на естественный закон эволюции, создание, структуру и функции живого организма, именуемого обществом, то почему бы этой науке не послужить, чтобы объяснить существо такого рода, который можно назвать обществом нации?

Применение законов биологии в деле изучения международной социологии будет новым

 

195

 

высшим этапом, освещающим путь науке международного права.

Какими же будут жизненные свойства этой великой организации — международного общества, или человечества? Такими же, как и любого органического существа: разделение его на составные части для отправления специальных функций или работ и установления их взаимозависимости путем обоюдного обмена продуктами каждого из них.

Разделение труда, от которого зависит жизнь и дальнейший прогресс, применимо не только к промышленности и торговле; в равной степени оно применимо ко всем элементам общества, как естественный закон, которому подчинен каждый живой организм, ибо существует физиологическое разделение труда в конституции любого высокоорганизованного живого существа, как это заметил Милн-Эдвар ¹.

Когда между членами, принадлежащими одному обществу, нет разделения по специальности и различию функций, то нет организации, есть только эмбрион, бесформенная масса; точно так же нет организации, когда не существует взаимозависимости этих членов в целях обмена продуктов своего труда, свойственного совместной жизни.

Человеческое тело не было бы органическим телом, если бы оно не имело разных членов с разнообразными в своей общей деятельности функциями и если бы эти члены не были зависимыми один от другого в своем питании и раз-

—————

¹ Милн-Эдвар, Анри (1800—1885) — французский естествоиспытатель. — Прим. ред.

 

196

 

витии. У каждого органа — своя специальная функция, своя специальная деятельность, иными словами — своя сфера, своя роль, свои владения и своя юрисдикция в организме, и все они взаимозависимы из-за обмена и благодаря обмену того, что каждый из них вырабатывает, на то, что каждому из них нужно для жизни. Таков образец для любой индивидуальной, социальной и международной организации.

Тот, кто создал подобный образец, является создателем всех организмов, построенных согласно его плану. Он автор и исполнитель закона, называемого естественной эволюцией, продуктом которого являются социальные тела любого масштаба, как и особи разных видов. Вот здесь-то международное право и должно искать подлинные истоки происхождения, подлинное содержание и сферу независимости каждой нации, равно как происхождение, природу и пределы взаимозависимости каждой нации: первое — для того, чтобы производить много, хорошо и лучшего качества; второе — для того, чтобы обменивать произведенное каждым благодаря своему отдельному или независимому существованию в целях удовлетворения жизненных потребностей других.

Разделение или размежевание по национальностям в независимом государстве, а также союз или зависимость, навязываемые цивилизацией или международным законом каждой нации, перестают быть законными, как только перестают быть органическими и жизненными для социального организма, именуемого цивилизованным миром.

Абсолютная изолированность какого-либо

 

197

 

общества — это ампутация, произведенная у социального мира. Умертвить один орган — это значит причинить ущерб всему организму, если не подвергнуть его смертельному риску — в случае, когда орган является жизненно важным. Неограниченная зависимость — это то же уничтожение, гибель организма, достигнутое обратным путем, ибо представляет собой уничтожение разделения функций или разделения труда, позволяющего умножать виды продуктов до бесконечности, чего требует неограниченное совершенствование человека.

Для того чтобы социальные единицы огромного международного тела могли обмениваться своими услугами и продуктами своей специальности, им необходима быстрая, простая и верная связь между собой — такая же, какая существует между органами органического тела. Такими вспомогательными средствами связи или объединения и общей жизнеспособности, если точнее сказать, являются свободный обмен, железные дороги, пароходные линии, или морские мосты между государствами, телеграф, почта, валюта, идеи, верования, искусство — наконец, все, что делает более солидарным коллективное существование человека, совершенствующегося в том обществе, которое призваны создать человеческие существа.

 

IX

ЕСТЕСТВЕННАЯ ФОРМАЦИЯ СОЦИАЛЬНОЙ

ОРГАНИЗАЦИИ

 

Эти естественные законы всемирного общества должны быть изучены не для того, чтобы

 

198

 

быть санкционированными правительствами, а для того, чтобы не противоречить санкции, уже полученной ими от природы.

Пусть люди создают их или отвергают, — несмотря ни на что, эти законы будут существовать и будут выполняться.

Не правительствами были созданы и общества. Местное, национальное или всемирное — любое общество представляет собой продукт какой-то эволюции или создание органической природы, какой бы ни была ее форма. Сами правительства являются продуктом этого закона и ни в коем случае не были его создателями. Они сами часть и естественное свойство социального организма.

Механизм закона естественной эволюции в своем движении может встретить всевозможные препятствия, но ничто ему не противодействует так часто и так разрушительно, как применение запретительной политики вообще и протекционистской политики в частности. Протекционизм не признает органической роли нации в создании всемирного общества наций, а равно ее места в структуре последнего, стремясь превратить в некое завершенное существо государство, которое является лишь органом большого международного тела; протекционизм делает примерно то же, что стал бы делать физиолог, задавшись целью отделить голову от сердца и обеспечить ей независимый приток крови. Осуществляя подобную независимость, физиолог начал бы перерезать жилы или артерии, по которым голова получает посылаемую сердцем кровь, чтобы после этого снабдить отделенную голову своим, особым сердцем. Из-за нехватки

 

199

 

времени физиологу не удастся произвести это чудо, когда он отрежет голову, ибо вслед за подобной протекционистской мерой наступит гибель как для головы, так и для сердца — иными словами, для всего органического тела, которому они раньше принадлежали. Государство — это органическое тело, каждым органом которого является гражданин, то есть некий член, некая единица, составляющая социальное целое, называемое органическим телом.

 

X

ЭВОЛЮЦИЯ ОБЩЕСТВА ПОРОЖДАЕТ ЭВОЛЮЦИЮ

ПРАВА

 

Если международное право будет зиждиться не на основах внутреннего права каждого государства, а на каких-то иных устоях, то оно приведет постоянную организацию человечества к беспорядку и произволу.

Однако организация внутреннего права того или иного государства — это результат существования данного государства, то есть определенного общества людей, управляемых определенным, общим для всех граждан правительством в соответствии с определенным законодательством, причем и правительство и законы созданы этим обществом.

Крайне необходимо, чтобы нации, из которых образуется человечество, сформировали некое общество или объединение, которое смогло бы принять то или иное общее для всех законодательство и создать более или менее общее правительство.

Силою вещей и под воздействием прогресса

 

200

 

и совершенствования человеческого рода, деятельность которого развивается на всем пространстве земли, которая служит ему общим кровом, такое объединение находится на пути к своему завершению.

Подобное движение к объединению, или консолидации человечества на разных континентах, составляющих планету, которая служит общей родиной, является очередным этапом в жизни человечества; и достаточно только лишь этого процесса, чтобы развитие и прогресс продолжались сами собой, в силу существенного закона своей жизнеспособности.

Международное право и его развитие не служат причиной движения человечества к общему единству, а являются лишь неотделимым свойством этого процесса, его самопроизвольным и естественным результатом.

То, что в этом отношении произошло в развитии каждого государства, происходит также и в развитии человечества, стремящегося к слиянию всех существующих наций.

Формация любого общества предшествует созданию права, рассматриваемого как наука и как законодательство; это представляет собой одно из высших усовершенствований, предназначенных обеспечить и закрепить наследие существующих традиций.

Международное общество и международная жизнь должны, естественно, предшествовать развитию международного права как законодательства и как науки.

Все, что способствует объединению и сближению наций в моральном, интеллектуальном и материальном отношении, содействует созда-

 

201

 

нию международного права, или внутреннего права человечества, на базе действенности и беспристрастности, на чем основывается внутреннее право каждого государства; содействует стремлению образовать, сформировать из всех наций одну великую, всемирную ассоциацию, подчиняющуюся более или менее общим законам и более или менее общему правительству. По мере расширения этой ассоциации она, несомненно, будет становиться все менее способной к централизму, то есть число ее центров возрастет. Однако децентрализация не противоречит единству, и, более того, она и общественный порядок, дополняют друг друга — все происходит как в живом организме, в котором каждый орган выполняет две функции: одну — местную и другую — общую.

 

XI

АССОЦИАЦИЯ ГОСУДАРСТВ НЕ ПРЕДПОЛАГАЕТ

ИХ СЛИЯНИЕ В ОДНУ КОНФЕДЕРАЦИЮ

 

Формирование нациями своего рода общества произойдет в один прекрасный день само по себе и в силу того же закона, который вызывает возникновение власти в каждом государстве, власти, более или менее общей, уполномоченной формулировать и применять естественный закон, определяющий развитие этой ассоциации государств.

И хотя это правительство всего человечества, или его наиболее цивилизованной части, ни в коем случае не будет создано по образу и подобию правительства какого-либо из государств, подразделяющегося на три общеизвестные вла-

 

202

 

сти ¹, однако из этого вовсе не следует, что оно не возникнет в какой-то другой форме, соответствующей характеру этого своеобразного общества.

Народы, вероятно, не увидят Соединенных Штатов Европы; тем менее можно ожидать возникновения Соединенных Штатов Мира, образованных по примеру Соединенных Штатов Америки, ибо европейские нации не являются фрагментами какого-то одного народа, который говорит на одном и том же языке, придерживается одного и того же строя, имеет одинаковое законодательство, а равно одинаковое происхождение и историческое прошлое, как это произошло с Соединенными Штатами Америки.

Испания не превратится в некую разновидность Пенсильвании, Италия не станет неким Мичиганом, Франция не будет каким-то Нью-Йорком, Португалия — неким Массачусетсом, а Россия не станет каким-то Теннесси, и так далее. Однако из этого еще не следует, что Европа окажется неспособной к единству, что облегчило бы установление единого органа власти, освобождающего каждое государство от ненавистной и тягостной роли вершить правосудие по-своему, взяв на себя одновременно самые противоречивые и невероятные роли тяжущейся стороны, судьи, свидетеля и палача своего личного врага.

И хотя учреждение беспристрастной власти, которая стала бы судить от имени всего мира,

—————

¹ Имеются в виду три основные функции государственной власти, — законодательная, исполнительная и судебная. — Прим. перев.

 

203

 

чуждого спору двух государств, представляет собой трудную проблему, способы решения которой еще трудно предугадать, это отнюдь не дает основания возводить в некое регулирующее и постоянное право то, что по сути своей является лишь отрицанием права или его вопиющим и преступным нарушением.

Если война является правом, то его осуществление не следует оставлять стороне, заинтересованной в том, чтобы злоупотребить им, иначе все обратится в бессмыслицу.

Как уголовное наказание за преступление, как защита поруганного права, как средство восстановления понесенного убытка, как превентивная гарантия того, чтобы не допустить неизбежного ущерба, война, если она будет принята как международное право, должна вестись лишь обществом всего человеческого рода, но не заинтересованной стороной.

Там не уважают право, где нет правосудия, служащего средством его осуществления; там нет правосудия, где нет судьи; там нет судьи, где отсутствует беспристрастность, и не может быть беспристрастности там, где нет прямой и непосредственной незаинтересованности в конфликте.

 

XII

МЕЖДУНАРОДНЫЕ СУДЫ

 

С этого времени крупными шагами, ведущими к объединению (которое всегда будет оставаться многообразным) человеческого рода и формированию органов власти, осуществляющих юридическую суверенность в решении частных

 

204

 

конфликтов между отдельными членами этого общества (эти конфликты пока все еще решает материальная сила тяжущихся), являются следующие.

Прежде всего — создание больших континентальных единиц, которые будут представлять как бы секции центральной всемирной власти. Разделение земного шара — общей родины человечества — на огромные и отдельно существующие континенты уже предопределяет, каким образом должны быть созданы органы всемирной власти на этих огромных территориях, населенных многочисленными национальностями. Естественно, что по меньшей мере формирование этих огромных континентальных или зональных союзов будет предшествовать созданию единой центральной власти всего человечества, равно как объединение каждой нации предшествует всемирному объединению, что ожидается с тех пор, как Гроций стал истолковывать международное право как право человечества, рассматриваемого во всей его совокупности.

Идее единого человечества, или всемирного народа, должна предшествовать идея европейского союза, или Соединенных Штатов Европы, а равно Союза американского мира или чего-либо похожего, скажем, на внутреннее и внутригосударственное деление совокупности человеческого рода на континентальные зоны, совпадающие с демаркационным делением земного шара, этой общей родины человечества. Естественное развитие человечества дает основание уже ныне предвидеть более чем вероятное будущее, выраженное хоти бы в та-

 

205

 

ких терминах, приходящих интуитивно на ум, как, например, Соединенные Штаты Европы, Континентальная империя или монархия, Союз американского мира и тому подобное.

Другим шагом на пути к централизации человечества для управления его делами послужит проведение континентальных конгрессов, какие собирались в Европе и Америке в начале этого века¹. Правда, между конгрессом и установлением общей власти лежит огромная дистанция, однако неоспорим тот факт, что центральная власть какой-либо страны в Америке или Европе создавалась так: представители или представительства различных областей собирались вместе, чтобы обсудить и найти некую основу для постоянного союза.

Именно этим международным конгрессам или парламентам обязаны общие договоры, которые до сих пор служат основными законами или межнациональными конституциями стран Европы и обеих Америк.

Такие конгрессы фактически имеют место; они даже постоянны, хотя по своей внешней форме и не являются конгрессами — мы имеем в виду различные дипломатические корпусы, которые сформированы и аккредитованы при каждом из великих правительств мира. Не образуя и не составляя никакого корпуса, такая случайная конгрегация представителей различных государств мира непроизвольно получила название корпуса — и в конце концов в силу необходимости возьмет на себя задачу дать миру некие постоянные органы власти для

—————

¹ То есть XIX века. — Прим. ред.

 

206

 

рассмотрения возникающих конфликтов и упорядоченного, мирного, цивилизованного разрешения этих конфликтов, которые ныне отнюдь не разрешаются, а обрываются орудийными залпами.

Эти дипломатические или международные корпусы представляют собой все человечество, сосредоточенное в каждой стране для того, чтобы обсуждать дела между государствами.

Часто в своем лоне они проводят конференции или своего рода конгрессы, разрешая или предупреждая те конфликты, которые могут перерасти в кровопролитие.

Тогда, когда суверенные члены этих международных корпусов получат двойные верительные грамоты, одни — для представления правительству той страны, где они аккредитованы, и другие — для вручения соответственно один другому, подобное сотрудничество в силу обстоятельств сможет играть роль международных судов, призванных выносить решения, во имя интересов человечества или во имя права, признанного большинством наций, по частным конфликтам, которые могут угрожать спокойствию всех или должному соблюдению права, покровительствующего всем.

 

XIII

МОРЕ — ОБЩАЯ РОДИНА НАЦИЙ

 

Другим инструментом объединения человечества служит море с пригодными для навигации реками, вливающимися в него.

 

207

 

«La mer c'est le marché du monde» ¹, — сказал Теодорэ.

Море, представляющее две трети нашей планеты, является общей территорией человечества.

Оно свободно как в своей совокупности, так и в своих частях, то есть на всех прилегающих к суше, а также окруженных сушей морях и на судоходных реках, простирающихся, будто его ветви.

Препоны, веками препятствовавшие его свободе, отдаляли воцарение мира на земле, задерживали нации в изоляции, мешавшей развитию цивилизации, что не позволяло им установить общее правление, предвиденное гением Гроция, Руссо, Канта, Бентама и многих, многих других.

Море соединяет Старый и Новый свет и никоим образом не разделяет их.

Географические исследования и недавние открытия в области моря дополнили открытия на суше, — и море стало общей и возлюбленной родиной всех наций.

По морским просторам идут корабли, груженные мировыми сокровищами, приводящими в движение торговлю; поэтому море требует, чтобы на его поверхности царило то же право, которое покровительствует частной собственности на земле.

Подавление корсарства — это полугарантия; запретив пиратство частных лиц, оно сохранило за правительствами право на пиратские акции, на захват судов.

—————

¹ «Море — рынок мира». — Прим. перев.

 

208

 

XIV

МОРЕ — МОСТ МЕЖДУ НАЦИЯМИ

 

Разделенные морем — говаривали древние, ибо они не были мореплавателями. Объединенные морем — выражение наших современников, поскольку море — это мост, соединяющий берега, где живут современные народы, народы-мореходы.

Пар не только покорил сушу как пространство, но и море. Будто птица, человек освободился от оков суши и моря, пересекая пространство чуть ли не с быстротою ветра.

Пар объединяет народы, потому что он объединяет территории и страны.

Пар — это рычаг христианства. Только пар превратил нашу землю в единое и общее жилище человечества; а христианство провозглашает родной семьей всех, кого пар собрал воедино.

Современная торговля со всеми видами кредита, со своим чудодейственным векселем, который делает возможным обменивать капиталы одной нации на капиталы другой, не трогая их с места; со своими банками, международными займами, со своей универсальной валютой, которой являются золото и серебро, со своими мерами веса и длины, тяготеющими к такому же единообразию, как цифры в арифметических подсчетах, со своими каналами и железными дорогами, телеграфом, почтой, со своими новыми свободами, своими соглашениями, своими консулами, этот самый могущественный помощник, служащий делу объединения и союза человечества, а также религия и наука

 

209

 

создают единую семью из народов, живущих на одной планете, служащей им общим пристанищем.

 

XV

МОЖНО СОЗДАТЬ ОБЩЕСТВО ЦИВИЛИЗОВАННЫХ

НАЦИЙ

 

Международное право останется пустым звуком, пока не возникнет какой-то орган международной власти, способный воплотить это право в закон, а затем этот закон претворить в жизнь. Иными словами, произойдет то, что произошло бы с гражданским кодексом какого-то государства, в котором отсутствует правительство и гражданские власти: он стал бы лишь неким катехизисом морали или религии, — тем, чем в настоящее время является кодекс вежливости или правила хорошего поведения — закон, которого либо придерживаются, либо нет, по своему усмотрению. Каждый дом, каждая семья, каждый человек должен был бы жить вооруженным, чтобы заставить уважать свои права собственности, свою жизнь, свободу и тому подобное.

Таким образом, проблема международного права заключается не в изучении его принципов и предписаний, а в установлении такой власти, которая обнародовала бы их и заставила выполнять их как закон.

Однако такая власть никогда не будет существовать и не сможет существовать, пока не появится некая ассоциация, которая создаст из всех наций своего рода огромное и сложное государство, столь же обширное, как

 

210

 

все человечество, либо по меньшей мере как население континентов, на которые подразделяемся земля, служащая общим кровом всему роду человеческому. Власть и ассоциация — это два факта, из которых первый является логическим и естественным результатом второго. Какое-то общество может существовать без правительства, хотя его существование будет не блестящим, но правительство никоим образом не может существовать без общества или нации.

В обществе, составленном из всех наций, власть возникнет сама собой, как естественное и неизбежное завершение формирования этого общества, вызванное необходимостью закрепить и заставить выполнять право — жизненный закон каждого человеческого общества.

Весь вопрос заключается в том, существует ли уже сейчас это общество наций, пусть даже в эмбриональном виде, или нет еще даже его признаков.

Но еще до этого вопроса возникает другой: могут ли сформировать единое тело нации, на которые распылилось человечество, если пространство отделяет их одну от другой, превратив их, по сути дела, в какие-то островки, затерянные на огромном пространстве нашей планеты?

Пространство, разделяющее между собой народы, составляющие Российскую империю, чрезвычайно велико по сравнению с пространством, разделяющим государства Западной Европы, и если это пространство не препятствует политическому единству России, так по-

 

211

 

чему же оно должно мешать межнациональному единству европейских государств?

Подтверждением того, что ассоциаций цивилизованных наций может существовать и представлять собой своего рода сложный союз, служит тот факт, что в действительности подобная ассоциация уже существует, хотя пока еще в незаконченной форме.

Никто не скажет, что юридические и социальные отношения между каким-то французом и каким-то англичанином схожи с отношениями людей, пребывающих в естественном состоянии, скажем, с отношениями между диким индейцем Пампы и диким индейцем Араукании. Первые связаны многочисленными принципами, интересами, обычаями и законами, которые образуют целый кодекс, или, что, по сути дела, является тем же, целый социальный и политический строй, который можно считать неким единым телом, составленным из двух элементов. Мои слова об англичанине и французе в равной степени относятся к представителям любой из европейских наций.

Такая ассоциация обществ еще не образована, но уже находится в процессе формирования, и этот процесс завершится, но уже в более совершенной форме, чем это происходило до сих пор, в силу воздействия естественного закона, который заставляет все народы двигаться в направлении к высшей фазе их социальной и коллективной жизни, первой ступенью которой является семья, а последней — человечество.

Сама же наука международного права, далекая от того, чтобы быть причиной и источни-

 

212

 

ком этого единства наций, является лишь результатом и признаком его.

Нации сближаются и объединяются друг с другом не по совету Альберико Джентиле или Гуго Гроция, а в силу веления их обоюдных интересов и инстинктивных импульсов разума, а также в силу своего общественного характера.

Свет знания содействовал этому сближению, но более, чем так называемая наука международного права, этому способствовали физические и моральные науки, которые нашли средство сближения народов между собой в целях создания великой ассоциации, составляющей цивилизованный мир.

Вот эти-то труженики единения рода человеческого и являются подлинными отцами и созидателями международного права — во всяком случае, они сделали больше, чем ученые и публицисты, занятые записыванием уже существующего и действующего закона, согласно которому создаются и существуют общества людей.

 

XVI

СОЗИДАТЕЛИ ВСЕМИРНОГО НАРОДА

 

Для того чтобы дать представление о фаланге тружеников, косвенно помогающих спаданию международного права, а так же о тех, кто прилагает непосредственные усилия в деле объединения человеческого рода, и, прежде чем привести имена Альберико Джентиле и Гуго Гроция и Кº, мы должны упомянуть о неведомом изобретателе компаса;

 

213

 

о Христофоре Колумбе, открывшем Новый свет;

о Васко да Гаме, открывшем морской путь, соединяющий Восток с Западом;

о Гутенберге, изобретателе книгопечатания — железной дороги мысли;

о Фултоне, изобретателе парохода;

о Стефенсоне, изобретателе локомотива, который символизирует всю ценность железной дороги;

о лейтенанте Мори, создателе географии моря — этой части земного шара, соотечественниками и совладельцами которой являются все нации;

о Хъюзе Морзе, благодаря телеграфным аппаратам которого все народы земного шара могут немедленно связаться;

о Лессепсе, новом Васко да Гаме, который заслуживает упоминания за то, что он от ворот Европы проложил путь на Восток, который до этого был открыт де Гамой и проходил вдоль оконечностей Африки;

о Кобдене, уничтожившем таможни, изолирующие более, чем какие-либо Кордильеры и перешейки.

Они и все остальные из их фаланги более активно, чем авторы международного права, участвуют в организации всемирного народа, который должен учредить всеобщую власть, или всемирное правительство, без которого закон наций не будет действеннее, чем любой другой божий или религиозный закон, сколь бы святым и прекрасным он ни был.

 

214

 

XVII

СПЕЦИАЛИСТЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА

 

Кроме торговли и торговцев, международное право не располагает какими-либо другими более активными и действенными тружениками или апостолами, чем гражданские и военные инженеры.

Как те, так и другие управляют естественными силами, чтобы поставить их на службу человеку и удовлетворять его нужды, однако гражданский инженер — это правило, а военный — это исключение, равно как и война — это исключение из естественного мирного состояния.

Инженер прокладывает дороги, возводит мосты, прорывает каналы, сооружает порты и дамбы, строит суда и машины, которые позволяют применить промышленные методы для производства богатств, которыми нации обмениваются меж собой благодаря тому, что инженеры укоротили расстояния и облегчили сообщение.

Своим распространением в мире христианская религия обязана больше инженеру, чем священнику, ибо инженер сближает и физически объединяет людей в едином братстве, которое христианство устанавливает в моральном отношении.

Инженер — это солдат природы, скорое ее офицер, которому поручено командовать ее солдатами, сотворенными самим богом и представляющими вечно активные и воинствующие силы, называемые паром, электричеством, газом, земным притяжением, ветром, водой, теплом, уровнем моря.

 

215

 

Именно они, инженеры, создают из всех наций одну нацию, подразделенную на автономные национальные секции, которые не перестают оставаться членами всемирного народа.

В то время как полководцы делают все для того, чтобы воспрепятствовать наступлению этого события, спасительного для всего рода человеческого, инженеры трудятся над его осуществлением и делают больше, чем самые знаменитые воины, которых помнит история.

Наступит день, когда имена Колумба, Фултона, Уатта, Стефенсона, Брайнта¹, Аркрайта², Ньютона и других заставят предать забвению имена Александра, Цезаря и Наполеона. Воители склоняли человечество к союзу мечом и кровью, то есть жертвуя одними в пользу других, а инженеры послужили осуществлению этой цели путем увеличения удобств и богатств, путем подъема благосостояния, благополучия; они содействовали тому, что человек смог проникнуть во все уголки земного шара.

 

XVIII

ФАКТЫ ПОРОЖДАЮТ ПРАВО

 

Изложить международное право и обнародовать его — это еще не все. Только этим нель-

—————

¹ По-видимому, речь идет о Чарльзе-Хилстоне Брайнте, инженере, проложившем в 1857—1858 годах подводный кабель между Европой и Америкой. — Прим. перев.

² Очевидно, имеется в виду Ричард Аркрайт, создавший в 1768 году бумагопрядильную машину. — Прим. перев.

 

216

 

зя уничтожить беззаконие в практической жизни наций.

В международном праве, как и в любой иной области права, главное заключается не в том, чтобы знать это право, а в том, чтобы проводить его в жизнь как закон и как обычай, — быть может, даже не задумываясь об этом.

С тех пор как право стало способом действия, обычным способом отношения одного человека с другим и одного государства с другим, можно считать, что общие власти, или общее правительство, этих людей или этих государств в известной степени и лучшим образом уже создано. Их общее право — это действующий факт, хотя оно и не записано в каком-нибудь учебнике или в какой-нибудь другой книге, и подобный модус вивенди — это уже способ управления.

И поскольку такой способ управления, заключающийся в инстинктивной практике права, представляет собой необходимость для каждого человека и каждого государства, то право возникает, создается и управляет само собой — до того, как его обсудят и запишут.

Хотя его обсуждают и записывают позже, тем не менее оно уже существует в силу самого действия природы, ибо право — естественный закон, согласно которому много свободных существ сосуществуют вместе, не только не причиняя друг другу ущерба, но и укрепляя друг друга благодаря факту своего объединения и сосуществования.

В такой форме общее правительство наций до известной степени уже существует, как только уважение одних по отношению к соот-

 

217

 

ветствующим правам других входит в привычку практической жизни, в норму поведения.

И если кое-чего еще не хватает этому правительству (в смысле его внешней и материальной формы, то есть его написанного кодекса и его личного состава), то это уж не столь важно для факта его существования.

Однако этот недостаток или эта нехватка не мешает тому, чтобы международное право существовало в лучшей форме, иными словами, как обычай и как традиция, как вторая натура, порожденная необходимостью жить уверенно благодаря взаимному уважению.

То, что это правительство существует в эмбриональном, бесформенном состоянии и не имеет обычной конституции, отнюдь не препятствует тому, чтобы оно существовало и находилось на пути к совершенствованию.

Никто не согласится с тем, чтобы культурные нации жили той жизнью, которую ведут ныне люди в так называемом естественном состоянии, иными словами — в состоянии варварства, и чтобы какой-нибудь француз в отношениях с каким-нибудь англичанином вел себя подобно индейцу Пампы.

 

XIX

СОЛИДАРНОСТЬ НАЦИЙ

 

Может случиться, что международное правительство всемирного народа в какой-то иной форме никогда и не появится на земле. И, быть может, вместо того, чтобы ему создаваться по образу и подобию внутреннего правительства каждого государства, как раз правительству

 

218

 

каждого государства придется претерпеть изменения и сформироваться наподобие правительства мира, превосходного образца self-government, ибо каждое государство будет само вершить все дела и управлять собой.

Иными словами, вместо того, чтобы ожидать, когда каждое государство станет подданным некоей всемирной державы, будет значительно проще, если каждый человек внутри своей страны и в отношении со своими согражданами возвысится до положения державы или государства.

Однако, поскольку невероятна гипотеза о существовании некоей индивидуальной свободы без наличия государства, которое обеспечило бы ее гарантию и покровительство, также невероятна и гипотеза о существовании какой-то идеально независимой нации без наличия более прочного и широкого общества, которое обеспечивает по крайней мере моральную гарантию и покровительство против всякого покушения на ее независимое и суверенное существование.

 

XX

НОВОЕ МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО

 

Идея искать мира и безопасности для каждой нации в ассоциации всех наций, связанных меж собой по тому же образцу, по которому связаны меж собой отдельные граждане, образующие отдельное государство, появилась в умах тех, кто был более способен предвидеть то естественное направление, по которому идет в силу

 

219

 

собственного инстинкта самосохранения и усовершенствования человеческая семья, представляющая нынешний цивилизованный мир. Эта идея нашла убежденных сторонников и защитников в лице Гроция, Генриха IV, Сюлли, аббата Сен-Пьера, Жан-Жака Руссо, Иеремии Бентама, Канта, Фихте, а также виднейших публицистов нынешних лет.

В свое время эту идею принимали за утопию, однако теперь ее считают столь же естественной, столь же реальной и очевидной, как и идею национального общества, согласно которой люди объединяются и живут в рамках какой-то нации.

Проект вечного мира, предложенный Сен-Пьером, подвергся критике, поскольку в третьей статье автор предлагал, чтобы каждая нация сама отказалась применять оружие при разрешении конфликтов, а по четвертой статье строптивое государство должно было быть силой оружия принуждено к выполнению общего международного договора.

Но разве что-либо другое делают люди, объединившись в лоне любой нации? Вступая в общество, каждый из них отказался разрешать свои частные споры по собственному усмотрению, и все они установили, что коллективная сила будет применяться всякий раз, когда надо будет заставить выполнить это решение того, кто его не придерживается.

Война как насилие не является злом, однако насилие обычно несправедливо, когда его применяет тяжущаяся сторона, вместо того чтобы обратиться к беспристрастному судье; однако судья не перестает быть справедливым,

 

220

 

полезным, хорошим, прибегая к силе с целью заставить выполнить свое решение.

Война всех против одного является единственным способом предупредить войну одного против другого, — это применимо как к государствам, так и к отдельным личностям.

Сила будет предположительно справедливой лишь тогда, когда она применяется бескорыстно, а полное бескорыстие ее предположительно только в том случае, когда весь государственный аппарат берет на себя урегулирование разногласий между двумя или более своими членами.

И вот здесь-то международное право превратилось в наибольшее препятствие для самого себя; действительно существующее или договорное международное право было скорее препятствием для естественного международного права. Суть состоит в том, что соглашения заключаются не между нациями, а между их правительствами, разделенными между собой подозрительностью, соперничеством, антагонизмом власти и амбицией.

Договоры или соглашения преследовали целью освятить и гарантировать подобные разделения и были далеки от того, чтобы их устранить. Таков преимущественно смысл и характер договоров о границах и разграничительных рубежах, о торговле и таможенных тарифах и тому подобном.

Вместо того чтобы из всего мира сделать одно целое, подобные соглашения преследовали цель разделить человеческий род на столько миров, сколько существует наций.

Хотя данное — скорее межправительствен-

 

221

 

ное, чем международное — право пыталось разделять в угоду власти каждого правительства и в ущерб власти объединенного мира, оно все же привело к централизации и союзу стран благодаря деятельности торговли, промышленности и науки, а равно благодаря инстинкту общительности, столь свойственной семье человеческой.

Новое международное право, изменяющее и отрицающее прошлое право, явилось естественным следствием изменения, в силу которого нации идут к тому, чтобы взять в свои руки решение собственных судеб, до сих пор управляемых абсолютистскими правительствами.

Новое право, будучи действительно международным, то есть основанным на соглашении между нациями, будет централизующим и объединяющим, в то время как прежнее вело к сепаратизму, ибо народы настолько же заинтересованы в создании единого общественного организма, насколько абсолютистские правительства были заинтересованы в том, чтобы народы были разъединены бесконечными и нелепыми разногласиями. Внутри или вне государств никогда не создавалось иных союзов, кроме тех, что являлись плодом усилий народов, причем они создавались вопреки сопротивлению правительств. И это объясняется весьма просто: любое объединение влечет за собой упразднение одного или более правительств, а никакое правительство не желает исчезать — ни полностью, ни хотя бы частично.

Закон объединения, заставляющий человечество принять такую форму, которая сделала бы возможным существование власти, способ-

 

222

 

ной осуществлять международное правосудие, ныне оставляемое на усмотрение каждого государства, конечно, не приведет к упразднению ныне существующих правительств, однако вызовет ограничение их власти во имя интересов власти общей, которой будет поручено отправление международных функций изъятых из ведения правительств отдельных государств. Так, например, власть провинций уменьшилась с момента образования национального или центрального правительства в пределах каждого государства.

Подчинение или ограничение власти суверена каждой нации в пользу верховной суверенности человечества явится наивысшим выражением политической цивилизации мира, которая до сих пор еще далеко не достигла такой степени осуществления, какая наблюдается во внутреннем управлении цивилизованных стран.

Политическая цивилизация мира предусматривает постепенное уменьшение суверенности каждой нации и постепенное превращение ее во внутреннюю, местную власть по сравнению с великой властью всех стран, организованных в обширной ассоциации, предназначенной для того, чтобы гарантировать существование каждой национальной суверенности к порядке компенсации за ту утрату, которую ей пришлось понести в силу исключительной необходимости.

Правильнее было бы сказать, что никакой потери здесь нет, ибо то, что кажется потерей, представляет собой изменение порядка осуществления власти, которая всегда сохраняет свою специфическую и присущую ей, так сказать, целостность.

 

223

 

Великая ассоциация, внутренними и подчиненными членами которой становятся государства, имеет своей задачей гарантировать и обеспечить власть, которую, как это кажется на первый взгляд, она у этих государств урезала.

Равно как в отношении свободы личности, пределом независимости каждого государства является независимость других государств.

 

XXI

ОСНОВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ВЕЛИКОГО ОБЩЕСТВА НАЦИИ

 

До того, как человечеству удастся образовать единую и обширную ассоциацию, будет вполне естественно, если организуются другие, достаточно крупные объединения, например на континентах. Уже поговаривают о Соединенных Штатах Европы, а по другую сторону Атлантического океана говорят об Американском Союзе. Подобные идеи не означают ничего иного, как наиболее практическую или наиболее практически возможную форму международной цивилизации человечества; эта форма начинает существовать в идеях, однако в известной степени эти идеи уже осуществляются на деле, являясь плодом инстинктивных импульсов цивилизованного человечества.

Разве понятие цивилизованное не эквивалентно понятию соединенное, объединенное, связанное между собой?

Не только континенты, но и религиозные верования и расы станут элементами, которые обусловят великое географическое разделение человечества на большие международные секции, о которых мы только что говорили.

 

224

 

Таким образом, христианство сформирует один мир, или большую международную организацию; другой мир будет создан магометанскими народами; третий мир образуют те, кто исповедует религии Индии.

Для достижения общности мнения, на чем зиждется закон, необходима общность языка, исторического происхождения, вероисповедания и обычаев.

 

XXII

ПУТИ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО СБЛИЖЕНИЯ

 

Все, что помогает и содействует объединению и централизации человечества, способствует созданию международного судьи.

Так, например, открытие Суэцкого канала, соединяющего страны Востока со странами Средиземноморья, служит делу создания мирового правосудия больше, чем все международные договоры, и дипломат Лессепс, предложивший и осуществивший этот проект, сделал для международного права больше, чем все конгрессы королей. Даже императорам пришлось сблизиться и объединиться под влиянием деятельности Лессепса, направленной на международное объединение.

 

 

Глава XI

ВОЙНА ИЛИ ЦЕЗАРИЗМ В НОВОМ СВЕТЕ

 

I. Состояние войны — это абсурд для Южной Америки. — II. Поклонение войне в Южной Америке. — III. Естественные факторы истории. — IV. Культ полководцев фальсифицирует историю. — V. Барды войны и военные вожди. — VI. Внешняя война и внутренняя свобода. — VII. Войны в Южной Америке. — VIII. Военная слава оплачивается свободой. — IX. Война в Южной Америке — это преступление против цивилизации. — X. Свободный торговый обмен будет способствовать установлению мира на земле.

 

I

СОСТОЯНИЕ ВОЙНЫ —

ЭТО АБСУРД ДЛЯ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ

 

Ни одной из обычных для Европы причин войны в Южной Америке не существует. В шестнадцати ее республиках население говорит на одном и том же языке, принадлежит к одной и той же расе, исповедует одну и ту же религию, имеет один и тот же государственный строй, одну и ту же систему мер и весов, одно и то же гражданское законодательство, одни и те же традиции — и каждая из республик располагает территорией в пятьдесят раз большей, чем это ей необходимо для жизни. Несмотря на столь редкое и счастливое еди-

 

226

 

нообразие, Южная Америка является классической землей войны, и войны здесь процветают настолько, что стали обычным явлением, некоей разновидностью формы правления; они настолько слились со всеми другими явлениями нынешней жизни южноамериканских стран, что никому и в голову не приходит, что война может быть преступлением.

Южной Америке лишь недоставало книги, в которой проповедовалось бы, что война — это цивилизация, и вот такую книгу, в известной мере одобренную и даже увенчанную славой благодаря заботам друзей мира в Париже, Южная Америка только что приобрела. Аббат Сен-Пьер был выкинут из Академии за то, что проповедовал вечный мир; Кальво ¹ вошел в Академию благодаря своей апологии войны. И однако если и есть на земле такое место, где война является особо тяжелым преступлением, так это Южная Америка, ибо ее условия гомогенности лишают войну всякого основания, а, кроме того, война препятствует удовлетворению острой необходимости этого пустынного, как и Северная Америка, континента в заселении его иммигрантами из цивилизованной Европы, которые не желают ехать туда, где бушует пожар войны. Лжепрестиж войны в Южной Америке объясняется особой причиной, а именно: великим делом цивилизации, совершенным южноамериканцами в нынешнем веке — революцией и войной за независимость.

—————

¹ Кальво, Карлос (1824—1906) — аргентинский публицист, специалист по международному праву. — Прим, ред.

 

227

 

Хотя борьба за независимость имела другие естественные причины, которые всем хорошо известны, однако и ныне война продолжает пользоваться прежним почетом, который обольщает народы Южной Америки.

Война, которая ставила своей целью добиться освобождения от власти извне, то есть добиться автономии и независимости латиноамериканских народов от власти Европы, переродилась в то, что позднее стало иметь целью или предлогом завоевание внутренней свободы. Однако поскольку обе эти свободы не завоевываются одним и тем же способом, то пытаться завоевать внутреннюю свободу с помощью войны вместо того, чтобы искать ее на путях мира, это все равно, что заставить землю выращивать пшеницу, постоянно встряхивая и взрыхляя почву, то есть препятствуя тому, чтобы она дала урожай.

Война смогла в короткий срок уничтожить испанское правление в Америке, — и это понятно. Но ни в коем случае она не может достичь равного эффекта в деле создания свободного правительства, ибо свободным правительство будет тогда, когда сама страна управляет собой; а самоуправление — это воспитание, привычка, это — жить, познавая свободу.

Непрекращающиеся гражданские войны имели в Южной Америке своим естественным результатом исчезновение внутренней свободы, а в странах с наиболее бурной историей — почти полное исчезновение их внешней свободы, то есть их независимости.

Только два государства сумели добиться внутренней свободы, и это именно те государст-

 

228

 

ва, которые стремились к ней и добились ее исключительно благодаря миру, который установился в них со дня завоевания независимости. Чили и Бразилия подтвердили в Южной Америке правильность того, что продемонстрировала нам Северная Америка еще шестьдесят лет назад, а именно: мир основной залог великой свободы, а мир и свобода — залог великого процветания.

 

II

ПОКЛОНЕНИЕ ВОЙНЕ В ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ

 

Когда свобода не служит предлогом для войны, то им становится национальная слава, национальная честь.

Поскольку Южная Америка не сделала никакого иного вклада в дело общечеловеческой цивилизации, кроме войны за свою независимость, то единственной славой, которая там существует, является военная слава, а великими людьми являются только великие полководцы.

Никаким открытием, как открытие Франклина, открытие Фултона, изобретение электрического телеграфа и прочие открытия, чем цивилизованный мир обязан Северной Америке, не прославилась до сих пор Южная Америка. Ни в области естественных наук, ни в области промышленности, ни в какой иной области человеческого знания южноамериканцы не обрели славы, которую можно было бы назвать всемирной.

Круг великих людей Южной Америки ограничивается великими полководцами времен

 

229

 

войны за независимость. Быть может, лишь Чили было бы исключением, однако и там полководцам ставят статуи и воздают им такие почести, каких, пожалуй, не удостаивались чилийские великие граждане, более достойные уважения, чем эти великие полководцы, поскольку южноамериканская независимость является скорее продуктом общей цивилизации нынешнего века, чем результатом слепого успеха, одержанного в двух или трех битвах.

Ничто не может служить действенней интересам мира в Южной Америке, чем уничтожение этих фальшивых военных идолов путем изучения и популяризации подлинной истории борьбы за независимость южноамериканских стран, написанной с точки зрения общих и естественных причин, ее породивших.

То, что являлось логическим и естественным результатом потребностей и интересов цивилизации, было приписано деятельности известного числа людей вследствие невежества и язычества тех, кто видит лишь руку человека там, где на самом деле действует рука божья, то есть где наблюдается естественный ход событий. Это объясняется и национальным тщеславием и эгоизмом семей лжегероев, ради славы занявших место аристократических семейств, свергнутых во имя демократии.

С точки зрения некоторых истолкователей истории Южная Америка до сих пор прозябала бы под властью Испании, если бы по воле случая не родился некий Бельгрáно, некий Сан-Мартин, некий Болúвар ¹ и так далее.

—————

¹ Мануэль Бельгрáно (1770—1820) и Хосé де Сан-Мартин (1778—1850) — виднейшие руководители борь-

 

230

 

Если эти полководцы действительно вырвали Южную Америку из-под испанского владычества, то эту потерю Испания должна была бы приписать побежденным противникам, однако этого она не делает. Испания, которая лучше, чем кто-либо, знает, кому она обязана потерей Южной Америки, всячески остерегается приписать ее Тристану, Песуэле, Осорио, Ласерне, Оланьете ¹, получившим даже повышение в чинах в виде вознаграждения за понесенные жертвы и свою бездарную службу, что особенно проявилось в сражениях при Майну, Тукумане, Айакучо ² и т. д., закончившихся их поражением.

—————

бы аргентинского народа против испанского владычества. Симон Боливар (1783-1830) — национальный герой Венесуэлы, возглавлявший революционные силы венесуэльских патриотов, которые действовали в северной части Южной Америки против испанских войск. — Прим. перев.

¹ Испанский генерал Пио Тристан командовал королевскими войсками, сражавшимися против аргентинских революционно-освободительных армий, и потерпел поражения в битвах при Тукумане (1812 год) и Сальте (1813 год). Хоакин де ла Песуэла (1761 — 1830) командовал испанскими войсками в Верхнем Перу, был капитан-генералом и вице-королем Перу. Генерал Мариано Осорио командовал испанскими роялистами в Чили. Ласерна (точнее де ла Серна), Хосе Руперто Луис (1785—1823) — испанский генерал-лейтенант, сражался против патриотов в Чили, Перу и Венесуэле. Оланьета командовал испанскими силами, брошенными против аргентинских партизан Мартина Гуэмеса на Севере Аргентины. — Прим. перев.

² В битве при Майпу в Чили 5 апрели 1818 года Сан-Мартин нанес поражение силам испанцев под командованием генерала Осорио. Под Тукуманом, на севере Аргентины, 24 сентября 1812 года Бельграно

 

231

 

Ягода упала, как только созрела и потому что созрела,— сказал Сааведра ¹, военный руководитель Майской революции в Буэнос-Айресе, который не хотел объявлять о выходе из игры Бурбонов, пока не узнал, что в Испании они уже убраны со сцены Наполеоном.

Вся философия истории борьбы за независимость Южной Америки сформулирована в этих словах генерала Сааведры.

 

III

ЕСТЕСТВЕННЫЕ ФАКТОРЫ ИСТОРИИ

 

То, чего не сделал бы Сан-Мартин, сделал бы Боливар; если бы не было некоего Боливара, так был бы некий Сýкре, а за отсутствием Сýкре ² был бы некий Кордоба ³, и так далее. Когда для проведения в жизнь того или иного

—————

разгромил испанскую королевскую армию под командованием генерала Тристана. При Айакучо, в Перу, 9 декабря 1824 года южноамериканские патриоты окончательно разгромили остатки испанских королевских войск в Южной Америке. — Прим. перев.

¹ Корнéлио де Сааведра (1759—1829) — командующий вооруженными силами в Буэнос-Айресе, присоединился к патриотам в дни революции 25 мая 1810 года; был председателем первого национального аргентинского правительства — Революционной хунты. Возглавлял крыло консерваторов среди деятелей Майской революции. — Прим. перев.

² Антонио Хосé де Сукре (1793—1830) — военный и политический деятель Венесуэлы, активный участник национально-освободительного движения в Южной Америке против испанского владычества.

³ Хосé Марúа Кóрдоба (1800—1829) — военный деятель Колумбии, участник национально-освободительных войн. — Прим. перев.

 

232

 

закона, направленного на усовершенствование и прогресс, нужен исполнитель, то плодовитое человечество обязательно выдвинет кандидатуру и не столь уж важно, под каким именем.

Не придавать великим принципам и высшим интересам значения общих и естественных причин прогресса, управляющих миром и ведущих его к лучшему будущему, лишать их естественной роли, которую слепота скудоумия и язычества отнимает у них и приписывает некоторым людям, значит возводить людей в категорию первопричин и принципов, то есть не признавать и упускать из виду прочные основы, на которых зиждется прогресс человечества и которые должны оставаться непоколебимыми и прочными основами его веры.

 

IV

КУЛЬТ ПОЛКОВОДЦЕВ ФАЛЬСИФИЦИРУЕТ ИСТОРИЮ

 

Нельзя одновременно считать, что война является преступлением, и вместе с тем причислять к лику святых полководцев — зачинщиков и исполнителей этого преступления; в равной степени невозможно обожествлять полководцев, предположительно не причисляя к лику святых и войну. Я вовсе не хочу считать солдата преступником лишь по той причине, что война является преступлением. Мы хорошо знаем, что зачастую солдат становится жертвой — и в том случае, когда он убивает, и тогда, когда его убивают. Зачастую он играет роль исполнителя приказов сверху: как бы уголовное правосудие ни свершалось, палач всегда невиновен, выполняя свою злосчастную

 

233

 

роль. Почти всякий раз и офицер находится в таком же положении, что и солдат. Однако по мере того, как повышается ранг офицера, его ответственность за войну как преступление или как правосудие повышается.

Для того чтобы по достоинству оценить войну, надо вначале взглянуть, кто же ее полководцы.

Войны за независимость Южной Америки, не имея ничего общего с преступлением, были великим актом правосудия со стороны наших стран.

Однако это правосудие свершилось как следствие пробуждения общественного мнения Америки, в силу естественных потребностей цивилизации, в силу самопроизвольного хода событий, управляемых законами, согласно которым свершается прогресс человечества, но отнюдь не в силу инициативы и деятельности какого-нибудь полководца. Честь этой войны принадлежит всей Южной Америке, сумевшей понять переживаемую эпоху и не отставать от нее.

Проверим же достоверность этой истины путем изучения первой славы Аргентины; как о том свидетельствуют статуи, это — выражение культа, с помощью которого последующие поколения народов воздают почести своим великим слугам, Аргентина превратила солдата в свою первую славу. Солдат может быть достоин славы, как Вашингтон, однако слава Вашингтона — это не слава войны, это слава свободы. Тот народ, у которого каждый новый гражданин формируется по образцу Вашингтона, будет не народом солдат, а народом вели-

 

234

 

ких граждан, народом подлинных патриотов. Однако может ли Сан-Мартин стать прототипом патриотов, в которых так нуждается Аргентинская республика, чтобы приравняться к Соединенным Штатам? Этот вопрос имеет особое значение в деле воспитания молодых поколений и является великой проблемой длительного и прочного, если не вечного мира.

Сан-Мартин, родившийся в Рио де Ла-Плата, получил образование в Испании — метрополии его родины, которая в ту пору была испанской колонией. Посвятив себя военной карьере, он прослужил восемнадцать лет делу абсолютистской монархии — под знаменами Бурбонов и даже защищал их, выступая против либеральной пропаганды французской революции 1789 года.

В 1812 году, спустя два года после Майской революции в Рио до Ла-Плата¹, Сан-Мартин, руководствуясь не любовью к родной земле, а советом некоего английского генерала — одного из тех, кто хотел освобождения Южной Америки в интересах британской торговли, прибыл в Ла-Плату и вступил в патриотическую армию, имея чин старшего сержанта испанской армии. Первым актом его политической деятельности было образование некоей ложи, или тайного общества, что само по себе было бесцельно, так как спустя два года после начала освободительной революции все могли совершенно открыто действовать, проповедовать и распространять свои идеи. За формированием

—————

¹ Имеются в виду революционные события в Буэнос-Айресе 25 мая 1810 года, положившие начало национально-освободительной борьбе в вице-королевстве Ла-Плата против испанского гнета. — Прим. перев.

 

235

 

ложи последовала смена правительства, направленная против организаторов патриотической революции, которые, естественно, были заменены сторонниками ложи. Уже от этого нового правительства Сан-Мартин получил чин генерала и принял командование патриотическими армиями, направленными на освобождение аргентинских провинций Верхнего Перу ¹, занятых испанцами. Прибыв в Тукуман, Сан-Мартин не счел разумным атаковать с фронта испанские армии, которые только что разгромили генерала Бельграно на севере Аргентины, территорию которой они еще удерживали. Предпочитая другой план — атаковать противника с тыла, то есть со стороны Лимы, Сан-Мартин с этой целью направился в Чили, к тому времени (1813 год) уже очищенное от испанцев. Для того чтобы подготовить вооруженные силы, Сан-Мартин назначил самого себя губернатором соседней с Чили провинции Мендоса и уже было поехал туда, чтобы занять этот пост, когда испанцы внезапно восстановили свою власть в Чили. Это срывало проект Сан-Мартина, который чрезвычайно активно поддерживали чилийские патриоты, нашедшие убежище на аргентинской земле. Во главе небольшой союзной чилийско-аргентинской армии Сан-Мартин пересек Анды и, захватив врасплох испанцев, разгромил их в битве при Чакабуко 12 февраля 1817 года.

Спустя год, 5 апреля 1818 года, ему пришлось дать бой при Майпý; тогда он уже воз-

—————

¹ В эпоху испанского владычества так называлась Боливия. — Прим. перев.

 

236

 

главлял армию в восемь тысяч человек, которой роялисты не смогли противостоять. Вот эта битва и принесла Сан-Мартину славу. В результате боя при Майпу было освобождено Чили, однако испанцы по-прежнему владели аргентинскими провинциями на севере. Миссия Сан-Мартина сводилась к тому, чтобы освободить эту часть родной земли от испанских захватчиков. Для этого он отправился в Перу. Чили для него стало путем в Перу, а Перу было путем в аргентинские провинции Десагуадеро — единственную цель его кампании.

В 1821 году во главе союзных экспедиционных войск Сан-Мартин вступил в Лиму, поднявшуюся против испанцев, и занял ее как освободитель, однако без какой-либо борьбы. Далее — вместо того, чтобы продолжать военный поход до полного освобождения аргентинской земли, которую все еще занимали испанцы, Сан-Мартин принял на себя гражданское и политическое управление Перу и стал править этой страной, хотя она и не была его родиной. Поскольку испанцы оккупировали юг Перу, то Сан-Мартин вознамерился увеличить территорию находившейся под его командованием страны путем аннексии Эквадора, который, с другой стороны, привлекал внимание Болúвара, желавшего расширить территорию Колумбийской республики. Подобное соперничество, ничего общего не имевшее с освободительной войной, сделало бесплодной встречу Сан-Мартина и Болúвара в Гвайякúле ¹. Пока дли-

—————

¹ Встреча Хосе де Сан-Мартина и Симона Болúвара состоялась в эквадорском городке Гвайякúле 26—27 июля 1822 года. — Прим. перев.

 

237

 

лась эта встреча, народной революцией был свергнут Монтеагýдо ¹, которому Сан-Мартин передал свои правительственные полномочия в Лиме. Разочарованный всем этим, Сан-Мартин не только отрекся от управления Перу, но и отказался командовать союзной армией, бросив ее в самый разгар военного похода и оставив северные провинции Аргентины под властью испанцев; Боливар освободил эти провинции в битве при Айакучо в 1825 году, вследствие чего они перестали быть аргентинскими и вошли в состав Боливийской республики. Прошло каких-то десять лет (почти половина того времени, что он отдал службе Испании), и Сан-Мартин, оставив в 1822 году Южную Америку, переехал в Европу и поселился в стране, управляемой Бурбонами, власть которых он так и не смог уничтожить в своей стране; умер он в 1850 году в эмиграции, в трех тысячах лигуа от родины.

Что же он сделал перед смертью со своей шпагой, прославленной при Чакабуко и Майпу? По завещанию он оставил ее генералу Росасу ²

—————

¹ Бернáрдо Монтеагýдо (1785—1825) — активный участник национально-освободительной борьбы аргентинского народа против испанского владычества. — Прим. перев.

² Хуан Мануэль де Рóсас (1793—1877) — аргентинский реакционный политический деятель, крупный помещик. В Майской революции 1810 года и национально-освободительной войне не участвовал. В 1829 году был назначен губернатором Буэнос-Айреса с чрезвычайными полномочиями, а затем стал полновластным диктатором страны, показав себя врагом аргентинского народа. В 1852 году, после разгрома в гражданской войне, бежал в Англию. — Прим. перев.

 

238

 

за его сопротивление веяниям либеральной Европы, где сам он предпочел жить и умереть, той Европы, где ныне нашел себе приют его наследник — генерал Росас вместе с наследством — шпагой Сан-Мартина, которая не смогла спасти Росаса от разгрома и изгнания. Генерала Росаса разгромили и изгнали из страны его же соотечественники, его земляки, а не Европа, давшая приют Сан-Мартину, Росасу и шпаге, изгнавшей европейцев из Чили.

Сомнительно, чтобы даже Плутарх мог понять, почему из всех блестящих воинов прошлого аргентинской молодежи предлагают именно этого полководца, как славный образец, достойный подражания.

Я считаю, что доктор Морено ¹, наладивший в 1809 году торговлю Буэнос-Айреса с Англией на основе доктрин Адама Смита, и Ривадавиа², стимулировавший иммиграцию из Европы в Ла-Плату, провозгласивший религиозную свободу, заключивший соглашения по свободному обмену и наладивший народное просвещение, на самом деле гораздо больше достойны статуй, которых им еще не воздвигли, чем какой-то полководец.

—————

¹ Мариáно Морéно (1779—1811) один из руководителей Майской революции 1810 года в Буэнос-Айресе. В 1809 году, будучи адвокатом буэнос-айресских скотоводов, написал работу «Представительство земледельцев», пропагандируя свободную торговлю. — Прим. перев.

² Бернардúно Ривадáвиа (1780—1845) аргентинский политический деятель. Участник национально-освободительного движения, был президентом республики (1826—1827), сторонник иммиграции населения из европейских стран в Аргентину. — Прим. перев.

 

239

 

Я не искажаю исторической правды из-за любви к миру, и те, кто считает меня слишком суровым в отношении оценки Сан-Мартина, изменят свое мнение, если ознакомятся с этим знаменитым человеком по трудам профессора Гейдельбергского университета Гервинуса или с признаниями нынешнего президента Аргентинской республики ¹.

Жизнь Сан-Мартина доказывает две вещи: во-первых, что революция, более возвышенная и великая, чем он, не является его творением, а вызвана причинами высшего порядка; что вот эти-то причины надобно возвести в культ, именно они заслуживают уважения молодежи, вступившей на путь политической деятельности; и, во-вторых, что восхищение Сан-Мартином и подражание ему отнюдь не послужат средством подъема умственного развития и подготовки молодых поколений Аргентинской республики к высокой роли борцов за цивилизацию и свободу Южной Америки.

—————

¹ «Сан-Мартин, — писал мне Сармиенто в 1852 году, — стал жертвой, но его изгнание явилось для него искуплением. Жертвы его насилия и прежде всего тень Мануэля Родригеса поднялись против него и его уничтожили...

Сегодня Росас — изгнанник. Сходство между ними я нахожу в поддержке, оказанной им тирану, как Вы сказали, из чувства отвращения к чужеземному...

Создадим же все-таки наш трибунал истории: будем справедливы, однако перестанем быть панегиристами тех зол, что свершались...

Вечная похвальба нашими историческими персонажами — а все они выдуманы — это бесчестье и проклятие наше...»

 

240

 

V

БАРДЫ ВОЙНЫ И ВОЕННЫЕ ВОЖДИ

 

Чтобы прибить вкус к войне и военной карьере, в Южной Америке бронзовую лирику статуй дополняют лирикой сладкозвучных стихов. Вся поэзия — это военная поэзия, вся аргентинская литература — это отражение военной истории Аргентины. «Аргентинская лира» ¹, собрание наиболее излюбленных произведений народной поэзии, составлена из песнопений героям и воспеваний битв войны за независимость. Образцом для нее послужила испанская поэзия, эта вечная военная эпопея.

Однако хуже всего то, что в подобной страсти к войне всего больше прозы, причем в этой прозе не все порождено патриотическим энтузиазмом. Древо свободы на американском континенте не предназначено украшать сады. Оно похоже на хлебное дерево, которое дает цветы и приносит плоды. Однако фрукты ценнее цветов, особенно для того, кто возводит в культ шпагу. Юноша увлекается карьерой Сан-Мартина, чтобы стать вторым Сан-Мартином. Но поскольку независимость не завоевывается каждый день после того, как она уже завоевана и признана, то предпринимаются войны за внутреннее освобождение, приносящие если и не сан-мартиновскую славу, то по крайней мере сан-мартиновский военный чин. Генеральский чин — это хлеб и положение на всю

—————

¹ «Аргентинская лира» — первое в Аргентине собрание поэтических произведений, составлено Рамоном Диасом и вышедшее в свет в 1824 году. — Прим. перев.

 

241

 

жизнь. Под звуки песнопений против преступных привилегий и преступной пожизненной власти генералы (даже генералы от поэзии) без особого труда уживаются со своим пожизненным генеральством и скромненько наслаждаются жизнью под солнцем республики.

В этом смысле железо меча приносит больше плодов, чем железо орала: оно приносит не только почет и деньги, но и вручает бразды правления. Следуя правилу, что быть свободным — это значит принимать участие в правлении, генералы ищут теплого местечка в правительстве, вдохновляемые (ни больше, ни меньше!) благородным стремлением быть свободным. Однако этот способ быть свободным имеет один недостаток: дело в том, что он несовместим со свободой соперника. Это свобода правящей партии, основанная на подавлении подчиненной партии; или, если сказать точнее, это война в резерве, лишь поджидающая удобного случая, чтобы овладеть положением. Правительство той или иной партии — это не какое-то полное правительство, это лишь полуправительство, представляющее половину страны. Каждый из его актов — это полуакт, иными словами, полузакон, полудекрет, полуприговор, и вся власть его не что иное, как половина подлинной власти, которая заслуживает только полууважения и полупослушания, ибо выражает собой полуправо и полуправосудие.

Либералы шпаги не взлетают к власти одним прыжком: так лишь может показаться. Они поднимаются по величественной лестнице славы, которую они завоевывают в боях, и бла-

 

242

 

годарная победа вручает им кормило правления, то есть свободу делать из побежденного то, что захочешь.

Если поэзия похожа на копье Ахиллеса, то ей предстоит комедией излечить зло, причиненное лирикой.

Поэзия мира нуждается в каком-нибудь южноамериканском Сервантесе, чтобы смехом очистить ее от племени Дон-Кихотов и Санчо, далеких от того, чтобы насилием, то есть тиранией меча, утвердить свободу, и лишь ввергающих эту часть света в варварство, разгоняя ее европейских иммигрантов, отпугивая новых иммигрантов и вместо единой свободы как из рога изобилия сеющих тиранов. Тирании мира, самые чудовищные, кутаются в прекрасные цвета свободы, чтобы с еще большей силой угнетать.

Не бывало еще в Южной Америке такой войны, которая не велась бы «ради великих интересов цивилизации», не бывало и нет такого деспотизма, который не взывал бы к самой святой свободе. Росас оправдывал свою диктатуру стремлением освободить американский континент. Кирога¹ опустошал и заливал кровью аргентинскую землю, якобы во имя свободы, и стал жертвой своей же идеи провозгласить конституцию, как явствует из незабываемой хроники этой страны и что подтвер-

—————

¹ Кирóга, Хуáн Факýндо (1793-1835) аргентинский военный и политический деятель, прибегавший к борьбе с противниками в период гражданских войн и междоусобиц 20—30-х годов XIX века к методам террора. Был убит, как предполагается, агентами Росаса, опасавшегося влияния Кироги. — Прим. перев.

 

243

 

ждается письмом, в котором защитник свободы американского континента доказывает защитнику свободы аргентинского народа, что в Аргентине, дескать, еще не сложились условия, благоприятные для конституции, то есть что она еще не может быть свободной (ибо дать конституцию стране — это значит передать ей управление своими политическими судьбами.).

 

VI

ВНЕШНЯЯ ВОЙНА И ВНУТРЕННЯЯ СВОБОДА

 

Оба этих солдата свободы, говоря словами Вашингтона, а равно их двадцатилетнее военное царствование во имя свободы и были уничтожены другими солдатами свободы, которые вознамерились служить ей лучше, чем предшественники, не меняя, однако, методов, иными словами, действуя всегда мечом и всегда прибегая к войне.

Один из них провел три военные кампании, завершившиеся тремя решающими битвами: при Касéросе, Сепéде, Павóне ¹. Все три сра-

—————

¹ Речь идет об аргентинском военном и политическом деятеле Хусто Хосé де Уркúса (1801—1870). Бывший сторонник диктатора Росаса, он затем перешел на сторону оппозиции, возглавив вооруженную борьбу с Росасом. В битве при Касéросе (1852 год) Уркúса разгромил силы Росаса, бежавшего после этого из Аргентины. Во время гражданской войны между Буэнос-Айресом и Аргентинской конфедерацией, будучи президентом последней, нанес поражение войскам буэносайресцев в битве при Сепéде в 1859 году, но в 1861 году сам потерпел поражение в битве при Павóне от буэносайресцев, что привело к последующему объединению страны. — Прим. перев.

 

244

 

жения, разумеется, были даны во имя свободы. Не изменяя сколько-нибудь сущности поставленной цели, которая, впрочем, так и не была достигнута, три битвы принесли этому герою следующее: первая дала ему пост президента республики, вторая — колоссальное богатство, третья — обеспечение этого богатства. Я не хочу сказать, что таковой была его цель; я просто отмечаю, что таков был результат.

Если бы это не было правдой, то Республика не премировала бы постом президента за верную службу того, кто в 1861 году освободил ее от освободителя 1852 года ¹.

И этот другой, победитель при Павоне, послужил делу свободы своей страны (все еще ожидаемой свободы), предприняв десять кампаний и десять сражений как в пределах своей страны, так и вне ее, против своих и против чужих.

В последней из этих кампаний, которая тянется уже пять лет, Республика потеряла двадцать тысяч человек, шестьдесят миллионов песо наличными, свою репутацию здорового места, подтверждаемую даже ее названием — Буэнос-Айрес² (из-за азиатской холеры), свои архивы, случайно подожженные дважды, и все благосостояние нескольких провинций. Однако виновник всего этого сохранил свою жизнь, получил национальную премию в сто тысяч фран-

—————

¹ Руководивший силами буэносайресцев в битве при Павоне губернатор провинции Буйнос Айрес Бартоломэ Мúтре (1821—1906) вскоре после этой битвы стал президентом Аргентины. — Прим. перев.

² Buenos Aires (исп.) — «хороший воздух». — Прим. ред.

 

245

 

ков и титул герцога от императора, своего союзника ¹.

Что же касается свободы Республики, ради которой велась эта война, то послушаем, что говорит сам зачинщик этой войны о том, что же было выиграно — ведь нет более убедительного свидетельства!.. Смещенный с поста президента, ныне он занят тем, что рисует правительство своего преемника как самую кровавую тиранию, которую когда-либо терпела страна со дня своего образования.

И, несмотря на это, все знают, что его преемник следует тем же методам, ибо продолжает его же освободительную кампанию, которая, согласно его же оценке, не отличается от освободительных кампаний Сан-Мартина и Альвеара² против Бурбонов и Браганса, хотя один из Бурбонов, находящийся в родстве с Браганса, держит знамя Майской революции, идя тропой аргентинской славы.

Со своей стороны мы можем заметить, что свобода, во имя которой президенты Митре и Сармиенто вели войну против Парагвая ³, сто-

—————

¹ Имеется в виду император Бразилии Педру II Браганса, в союзе с которым, а также с Уругваем Митре вел войну против Парагвая. — Прим. перев.

² Карлос Марúа де Альвеáр (1789—1853) — аргентинский военный деятель, прибыл в Аргентину вместе с Сан-Мартином, руководил боевыми операциями против вооруженных сил Бразильской империи в 1827—1828 годы. — Прим. перев.

³ Война против Парагвая была начата в 1865 году, когда президентом Аргентины был Бартоломэ Митре, и окончилась в 1870 году в период президентства Домúнго Фаустúно Сармиенто (1811—1888). Осуждая эту войну, Альберди особенно резко выступал против своих политических противников — Митре и Сармиенто. — Прим. перев.

 

246

 

ила Аргентинской республике в десять раз больше крови и денег, чем вся ее война на независимость против Испании; и если последняя война принесла освобождение страны от испанской короны, то Парагвайская война влечет за собой превращение Аргентинской республики в ленное владение бразильской короны.

Что же касается внутренней свободы, рожденной этими военными кампаниями, то ее полную и точную характеристику дает следующий простой факт: автор этих строк был обвинен правительством своей страны в государственной измене за то, что в своих книгах он осудил эту войну и доказал, что война не может иметь иного результата, кроме как ликвидация естественного союзника республики, и послужит возвеличению ее традиционного противника — Бразильской империи, единственного убежища рабства в Америке ¹.

Автор этого труда был выслан либералами своей страны за преступление, вещественным доказательством которого служат его книги; за то, что он защищал свободу Америки с помощью права, не известного одной из республик, которой угрожает ненасытная империя, стремящаяся уничтожить и захватить своих более богатых соседей — одних как союзников, других как врагов. Для республик Южной Америки столь же опасна ненависть, как и дружба империи, португальской по своему происхождению и населению.

Если бы не империя привлекала их к сво-

—————

¹ Рабство в Бразилии было упразднено лишь в 1888 году, накануне падения монархии. — Прим. перев.

 

247

 

ему союзу, превращая эти республики в некий феод, а они искали союза с империей, то можно было бы сказать, что в политике эти республики более отстали, чем индейцы, населяющие их пустыни. Однако именно Бразилия вовлекает их в свои сети, хотя на первый взгляд кажется, что на это ее толкают они сами, — и они уступают, хотя кажется, что именно они ее побуждают и просят об этом. Подчиняясь течению событий, Митре не мог не стремиться к союзу с Бразилией.

 

VII

ВОЙНЫ В ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ

 

Война либеральной пропаганды — это одно из худших наследий войны за независимость. Общность врага и общность цели, что было отличительной чертой войны, в которой все народы Южной Америки действовали против общего самодержца — испанской власти, привели к следующему: до сих пор каждое из этих государств считает, что в любой войне с любой европейской властью его дело — это дело всей Америки, а война против своего соседа, кем бы он ни был, — это старая борьба за свободу вообще.

Будучи войнами без верной и реальной цели, используя великие идеи былых времен лишь для того, чтобы замаскировать свои эгоистичные и преступные мотивы, пропагандистские войны в Южной Америке более, чем где бы то ни было, противны международному праву, являясь подлинным преступлением против цивилизации Нового света. Ни одному из госу-

 

248

 

дарств Нового света не предоставлена роль повышать уровень цивилизации ему подобных, — это остается за просвещенным Старым светом, который должен поддерживать свободный и тесный контакт со всеми странами Южной Америки и с каждой из них в отдельности.

 

VIII

ВОЕННАЯ СЛАВА ОПЛАЧИВАЕТСЯ СВОБОДОЙ

 

Южноамериканские либералы одновременно хотят добиться и славы и свободы, хотя эти понятия и взаимоисключают друг друга.

Одна из них почти всегда является платой за другую. Зачастую слава оплачивается принесением в жертву свободы, вместо того чтобы завоевать ее. Военная слава — а она по преимуществу бывает военной, — это превозношение какого-то человека, возвеличение его до ранга суверена над другими благодаря национальному энтузиазму, то есть наиболее ослепляющей страсти — национального тщеславия. Само провидение наказывает ту страну, которая создает себе славу путем уничтожения своего противника, и это наказание состоит в утрате ею собственной свободы, иными словами, в передаче ее самоуправления в руки героя, удовлетворившего свое тщеславие.

Если южноамериканская революция имела своей целью свободу, то есть передачу управления государством народу, а не армии, то ничто не может причинить большего ущерба цели революции, чем военная слава, военные привилегии и власть меча, в которых народ совершенно не участвует.

 

249

 

Правительство славы, правительство победы — это правительство без государства, иными словами, правительство без свободы, ибо всякое управление государством без участия в нем населения — это отрицание свободы, свободы в том смысле, как она понималась в Англии, в Соединенных Штатах, в Бельгии, в Швейцарии.

Таким образом, регресс, варварство, угнетение представлены в Южной Америке мечом и военным элементом, который в свою очередь представляет гражданскую войну, превращенную в одну из отраслей промышленности, в источник существования, в постоянный и нормальный порядок вещей (если хаос может быть нормальным явлением).

 

IX

ВОЙНА В ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ —

ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИИ ПРОТИВ ЦИВИЛИЗАЦИИ

 

Война в Южной Америке, каким бы ни был ее предлог и какой бы ни была ее цель, война сама по себе, в силу своих реальных и практических последствий, является контрреволюцией, реакцией, возвращением к худшему положению, чем прежний колониальный режим, иными словами — это преступление против Америки и преступление против цивилизации.

Постоянные войны, таким образом, зачеркивают все, чего добивалась южноамериканская революция, а именно:

Война препятствует созданию отечественного правительства, ибо как раз ее постоянной целью является немедленное уничтожение все-

 

250

 

го, что только что полнилось. Война держит страну в состоянии анархии, этого худшего вида войны — войны всех против всех.

Война сокращает численность креольского и индейского населения и препятствует иностранной иммиграции из цивилизованных стран — это самое тяжкое преступление по отношению к Южной Америке.

Уменьшить население страны это значит выдать ее чужеземному захватчику.

Война — это гибель для сельского хозяйства и торговли; ее результатом в Южной Америке является обнищание и разорение населении; война — источник нищеты, бедности и слабости.

Война увеличивает государственный долг, а возрастающие проценты на займы обязывают население уплачивать огромные налоги, препятствующие прогрессу и благосостоянию страны.

Война порождает диктатуру и военное правительство, приводя к чрезвычайному и ненормальному положению, несовместимому с любой из политических свобод. Законы военного времени, превращенные в постоянные законы, — это похороны любой свободы.

Война ставит под удар независимость государства, потому что она ослабляет страну и заставляет ее идти на вассальные и разорительные союзы с теми державами, которые заинтересованы ее уничтожить.

Война поглощает бюджет страны, лишая поддержки просвещение и промышленность, отказывая в помощи предприятиям и превращая государственную казну в постоянный бенефи-

 

251

 

ций особой аристократии, состоящей из «патриотов», либералов и пропагандистов цивилизации по занимаемой должности и положению.

Война, став постоянным и характерным состоянием страны, выставляет на смех республиканский режим, превращая эту форму правления в объект издевательств всего света.

Одним словом: гражданская или полугражданская война, ныне ведущаяся в Южной Америке и ставшая постоянным институтом и нормальным образом жизни, представляет собой антитезу и оборотную сторону войны за независимость и революции против Испании.

Она настолько низменна по своим целям и разрушительна по своим последствиям, настолько реакционна и дика, насколько война за независимость была великой, благородной, славной по своим мотивам, целям и результатам.

Герои гражданских войн в Южной Америке — чудовищные и отвратительные пигмеи, и никоим образом они не могут быть соперниками Боливара, Сукре, Бельграно и Сан-Мартина.

 

X

СВОБОДНЫЙ ТОРГОВЫЙ ОБМЕН БУДЕТ

СПОСОБСТВОВАТЬ УСТАНОВЛЕНИЮ МИРА НА ЗЕМЛЕ

 

Если вы хотите установить мир между государствами и сделать его вопросом жизни или смерти государств, то предоставьте им возможность зависеть друг от друга ради своего дальнейшего существования, ради своей выгоды и ради своего величия. Каким путем? Путем

 

252

 

полной свободы торговли или обмена своими продуктами и своими достижениями. Тогда мир во всем мире станет для них хлебом насущным, одеянием, благополучием, пищей и воздухом.

Такая обоюдная взаимозависимость ради благородной цели — удовлетворения интересов друг друга, что, однако, не затрагивает суверенитета каждого из государств, — не только отдаляет войну, которая разрушительна для всех, но и приводит все нации к некоему виду всемирного государства, унифицируя и консолидируя их интересы. Вследствие этого будет облегчено учреждение некоей международной власти, предназначенной сменить этот мрачный способ самозащиты при рассмотрении и разрешении международных конфликтов: способ, который, вместо того чтобы дополнить или заменить правосудие, приближается к преступлению, а зачастую не отличается от него.

Вы полагаете, что будет пагубно, если одна нация поставит себя в зависимость от другой рада удовлетворения потребностей собственной цивилизованной жизни? А на каком основании? На том, что в случае войны и разрыва отношений каждая страна должна суметь найти в своем лоне все то, что ей необходимо?

В таком случае из гипотезы возможности существования варварства, которое с каждым днем становится все более редким явлением, надо было бы создавать какой-то постоянный естественный закон для цивилизованного человека.

Равным образом можно было бы считать несовершенной планету, которую мы населяем, и

 

253

 

только лишь потому, что от другой звезды, от солнца, она получает свет и тепло, способствующие жизни растений и животных, чем держится весь живой мир, одушевляющий поверхность нашего земного шара.

К счастью, свобода обмена относится к насущным потребностям человеческой жизни, и она будет претворена в жизнь как естественный закон наций, несмотря на все предубеждения и заблуждения.

Промышленность какой-либо нации, которая просит у своего правительства защиты против промышленности другой нации, вызывающей у первой чувство вражды из-за своего абсолютного превосходства, заставляет правительство играть непринадлежащую ему роль и подтверждает собственную постыдную трусость.

Правительство было образовано не ради блага той или иной отрасли промышленности, а ради блага всего государства в целом. Правительство не является патроном либо протектором коммерсантов, или моряком, или фабрикантов; оно — страж законов, покровительствующих в равной степени всем в пользовании права жить в изобилии, а это ценнее, чем производить и продавать дорого.

Ограничивать или сокращать доступ превосходных продуктов извне ради повышения цен на собственные продукты низшего качества — это все равно, что препятствовать въезду в страну хорошеньких иностранок, чтобы скорее вышли замуж некрасивые женщины; это все равно, что запретить въезд блондинов и рыжих, так как иначе мулаты, составляющие основу нации, будут сброшены женщинами со

 

254

 

счетов по причине своей якобы неполноценности.

Вы боитесь того бескровного ущерба, который может нанести вам торговля и промышленная конкуренция, но не боитесь кровопролитных битв войны. Страна, победившая чужеземца на полях сражений, а затем обратившаяся к своему правительству с просьбой защитить ее бездарность и неспособность силой своей власти от тени, отбрасываемой блеском чужеземца, лишь свидетельствует о своем необъяснимом и постыдном малодушии.

Если победить чужеземца мечом — это слава, то победить его талантом — превыше славы, ибо первое свойственно всем животным, а второе — только человеку.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

Предисловие ........................................................................  5

Глава I. Историческое право войны .......................................  15

Глава II. Юридическая сущность войны .................................  38

Глава III. Творцы международного права ..............................  65

Глава IV. Ответственность .......................................................  77

Глава V. Последствия войны ...................................................  91

Глава VI. Отмена войны .........................................................  113

Глава VII. Солдат мира ...........................................................  137

Глава VIII. Солдат будущего ..................................................  144

Глава IX. Нейтралитет .............................................................  156

Глава X. Всемирный народ ....................................................  175

Глава XI. Война или цезаризм в Новом свете .....................  226

 

Сдано в производство 22/IV 1960 г. Подписано к печати 10/V 1960 г.

Цена 4 р. 90 к.

 

 

Изд: Х. Б. Альберди. «Преступление войны». М., Изд-во ин. лит-ры, 1960.

Пер: с испанского Ю. В. Дашкевича

 

 

 

Энциклопедия «Кругосвет»:

 

АЛЬБЕРДИ, ХУАН БАУТИСТА (Alberdi, Juan Bautista) (1810-1884), аргентинский государственный деятель, социолог, писатель, музыковед. Родился в Тукумане 20 августа 1810. Учился в Колледже моральных наук в Буэнос-Айресе, участвовал в создании "Майской ассоциации" с целью свержения диктатуры Хуана Мануэля Росаса. В 1838-1852 Альберди находился в изгнании — сначала в Монтевидео, позднее в Чили и в Европе, — занимаясь журналистикой и юриспруденцией. В Чили написал свою знаменитую книгу Основы и исходные положения для политической организации Аргентинской республики (Bases y punto de partida para la organización política de la Republica Argentina, 1852), послужившую основой для аргентинской конституции 1852. Сходная во многих отношениях с конституцией США, она просуществовала до 1949, отмененная в период диктатуры Перона. Путь прогрессивного развития страны Альберди видел прежде всего в укреплении центральной власти, в заселении Аргентины европейцами (что нашло отражение в его крылатой фразе "Управлять — значит заселять"), привлечении зарубежных инвесторов. На поприще политической деятельности успехом Альберди стала его дипломатическая миссия в Испанию в 1850-х, где он добился признания бывшей метрополией независимости Аргентинской Федерации во главе с Хусто Хосе де Уркисой. По возвращении на родину Альберди участвовал в работе конгресса. Не принял Парагвайской войны 1864-1870. Последние годы жизни провел в Европе.

Умер Альберди в Париже 18 июня 1884.

 

Литература:

Альберди Х.Б. Преступление войны. М., 1960

Егорова А. Хуан Баутиста Альберди — выдающийся мыслитель Аргентины. — Латинская Америка, 1970, № 4     

 

 

БСЭ:

 

Альберди (Alberdi) Хуан Баутиста (29.8.1810, Тукуман, — 18.6.1884, Париж), аргентинский политический деятель. Был одним из основателей (1838, Буэнос-Айрес) тайного общества "Молодая Аргентина", ставившего целью свержение тирании Росаса. В 1839—52 — в изгнании за границей. После падения диктатуры Росаса (1852) в течение многих лет был на дипломатической службе. В своём главном сочинении "Основы и исходные положения для политической организации Аргентинской республики" (1852) А. выразил стремления демократических кругов к установлению в Аргентине широкопредставительной федеративной демократической республики. В книге "Преступление войны" (рус. пер., 1960) А. осудил войну как уголовное преступление и выдвинул тезис об ответственности правительств за развязывание войны. Осуждая принципы агрессии и насилия во взаимоотношениях государств друг с другом, А. подверг критике "доктрину Монро". В экономических сочинениях А. встречаются замечательные догадки о неизбежности экономических кризисов при капитализме, о прибавочной стоимости, о царстве труда в будущем.

Соч.: Obras completas, v. 1—8, В. Aires, 1886 — 87; Escritos postumos, v. 1—16, В. Aires, 1895 — 1901.

Лит.: Rojas Paz P., Alberdi, el ciudadano de la Soledad, [2 ed.], B. Aires, [1945]; Popolizio E., Alberdi, B. Aires, [1947].

В. И. Ермолаев.